Аннотация: Макакам и прочим приматам, а также сочувствующим им и терпящим их.
Макакам и прочим приматам, а также сочувствующим им и терпящим их.
ОРКЕСТР КЛУБА СЕМЕЙНЫХ СЕРДЕЦ
00. Пролог.
Шел седьмой год нового столетия. В империи, только что оправившейся от восстаний четвертого и пятого года, дела развивались на удивление хорошо. Особенно уверенно чувствовали себя ростовщики, дававшие займы на покупку экипажей и постройку купеческих домов, в то время как новый царь-батюшка проводил свою дивную царскую политику; и уже становилось понятным то, что не дальше, как в следующем году восстание декабристов, произошедшее более полстолетия назад, будет объявлено геноцидом великого народа.
В культурной жизни страны полным ходом шел возврат к истокам, особенно в музыке. Отдельной популярностью пользовались народные песни, спетые в духе нового столетия, а также народные инструменты, переделанные в духе новых веяний, но обязательно, чтобы без отрыва от исконных корней.
В общем, простой народ наравне с купеческим сословьем чувствовал себя приятно и вольготно. Чувствовал, как у него укрепляется родной корень, притом без чужой помощи.
Находились, правда, и люди, считавшие по-другому. Вопреки государевым веяниям. Особенно этим грешил средний класс.
01. Натан Александрович принимает решение.
Натан Александрович шумно почесался, затем отхлебнул из чашки свою обычную порцию утреннего кофе el cortado grande, и, поворчав животом, наконец-то завершил свои утренние переделки шумным вздохом.
- Какого ляда эти незадачливые... скажем, представители мужского пола... не могут, наконец-то, разобраться в своих личных делах, и мы не начнем играть нормальную, а не сопливую, музыку?!.. - Натан Александрович шумно сплюнул на пол и тотчас же побежал вытирать плевок. - Надо пойти, посоветоваться с Алексеем Вячеславовичем, - пробормотал он, поспешно натягивая старенький тулуп. Похоже, что пока еще смутная идея начинала обретать черты.
Как назло, извозчик в это время на дороге отсутствовал. Натан Александрович прошагал где-то полверсты, уворачиваясь от поливающей его грязью конки, пока рядом с ним не остановился белый экипаж.
- До Малярной улицы! - произнёс Натан Александрович.
- Не поеду, - проворчал извозчик. - Там экипажей много, овса не хватает, да и места тамеча нетути, - по-народному выразился он.
Однозначно, подумал Натан Александрович, хочет на водку. Да еще, притом, и на большую её бутылку. Ладно, где наше-то не пропадало...
- А надбавку в полтора проезда не хочешь, деревенщина?! - приняв грозную осанку, по-барски произнёс он.
Извозчик мгновенно переменил разговор.
- Поехали, барин, что же мне - зря лошадинушку гонять? - не узнать было предыдущего наглеца.
Вот так всегда, подумалось Натану Александровичу, стоит только выпятить нижнюю губу и показать, что на деньги ты не скупишься - так сразу же и отношение к тебе меняется. Сильную руку, говорят, хотят чувствовать. Чтобы услышал всех, учел мысль каждого, победил, отождествил себя со страной... та мало ли, чего от тебя хотят? Тут бы не запутаться... - подумал он уже вслух.
- Не запутаемся, барин, - по своему истолковал его мысли извозчик. Я тута весь Палисадарь и все Воздушные Холмы знаю, поди, вырос тут, всё проедем, нигде не застрянем! - с ободрением добавил он.
- Отлично. Теперь, милейший, изволь прикрыть свою форточку и гнать лошадь. А то знаем мы таких, - Натан Александрович потянулся на сидении. - Будут, паря, говорить много, да много и проедут, а потом, гляди, за овёс переплачивай. С вашим братом ухо востро надо. - Натан Александрович зевнул и плотнее закутался в тулуп. На дворе стоял июнь месяц, но морозы не утихали.
02. Алексей Вячеславович высказывает здравую мысль.
Алексей Вячеславович радостно встретил дорогого гостя, несмотря на то, что не успел еще ни отойти ото сна, ни позавтракать.
- Милости просим, Натан Александрович, отведать со мной завтрак! Я, поди, только проснулся, но на стол, матушка говорят, уже подано. Знают мои привычки, - хохотнул он в отрастающую бороду. - Садитесь, Александрович, да пока пригласят к столу, испытайте мои новые гусли. Только что из старушки Европы привезли, чай, за перевоз много не взяли, шельмецы! - Алексей Вячеславович довольно улыбнулся.
- А шо такое, нынче-таки цены ой выросли?! - В Натане Александровиче взыграла кровь предков.
- Не то, чтобы выросли, да, Александрович, поди-то теперь пошлину много взимают; говорят, что многие страны объединились в какой-то... союз, что ли... в общем, - продолжал Алексей Вячеславович, почти запутавшись, - как-то считают дань по-новому. Всё это распроклятый Шиньон... Шалман?!.. - полуизвиняясь, полуспрашивая, выдавил он.
- Шинь Гань?! - пришел на помощь Натан Александрович. - Говорят, это снадобье еще в Китае придумали, чтобы на ввозимые товары купцы большую дань платили?..
- Точно! - обрадовался Алексей Вячеславович.
- А я к вам, Алексей Вячеславович, вот по какому делу... - Натан Александрович решил увести обоих от темы, до конца им обоим же не понятной. - Чай, вы не считаете, что наши... - он закашлялся. - Другие представители нашего же оркестра не способны в нынешнем состоянии играть нормальную музыку, особенно Олег Владимирович?.. - деликатно интересуясь, напрямую сходу спросил он.
