Есенин. Биография. Часть 2.

Есенин. Биография. Часть 2.

Ранее творчество Есенина иногда называют "лубочным".

То есть как бы ненастоящим.

Позволю себе с этим не согласиться.

Сергей Есенин, этот предельно русский поэт, до боли любил всё родное. Да разве не видно это по его произведениям!

***

О Русь - малиновое поле
И синь, упавшая в реку -
Люблю до радости и боли
Твою озёрную тоску...

***

Все его стихи о Родине так наполнены глубоким чувством, что трудно выделить одно, лучшее. Это потому, что чуть ли не в каждом своём произведении Есенин говорит о любви к Родине, которая громко выражена:

***

Если крикнет рать святая:
“Кинь ты Русь, живи в раю!”
Я скажу: “Не надо рая,
Дайте Родину мою”.

***

Есенин не старается проникнуть в социальные конфликты времени в своих ранних стихах. Русь кажется ему “покойным уголком”:

***

Тебе одной плету венок,
Цветами сыплю стежку серую.
О Русь, покойный уголок,
Тебя люблю, тебе и верую.

***

Но затем в творчестве поэта начинают возникать и трагические мотивы. Он начинает осознавать, что не легка жизнь людей в России:

***

Сердце гложет плакучая дума...
Ой не весел ты, край мой родной.

***

Вернемся к биографии поэта.

В 1916 Есенина призывают на военную службу.

Служил он в санитарном поезде 143, где воочию увидел, как много слез и горя принесла война его народу, русской деревне в первую очередь.

***

"Затомилась деревня невесточкой

- Как - то милые в дальнем краю?

Отчего не уведомят весточкой,

- Не погибли ли в жарком бою?

("Русь")

***

В первой серии сериала "Есенин", созданный ОРТ, возникает некий "санитарный батальон гвардейского Царскосельского полка". В то время как Есенин служил в Царскосельском санитарном поезде N143.

Этот факт есть во всех биографиях поэта. И к лейб-гвардии 2-му стрелковому Царскосельскому полку, шефом которого была вовсе не императрица, а Великий Князь Дмитрий Павлович, отношения не имел.

Далее есть официальные данные и биография придуманная им самим.

Вот биографии придуманные им самим:

СЕРГЕИ ЕСЕНИН

Я сын крестьянина. Родился в 1895 году 21 сентября. В Рязанской губ., Рязанского уезда, Кузьминской волости.

С 2-х лет по бедности отца и многочисленности семейства был отдан на воспитание довольно зажиточному деду по матери, у которого было трое взрослых неженатых сыновей, с которыми протекло почти все мое детство. Дядья мои были ребята озорные и отчаянные. Трех с половиной лет они посадили меня на лошадь без седла и сразу пустили в галоп. Я помню, что очумел и очень крепко держался за холку.

Потом меня учили плавать. Один дядя (дядя Саша) брал меня в лодку, отъезжал от берега, снимал с меня белье и, как щенка, бросал в воду. Я неумело и испуганно плескал руками, и, пока не захлебывался, он все время кричал: "Эх, стерва! Ну, куда ты годишься?" "Стерва" у него было слово — ласкательное.

После, лет 8, другому дяде я часто заменял охотничью собаку, плавая по озерам за подстреленными утками. Очень хорошо я был выучен и лазить по деревьям. Из мальчишек со мной никто не мог тягаться. Многим, кому грачи в полдень после пахоты мешали спать, я снимал гнезда с берез по гривеннику за штуку. Одни раз сорвался, но очень удачно, оцарапав только лицо и живот да разбив кувшин молока, который нес на косьбу деду.

Средь мальчишек я всегда был коноводом и большим драчуном. И ходил всегда в царапинах. За озорство меня ругала только одна бабка, а дедушка иногда сам подзадоривал на кулашную и часто говорил бабке: "Ты у меня, дура, его не трожь! Он так будет крепче".

Бабушка любила меня изо всей мочи, и нежности ее не было границ.

По субботам меня мыли, стригли ногти и гарным маслом гофрили голову, потому что ни один гребень не брал кудрявых волос. Но и масло мало помогало. Всегда я орал благим матом и даже теперь какое-то неприятное чувство имею к субботе.

По воскресеньям меня всегда посылали к обедне и чтоб проверить, что я был за обедней, давали 4 копейки, две копейки за просфору и две за выемку частей священнику. Я покупал просфору и вместо священника делал на ней перочинным ножом три знака, а на другие две копейки шел на кладбище играть с ребятами в свинчатку.

Так протекало мое детство. Когда же я подрос, из меня очень захотели сделать сельского учителя.

К счастью, этого не случилось. Методика и дидактика мне настолько осточертели, что я и слушать не захотел.

Стихи я начал писать рано, лет с 9-тй, но сознательное творчество отношу к 16—17 годам моего возраста. Некоторые стихи этих лет помещены в I "Радунице".

18-ти лет я был удивлен, разослав свои стихи по журналам, тем, что их! не печатают, и неожиданно грянул в Петербург. Там меня приняли весьма I радушно.

Первый, кого я увидел, был Блок. Второй Городецкий. Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот, потому что в первый раз видел живого поэта.

Городецкий меня свел с Клюевым, о котором я раньше не слыхал ни слова. С Клюевым у нас завязалась, при всей нашей внутренней распре, большая дружба, которая продолжается и посейчас, несмотря на то, что мы 6 лет друг друга не видим.

Живет он сейчас в Вытегре, пишет мне, что ест хлеб с мякиной, запивая пустым кипятком и моля Бога о непостыдной смерти.

За годы войны и революции судьба меня толкала из стороны в сторону. Россию я исколесил вдоль и поперек, от Северного Ледовитого океана до Черного и Каспийского моря. От запада до Китая, Персии и Индии.

Самое лучшее время в моей жизни считаю 1919 г. Тогда мы зиму прожили в 5® комнатного холода. Дров у нас не было ни полена. Однажды, чтоб растопить самовар, мы на лучины разбили две иконы. Это было в день рождения одного из моих друзей, с которым мы часто вместо хлеба ели, разведя водою, простую муку. При всем этом мы, глядя друг на друга, заливались веселым хохотом.

В РКП я никогда не состоял, потому что чувствую себя гораздо левее.

Очень не люблю патриарха Тихона и жалею, что активно не мог принять участия в отобрании церковных ценностей.

Любимый мой писатель Гоголь.

Книги моих стихов: "Радуница", "Голубень", "Преображение", "Сельский часослов", "Трерядница", "Исповедь хулигана" и "Пугачев".

Сейчас работаю над большой вещью под названием "Страна негодяев".

В России, когда там не было бумаги, я печатал свои стихи вместе с Кусиковым и Мариенгофом на стенах Страстного монастыря или читал просто где-нибудь на бульваре. Самые лучшие поклонники нашей поэзии проститутки и бандиты. С ними мы все в большой дружбе. Коммунисты нас не любят по недоразумению.

За сим всем читателям моим нижайший привет и маленькое внимание к вывеске: "Просят не стрелять!"

14 мая 1922 г. Берлин

АВТОБИОГРАФИЯ

Родился 1895 г. 3 октября. Сын крестьянина Рязанской губ., Рязанского уезда, села Константинова.

Детство прошло среди полей и степей.

Рос под призором бабки и деда.

Бабка была религиозная, таскала меня по монастырям. Дома собирала всех увечных, которые поют по русским селам духовные стихи от "Лазаря" до "Миколы". Рос озорным и непослушным. Был драчун. Дед иногда сам заставлял драться, чтобы крепче был.

Стихи начал слагать рано. Толчки давала бабка. Она рассказывала сказки. Некоторые сказки с плохими концами мне не нравились, и я их переделывал на свой лад. Стихи начал писать, подражая частушкам.

В Бога верил мало. В церковь ходить не любил. Дома это знали и, чтобы проверить меня, давали 4 копейки на просфору, которую я должен был носить в алтарь священнику на ритуал вынимания частей. Священник делал на просфоре 3 надреза и брал за это 2 копейки. Потом я научился делать эту процедуру сам перочинным ножом, а 2 коп. клал в карман и шел играть на кладбище к мальчишкам, играть в бабки. Один раз дед догадался. Был скандал. Я убежал в другое село к тетке и не показывался до той поры, пока не простили.

Учился в закрытой учительской школе.

Дома хотели, чтоб я был сельским учителем.

Когда отвезли в школу, я страшно скучал по бабке и однажды убежал домой за 100 с лишим верст пешком.

Дома выругали и отвезли обратно.

После школы с 16 лет до 17 жил в селе. 17 лет уехал в Москву и поступил вольнослушателем в Университет Шанявского. 19 лет попал в Петербург проездом в Ревель к дяде. Зашел к Блоку, Блок свел с Городецким, а Городецкий с Клюевым. Стихи мои произвели большое впечатление.

Все лучшие журналы того времени (1915) стали печатать меня, а осенью (1915) появилась моя первая книга "Радуница". О ней много писали. Все в один голос говорили, что я талант.

Я знал это лучше других.

За "Радуницей" я выпустил "Голубень", "Преображение", "Сельский часослов", "Ключи Марии", "Трерядницу", "Исповедь хулигана", "Пугачев". Скоро выйдет из печати "Страна негодяев" и "Москва кабацкая".

В революции был отмечен Троцким как попутчик.

