Прошло более 80 с лишним лет после гибели Сергея Есенина.
Невольно думаешь - что же могло бы причиной самоубийства поэта?
Только лишь алкоголизм?
Не могла ли быть какая иная причина ухода поэта.
Читая воспоминания современников, близко знавших поэта, невольно обращаешь внимание на странное изменение голоса Есенина перед смертью.
***
Есенин говорил в тот вечер без конца. Он читал свои новые стихи, и тут я впервые ощутил их трагическую ноту. Все в них свидетельствовало о какой-то внутренней растерянности, о мучительном желании найти себя в новом и непривычном мире. Наконец, оборвав на полуслове, Сергей махнул рукой и свесил белесую голову.
— Нет, — сказал он трудным и усталым голосом. — Все это не то. И не так нужно говорить о том, что я здесь увидел. Какого черта шатался я по заграницам?
Что мне там было делать? Россия! — произнес он протяжно и грустно.
— Россия! Какое хорошее слово... И "роса", и "сила", и "синее" что-то. Эх! — ударил он вдруг кулаком по столу.
— Неужели для меня все это уже поздно? Слезы перехватили ему горло, и как-то по-детски — неловко и грузно — он упал всею грудью на спинку стоявшего перед ним стула. Тело его сотрясалось от глухих, рвущихся наружу рыданий.
Вс. Рождественский, с. 298-299.
***
Особенно тягостное впечатление произвела на меня его тощая шея, которую он пытался прикрыть белым кашне. Нарядный иноземный костюм только подчеркивал его чрезмерную худобу.
Воронский как-то некстати заговорил о том, что у Есенина подозревают горловую чахотку, и шепнул мне о белой горячке.
Часам к девяти собралось у нас много гостей, и Есенин обратился ко мне сиплым, сорванным голосом с просьбой прочесть его стихи.
— Я уже не могу, — хрипло добавил он.
Г. Серебрякова. "Сергей Есенин", с. 540.
***
Все говорило о том, что поэт, чье имя было у всех на устах, переживал провал всей жизни. Все говорило не о простом падении, но и о крахе больного сердца...
Л. Клейнборт, с. 273.
***
Есенина я видел пять недель тому назад в Москве. Уже тогда можно было думать, что он добром не кончит. Он уже ходил обреченным. Остановившиеся мутно-голубые глаза, неестественная бледность припухлого, плохо бритого лица и уже выцветающий лен удивительных волос, космами висевших из-под широкополой шляпы. Но я не думал, что так скоро.
В. А. Рождественский — В. А. Мануйлову. Ленинград, 28 декабря 1925 г.
***
...с той встречи, как я его видел в последний раз, прошло не так много времени. Но до чего он сдал за это время чисто внешне! Голова была перевязана, под глазами синяки. Очевидно, он беспросветно пил. Во всех чертах лица, во всем облике таилась обреченность...
Л. Клейнборт, с. 273.
***
...оглянувшись по сторонам, сорвался с места, заторопился: "Пойдем!"
Ухватив меня под руку, он довольно повелительно сказал своим спутникам, чтобы они его ожидали ( у них был деловой день).
Мы, по обычаю, пошли в пивную.
— Только не в эту, тут знакомых встретим, вон туда, за угол... Внизу за столиком потребовал: "Трехгорного, похолоднее".
— И закашлялся хрипло и скверно.
Его вид, его страшная, уже не только похмельная осиплость заставили меня привязаться к нему с разговором о здоровье. Он стал рассказывать о тяжелой простуде, схваченной на Кавказе: пьяная прогулка, ехал холодной ночью в распахнутой рубахе верхом на радиаторе мотора, неслись бешено, чудом шею на поворотах не свернул. (В Ленинграде его болезнь приписывали исключительно увечьям, полученным в драке с азербайджанцами, якобы переломившими ему ребра. Сергей недовольно опровергал этот слух.)
— Нехорошо было, Володя. Лежал долго, харкал кровью. Думал, что уже больше не встану, совсем умирать собрался. И стихи писал предсмертные, вот прочту тебе, слушай.
(Я помню фразу, сказанную по этому поводу одним провинциальным человеком, руководителем культурного учреждения: "Жаль, что не совсем добили", — образец отношения к нему законченной обывательщины.)
В. Чернявский, с. 223.
***
Сергей сорвал ветку, хлопнул ею себя по рукаву и заметил с горькой усмешкой:
— А "счастья" и здесь все-таки не найдешь! Нет — ищи не ищи!
Вс. Рождественский, с. 315.
***
О приезде Есенина Устинов сообщил мне с несказанной радостью, и дня через два-три они вместе пришли к нам. Пришли оба сильно выпившие, но Устинов, как всегда корректный и культурный, Есенин, наоборот, развязный и даже наглый...
Его черная меланхолия уже граничила с психическим расстройством. Незадолго перед этим он женился, и его жена, С. А. Толстая, внучка Л. Н. Толстого, женщина редкого ума и широкого русского сердца, внесла в его тревожную, вечно кочевую жизнь начало света и успокоения. Но, видимо, было уже поздно. Есенин неуклонно шел к своему роковому концу. Ничто не могло его спасти.
Вс. Рождественский, с. 124.
***
Итак, что же мы видим?
Последние месяцы поэт болеет.
Депрессия.
Алкоголизм.
Постоянные запои.
Попадания ежедневные в милицию.
Скандалы.
Плюс ко всему поэт явно нездоров.
Ив письмах его жены С. А. Толстой, и в заметках Бениславской, и в записях Мариенгофа говорится о туберкулезе, который был у поэта в 1925 году.
В 1925 году Есенин сильно сдал.
Все видевшие его отмечают его нездоровый вид.
Если это все связать с его маниакальной боязнью смерти и болезни, и допустить, что у поэта все же был туберкулез, который и сейчас-то не всегда излечивается.
То вполне возможно, что наличие этого заболевания могло быть одной из причин, которая могла послужить причиной для самоубийства.