Алексей Вячеславович слыл своим миролюбивым нравом.
- Помилуйте, Натан Александрович, откуда Вы уверены, что наши сотоварищи не справятся? Может быть, дорогой Александрович, стоит дать им еще, хотя бы один, шанс?
- Нет, уважаемый мною Вячеславович, - как отрезал Натан Александрович. - Больше двух раз шансы не дают. И предателей не щадят. - Натан Александрович являлся прямой противоположностью Алексею Вячеславовичу и мысли, в отличие от последнего, озвучивал всегда. От чего, обычно, и страдал, в глазах не в меру толерантных и политкорректных соотечественников.
- Хочу Вам, Алексей Вячеславович, вот что предложить. - Натан Александрович музыкально провел рукой по гуслям. - Давайте-ка не будем опираться на прогнившие ветки и сами создадим пусть небольшой, да оркестр, а? Как Вам идея? - Он снова провел рукой по инструменту, на этот раз менее музыкально.
У Алексея Вячеславовича радостно вспыхнул в глазах огонёк, сразу же сменившийся сомнением.
- Вы знаете, коллега, я считаю, что в этом вопросе нам не обойтись без мудрого совета известного Вам Виталия Юрьевича...
- Ну что ж!.. Виталия Юрьевича - так Виталия Юрьевича! - согласился Натан Александрович, довольный тем, что на этот раз мысли обоих коллег, чаще всего противоречивые, совпали. - Я ведь тоже хотел побеседовать с ним! Он, поди, в разных делах опытный, да и вот, тремоло на гуслях играет?.. Играет!.. И годов-то побольше нашего прожил...
- Да уж, - потупил взгляд Алексей Вячеславович. - Поди, побольше нашего повидал...
- Эх, была - не была! - Бросив шапкой, которую он всё это время вертел в руках, о пол, сказал Натан Александрович. - Поехали к Виталию Юрьевичу! Ты говорил, он недалеко от тебя дом построил?!
- Натан Александрович, лучше давайте-ка возьмем вечером извозчика, да поедем в трактир "Дочка"! Виталий Юрьевич обещался быть тамеча сегодня вечером. Да и мы с Вами проведем время хорошо, там, говорят, выступает заморская группа какая-то!.. И называется как-то мудрено... - Алексей Вячеславович наморщил лоб. - Вроде как "Подлые Предатели", если перевести с ихнего на наш...
Натан Александрович прояснел в лице.
- Если это "Прелые Поддатели", то я имею честь знать этих господ! - оживился он. - Десять лет тому назад, когда у меня еще борода не росла, я имел удовольствие их послушать!.. Ах, Алексей Вячеславович, что это за группа, ой вей мир!.. - в Натане Александровиче снова взыграли корни народа. - Если бы мы с Вами да научились хоть десятой части того искусства - ставить людей буквально на уши - мы бы с Вами не то, что горы бы свергнули - мы бы моря в реки направили!.. - восхищенно высказался он. - Эх, они нам с Вами жару и поддадут!.. Аж того и гляди, взопреем!.. - закончил Натан Александрович последним аккордом на расстроенных гуслях и, обнадеженный, принялся облачаться в тулуп. - Поехали в "Дочку"!..
- ...остается только пожелать, чтобы Виталий Юрьевич помог нам, хотя бы дельным советом... - пробормотал себе под нос как обычно осторожный Алексей Вячеславович.
03. Виталий Юрьевич соображает на троих.
Виталий Юрьевич представлял собой, казалось бы, олицетворение успешного представителя среднего класса. Семья, ребенок, положение в обществе - гильдия извозчиков решила когда-то издавать свой журнал, и кому, как не Виталию Юрьевичу, было доверено возглавить все продажи и продвижение журнала? Внешне, он казался прямым свидетельством собственных успехов. Высокий лоб, правильные черты, красиво посаженные глаза - все выдавало в нём человека, привыкшего с умом руководить и повелевать. Или же, если не руководить и не повелевать - то, по меньшей мере, не испытывать наглого сопротивления собственным идеям и решениям. Хотя, мало кто знал, сколько Виталию Юрьевичу приходилось в течение дня выдерживать и сопротивление, и наглое возражение своим планам....
Но нашего стреляного воробья взять за стреляные рога было очень непросто.
За всю свою насыщенную жизнь, Юрьевич успел поработать в громаднейшем диапазоне: от переводчика-синхрониста до руководителя кабацкой стойки. Последнее, скажем прямо, служило большим плюсом в личных переговорах с заказчиками: никто не умел готовить изумительные коктейли лучше, нежели Виталий Юрьевич собственноручно, при этом свободно болтая на нескольких языках одновременно. В сочетании с обаятельным шармом и уверенности в достижении цели, это неизменно давало положительный результат.
Высадившись у трактира и щедро наградив молчаливого извозчика "на чай", Натан Александрович с Алексеем Вячеславовичем зашли внутрь.
На коллег пахнуло ароматом свежевыпитого пива и свежевыкуренных папирос.
- Какая гадость!.. - тихо произнёс Алексей Вячеславович, заметно побледнев. Он в своей жизни из осторожности не опустился ни до одной вредной привычки, возможно, исключая обжорство.
- Нормально, Вячеславович, что-то вы давно в трактир не захаживали. Здесь же всегда так!
- Так-то оно так... - утонченной душе Алексея Вячеславовича местечко явно не приходилось по нраву.
- Но где же наш уважаемый Виталий Юрьевич?.. - Натан Александрович не успел договорить фразу, а от толпы уже отделился вышеупомянутый господин, впрочем, не потерявший своей респектабельности даже среди громадного скопления людей: "Поддатели" пользовались необычайным успехом у горожан.