Крайне индивидуален.

Со всеми устоями на советской платформе.

В 1916 году был призван на военную службу. При некотором покровительстве полковника Ломана, адъютанта императрицы, был представлен ко многим льготам. Жил в Царском недалеко от Разумника Иванова. По просьбе Ломана однажды читал стихи императрице. Она после прочтения моих стихов сказала, что стихи мои красивые, но очень грустные. Я ответил ей, что такова вся Россия. Ссылался на бедность, климат и проч.

Революция застала меня на фронте в одном из дисциплинарных батальонов, куда угодил за то, что отказался написать стихи в честь царя. Отказывался, советуясь и ища поддержки в Иванове-Разумнике.

АВТОБИОГРАФИЯ

Родился 1895 г. 3 октября. Сын крестьянина Рязанской губ., Рязанского уезда, села Константинова.

Детство прошло среди полей и степей.

Рос под призором бабки и деда.

Учился в закрытой учительской школе.

Дома хотели, чтоб я был сельским учителем.

Когда отвезли в школу, я страшно скучал по бабке и однажды убежал домой за 100 с лишим верст пешком.

Дома выругали и отвезли обратно.

Я знал это лучше других.

В революции был отмечен Троцким как попутчик.

Крайне индивидуален.

Со всеми устоями на советской платформе.

В революцию покинул самовольно армию Керенского и, проживая дезертиром, работал с эсерами не как партийный, а как поэт.

При расколе партии пошел с левой группой и в октябре был в их боевой дружине.

Вместе с советской властью покинул Петроград.

В Москве 18 года встретился с Мариенгофом, Шершеневичем и Ивневым.

Назревшая потребность в проведении в жизнь силы образа натолкнула нас на необходимость опубликования манифеста имажинистов. Мы были зачинателями новой полосы в эре искусства, и нам пришлось долго воевать.

Во время нашей войны мы переименовывали улицы в свои имена и раскрасили Страстной монастырь в слова своих стихов.

19—20—21 <годы> ездил по России: Мурман, Соловки, Архангельск, Туркестан, Киргизские степи, Кавказ, Персия, Украина и Крым.

В 22 году вылетел на аэроплане в Кенигсберг. Объездил всю Европу и Северную Америку.

Доволен больше всего тем, что вернулся в Советскую Россию.

Что дальше — будет видно.

<1923>

АВТОБИОГРАФИЯ

Я родился в 1895 году 21 сентября в селе Константинове Кузьминской волости, Рязанской губ. и Рязанского уез. Отец мой крестьянин Александр Никитич Есенин, мать Татьяна Федоровна.

Детство провел у деда и бабки по матери в другой части села, которое наз. Матово.

Первые мои воспоминания относятся к тому времени, когда мне было три-четыре года.

Помню лес, большая канавистая дорога. Бабушка идет в Радовецкий монастырь, который от нас верстах в 40. Я, ухватившись за ее палку, еле волочу от усталости ноги, а бабушка все приговаривает: "Иди, иди, ягодка, Бог счастье даст".

Часто собирались у нас дома слепцы, странствующие по селам, пели духовные стихи о прекрасном рае, о Лазаре, о Миколе и о женихе, светлом госте из града неведомого.

Нянька — старуха приживальщица, которая ухаживала за мной, рассказывала мне сказки, все те сказки, которые слушают и знают все крестьянские дети.

Дедушка пел мне песни старые, такие тягучие, заунывные. По субботам и воскресным дням он рассказывал мне Библию и священную историю.

Уличная же моя жизнь была непохожа на домашнюю. Сверстники мои были ребята озорные. С ними я лазил вместе по чужим огородам. Убегал дня на 2—3 в луга и питался вместе с пастухами рыбой, которую мы ловили в маленьких озерах, сначала замутив воду руками, или выводками утят.

После, когда я возвращался, мне частенько влетало.

В семье у нас был припадочный дядя, кроме бабки, деда и моей няньки.

Он меня очень любил, и мы часто ездили с ним на Оку поить лошадей. Ночью луна при тихой погоде стоит стоймя в воде. Когда лошади пили, мне казалось, что они вот-вот выпьют луну, и радовался, когда она вместе с кругами отплывала от их ртов.

Когда мне сравнялось 12 лет, меня отдали учиться из сельской земской школы в учительскую школу. Родные хотели, чтоб из меня вышел сельский учитель. Надежды их простирались до института, к счастью моему, в который я не попал.

Стихи писать начал лет с 9, читать выучили в 5.

Влияние на мое творчество в самом начале имели деревенские частушки. Период учебы не оставил на мне никаких следов, кроме крепкого знания церковно-славянского языка. Это все, что я вынес.

Остальным занимался сам под руководством некоего Клеменова. Он знакомил меня с новой литературой и объяснял, почему нужно кое в чем бояться классиков. Из поэтов мне больше всего нравился Лермонтов и Кольцов. Позднее я перешел к Пушкину.

1913 г. я поступил вольнослушателем в Университет Шанявского. Пробыв там 1,5 года, должен был уехать обратно, по материальным обстоятельствам, в деревню.

В это время у меня была написана книга стихов "Радуница". Я послал из них некоторые в петербургские журналы и, не получая ответа, поехал туда сам. Приехал, отыскал Городецкого. Он встретил меня весьма радушно. Тогда на его квартире собирались почти все поэты. Обо мне заговорили, и меня начали печатать чуть ли не нарасхват.

Печатался я: "Русская мысль", "Жизнь для всех", "Ежемесячный журнал" Миролюбова, "Северные записки" и т. д. Это было весной 1915 г. А осенью этого же года Клюев мне прислал телеграмму в деревню и просил меня приехать к нему.

Он отыскал мне издателя М. В. Аверьянова, и через несколько месяцев вышла моя первая книга "Радуница". Вышла она в ноябре 1915 г. с пометкой 1916 г.

В первую пору моего пребывания в Петербурге мне часто приходилось встречаться с Блоком, с Ивановым-Разумником. Позднее с Андреем Белым. Первый период революции встретил сочувственно, но больше стихийно, чем сознательно.

-- году произошла моя первая женитьба на 3. Н. Райх.

-- году я с ней расстался, а после этого началась моя скитальческая жизнь, как и всех россиян за период 1918—21 гг. За эти годы я был в Туркестане, на Кавказе, в Персии, в Крыму, в Бессарабии, в Оренбургских степях, на Мурманском побережье, в Архангельске и Соловках.

1921 г. я женился на А. Дункан и уехал в Америку, предварительно исколесив всю Европу, кроме Испании.

После заграницы я смотрю на страну свою и события по-другому.

Наше едва остывшее кочевье мне не нравится. Мне нравится цивилизация. Но я очень не люблю Америки. Америка это тот смрад, где пропадает не только искусство, но и вообще лучшие порывы человечества.

Если сегодня держат курс на Америку, то я готов тогда предпочесть наше серое небо и наш пейзаж: изба, немного вросла в землю, прясло, из прясла торчит огромная жердь, вдалеке машет хвостом на ветру тощая лошаденка. Это не то что небоскребы, которые дали пока что только Рокфеллера и Маккормика, но зато это то самое, что растило у нас Толстого, Достоевского, Пушкина, Лермонтова и др.

Прежде всего, я люблю выявление органического. Искусство для меня не затейливость узоров, а самое необходимое слово того языка, которым я хочу себя выразить.

Поэтому основанное в 1919 году течение имажинизм, с одной стороны — мной, а с другой - Шершеневичем, хоть и повернуло формально русскую поэзию по другому руслу восприятия, но зато не дало никому еще права претендовать на талант. Сейчас я отрицаю всякие школы. Считаю, что поэт и не может держаться определенной какой-нибудь школы. Это его связывает по рукам и ногам. Только свободный художник может принести свободное слово.

Вот все то короткое, схематичное, что касается моей биографии. Здесь не все сказано. Но я думаю, мне пока еще рано подводить какие-либо итоги себе. Жизнь моя и мое творчество еще впереди.

20 июня 1924

О СЕБЕ

Родился в 1895 году, 21 сентября, в Рязанской губернии, Рязанского уезда Кузьминской волости, в селе Константинове.

С двух лет был отдан на воспитание довольно зажиточному деду по матери, у которого было трое взрослых неженатых сыновей, с которыми протекло почти все мое детство. Дядья мои были ребята озорные и отчаянные. Трех с половиной лет они посадили меня на лошадь без седла и сразу пустили в галоп. Я помню, что очумел и очень крепко держался за холку. Потом меня учили плавать. Один дядя (дядя Саша) брал меня в лодку, отъезжал от берега, снимал с меня белье и, как щенка, бросал в воду. Я неумело и испуганно плескал руками, и, пока не захлебывался, он все время кричал: "Эх, стерва! Ну, куда ты годишься?" "Стерва" у него было слово — ласкательное. После, лет восьми, другому дяде я часто заменял охотничью собаку, плавал по озерам за подстреленными утками. Очень хорошо лазил по деревьям. Среди мальчишек всегда был коноводом и большим драчуном и ходил всегда в царапинах. За озорство меня ругала только одна бабка, а дедушка иногда сам подзадоривал на кулачную и часто говорил бабке: "Ты у меня, дура, его не трожь! Он так будет крепче". Бабушка любила меня изо всей мочи, и нежности ее не было границ. По субботам меня мыли, стригли ногти и гарным маслом гофрили голову, потому что ни один гребень не брал кудрявых волос. Но и масло мало помогало. Всегда я орал благим матом и даже теперь какое-то неприятное чувство имею к субботе.