- Вячеславович?!.. Александрович?!.. Рад вас обоих видеть здесь в здравии и неповреждённом виде! - улыбаясь, произнёс он. - Пойдемте наружу, здесь слишком шумно.
Трое вышли на свежий воздух.
- Как Ваш ребенок, Виталий Юрьевич? - не замедлил осведомиться Алексей Вячеславович.
- Дай-то Бог, вот уже три месяца как нам исполнилось. - С достоинством ответил Виталий Юрьевич, и не удержался, чтобы не съязвить в ответ: - А Вы когда собираетесь, Алексей Вячеславович?
Последний даже еще не был женат.
- Ах, бросьте, Виталий Юрьевич, всё мне неудобно да недосуг, - привычно замялся Алексей Вячеславович. - Дела, знаете ли, дела, время...
- О чем я хотел Вас, господа, спросить, - неучтиво прервал пикировку Натан Александрович. - Вот Вы, Виталий Юрьевич, давно гусли в руки брали, признавайтесь?! - полушуточно-полувопросительно произнёс он.
- Как Вам сказать, - задумался Виталий Юрьевич. - Брал-то сегодня, играл-то вчера, а серьезно играл - несколько лет, поди, как.... Всё недосуг, да и гусли выпускают разные, не успеваю покупать...
- И много их уже у Вас скопилось?
- Поди, пять инструментов. Но разных-то каких!.. - поспешил уточнить Виталий Юрьевич. - Все они звучат по-разному, я никак не могу сказать, какие же лучше всего...
- Ближе к делу, Виталий Юрьевич. Мы, с Алексеем Вячеславовичем, хотим камерный оркестр сообразить. На троих. Вот мы вас прямо и спрашиваем: не хотите ли третьим быть? Лично мы оба согласились в том, что лучшего, чем Вы, мы никого не желаем. Да и не хотим видеть. Так, пожалуй, я достаточно прямо донёс до Вас нашу общую мысль? - Натану Александровичу, в отличие от его предков, прямолинейности и некорректности было не занимать.
Виталий Юрьевич задумался и улыбнулся, вдруг радостно сверкнув глазами.
- Вы знаете, господа, я бы не прочь испытать судьбу. Если Вы хотите такой состав. Да только хочу Вас предупредить, что я давно не пел. Не знаю, как у меня с голосом нынче.
- Рады Вашему решению, Виталий Юрьевич! Мы очень надеялись! А что касается Вашего голоса, то в нашем оркестре он, извиняюсь, на куй не нужен. Мы только инструментальные вещи играть хотели бы, - непосредственно произнёс Натан Александрович.
- Господа! - широко улыбнулся Виталий Юрьевич. - Пожалуйте-ка со мной! Водочка родимая, холодненькая, огурчики, расстегаи, если кто горячего хочет... Такое дело надо бы отметить! Ну, за новые начинания!.. - Виталий Юрьевич сел за стол, поднял стакан и пододвинул к себе ушат квашеной капусты.
- Господа коллеги, - неуверенно подал голос Алексей Вячеславович. - Вы простите меня любезно, но я не пью.
- Значит, нам двоим больше останется! - радостно придвинул к себе оставшуюся миску с огурцами Натан Александрович. - Да Вы, Вячеславович, не стесняйтесь!..
- Как мы назовем наш оркестр? - попытался выйти из неловкой ситуации Алексей Вячеславович.
- Давайте, Алексей Вячеславович, мы хотя бы соберемся, сыграем несколько вещей, а там уже и решать будем. Сейчас, что не придумаешь - всё может оказаться смачным пёрдом в волнующуюся лужу, - проглотив черпак капусты, безапелляционно заявил Виталий Юрьевич.
- Коллеги! - поправив галстук и почистив свою оранжевую тройку, заявил Натан Александрович. - Думаю, мы приняли достаточно важных решений. Предлагаю отложить дискуссию до сбора нашего оркестра в ближайшее воскресенье, после заутренней, а пока что - отдыхать! - с этими словами, Натан Александрович ринулся в толпу танцующих, случайно при этом больно толкнув какого-то балбеса в черном фраке.
04. Симметрия как причина неудобства.
- Уважаемый Алексей Вячеславович, я хотел Вас спросить об одном важном моменте, будьте любезны, - с достоинством произнёс Натан Александрович, при каждом его слове изо рта выходили клубы пара. - С куя ли Вы, уважаемый, уже третью песню играете, отставая ровно на две восьмых? Ваше завидное постоянство дает мне шанс надеяться, что Вы играете сложный контрапункт, но нам с Виталием Юрьевичем до пипеца обидно опережать Вас и сбиваться с рисунка мелодии!
- Мне прямо таки обидно за свой непрофессиональный подход к музыке, - заявил Виталий Юрьевич. - Моего умения игры на сегодняшнее число не хватает для того, чтобы использовать сложные, контрапунктные построения в наших, в общем-то, простых и милых мелодиях...
- Прошу простить меня, господа, - виновато произнёс Алексей Вячеславович. - Я держал гусли не с той стороны. Сам куею, - дипломатично добавил он, потирая нос, раскрасневшийся от холода.
Шел июль месяц.
05. Количество и качество.
- Уважаемый Виталий Юрьевич, простите за мой нескромный интерес, но какого куя Вы играете на одной струне, если у Вас их - шесть? - задал непрямой вопрос Алексей Вячеславович. - У меня четыре, и то - я играю на двух, а то, бывает, даже и на трёх!!.. Давайте мы с Натаном Александровичем оборвём вам лишние пять струн на куй, чтобы они не портили прекрасный эстетичный вид Вас и Вашего инструмента?..
- Алексей Вячеславович, Натан Александрович, приношу свои извинения за мою некомпетентность, однако, я играю, пусть на одной струне, но каждый раз на разной, и не Вашими куями мне в инструмент тыкать, уж извольте! - Виталий Юрьевич ожесточенно бил себя руками, одетыми в рукавицы, по плечам, чтобы разогреть пальцы хотя бы для одной струны.
Шел октябрь месяц. Начинались настоящие холода.
06. Маленькой ёлочке...
- Уважаемый Натан Александрович! - грозно надвигаясь с улыбкой, одновременно произнесли Виталий Юрьевич и Алексей Вячеславович. - Объясните нам, простым смертным, по какой причине Вы так ожесточённо _башите по вашим пиндоватым литаврам, будто бы пришло время готовиться к Страшному Суду? Давайте, сударь, вы будете играть одной палочкой, то есть, вполовину меньше, чтобы аккуратно вписываться в нашу музыку?..
- Господа коллеги, а шо вам не нравится? - вопросом на вопрос ответил Натан Александрович. - Ви не сердитесь на меня, ради Бога, я так много играю, чтобы согреться, потому что мне таки холодно!..
Заканчивался ноябрь следующего года.
Наступала лютая зима.
Приличное воспитание удерживало коллег от выражений на простонародном языке в адрес друг друга.
Впрочем, играть всем троим нравилось.
И потому, нужно было что-то решать.
07. Алексий I и Алексий II
Алексей Вячеславович представлял собой редчайший сплав человека. Душа его была открытой для помощи другим, часто даже в ущерб себе. С другой стороны, щепетильность в отношениях и воспитание никогда не позволяли ему ставить какой-либо вопрос ребром - из уважения к собеседнику, боязни быть неправильно понятым, а (особенно) также нежелания провоцировать или разрешать конфликт. С третьей, так бы выразиться, стороны, Алексей Вячеславович, будучи человеком в душе темпераментным и авторитарно-агрессивным, испытывал необычайные мучения от первых двух своих сторон.
Возникнувший из младых отеческих времен его внутреннее противоречие, требующее постановки вопроса ребром, приводило Алексея Вячеславовича в состояние непрерывного когнитивного диссонанса, который он, будучи одаренным умом человеком, тщетно пытался разрешить через философские размышления. И так уж повелось, что все благие попытки справиться с бедами внутри себя, на деле выливались в судорожные метания между многогранными и многочисленными философскими идеями.
Сочувствующие друзья и товарищи наделили Алексея Вячеславовича воистину грибоедовским эпитетом "горе от ума".
Алексей Вячеславович, скажем честно, играть музыку хотел, но у него получалось далеко не то, что он себе представлял. Несмотря на то, что слушал он музыку очень давно и в больших количествах.
Натан Александрович слушал музыку не в меньшем количестве, да еще и самую разнообразную, поэтому у него регулярно перемешивались разные стили игры. Несчастный случай - падение с лошади в конце года - только усилил эту его неразбериху.
Виталий Юрьевич играл хуже, чем умело показывал, но обладал даром сочинять музыку. Впрочем, с разнонаправленными шатаниями Алексея Вячеславовича и Натана Александровича, он и сам начинал шататься в третью сторону. Так что, в целом, в описываемое время, наш оркестр напоминал мучительный трёхсторонний характер Алексея Вячеславовича, описанный автором несколькими абзацами выше.
Но, как говорится, "...при испытании даст вам и облегчение"...
...некий Алексей Николаевич, старый друг и коллега по купеческому цеху Виталия Юрьевича, играющий много, но только для себя, ради интереса - а вдруг получится - взял свою домру, да и придумал как-то вечером два контрапункта к свежим гусельным сочинениям Виталия Юрьевича...
Трио очень вовремя превратилось в квартет.
Единогласно.
08. Arbeit macht frei.
Алексей Николаевич сколотил своё состояние исключительно сам. Пришли шальные девяностые, когда цари менялись чуть ли не каждый день. Сдуру он начал водиться с разбойниками и хулиганами в своем родном Голосовалеево, но, к счастью, быстро понял, что дальнейших путей у него два: или на виселицу, или в могилу. Хорошенько взвесив оба варианта, он решил оставить своих бывших "товарищей", и приняться за честный труд. Начав свою работу с госинспектора контроля продукции, он быстро дослужился до управляющего отделом инспекторов. Трудовые будни иногда заставляли отлучаться Алексея Николаевича за границу, посему он имел воистину многогранные знания и опыт серьёзного международного руководителя, не имеющего права на ошибку, будь то своя или подчинённого.
Внешне Алексей Николаевич, при желании, мог походить и на разбойника, и на матёрого управленца. Высокого роста, крупного телосложения, он носил короткую стрижку и густые усы, что придавало ему сходство с Отто фон Бисмарком. Особый charme ему придавал небольшой дефект речи, в его случае, изумительно шедший к лицу. Пообщавшись с Алексеем Николаевичем, вы понимали, что за его прямолинейностью и грубостью скрывается чувственный и ранимый характер, только закалённый жизнью, а сам Алексей Николаевич обладает искусным и филигранным чувством юмора. Всё это побуждало общаться с ним еще и еще. Окончательное доказательство: плохой человек не умеет настолько любить свою семью, как это делал наш Алексей Николаевич.
Он не умел сочинять музыку, наподобие Виталия Юрьевича, но умел искусно её подбирать и аранжировать.
09. "За заслуги перед Отечеством".