Так протекло мое детство. Когда же я подрос, из меня очень захотели сделать сельского учителя и потому отдали в церковно-учительскую школу, окончив которую я должен был поступить в Московский учительский институт. К счастью, этого не случилось.

Стихи я начал писать рано, лет девяти, но сознательное творчество отношу к 16—17 годам. Некоторые стихи этих лет помещены в "Радунице".

Восемнадцати лет я был удивлен, разослав свои стихи по журналам, тем, что их не печатают, и поехал в Петербург. Там меня приняли весьма радушно.

Первый, кого я увидел, был Блок, второй — Городецкий. Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот, потому что в первый раз видел живого поэта. Городецкий меня свел с Клюевым, о котором я раньше не слыхал ни слова. С Клюевым у нас завязалась, при всей нашей внутренней распре, большая дружба.

В эти же годы я поступил в Университет Шанявского, где пробыл всего I '/₂ года, и снова уехал в деревню.

В Университете я познакомился с поэтами Семеновским, Наседкиным, Колоколовым и Филипченко.

Из поэтов-современников нравились мне больше всего Блок, Белый и Клюев. Белый дал мне много в смысле формы, а Блок и Клюев научили меня лиричности.

В 1919 году я с рядом товарищей опубликовал манифест имажинизма. Имажинизм был формальной школой, которую мы хотели утвердить. Но эта школа не имела под собой почвы и умерла сама собой, оставив правду за органическим образом.

От многих моих религиозных стихов и поэм я бы с удовольствием отказался, но они имеют большое значение как путь поэта до революции.

С восьми лет бабка таскала меня по разным монастырям, из-за нее у нас вечно ютились всякие странники и странницы. Распевались разные духовные стихи. Дед, напротив, был не дурак выпить. С его стороны устраивались вечные невенчанные свадьбы.

После, когда я ушел из деревни, мне долго пришлось разбираться в своем укладе.

В годы революции был всецело на стороне Октября, но принимал все по-своему, с крестьянским уклоном.

В смысле формального развития теперь меня тянет все больше к Пушкину.

Что касается остальных автобиографических сведений — они в моих стихах.

Октябрь 1925

НАБРОСОК АВТОБИОГРАФИИ

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН

Родился 1895 г. 21 сентября в селе Константинове Кузьминской волости Рязанской губернии и уезда. Пробуждение творческих дум началось по сознательной памяти до 8 лет. Напечатался впервые в журнале "Новый журнал для всех" и "Голос жизни" с сопроводительной статьей Гиппиус. К стихам расположили песни, которые я слышал кругом себя, а отец мой даже слагал их.

<1915-1916>

***

Итак, Есенин пишет:

"В 1916 году был призван на военную службу. При некотором покровительстве полковника Ломана, адъютанта императрицы, был представлен ко многим льготам".

В некоторых автобиографиях он вообще упускает свою службу в армии.

Так вот что выяснилось - служить он служил.

Перед царем выступал.

Выступал Есенин перед императорской фамилией, но не в Царском селе, как показано в сериале "Есенин" ОРТ, а на фронте, в лазарете, где императрица с дочерьми работали сестрами милосердия. В Царском селе он выступал с Клюевым на вечерах "Общества возрождения художественной Руси".

В фильме фигурируют какие-то непонятные намеки на роман с Великой Княжной Татьяной. Возникает "дядя Константин Александрович". Если речь идет о поэте К.Р. — то его отчество было Константинович. И показать ему стихи в 1916 году Татьяна Николаевна никак не могла, потому, как К.Р. умер еще в 1915-м.

Намеки на роман Великой Княжной Татьяной вообще несостоятельны.

Нужно знать то время и нравы двора в Царском селе, чтобы понять - это быть просто не могло.

Дезертирство свое Есенин также придумал позже, как и дисбат.

Документов подтверждающих это нет.

Отношение Есенина к Октябрьской революции - восторженное, но с "крестьянским уклоном" (по его словам) - отразилось в цикле поэм 1917-18 ("Отчарь", 1917, "Октоих", 1917, "Инония", 1918, "Пантократор", 1919, и др.), своеобразной поэтической "библии", назначением которой, по замыслу Есенина, было нести "светильник" искусства в обновленный революционным вихрем быт.

***

О Русь, взмахни крылами,
Поставь иную крепь!

***

Есенин всё больше верит в будущее страны:

Мне теперь по душе иное...
И в чахоточном свете луны
Через каменное и стальное
Вижу мощь я родной стороны.

***

Но вскоре Есенин ощутил, что реальные социально-исторические сдвиги несовместимы с его крестьянской утопией "Инонии", земли, где реки текут "молоком и мёдом". Недоверчивое и враждебно-оборонительное отношение к "железному гостю" - городу проявилось в произведениях 1919-21: в "Сорокоусте", 1920, "Кобыльих кораблях", 1920, "Песне о хлебе", 1921, отчасти - в лирической драме "Пугачев" (1921).

То время крайне тяжелое для поэта.

Хроническое безденежье.

Голод.

Холод.

Отсутствие свое угла.

Спал, где придется.

Как придется.

Ел что было.

Революцию 1917 г. Есенин встретил сначала с горячим сочувствием, хотя воспринял ее "по-своему", "с крестьянским уклоном", " стихийно".

В стихотворении "Воспоминание" (1925) он писал:

***

Октябрь 17-го года.

Я помню жуткий Снежный день.

Его я видел мутным взглядом.

***

Произведения, написанные Есениным в это время и вошедшие в новые книги его стихов ("Голубень", 1918: "Иисус Младенец", 1918; "Сельский часослов", 1918: "Преображение", 1920; "Трерядница", 1920), проникнуты бунтарскими настроениями, ненавистью к старому миру и оптимистическими прозрениями будущего.

Сергей считал, что после свержения самодержавия все беды России отойдут в прошлое:

***

- Заря молитвенником красным Пророчит нам благую весть.

***

Но он увидел в революции лишь стихийное проявление крестьянской бунтующей души, надеясь на осуществление утопических идеалов деревни об ином, лучшем мире:

***

О, вывези наш шар земной

На колею иную.

***

В поэмах "Иорданская голубица", "Инония" поэт рисует будущий социализм как сказочное царство крестьянского благополучия, блаженный "мужицкий рай":

***

Вижу вас, злачные нивы,

С стадом буланых коней.

С дудкой пастушеской в ивах

Бродит апостол Андрей.

***

В статье тех лет под названием "Ключи Марии" о коммунизме им говорится как о "мировом столе всех племен и пародов."

Когда же стало ясно, что революция несет с собой гибельную ломку устоявшегося деревенского быта, крестьянского уклада жизни на своей земле своим трудом, трагическую гибель сельскому труженику, ограбленному продразверсткой, в стихах Есенина зазвучали ноты тревожные и драматические, начался переход от восторга к разочарованию, от радости к отчаянию, от приветствий к обвинениям.

***

"Ведь идет совершенно не тот социализм, о котором я думал,"

- заявляет Есенин в одном из писем того времени.

***

В 1919-23 Есенин состоит в группе имажинистов. Связь уже сложившегося самобытного художника с имажинизмом была чисто внешней, но жизненный стиль и быт имажинистской богемы сыграли немалую роль в судьбе Есенина.

То время очень своеобразно.

Голод.

НЭП.

То время крайне тяжелое для поэта.

Хроническое безденежье.

Голод.

Холод.

Отсутствие свое угла.

Спал, где придется.

Как придется.

Ел что было.

Спал порой в одной комнате по 10-12 человек.

Или в одной кровати с Мариенгофом.

И писал...

Писал!

И как писал!!!

Гениально!

Талантливо!

В то же время его стали очень активно и часто печатать.

Он был фактически одним из владельцев кафе "Стойло Пегаса" и типографии имажинистов, а также совладельцем магазина книг.

Но...

Как ни странно денег это приносило мало.

Их было то пусто, то густо.

А еще он детям помогал регулярно.

А было их в ту пору уже трое.

Помогал и родителям в Константинове.

И детей тащил на себе, и родителей.

А тут еще сестры переехали к нему в Москву.

Это к нему, не имеющему своего угла!

И он кормил, одевал сестер.

Заботился о них.

Почему про это так мало пишут?

Жизнь его была полна забот.

Когда денег нет - нужно достать их.

Появились деньги.

Тут как тут друзья-поэты.

Выпивка, закуска.

И все за счет Есенина.

Порой еще продажные женщины.

Также за счет Есенина.

Его старались поить и хвалить.

Напоить потому, как пьяный он становился щедр.

Мог дать в долг.

И не спросить потом денег с должника.

Его хвалили.

Поскольку поэт был, слаб до похвалы.

Мягчел душой, и делался слаб.

Так Есенин спивался.

Был ли он алкоголиком.

Пожалуй, был.

И что с того?

Знавшие его говорили, что он никогда пьяным не садился за работу.

А работал он долго.

В день мог работать по 10-12 часов.

Это со стороны, кажется - сел и написал стишок.

Но постоянные компании, пьянки делали свое гнусное дело.

У поэта был жутчайший стресс.

И эта депрессия то накатывала на него, то уходила.