- Почто это Вы, Натан Александрович, бедные литавры свои так нещадно колотите, а? - нахмурился Алексей Николаевич. - Думаете, они из железа сделаны, а? - грозно продолжал он. - А ну, бегом, выкиньте на куй свои _банные колотушки, и замените их более тонкими!.. И что это за тупое _башилово? А ну прекращайте так сильно своими руками размахивать!.. Ersichtlich???..
Натану Александровичу вдруг резко захотелось стать по стойке "смирно" и вытянуть вперед правую руку.
- Раскричался тут, мишигенер... - пробормотал он. - Цудрейтер, я ему очень таки, понимаешь...
Впрочем, колотушки заменил.
- А Вы что творите, дорогой Виталий Юрьевич? - не унимался Алексей Николаевич, - где это видано, чтобы на одной струне постоянно играть? Так и струна нагреется, и руки устанут. Да, кстати, руки! Их у Вас, слава Богу, две?.. Две!.. Значит, хотя бы две струны используйте!!.. Что вы тут на одной надрачиваете?.. Что это Вы, как онанист недозрелый, а?..
- Позвольте, дражайший... - впервые в жизни растерявшись, начал Виталий Юрьевич.
- Постойте!.. Вот Вы, Виталий Юрьевич, сколько у меня пальцев видите? Десять, слава Богу! А струн у меня сколько? Столько, сколько и у вас - шесть. Хороший гусляр и на десяти струнах должен сыграть, а если гусляр - мужчина, то и на одиннадцати!.. - грохотал Алексей Николаевич. - А Вы, милейший, соизвольте взять яйца в кулак и сыграть на всех шести, verstanden???..
- Jawohl!.. - внезапно произнёс до конца окуевший Виталий Юрьевич.
Как уже упоминалось, разными языками он владел в совершенстве.
- Дорогой мой Алексей Вячеславович!.. - не унимался тёзка Николаевич. - Ваше умопомрачительное отставание на две восьмых, столько ловко удерживаемое вами уже третью композицию, не даёт мне повода считать его окуенным контрапунктом. Так что, немедленно прекращайте свой аритмичный атонал, пока я Вам гусли на е_ало не надел!
- Глубокочтимый Алексей Николаевич... - попытался возразить неконфликтный Алексей Вячеславович...
- ...догоняйте нас всех на две восьмых быстренько, и впредь держимся ровно, ясно?.. Marsch!..
- Wird geschaft, unsere Führer!!! - хором ответили все трое.
10. Сложный выбор Алексея Вячеславовича.
Алексей Вячеславович опаздывал на назначенную репетицию.
Надо же, понаставили тут сугробов, - смущенно бормотал он, кутаясь в новый полушубок haute couture. - Хотя, почему это я так? Приятно, когда зима приносит свои плоды, хотя бы в виде сугробов! И потом, давно, давно я не видал настоящей зимы, в аккурат перед Рождеством столько снега навалило... душа радуется, - оптимистично проворчал он, проваливаясь чуть ли не по пояс.
Конфликт с обилием снега на улицах явно не входил в планы Алексея Вячеславовича, поскольку он готовился к более серьёзному разговору.
- Стоило, - пробормотал он, - ох, стоило сразу сказать Алексею Николаевичу, с самого начала, с самого его прихода в оркестр, что для меня гусли одинаковы, что с одной стороны возьми - что с другой... а теперь, выходит, ввязался, видите ли, и неудобно так было, полгода не признаваться... а всё потому, что конфликтов в нашей жизни и без того предостаточно... заройся ты в землю - и то, найдут тебя, вытащат, и будут призывать стать третейским судьей, свидетелем, присяжным - а зачем это мне? Ведь очень плохо принимать одну сторону, зная, что противная сторона завтра встретится с тобой, и будет делать вид, что ты остаешься их лучшим другом, а на самом деле...
Мысли Алексея Вячеславовича грубо прервала появившаяся из обильного снегопада дверь. Он споткнулся о порог и больно ударился носом о косяк. Потирая нос, и произнося про себя приличествующие ситуации ругательства, он толкнул дверь, и его обдало теплом от ближайшей буржуйки, заботливо установленной хозяином помещения. Обмахнув заботливо положенным рядом с дверью веником свои галоши, Алексей Вячеславович направился вглубь избы.
Подойдя к двери в комнату, он услышал мелодические, но весьма настойчивые изощренные немецкие ругательства. Ругающемуся скрипуче возражали на идише, что, впрочем, не мешало обоим спорщикам отлично понимать друг друга. Похоже, что Алексей Николаевич чихвостил Натана Александровича за какую-то промашку; Натан Александрович, как обычно, не сдавался, и активно противопоставлял слогу Шпенглера бессмертное наречие самого Шолом-Алейхема.
Виталий Юрьевич, как помним мы с вами, владел многими языками, и весьма искусно поддерживал беседу одновременно в обе стороны.
Алексей Вячеславович помедлил, собираясь с мыслями, и, решившись, толкнул дверь.
11. Алексей Вячеславович, погоди!
- Meine herzliche Freunde, да Вы за__али меня перекрывать!.. Вы же слышите, Александрович, что я и посредине стал, и Виталия Юрьевича закрыл собой, а Вы, любезный, потише литавры сделать Ваши нет - не желаете?.. Почему ну снова, снова так громко?!.. Schieße Dreck! - Алексею Николаевичу для сходства с фюрером первого рейха не хватало только шлема, впрочем, он явно намеревался примерить на голову Натана Александровича собственную домру.
- Мишигенер, ну шо, нельзя таки на вас потише?.. Что Ви орёте, словно какой-то шмегеге?.. - парировал Натан Александрович. - Ви мне больше махайте домрой, и тогда я не скажу Вам, шо надо и куда надо засунуть, чтобы Ваш думкопф инструмент звучал по-хорошему...