И он лечил свою хандру запоями.

Выпьет.

И вроде бы легче.

Протрезвеет.

И стихи льются рекой.

Пессимистические упадочнические настроения отразились в цикле "Москва кабацкая" (1921-24), в поэме "Чёрный человек" (1925). Однако Есенин не мог жить в отрыве от общества, современности, от России (это стало для него особенно ясно во время заграничного путешествия 1922-23). 1924-25 были для Есенина годами перелома. В "Песни о великом походе", сборнике "Русь Советская" (1925), стихах "Возвращение на родину", "Капитан земли", вступлении к эпической поэме "Гуляй-поле" Есенин стремится "... постигнуть в каждом миге коммуной вздыбленную Русь". Поэт воссоздаёт в своих стихах образ В. И. Ленина; воспевает подвиг бакинских комиссаров ("Баллада о двадцати шести", 1924); в поэме "Анна Снегина" (1925) реалистически показывает новую, революционную жизнь села.

Среди написанных тогда же лирических стихов широко известны цикл "Персидские мотивы" (сборник 1925), стихи "Письмо матери", "Собаке Качалова".

Однако, несмотря на искреннее желание художнически освоить "иную жизнь села" и уважение к новой, интернациональной России, Есенин продолжал чувствовать себя поэтом "Руси уходящей", "золотой бревенчатой избы".

Есенин, выразивший своей поэзией "неисчерпаемую "печаль полей", любовь ко всему живому в мире и милосердие..." (Горький М., Собрание соч., т. 17, 1952, с. 64), - один из самых читаемых русских лириков и замечательный обновитель поэтической образности. Восприняв романтический настрой народной песни, научившись у частушки искусству лирического жеста, а у загадки - метафоричности, он миновал опасность стилизаторства и создал оригинальную поэтическую систему, в которой свободно соединяются напевность и живописность, фольклорная обобщенность и сложность индивидуальных душевных движений. На родине Есенина - мемориальный музей. Произведения Есенина переведены на многие языки.

Но депрессия длилась несколько лет.

Про это говорят многие знавшие поэта.

Эти настроения особенно сказались в творчестве поэта в годы гражданской войны и военного коммунизма: "Я последний поэт деревни", "Хулиган", "Мир таинственный, мир мок древний" и др.

Депрессия была затяжной, и поэт её лечил лишь водкой.

Пил.

Бил кого ни попадя.

Ему было плохо.

Он ненавидел власть, которая душила крестьян.

В то же время у него была мания преследования.

Возможно, это и не было манией.

Ему казалось, что за ним следили.

Возможно, и правда слежка была.

Некоторые из друзей подтверждают, что да, слежка была.

Другие говорят, что это было проявлением болезни.

Психической болезни, от которой поэт не лечился у специалистов, а просто пил от безысходности.

И готовился умереть.

Есенин был пророком.

Он боялся, что его убьют.

***

Я знаю, знаю.

Скоро, скоро

Не по моей, ни чьей вине

Под низким траурным забором

Лежать придется так же мне.

Погаснет ласковое пламя,

И сердце превратится в прах.

Друзья поставят серый камень

С веселой надписью в стихах.

Но, погребальной грусти внемля,

Я для себя сложил бы так:

Любил он родину и землю,

Как любит пьяница кабак.

17 августа 1925

***

С потрясающей силой и болью противоречия, трагически раздиравшие душу Есенина в это время, выразились в стихотворении "Сорокоуст" с его широко известным образом милого красногривого жеребенка (олицетворяющего для поэта мир живой жизни, мир деревенской, крестьянской России), которого неумолимо обгоняет,

***

"железной ноздрей храпя, на лапах чугунный поезд"

***

- символ не только города, однобокой, уродливой городской цивилизации, но и самой революции.

***

"Наш паровоз, вперед лети, в коммуне остановка"

***

- так начинается одна из массовых песен времен революции.

***

Милый, милый, смешной дуралей,

Ну, куда он, куда он гонится?

Неужель он не знает, что живых коней

Победила стальная конница?

***

Позднее Есенин так объяснил смысл этого метафорического образа:

***

"Конь стальной победил коня живого... Мне очень грустно сейчас, что история переживает тяжелую эпоху умерщвления личности как живого".

Вместо романтических картин крестьянской утопии, которые он совсем недавно рисовал в поэме "Инония"

***

"Обещаю вам град Инонию, где живет божество живых"

***

Сергей теперь с реалистической достоверностью воссоздает страшную революционную явь антиутопии в драме с примечательным названием "Страна негодяев":

***

Гибнут озими, падает скот.

Люди с голоду бросились в бегство,

Кто в Сибирь, а кто в Туркестан,

И оскалилось людоедство

На сплошной недород у крестьян.

***

Это произведение создавалось Есениным после поездки в Харьков в 1920 г., где он узнал, что по полям Украины "свищет банда на банде" и начинается голод.

В том же трагическом 20-м году поэт побывал после нескольких лет разлуки в родных рязанских местах. Здесь он столкнулся с удручившей его еще более картиной умирания русской деревни:

***

"После бурных дней 1918 года у нас стало тихо... Прекратилась торговля, нет спичек, гвоздей, керосина, ниток, ситца. Живи, как хочешь..."

***

Все чаще появляются в этот период у Есенина стихи, полные душевного смятения и боли, грусти и тревоги о будущем родины и своем собственном:

***

"Куда несет нас рок событий?".

***

Он называет себя "последним поэтом деревни", ждущим своего "двенадцатого часа."

Состояние идейной и психологической смятенности. Ощущение себя в "узком промежутке" двух миров:

***

Я человек не новый, Что скрывать?

Остался в прошлом я одной ногою,

Стремясь догнать стальную рать,

Скольжу и падаю другою.

***

Драма Есенина по своей человеческой и общественной сущности была тогда драмой многих русских людей, мечущихся, раздваивающихся, остро ощутивших кризисное состояние мира и России в послереволюционное время. Но даже в самую тяжелую для него пору поэт всем сердцем тянулся к Родине, повторяя как заклинание:

***

Я люблю родину, Я очень люблю родину!

***

В Москве он знакомится с Г. Бениславской.

Она стала ангелом-хранителя поэта.

Он ей изменял.

Он то рвал с ней отношения.

То мирился с ней.

Галина любила поэта до умопомрачения.

Как и многие женщины тех лет.

Поиски в сфере образности сближают Есенина с А. Б. Мариенгофом, В. Г. Шершеневичем, Р. Ивневым.

И в начале 1919 они объединяются в группу имажинистов.

Есенин становится завсегдатаем "Стойла Пегаса" литературного кафе имажинистов у Никитских ворот в Москве.

Депрессия была затяжной, и поэт её лечил лишь водкой.

Пил. В основном в "Стойле Пегаса"

Бил кого ни попадя. Там же.

Ему было плохо.

Он ненавидел власть, которая душила крестьян.

Жизнь, которая как-то не так складывалась, как он мечтал.

Ненавидел славу, которая ничего кроме разочарования не дала.

Нэпманов, которые чувствовали себя хозяевами жизни.

В то же время у него была мания преследования.

Возможно, это и не было манией.

Ему казалось, что за ним следили.

Возможно, и правда слежка была.

Некоторые из друзей подтверждают, что да, слежка была.

Другие говорят, что это было проявлением болезни.

Психической болезни, от которой поэт не лечился у специалистов, а просто пил от безысходности.

Однако поэт лишь отчасти разделял платформу Мариенгофа и Шершеневича. Их стремление очистить форму от "пыли содержания".

Его интересы обращены к патриархальному деревенскому укладу, народному творчеству духовной первооснове художественного образа (трактат "Ключи Марии", 1919).

Уже в 1921 Есенин выступает в печати с критикой "шутовского кривляния ради самого кривляния" "собратьев"-имажинистов. Постепенно из его лирики уходят вычурные метафоры. "Москва кабацкая" В начале 1920-х гг. в стихах Есенина появляются мотивы "развороченного бурей быта" (в 1920 распался длившийся около трех лет брак с З. Н. Райх), пьяной удали, сменяющейся надрывной тоской.

Депрессия была затяжной, и поэт её лечил лишь водкой.

Пил.

Бил кого ни попадя.

Ему было плохо.

Он ненавидел жизнь.

Есенин был тогда, видимо серьезно болен психической болезнью, от которой поэт не лечился у специалистов, а просто пил от безысходности.

Водка вместо лекарств приведет его к гибели.

В своих стихах Поэт предстает хулиганом, скандалистом, пропойцей с окровавленной душой, ковыляющим "из притона в притон", где его окружает "чужой и хохочущий сброд" (сборники "Исповедь хулигана", 1921; "Москва кабацкая", 1924).

Событием в жизни Есенина явилась встреча с американской танцовщицей Айседорой Дункан (осень 1921), которая через полгода стала его женой. Совместное путешествие по Европе (Германия, Бельгия, Франция, Италия) и Америке (май 1922 август 1923), сопровождавшееся шумными скандалами, эпатирующими выходками Есенина, обнажило их "взаимонепонимание", усугублявшееся и буквальным отсутствием общего языка (Есенин не владел иностранными языками, Айседора выучила несколько десятков русских слов). По возвращении в Россию они расстались.

Есенин был разным.

Просто разным.

Трезвым он был простым, милым в общении.

Пьяным он был невыносим.

Груб.

Нетерпим.

Часто участвовал в драках, скандалах и дебошах.

Я опираюсь на воспоминания современников.

Если кого слушать, так это людей, лично знавших поэта.

В завершающем цикл "Москва кабацкая" Стихотворении "Любовь хулигана" звучат такие строки:

***

Я сердцем никогда не лгу,

И потому на голос чванства

Бестрепетно могу сказать,

Что я прощаюсь с хулиганством.

***

Есенин знакомится с Дункан.

Затем женится на ней.

Бениславская забыта.

Так же как и все остальные женщины.

Существует миф, что Есенин любил проституток.

На самом деле это только миф.

Как говорили друзья Сергея, он был очень разборчив в сексуальном плане.

И я бы добавил - осторожен.

Презервативов не было.

Везде был сифилис и триппер.

Поэт очень боялся заразиться.

И поэтому по его словам у него было около 30 женщин.

В 1922 - 1923 гг. Есенин вместе с американской танцовщицей Айседорой Дункан совершает заграничную поездку в Америку и по странам Западной Европы.

Как его выпустили?

Почему?

Я выскажу лишь одну свою мысль.

Возможно, и выпустили его из страны по принципу:

Подальше от глаз, спокойнее будет.

Примечательно, что в письмах к друзьям он мало рассказывает о своих впечатлениях (им он посвятит потом свою книгу очерков "Железный Миргород"), но часто говорит о своей тоске по родине:

***

"Так мне хочется отсюда, из этой кошмарной Европы обратно в Россию."

***

В той поездке он пьет.

Временами беспробудно.

Не учит языки.

Принципиально.

Чтобы не засорять свой язык.

И чтобы заграница сома учила русский.

Потому, что на нем разговаривает Есенин.

Но эта блядская заграница ни хуя не хочет русских стихов.

Там главное - деньги.

Что такое ностальгия знают лишь русские.

Я читал лекции за границей.

Так вот, что я вам скажу мои дорогие соотечественники - там с тоски можно сдохнуть по Родине.

То же чувствовал и Сергей.

Он не видел и не хотел видеть этой ёбаной заграницы.

И рвался домой.

И воспринимал всех покинувших Родину, как предателей.

А он предателем не был.

И поэтому рвался домой.

На родину.

В Москву.

В Питер.

В Константиново.

Себе на погибель.

В петлю.

В "Англетер".

Он летел из Америки в Россию как мотылек на свет.

Так он любил Россию.

Он не хотел быть эмигрантом.

Он хотел славы.

Он хотел Мировой славы.

И что он получил?

Скандальную славу скандалиста и русского мужа Дункан?

Депрессия была затяжной, и поэт её лечил лишь водкой.

И как плач по русской земле, охваченной пожаром революции, звучат слова старой мельничихи:

***

Пропала Расея, пропала...

Погибла кормилица Русь...

***

Пил.

Бил кого ни попадя.

Ему было плохо.

Он ненавидел власть, которая душила крестьян.

В то же время у него была мания преследования.

Возможно, это и не было манией.

Ему казалось, что за ним следили.

Возможно, и правда слежка была.

Некоторые из друзей подтверждают, что да, слежка была.

Другие говорят, что это было проявлением болезни.

Психической болезни, от которой поэт не лечился у специалистов, а просто пил от безысходности.

И готовился умереть.

Есенин был пророком.

Он боялся, что его убьют.

***

Жизнь — обман с чарующей тоскою,

Оттого так и сильна она,

Что своею грубою рукою

Роковые пишет письмена.

Я всегда, когда глаза закрою,

Говорю: "Лишь сердце потревожь,

Жизнь — обман, но и она порою

Украшает радостями ложь".

Обратись лицом к седому небу,

По луне гадая о судьбе,

Успокойся, смертный,

и не требуй Правды той,

что не нужна тебе.

Хорошо в черемуховой вьюге

Думать так, что эта жизнь — стезя.

Пусть обманут легкие подруги,

Пусть изменят легкие друзья.

Пусть меня ласкают нежным словом,

Пусть острее бритвы злой язык.

Я живу давно на все готовым,

Ко всему безжалостно привык.

Холодят мне душу эти выси,

Нет тепла от звездного огня.

Те, кого любил я, отреклися,

Кем я жил — забыли про меня.

Но и все ж, теснимый и гонимый,

Я, смотря с улыбкой на зарю,

На земле, мне близкой и любимой,

Эту жизнь за все благодарю.

***

Как еще можно точнее сказать,

что чувствует поэт?

Как?

Как можно сказать?

Как выразить мысль...

И чувства.

И обиду.

И Тоску.

Депрессия была затяжной, и поэт её лечил лишь водкой.

Пил.

Бил кого ни попадя.

Ему было плохо.

***

Над окошком месяц.

Под окошком ветер.

Облетевший тополь серебрист и светел.

Дальний плач тальянки, голос одинокий

— И такой родимый, и такой далекий.

Плачет и смеется песня лиховая.

Где ты, моя липа?

Липа вековая?

Я и сам когда-то в праздник спозаранку

Выходил к любимой, развернув тальянку.

А теперь я милой ничего не значу.

Под чужую песню и смеюсь и плачу.

***

Он ненавидел власть, которая душила крестьян.

В то же время у него была мания преследования.

Возможно, это и не было манией.

Ему казалось, что за ним следили.

Возможно, и правда слежка была.

Некоторые из друзей подтверждают, что да, слежка была.

Другие говорят, что это было проявлением болезни.

Психической болезни, от которой поэт не лечился у специалистов, а просто пил от безысходности.

И готовился умереть.

Есенин был пророком.

Он боялся, что его убьют.

По возвращении на родину поэт снова побывал на Рязанщине.

Примерно в то время случился в его родном селе пожар.

Полсела сгорело.

Есенин дает деньги родным на постройку нового дома.

Помогает родителям.

Детям.

Друзьям.

И...

собутыльникам.

Те, как пиявки окружили Есенина.

И сосут из него деньги, как кровь кровопийцы, высасывая из него вместе с деньгами и саму жизнь.

А поэт их поит, кормит.

Дает деньги в долг.

И никогда не спрашивает деньги назад.

И еще он пишет стихи.

Гениальные стихи.

И живет.

Живет стихами.

И депрессией.

***

Листья падают, листья падают.

Стонет ветер,

Протяжен и глух.

Кто же сердце порадует?

Кто его успокоит, мой друг?

С отягченными веками

Я смотрю и смотрю на луну.

Вот опять петухи кукарекнули

В обосененную тишину.

Предрассветное. Синее. Раннее.

И летающих звезд благодать.

Загадать бы какое желание,

Да не знаю, чего пожелать.

Что желать под житейскою ношею,

Проклиная удел свой и дом?

Я хотел бы теперь хорошую

Видеть девушку под окном.

Чтоб с глазами она васильковыми

Только мне —

Не кому-нибудь —

И словами и чувствами новыми

Успокоила сердце и грудь.

Чтоб под этою белою лунностью,

Принимая счастливый удел,

Я над песней не таял, не млел

И с чужою веселою юностью

О своей никогда не жалел.

***

Есенин знакомится с разными людьми.

Его постепенно со всех сторон окружают агенты ЧК и ГПУ.

На него начинается травля.

Было заведено 13 уголовных дел на поэта.

Он пытается скрываться. Так он посетил Тифлис и Баку по приглашению друзей.

Туда он явно убегал от все более разгоравшейся ожесточенной классовой борьбы в русской литературе второй половины 20-х годов, в которую пытались втянуть и его (группа поэтов-имажинистов, с которыми он одно время сотрудничал, но скоро разошелся по принципиальным творческим соображениям).

***

Вот что говорит Э. Хлысталов:

"анализ многочисленных документов показывает, что Есенин на Кавказ уехал не случайно. После его отъезда, 11 ноября, чекисты арестовали четырнадцать литераторов, художников и врачей, обвинив их в создании подпольной антиправительственной организации "Ордена русских фашистов". Почти все они были друзьями Есенина. Вот их имена: талантливые художники братья Петр и Николай Чекрыгины, литераторы — Виктор Дворянский, Владимир Галанов, Григорий Никитин, Александр Кудрявцев, Алексей Александров-Потерехин, Михаил Кротков, Борис Глубоковский, Иван Колобов, врач Тимофей Сахно, поэт Алексей Ганин и профессор офтальмотолог Сергей Селиванович Головин. (Фамилия одного арестованного мне неизвестна, возможно, он агент ГПУ, согласившийся давать чекистам нужные показания против своих товарищей).

Их обвиняли в том, что с августа 1924 года они соорганизовались и ставили своей целью путем террора и диверсий свергнуть советскую власть. Арестованные действительно были в дружественных отношениях, нередко собирались, в разговорах нередко возмущались действиями вождей большевиков, но никаких конкретных действий не совершили. Обыкновенная товарищеская компания творческих людей была представлена ГПУ как политическая организация.

Однажды в кафе "Домино" сидели Алексей Ганин, Есенин, Иван Приблудный и еще кто-то из общих знакомых. Ганин на салфетке стал писать в шутку членов будущего правительства, считая, что большевики долго не продержутся. Министром просвещения он записал Есенина. Есенин побледнел, потребовал зачеркнуть его фамилию, говоря, что такими шутками не время заниматься. Ганин тут же заменил фамилию Есенина на восемнадцатилетнего Ивана Приблудного. Видимо, кто-то из присутствующих за столом донес об этом случае в ГПУ.