- Господа, Вы так сильно кричите, что заглушаете и свои, и мой инструмент, - выдержанности Виталия Юрьевича мог позавидовать любой князь. - Не могли бы Вы, каждый, разойтись по своим местам, и дать мне досочинить песню, которая Вашими стараниями убралась в самый дальний, бл...ин, угол моего бесценного, бл...ин, мозга, из-за Ваших ё...ных криков?.. Мало нам того, что Алексей Вячеславович изволит, бл...ин, опаздывать, так еще и вы из своих куёв пропеллеры делаете?..
- Кхм, прошу прощения, милостивые государи, - осмелился, наконец, подать голос Алексей Вячеславович, - но, кажется очевидным мне, что моё данное присутствие в оркестре есть лишним, немало, к тому же, смущающим Ваши талантливые умы и руки. Дело в том... в том... - он запнулся. - ... Алексей Николаевич, возьмите мой инструмент... а то я до сих пор не понял до конца, как его брать правильно... и да, отныне он Ваш... продайте свою старую домру накуй, да купите за ту же цену у меня мой инструмент, - Алексей Вячеславович проявлял иногда воистину филантропические качества, - мне он впредь накуй не нужен...
- Ты чё, Вячеславович?!.. - вдруг неожиданно перешёл Натан Александрович на старославянский язык. - Чё, рамсы попутал?.. Чё, нас за фраеров держишь?.. Чё хвост поджал?.. А ну, б___ь, гусли в руки и _башить!..
- Весьма сожалею, дорогой мой Александрович, но решение моё окончательное и апелляции не подлежит: Николаевич, да впредь разрешит мне называть его так, намного круче рубит тему, - поклонившись, на том же языке ответил Алексей Вячеславович.
Алексей Николаевич протянул свою домру тёзке.
- Меняемся, дорогой мой товарищ, инструментами, но отнюдь не для продажи! - веско заявил он, подкрутив усы и многозначительно-любезно сверкнув глазами. - Раз уж нас, как говорится, квартет, то извольте, как говорится, бл...ин, играть в квартете! - Прямоте и откровенности Алексея Николаевича в данный момент должен был завидовать не только Отто фон Бисмарк, но, как минимум, и Франц-Фердинанд I лично.
- Сожалею, тёзка, - произнёс грустно Алексей Вячеславович, - но моё место не в музыке. Я, пожалуй, большего добьюсь в дагеротипии, в скачках, в счётных делах... да во всём, что не есть музыка! - грохнув шапкой, а потом и шубой об пол, с непривычной настойчивостью заявил Алексей Вячеславович. - Музыку, я всё же волен слушать, но уж, как показала наша скромная противоречивая практика, не играть...
12. На одного меньше.
Все обернулись и посмотрели на Виталия Юрьевича.
- Ну?.. - вопрошали их взгляды.
- Алексей Вячеславович, Вы изначально ли крепко подумали, или просто наша ругань заставила Вас принять такое вот поспешное решение?.. - Все мысленно зааплодировали.
Виталий Юрьевич оставался верен себе и здравому смыслу.
Многие коллеги по цеху называли его японским именем, непонятно, каким образом, пришедшим в наши широты. Может быть, коллега, единожды бывавший в Японии, смог привезти оттуда знание, полученное от местного делка;
а может быть, руководство, не раз устраивающее совещания с Дальним Востоком по телеграфу, упоминало этот термин;
может быть, бесстрашие нашего товарища в деловых рисках повергли его коллег на подобное;
может быть и так, что прозвище было получено им на следующее утро после бурного дня рождения, "за красивые запухшие глаза"
...как бы там ни было, но Виталия Юрьевича, после трех-четырех удачно завершившихся рискованных сделок, в высших кругах стало принято называть Самураем.
И он, узнав, с гордостью носил это прозвище.
- Дорогой наш друг, что бы Вы не думали о Вашем предназначении в оркестре, - с места в карьер начал он. - Но Вы никак не можете отрицать то, что Ваша роль в оркестре слишком большая, чтобы покинуть его, - он покачал задумчиво головой. - И слишком большие Ваши связи, чтобы и дальше не заниматься всеми нами! И что это, как говорится, за позорный демарш от Вас, коллега, столь долго терпящий нас со всеми нами непонятными прогрессирующими мнениями...
- Простите меня, господа коллеги, но я, выражаясь бессмертным языком Натана Александровича, "таки да". И не обвиняйте меня. Я всё же принял решение?! - победно-вопросительно произнёс Алексей Вячеславович.
Квартет стремительно превращался обратно в трио.
13. Заморские причуды Виталия Юрьевича.
- Как бы Вам так вежливо сказать, Алексей Николаевич, - как-то в конце репетиции произнёс Натан Александрович, - благодаря Вашим стараниям и технике, видите ли, я вынужден играть на литаврах ровно вполовину меньше, чем мне приходилось играть с Алексеем Вячеславовичем...
- Ясен Pfeffer, - довольно проворчал тот. - Алексей Вячеславович сам привык играть вполовину меньше моего. Но хочу Вам сказать, глубокоуважаемый Александрович, что в Вашем лично случае это идет на пользу делу, точно так же, как в случае Вячеславовича - нет. Собственно, mein Freund, Вы поэтому так активно и _башили по Вашим невиновным инструментам, чтобы восполнить недостающую общую канву. Да еще и на две восьмые вперёд чтобы вырваться! - Алексей Николаевич оседлал любимого конька. Из всех троих, никто не мог разобрать мелодию вплоть до одной тридцать второй ноты, а потом собрать заново. И не обязательно, что в конце получалась именно та, прежняя мелодия. Чаще всего, из-под его пальцев старая мелодия возрождалась в улучшенном и обновленном варианте.