Из воспоминаний современников известно, что свои стихи Ганин приспособился печатать сам. Он достал шрифт, набирал листы, сброшюровывал в книжку. Этот шрифт был использован как дополнительное доказательство преступной деятельности, а сам Ганин был назван руководителем организации. Нет ни малейшего сомнения, что "Орден русских фашистов" — плод болезненной фантазии чекистов и инспирирован по сценарию Дзержинского, Менжинского, Блюмкина, Лациса, Петерса, Агранова, Ягоды (Иегуды) и других руководителей ГПУ. Алексей Ганин, по характеру не способный организовать дружеской пирушки, обвинялся как руководитель партии.

В процессе расследования "дела" двое арестованных потеряли рассудок. Алексею Ганину даже провели судебно-психиатрическую экспертизу, признавшую его невменяемым, т. е. не отвечающим в уголовном порядке ни за какое преступление. И, тем не менее, А. Ганин, братья Чекрыгины, В. Дворянский и В. Галанов были расстреляны. Троим подсудимым — Б. Глубоковскому, А. Александрову-Потерехину и И. Колобову — чекисты определили по 10 лет лишения свободы на Соловках, 58-летний профессор С. Головин вскоре оказался на свободе. Кто спас его от чекистской пули, возможно, мы не узнаем никогда. Судьба остальных арестованных по этому делу неизвестна.

Не попали в этот "союз злодеев" И. Приблудный, Н. Клюев, П. Орешин, С. Клычков и другие крестьянские поэты только потому, что их, как и Есенина, не оказалось в Москве. Кто подсказал Есенину срочно уехать в Баку, пока остается тайной.

"Дело" Ганина и других чекисты вели неоправданно долго. Но и Есенин не возвращался с Кавказа. 1 марта 1925 года он неожиданно появился в столице. У него скопилось много издательских дел, однако "27 марта Сергей укатил в Баку",— написала Г. Бениславская В. Эрлиху. Почему опять на Кавказ и так срочно.

Теперь многое становится понятным. 27 марта в ГПУ состоялось тайное слушание "дела" его друзей из "Ордена русских фашистов" и Есенин, видимо, каким-то образом об этом узнал и, опасаясь привлечения к этому "делу", срочно уехал в Баку.

***

Г. Бениславская так описывала состояние поэта в последние годы жизни:

***

"...Он неоднократно говорил: поймите, в моем доме не я хозяин, в мой дом я должен стучаться, и мне не открывают. И сознание, что для этого он должен стучаться в окошко, чтобы его впустили в собственный дом, приводило его в бешенство и в отчаяние, вызывало в нем боль и злобу. В такие минуты он всегда начинал твердить одно: это им не простится, за это им отомстят. Пусть я буду жертвой, я должен быть жертвой за всех, за всех, кого не пускают. Не пускают, не хотят, ну так посмотрим. За меня все обозлятся. А мы все злые, вы не знаете, как мы злы, если нас обижают. Не трожь, а то плохо будет. Буду кричать, буду, везде буду. Посадят — пусть сажают — еще хуже будет. Мы всегда ждем и терпим долго..." (ЦГАЛИ, ф. 190. Эти воспоминания никогда не публиковались и исследователям не выдавались). Однако, несмотря на преследования, недоброжелательность критики и издателей, произведения С. А. Есенина замолчать было невозможно. Народ жадно ловил каждое слово поэта, его стихи переписывались в тетради, на них сочинялись песни. Все чаще и чаще газеты и журналы в целях саморекламы вынуждены публиковать его стихи. В Госиздате принимается решение издать собрание его произведений с одним из самых высоких гонораров. По договору Есенин получал в течение 20 месяцев по тысяче рублей ежемесячно, что позволяло ему не думать о том, чем он будет кормить своих сестер, чем помогать родителям. Казалось, материальные трудности позади...

***

В родной деревне Есенин увидел много "нового и непохожего" в жизни и быте своих близких и односельчан: на смену "Руси уходящей" шла "Русь советская", в которой бытие вливалось уже в другие берега и настоятельно требовало иного на пего отклика. В творчество поэта настойчиво зазвучали поты недоумения и удивления этой новой действительностью, которую он пытается понять и принять, заново осмыслить.

Помогает родителям.

Детям.

Друзьям.

И...

собутыльникам.

Те, как пиявки окружили Есенина.

И сосут из него деньги, как кровь кровопийцы, высасывая из него вместе с деньгами и саму жизнь.

А поэт их поит, кормит.

Дает деньги в долг.

И никогда не спрашивает деньги назад.

И еще он пишет стихи.

Гениальные стихи.

И живет.

Живет стихами.

И депрессией.

В поэме "Страна негодяев" он обличал советскую власть.

Гениальнейшее произведение.

Открытое.

Простое и талантливое.

Рабочее название:

"Номах".

Но все в нашей стране читать умеют между строк.

Махно! - шепчут читатели.

Ода Махно! - Свирепеет ГПУ.

После этого на него началась травля в газетах, обвиняя его в пьянстве, драках и.т.д.

Последние два года жизни Есенина прошли в постоянных разъездах: скрываясь от судебного преследования, он трижды совершает путешествия на Кавказ, несколько раз ездит в Ленинград, семь раз в Константиново.

Многие его современники и собутыльники написали свои воспоминания о Сергее заявив:

Пил!

А какой русский не пьет?

Ты, читатель, что никогда алкоголь не пил?

Ни грамма?

Ну,

нашелся хоть один россиянин, честно сказавший:

"Нет!"?

И снова слово Э. Хлысталову:

***

6 сентября 1925 года Сергей Есенин вместе с Софьей Толстой возвращался в поезде из Баку в Москву. Они ехали в отдельном купе. В районе города Серпухова у него произошел конфликт с дипломатическим курьером Адольфом Рогой. Есенин хотел пройти в вагон-ресторан. Охранник ГПУ его не пускал. Из своего купе вышел Рога и сделал поэту замечание. Есенин вспылил, в грубой форме ответил. И возможно конфликт на этом и закончился, не ввяжись в него некий Ю. В. Левит, искавший всю дорогу предлог прочитать поэту нотацию о правилах поведения в вагоне для высшего комсостава. Есенин повернулся к Левиту и двумя словами оскорбил его национальность.

При выходе из поезда на Курском вокзале поэт и его спутница были задержаны. На поэта составили протокол. Работники транспортной милиции, видимо, не знали о наличии определения на арест Есенина и не спешили заводить новое дело. Тем более, что сам конфликт не содержал состава преступления. В крайнем случае разговор мог идти о мелком хулиганстве. Но по требованию Роги и Левита Наркомат иностранных дел обратился к прокурору. Дело сразу же приобрело серьезный оборот. Начались допросы, предстоял суд. Есенин стал пить ежедневно. Жизнь превратилась в кошмар. Он ночевал у знакомых, уезжал из Москвы, возвращался обратно. В гневе сбросил с балкона четвертого этажа и разбил вдребезги свой гипсовый бюст работы скульптора Коненкова. 16 сентября он зарегистрировал брак с Софьей Толстой.

"...В сентябре 1925 года,— вспоминала Анна Романовна Изряднова о Есенине,— пришел с большим белым свертком в 8 часов утра. Не здороваясь, обращается с вопросом: "У тебя есть печь?" Спрашиваю: "Печь, что ли, что хочешь?" — "Нет. Надо сжечь." Стала уговаривать, его, чтобы не жег, жалеть будет после, потому что и раньше бывали случаи, придет порвет свои карточки, рукописи, потом ругает меня — зачем давала. В этот раз никакие уговоры не действовали, волнуется, говорит: "Неужели даже ты не сделаешь для меня то, что я хочу?" Повела его в кухню, затопила плиту, и-вот он в своем сером костюме, в шляпе, с кочергой в руках стоит около плиты и тщательно охраняет, как бы не осталось несожженного. Когда все сжег, успокоился, стал пить чай и мирно разговаривать.

На мой вопрос — почему рано пришел — говорит, что встал давно, уж много работал..."

— Напиши обо мне некролог!— попросил он однажды своего приятеля поэта Ивана Грузинова.

— Зачем?

— Я скроюсь. Преданные люди купят гроб, устроят мне похороны... В газетах и журналах появятся статьи...

Все понимали, что заключение Есенина в концлагерь не лучшее средство. Чего только не придумывали друзья и близкие поэта, чтобы оттянуть судебное заседание. В ход следствия вмешивался нарком просвещения А. В. Луначарский, подчеркивая, что антисоветские круги и эмиграция суд над Есениным используют в своих политических целях. Но судья Липкий был неумолим. Можно не сомневаться, что за ним стояли более могущественные силы.

Решили использовать последнее средство — положить Есенина в психиатрическую больницу, мол, "психов не судят". Софья Толстая договорилась с профессором П. Б. Ганнушкиным о госпитализации поэта в платную клинику Московского университета. Профессор обещал предоставить ему отдельную палату, где Есенин мог заниматься литературной работой. Оставалось только уговорить поэта. Он категорически возражал. Пребывание в сумасшедшем доме было выше его сил.