- Давеча Виталий Юрьевич породил новый этюд, - продолжал Алексей Николаевич, - да только думаю, что Вы, Александрович, не сможете его правильно отстучать...
- Вей мир, шо Ви такое говорите?! - картинно воздел руки к небу Натан Александрович, - Ви мне дайте-таки время, и я Вам выстучу всё, шо Вашей душе угодно будет, чтоб я так жил!..
- Вы такое раньше не играли, Натан Александрович. Этот заграничный новый рисунок называется "шаффл". Виталий Юрьевич, поди, только из-за рубежа вернулся, говорит, к западным славянам ездил, а те уж переняли его у греков, а те в свою очередь, видать, у кого-то заморского.... Вот попробуйте так!.. - и Алексей Николаевич заиграл на домре что-то непривычное, с ломающимся ритмом.
Натан Александрович быстро поймал рисунок, но так же быстро и сбился. Второй раз, и снова потерпел неудачу. Изо всей бесплодной серии попыток самая удачная длилась около пяти секунд, после чего упрямый шаффл вырывался из-под палочек и устремлялся куда угодно, только не в инструмент.
- Нет, Николаевич, так дело не пойдет! - сердито сказал Натан Александрович и сломал одну палочку. Вторую ломать он не захотел из-за своего наследственного характера - а вдруг пригодится?..
Он вскочил со стула, натянул свой неизменный любимый тулуп, нахлобучил новую шапку и решительно направился к двери.
- Александрович, что Вы, дражайший, задумали? Куда это Вы собрались уйти?
- За шаффлом! Скоро вернусь!.. - отрезал Натан Александрович и хлопнул дверью.
14. Натан Александрович ступает ответный шаг.
Натан Александрович, наш последний неупомянутый персонаж, был тоже очень и очень непростым человеком, у которого точно так же, как и у Алексея Вячеславовича, имелись терзающие душу противоречия. Но на его счастье, сочетание аналитического ума, склонности к самоанализу, а также наличие в арсенале убийственного сарказма и самоиронии, приводили к тому, что внутренние противоречия не мешали друг другу, а наоборот, дополняли друг друга. Иначе Натану Александровичу, православному иудею, образованному матерщиннику, руководителю, склонному побыть в одиночестве, мизантропу, умело руководящему уважающим его коллективом, было бы, вежливо говоря, непросто, а невежливо говоря - просто полный пипец.
Следует отметить, что своё отрочество Натан Александрович провёл в очень и очень дуалистической среде. С одной стороны, он получал глубокое, эстетическое, правильное воспитание от любимого дедушки, задавшегося целью передать свои таланты внуку. С другой стороны, воспитанием Натанчика занималась улица, по которой младой отрок бродил в те смутные времена, когда Алексей Николаевич еще разбойничал в своем Голосовалеево, с ножом в кармане. Не раз, повергнув грубым ударом слева очередного разгильдяя, он зачитывал ему фразу из Талмуда, на чистейшем иврите. Точно так же ему ничего не стоило, общаясь в высококультурной среде, осадить зарвавшегося псевдо-интеллектуала грубым матом извозчика.
Впрочем, Натан Александрович среди наших друзей не являлся кем-то настолько особенным, кому стоило бы уделить отдельную главу.
Вернувшись через полчаса, немного пошатываясь, он непроизвольно нагло икнул в сторону Алексея Николаевича, радостно поднявшемуся навстречу.
- Где Вы пропадали так долго, Натан Александрович? Вы же сказали, что скоро вернусь! Что это такое, Donner Wetter?!
- З...за шаффлом х..ходил... - неуверенно произнёс Натан Александрович. - Ц...целый литр выпил... - уже более уверенно закончил он.
- За шаффлом!.. Du bist Schweine rein!.. Как Вы, бл...ин, играть-то собрались теперь??..
- Вы знаете, дражайший мой Натан Александрович, - произнёс Алексей Николаевич, лихо подкручивая усы. - Ваша правда, Вы хорошо сыграли.
- А то, - икнул Натан Александрович, - пять минут держал Ваш заграничный шифер...
- Шаффл! - возмутился Алексей Николаевич.
- Я и говорю, шóфер! И не перечьте мне до тех пор... ыкк.. пока я могу это играть!.. Я и так вполовину меньше играть стал, сами сказали, запамятовали что ли?..
15. Кареты, копыта и фонограф.
Карета у Алексея Николаевича была чёрного цвета. Столь благородный, но мрачный оттенок он выбирал долго, колеблясь между цветом весенней травы и цветом мелководья у берега моря.
Карета же Виталия Юрьевича была строго выдержана в цветах его купеческой гильдии. Темно-синий удачно гармонировал с окружающим миром и напоминал окружающему миру, кто в доме, дескать, хозяин.
Натан Александрович приобрёл свою карету в серебристо-серых тонах, подходящих разве что для девушек на выданье. Поэтому он самолично, отбиваясь от насмешек в духе "где вы видели еврея с лопатой", перекрасил карету в канареечный цвет. Впоследствии, как он объяснял друзьям, выбор краски был обусловлен исключительно наличием только лишь данного цвета в скобяной лавке. Будь его воля, говорил он, он покрасил бы карету в черный или синий цвет, ну уж на крайний случай, в темно-зеленый, под стать управляющему.
Позже, мерзко хихикая, Натан Александрович признался жене, что цвет ему и в самом деле понравился, и что не дело его уважаемых друзей насмехаться над каретой.
Нередко случалось, что прохожие видели все три кареты, стоящие возле филармонии. В филармонии, на улице Скворечной, и проходили репетиции их оркестра.