В это время Есенин еще рассчитывал на поддержку высоких покровителей. Но работники дорожно-транспортного отдела ГПУ направляли грозные повестки с требованием явиться на допрос, ежедневно квартиру Толстой посещал участковый надзиратель (ГЛМ, ф. 4, оп. 1).

Поздно вечером 26 ноября в квартире доктора П. М. Зиновьева раздался телефонный звонок. В трубке он узнал голос жены поэта Софьи Андреевны:

— Петр Михайлович, покорнейше прошу помочь... Сергей Александрович согласился на госпитализацию... Умоляю все оформить сегодня, завтра он может передумать...

Врач П. М. Зиновьев срочно выехал в клинику. Через час за Есениным защелкнулись замки массивных дверей психиатрической клиники.

В стороне от грохочущих магистралей, недалеко от Пироговс-кой улицы, до наших дней чудом сохранился тенистый парк, когда-то огороженный трехметровой глухой кирпичной стеной. Город наступает на-парк, часть его уже вырублена и отдана под огромное здание глазного института. С одной стороны к парку примыкает Музей-усадьба Л. Н. Толстого, с другой — широкое двухэтажное здание, построенное в конце 19-го века на средства благотворителей в стиле классической русской архитектуры. В этом прекрасном здании, где все продумано от вешалки до великолепного актового зала, и разместилась психиатрическая клиника.

Выйти больному из нее без разрешения медицинского персонала нельзя. Есенину нужно было пройти две двери, постоянно закрытые на замок, и проходную, которые круглосуточно наблюдались санитарами. Согласно договору, поэт должен находиться в клинике два месяца.

На следующий день он пишет письмо Петру Ивановичу Чагину (Болдовкину):

"Дорогой Петр! Пишу тебе из больницы. Опять лег. Зачем — не знаю, но, вероятно, и никто не знает.

Видишь ли, нужно лечить нервы, а здесь фельдфебель на фельдфебеле. Их теория в том, что стены лечат лучше всего безо всяких лекарств... Все это нужно мне, может быть, только для того, чтобы избавиться кой от каких скандалов. Избавлюсь, улажу, пошлю всех к КЕМ и, вероятно, махну за границу... У Кары лечиться — себя злить и еще пуще надрывать. Вот почему мы, вероятно, с тобой в декабре увидимся снова где-нибудь за пирушкой..."

П. И. Чагин в это время жил в Баку. Являлся секретарем ЦК компартии Азербайджана и главным редактором газеты "Бакинский рабочий". Упоминание в письме Есениным о встрече с ним в декабре свидетельствует о том, что поэт больше месяца находиться в клинике не рассчитывал, намеревался уехать на Кавказ, где не раз скрывался от судебного преследования. Не скрывал Есенин и своего намерения' уехать за границу.

Сотрудники ГПУ и милиции сбились с ног, разыскивая поэта. О его госпитализации в клинику знали всего несколько человек, но осведомители нашлись. 28 ноября чекисты примчались к директору клиники профессору П. Б. Ганнушкину и потребовали выдачи Есенина. П. Б. Ганнушкин не выдал на расправу своего земляка. Вместо поэта чекисты получили справку следующего содержания:

"Больной С. А. Есенин находится на излечении в психиатрической клинике с 26 ноября с/г по настоящее время, по состоянию своего здоровья не может быть допрошен в суде" (ГЛМ, 397/8).

Почувствовав себя в безопасности, поэт начал активно работать. Строгий режим, забота врачей, регулярное питание благоприятно сказались на его здоровье. Посещавшие Есенина в клинике друзья и знакомые отмечали отличный внешний вид поэта, остроумие и высокий душевный настрой.

С первого дня Есенина полюбили все сотрудники клиники. Известный по газетам пьяница, антисемит, хулиган и коварный соблазнитель женских сердец на самом деле оказался совсем другим: скромным, по-детски застенчивым, доброжелательным и постоянно улыбчивым. Никакого высокомерия, самолюбования на самом деле не было.

Ныне здравствующая дочь доктора Зиновьева, жена поэта Ивана Приблудного — Милонова Наталья Петровна, рассказывала мне о том периоде. У них в семье не было принято интересоваться работой отца. Но Есенин хорошо ее знал и часто через отца передавал ей приветы, поэтому она спрашивала о его состоянии здоровья. П. М. Зиновьев ей говорил, что поэт ничем не болен, просто отдыхает и ничем его в клинике не лечат.

В клинике Есенин написал пятнадцать стихотворений. Особое место среди них занимает "Клен ты мой опавший..." Какие проникновенные слова, сколько в них неподдельной грусти...

***

Клен ты мой опавший, клен заледенелый,

Что стоишь нагнувшись под метелью белой?

Или что увидел? Или что услышал?

Словно за деревню погулять ты вышел...

***

В автографе стихотворения поэт поставил дату его сочинения — 28 ноября. Именно в этот день приходили в клинику чекисты... Возможно, Есенин в этот день только записал стихотворение, а сочинил его раньше? У него была такая практика. В этом стихотворении ни, строчки о городском пейзаже, все о зимней деревне...

Но это только кажется. Сергей Александрович последние несколько лет не был в деревне зимой, и потом слово "словно" не утверждает деревенского пейзажа. С. Толстая вспоминала, что поэт намеревался написать цикл стихотворений о русской зиме. "Клен" — одно из них. Если это стихотворение написано в клинике, то должен быть клен, вдохновивший его на эти великолепнейшие строки.

Решаю проверить свою догадку. Направляю запрос в Гидрометцентр СССР с просьбой сообщить погоду в центре Москвы 26—28 ноября 1925 года. Вот ответ:

"Сообщаю сведения о погоде в г. Москве по данным метеостанции ТСХА (обсерватория Михельсона): высота снежного покрова неизвестна, но снег лежал. 28 ноября снега выпало 9.4 миллиметра, ветер юго-западный, 8 метров в секунду, температура один градус мороза, дула низовая метель".

Я уже не сомневался, что у клиники должен быть клен, который 28 ноября "утонул в сугробе, приморозил ногу". Нашел клинику. Перед парадным входом шеренгой выстроились стройные красавцы клены. Им лет по тридцать — сорок. Нет, этих тогда еще не было на свете. Столетнего клена не вижу.

Захожу в клинику. Мне, юристу-криминалисту, было сделано исключение. В белом халате врача разрешили осмотреть мужское отделение. С трепетом поднялся на второй этаж. Вот здесь должна быть небольшая комната, в которой лежал Есенин. Из широченного окна в коридоре я увидел столетний клен.

Сомнений не было. Это он, скромно отступивший с тропы в больничном парке. Он ровестник Есенина.

В ту зябкую и нелегкую пору упал на него взгляд поэта. Набросив на плечи меховое пальто, униженный и оскорбленный национальный поэт России печально смотрел на облетевшие деревья. На улице холодно, ветрено, за двойными рамами гудит метель. Несколько золотых листьев крепко держатся за родные ветки. Ледяной ветер пытается их сорвать.

У Есенина перехватывает дыхание, он не может сдержать слез... Губы зашептали слова.

Однако постоянное пребывание под надзором и замком стало тяготить поэта. Особенно он переживал, что его палата располагалась рядом со входом в отделение и все посетители разглядывали известного "психбольного". Судья Липкин постоянно интересовался о сроках выписки его из клиники. Не оставляла его в покое и бывшая жена 3. Н. Райх, требуя от него денег на содержание дочери Татьяны, грозя в противном случае новым судом и арестом гонорара в Госиздате:

4 декабря покончила самоубийством девушка. Есенин стал опасаться за свою жизнь. 7 декабря через родных он дает телеграмму в Ленинград Вольфу Эрлиху, чтобы тот подыскал ему две-три комнаты, обещая приехать туда для постоянного жительства в двадцатых числах декабря. Через сестру Екатерину он направил записку редактору собрания сочинений И. Евдокимову:

"Милый Евдокимыч! Привет тебе и тысячу пожеланий за все твои благодеяния ко мне. Дорогой мой! Так как жизнь моя немного перестроилась, то я прошу тебя, пожалуйста, больше никому денег моих не выдавать, ни Илье, ни Соне, кроме моей сестры Екатерины. Было бы очень хорошо, если б ты устроил эту тысячу между 7-10 дек, как говорил..."

Из этих документов мы можем утверждать, что Есенин решил покинуть клинику, не дожидаясь окончания срока обусловленного лечения. Почему он изменил свое намерение поехать на гостеприимный для него Кавказ и решил обосноваться в Ленинграде, где его никто не ждал? И потом, Ленинград слишком рядом от Москвы, чтобы там скрываться от судебного преследования... Скорее всего поэт изменил свои планы с чьей-то подсказки. С чьей?

Изучая архивные документы клиники, я обратил внимание на госпитализацию больного Яковлева Аркадия Викторовича, 28 лет, врача из Ростова-на-Дону (фамилия изменена). Мне показалось странным, что его положили бесплатно в психиатрическую клинику. Не выполнял ли Яковлев злого задания? Он был госпитализирован через два дня после отказа профессора Ганнушкина выдать чекистам Есенина. Из истории болезни Яковлева видно, что он настраивал больных против медперсонала. Это можно рассматривать, как завоевание авторитета у больных.

Я попытался разыскать следы Яковлева. Из милиции Ростова-на-Дону мне дали справку, что Яковлева в этом городе никогда не было. В Харьковском университете студента Яковлева также не было. Интересно и другое. Яковлева долго не держат в психиатрической клинике и не выписывают. Его переводят в терапевтическое отделение.- Переводят 21 декабря. Именно в этот день самовольно покидает клинику и Есенин. Еще раз повторяю: без посторонней помощи поэт покинуть клинику не смог бы.

Изменил я фамилию этого человека, чтобы не обидеть его память подозрением. Пройдет время, наступит пора открытия секретных архивов, и мы узнаем имена тех, кто провоцировал Есенина.

21—23 декабря поэта видели в "Доме Герцена" в нетрезвом виде. Вечером 23 декабря он приехал на двух извозчиках к дому в Померанцевом переулке. Зашел в квартиру Софьи Толстой, стал молча собирать свои вещи. Находившемуся в квартире мужу сестры Екатерины, поэту Наседкину, Есенин передал чек на получение в издательстве 750 рублей и попросил деньги завтра же переслать ему в Ленинград на адрес В. Эрлиха. О том, что он уезжает в Ленинград, он сообщил только нескольким близким ему лицам.

В семь часов вечера поэт с двоюродным братом Ильей торопливо загрузил вещи в сани. Софья Толстая и сестра Шура выбежали на балкон, был тихий вечер. Легкими хлопьями падал снег. Есенин сел на вторые санки. Снег быстро запорошил шапку и роскошное меховое пальто поэта:

— Прощай, Сергей!— почему-то крикнула четырнадцатилетняя сестра Шура.

Сергей Александрович поднял голову, улыбнулся своей простой, застенчивой улыбкой и-помахал рукой. Санки поехали. До гибели поэта оставалось несколько дней.

На вокзале он случайно встретился с давним приятелем Александром Сахаровым, который также ехал в Ленинград. Однако от разговора с ним уклонился, заподозрив в шпионстве за собой.

Ряд современников отмечали повышенную подозрительность Есенина в последние годы жизни. Например. А. Воронский после гибели поэта напишет:

"Несомненно, он болел манией преследования. Он боялся одиночества. И еще передают — и это проверено,— что в гостинице "Англетер", перед своей смертью, он боялся оставаться один в номере. По вечерам и ночью, прежде чем зайти в номер, он подолгу оставался и одиноко сидел в вестибюле". -

С подобными утверждениями согласиться нельзя. До возвращения из-за границы на родину он не страдал "манией преследования". Все преследования, угрозы убийством, избиения начались после известного "дела 4-х поэтов". Он не боялся встречаться с уголовниками, смело ходил в воровские "малины" и ночлежки. Не боялся он угроз врагов советской власти и за границей. Последние два года Есенин был действительно излишне подозрителен, но сами же современники убеждались, что за ним следили и не раз грозили убийством. Георгий Устинов вспоминал, что комендант гостиницу К. распорядился немедленно уволить дежурного охраны "за нарушение устава" — за то, собственно, что не застрелил Есенина..."

...Утром 24 декабря Есенин приехал в Ленинград. На вокзале он нанял извозчика и с вещами приехал к Вольфу Эрлиху. Тот жил в квартире с соседями по адресу: улица Некрасова, дом 29, квартира 8. Дома Эрлиха не оказалось. Есенин оставил свои вещи и записку: "Вова1 Я поехал в ресторан Михайлова, что ли, или Федорова. Жду тебя там. Сергей. Вова! Захвати вещи ко мне в гостиницу. С. Есенин 24.12.25 г."

По ходатайству приятеля Георгия Устинова, проживавшего в гостинице "Интернационал" (бывшая "Англетер") со своей женой Елизаветой, Есенина прописали в номере пять на втором этаже. Комната была обставлена дорогой мебелью и относилась к высокому разряду.

Эта гостиница предназначалась для ответственных лиц— чекистов, военных и партийных работников. Человек со стороны в нее поселиться не мог. В один миг в номере Есенина собрались друзья, знакомые, просто почитатели. По случаю приезда поэт .поставил на стол две полбутылки шампанского. Приехал Эрлих с вещами. Устинов позвал супругов Колобовых. Сам Есенин был радостным и возбужденным, читал новые стихи, рассказывал о своих планах. Здесь он намеревался жить постоянно и издавать литературный журнал. Конфиденциально рассказал Устиновым о разрыве со своей .женой С. Толстой.

***

В ночь на 28 декабря 1925 г. в гостинице "Англетер" в Ленинграде Сергея Есенина убивают, инсценировав самоубийство. Похоронен поэт в Москве на Ваганьковском кладбище.

Жизнь Есенина трагически оборвалась в 30 лет. После его смерти писатель А. Толстой писал, выражая общую потрясенность ранней гибелью его:

"Умер великий национальный поэт. Он уже стучался во все стены. Он сжег свою жизнь, как костер. Он сгорел перед нами... Его поэзия есть как бы разбрасывание обеими пригоршнями сокровищ его души. Считаю, что нация должна надеть траур по Есенину."

Но поэт ушел, а стихи его остались.

***

...Еще я долго буду петь...

Чтоб и мое степное пенье

Сумело бронзой прозвенеть.

***

До свиданья, друг мой, до свиданья,

Милый мой, ты у меня в груди.

Предназначенное расставанье

Обещает встречу впереди.

До свиданья, друг мой, без руки и без слова,

Не грусти и не печаль бровей,—

В этой жизни умирать не ново,

Но и жить, конечно, не новей.

***

Есенинские чтения в Константиново закончились часов в 16. Народ стал разъезжаться.

Мы пошли в ресторан "Русская тройка" и долго еще пили водку, читали стихи Есенина, и поминали великого поэта. Остались стихи гениального поэта,

чтобы еще долго волновать сердца людей чудом своего существования, той силой человеческого, предельно обнаженного самовыражения души, той высокой артистичности.

Остались стихи великого певца России.

Великого гения земли русской.

Б. Пастернак:

"Со времени Кольцова земля Русская не производила ничего более коренного, естественного, уместного и родового, чем Сергей Есенин... Вместе с тем Есенин был живым, бьющимся комком той артистичности, которую вслед за Пушкиным мы зовем высшим моцартовским началом, моцартовской стихией."

***

Рекомендуемая литература

1. Кошечкин С. П. "Весенней гулкой ранью..." - М., 1984.

2. Марченко А. М. Поэтический мир Есенина. - М., 1972.

3. Прокушен Ю. Л. Сергей Есенин' Образ, стихи, эпоха. - М., 1979.

4.Марина КЛИМКОВА "О СЕРГЕЕ ЕСЕНИНЕ".

http://www.nash-sovremennik.ru/p.php?y=2005&n=10&id=11


5Сергей ЕСЕНИН. http://esenin.ouc.ru/ -- Сайт музея Есенина в Константиново http://www.museum-esenin.ru/ -- Есенин и Россия. “О Русь, взмахни крылами, Поставь иную крепь!” http://www.esenin.boom.ru/sochineniya/soch1.htm

8. Есенин

http://www.esenin-sergey.com/

9. Есенин

http://www.hrono.ru/biograf/esenin.html

10. Жизнь Есенина: Рассказывают современники. М., 1988.

11. Куняев Станислав и Куняев Сергей. Сергей Есенин (ЖЗЛ). М., Молодая гвардия, 2005.

12. Валентин Сорокин. Крест поэта. Глава Крест поэта

13. Эдуард Хлысталов Неизвестное уголовное дело Сергея Есенина

14. Эдуард Хлысталов Тайна гостиницы "Англетер"

15. Эдуард Хлысталов Дело 12175 Георгия Есенина

16. Валентина Кузнецова. Известное и неизвестное

17. Юрий Прокушев. Были и небыли о великом поэте

18. Василий Болдовкин. Он всем нам родной

19. Лидия СЫЧЕВА - Сергей Есенин и современность. Доклад в ИМЛИ

20. Михаил БОНДАРЕВ - Поедем в Константиново!

21. Забир Исламов. Долгая дорога к Есенину

22. Руслан БАЖЕНОВ - Рецензия на сериал "Есенин" (современный марксистский взгляд)

23. Дмитрий ЕРМАКОВ - О любви.

24. Сергей Александрович Есенин

http://www.xserver.ru/user/seres/

25. Сериал "Есенин": 14 ляпов и национальный комплекс русского народа

http://www.epop.ru/news/945/

26. Есенин С.А. - Россия, Russia

http://www.russia.rin.ru/guides/5106.html

27. Сергей Есенин. Разные стихотворения.

http://www.slova.org.ru/esenin/index/

28. Фотографии Есенина:

http://www.esenin.ru/forum/viewtopic.php?t=24&start=0&postdays=0&postorder=asc&highlight=

29. Есенин Сергей Александрович

http://www.esenin.net.ru/

30. Цикл статей о Есенине:

http://www.litsovet.ru/index.php/author.page?author_id=3531

31. Галерея "Фотографии Есенина"

http://www.litsovet.ru/index.php/author.page?author_id=3531

32 . Фото галереи "Константиново. 2007 год. Есенинские чтения.

http://www.litsovet.ru/index.php/author.page?author_id=3531

© Copyright Тормышов Владимир Станиславович (mage666@list.ru) Обновлено: 17/02/2009. 109k. Статистика. Статья: Россия		Оценка: *6.004** Ваша оценка:

Тормышов Владимир Станиславович: другие произведения.

Есенин. Биография. Часть 2.