Алексей Вячеславович, очень долго мечась мыслью между каретой и породистым скакуном, в итоге остановил свой выбор на последнем. Жеребца своего он любил и лелеял, при этом всё время умудрялся наталкиваться на городничего, даже не будучи замеченным в чем-то преступном. Через некоторое время, Алексей Вячеславович с сожалением продал своего породистого, взамен приобретя ослика, на котором впредь и продолжал разъезжать губернскими улицами. Друзья и товарищи, искренне не понимая, чем вызвано появление осла на улицах города, животного, подходящего более для сельской местности, шутили и поддразнивали Алексея Вячеславовича.
И только единицы знали, что в отрочестве маленького Алёшу понёс испугавшийся неведомой причины ослик, и сбросил его на землю. После падения, Алексей Вячеславович, будучи в то время еще Алёшей, недосчитался нескольких зубов, отсутствие которых он умело скрывал на протяжении многих лет; благо, матушка не поскупилась на хорошего костоправа и зубного лекаря...
В целом, приобретение ослика служило Алексею Вячеславовичу средством борьбы со своей отроческой фобией, которую он однозначно решил преодолеть. Друзьям же, не ведающим об истинной причине, побудившей его купить осла вместо лошади, он отшучивался, что мол, дескать, сам Христос не стеснялся ездить на ослике, и куда уж ему, Вячеславовичу, грешному.... Осёл при этом совершенно не чувствовал себя слепым орудием судьбы, потому что хозяин заботился о нём хорошо.
- Дорогие мои товарищи, - произнёс, снимая с уставшего ослика седло, Алексей Вячеславович, - я вот здесь, простите, что не оповестил заранее, договорился о Вашей записи, - он начал разворачивать карту города, ища упомянутое место, - вот здесь, немного недостроенная конюшня, а так, в целом, нормальные условия, - он перевёл дух, - фонограф там есть, говорят, пыльный немножко, но то ничего, обещали пыль стряхнуть, всё включить, гарантировали, зуб даю, запись будет в срок и в качестве порядочном, c"est normale! - подытожил Алексей Вячеславович.
- Ну что, нормалёк, пацаны, поехали по адресу Вячеславовича! - произнёс на старославянском языке Алексей Николаевич, явно вспоминая родное Голосовалеево.
- Слышьте, Вы, дайте мне карету почистить?! - произнёс невозмутимый Виталий Юрьевич.
- Юрьевич, поехали! - не удержался Натан Александрович, - шо Вы, вот то, как маленькие детки, на нечищеной карете да не выезжаете? Небось-таки, не хотите, чтобы про Вас общество... ой, каюсь!.. на приёме у Реонольдовны, сказало: ну фи, что это за Виталий Юрьевич? Да он на нечищеной карете приехал! Позор!..
- Александрович, твою мать, хватит языком чесать, поехали!.. - сказал Алексей Николаевич, стегая свою лошадь, а попутно как бы невзначай постёгивая и самого Виталия Юрьевича.
Последний недовольно поморщился, но потрюхал вслед за коллегами.
16. Фонограф и халатность супротив умения.
- Вячеславович, ну куда ты нас завёл?.. - возмутился Алексей Николаевич. - Мы уже полтора часа мучим наших лошадей, пытаясь добраться в Вашу несуществующую, да еще и недостроенную, конюшню с фонографом! - он устало вздохнул, окончательно рассердившись. - Wie lange soll das dauern??
- Прошу прощения, уважаемые господа, - пробормотал Алексей Вячеславович, в то время, как его умный, но очень усталый ослик в очередной раз сверялся с картой города, - вот нам здесь, сюда, налево повернуть - и мы на месте! Вот, видите, и табличка на доме говорит нам: улица Внешнерюриковская!
Недостроенная конюшня по улице Внешнерюриковской на самом деле напоминала собой очень и очень (да простит меня Натан Александрович) недостроенную конюшню.
Аппарат, сам фонограф, находился в толстом слое пыли, явно поднятом еще лошадьми печенегов, атаковавших лично Рюрика. Все сомнения в плане истории, существовавшие в голове Виталия Юрьевича, дескать, когда был изобретён фонограф: до, или после падения Золотой Орды, были сразу отброшены. Радостный Виталий Юрьевич уже мысленно собирал материал для будущей диссертации.
Йохан, хозяин конюшни, наследник немцев-поселенцев, появившихся на Руси еще при царствовании Екатерины Второй, и как следствие, окончательно опаскудившийся от развратного влияния славян, делал вид, что звукозапись и должна происходить именно в таких декорациях.
- Господа, - попытался скрасить неловкое впечатление от горячо рекомендуемой студии Алексей Вячеславович, - как бы здесь ни было, но я пригласил главным на Вашу запись самого Всеволода Евгеньевича! Я сразу Вам не говорил, хотел сюрприз сделать!..
Все радостно воскликнули, а кто-то даже застонал. Всеволод Евгеньевич, широкого круга специалист по фонографам, умел, мягко говоря, сделать из конского навоза заряд для русской трёхлинейки. Многие оркестры тщетно стремились заполучить его в свой процесс, да только Всеволод Евгеньевич, будучи человеком талантливым и очень капризным, очень хорошо знал себе цену, и на "просто" деньги никогда не соглашался. "Чем же наш оркестр его так привлёк?.." - подумал Натан Александрович, и его мысль, подумав, подхватил Алексей Николаевич.
Виталий Юрьевич, как водилось, эту мысль думал еще задолго до того, как узнал о Всеволоде Евгеньевиче. Иначе поступать нашему руководителю по жизни и не доводилось.