В городе продать вещи или обменять их на продукты было невозможно. Когда стало совсем голодно, мама вспомнила о тёте Марише. До войны наша семья несколько сезонов снимала дачу в деревне Шуринцево, в шести километрах от города. Мама подружилась с хозяйкой, которая совсем не возражала, чтобы дети чувствовали себя свободно не только в снятой комнатке, но и во всех закоулках деревенского дома, включая хлев, где в полутьме жевала сено и вздыхала большая добрая корова, а в другом углу толпились несколько овец, вечно испуганных и настороженных. Помню, тётя Мариша очень уважала корову, разговаривала с ней, как с человеком, а вот к барашкам относилась с презрением, на которое, вообще-то, была неспособна.
На трамвае мы доехали до Парка, далее шли через нескончаемое село Авдотьино и затем по санной дороге сквозь белые волнистые поля и глубокий овраг. Ещё немного тихим заснеженным лесом, и вот из-за приглаженного ветром снежного бугра появляются домики. Они выстроились в один ряд, и над каждой крышей приветный столб дыма - деревня Шуринцево.
Впоследствии я каждый год летом, и зимой на лыжах приходил в эти места. Они каким-то образом оказались обиталищем духа моих ушедших родных. Со странным трепетом я выбирался из особого мира, устоявшегося в сырости оврага, сердце замирало, ожидая появления за перелеском родного, улыбающегося мне поля. Хотелось обнять каждое дерево, погладить каждый кустик, травинку и лист. Дыхание сбивалось, глаза не успевали поздороваться сразу со всеми знакомыми ёлками и лужами.
Остановишься - тишина, только тот же, что когда-то, звон насекомых, словно и они сохранились с тех лет. А зимой вообще мелкие детали пейзажа не существовали, а всё в целом - как остановленная чудом картина из детства.
Подходя к деревне, можно повернуть по единственной улочке не направо - к дому тёти Мариши (её давно уже нет в живых, и дом продан - чужой), а налево.
Немного пройдешь, и начинается спуск по сырому комариному оврагу к неширокой быстрой прозрачной речке - Уводи.
Как всегда, когда из тёмного цепкого леса вдруг выйдешь на зелёные луга берегов, то отстанет с остатками тумана на ветвях деревьев твоя тревога, заботы, что-то давящее и сковывающее внутри и, словно, сбросишь старую, самому себе надоевшую оболочку, и станет так легко и ясно от тихих струй верной речушки, крохотного песчаного пляжика, где когда-то купался с братом.
Настолько здесь всё сохранилось прежним, что слышу его и мамы голоса, за кустами напротив, ближе к тому берегу, в струящейся воде возникают их отражения. Та самая стрекозка садится на узкий лист камыша и подрагивает, чтобы не упасть, напряженно-прозрачными крылышками в такт качаниям. И нет никаких прошедших десятилетий. Жизнь всё та же в непрерывном своём неброском движении, шелесте, журчании. Ничто здесь не признаёт тебя взрослым, тем более - старым. Здесь ты тот же ребёнок, как в те времена, а поэтому и все окружавшие тогда неизменно живы, их дыхание, голоса, шаги.
Это, наверное, и есть то, что называют - родиной.
Но постепенно становится и как-то тягостно... и уходишь. Нельзя долго беспокоить этот мир природы и духов.
Всё это понял я потом. А тогда в военную зиму мы с тревогой подходили к дому тёти Мариши. А здесь ли она? Как воспримет нас и наши намерения? Поднимаемся на уютное деревянное крыльцо, тихо стучим.
Открывает... да, наша всегдашняя тётя Мариша! Вроде, чуть заспанная, или снег слепит после полумрака тёплых покоев, чуть улыбающаяся. Мы восклицаем, взмахиваем руками.
- Ну, заходите, - говорит она так, будто мы расстались только вчера, а не прошёл целый год (и какой) с нашей последней встречи.
Мы входим в чистенькие комнатки, всё также лежат, где только возможно, всякие вышитые салфеточки. Это или мамины подарки, или плоды её уроков. В первые минуты разговор как-то не клеится. Мы смущаемся собственному, неуместному, вроде, восторгу. А тётя Мариша..., может, и досадует, что гости, нарушили покой и порядок.
- Да мне и угощать-то вас нечем, - тётя Мариша всё ещё считает, что городские привыкли к разным тонкостям, а у неё всё простое, деревенское.
Но вот неспешно ставится самовар, из русской печи появляется с изящной талией глиняный горшок, из его коричневого зева выглядывает румяная корочка запечённой картошки, в стаканы льётся из крынки белое густое молочко, режется каравай свежего хлеба... Но всё это совершается так медлительно... Ах, как это было вкусно! Начинается разговор, рассказы кто-что-как-где. Так хорошо на душе, приятно сидеть на крепком деревянном стуле, в тёплой чистой комнатке, у окна, за которым нежится устроившийся в сугробы снежок...
Но надо возвращаться засветло. Мама выкладывает главную ценность, что у нас была - папины золотые часы. Ни тётя Мариша, ни мама не знают настоящей цены таких вещей. Мама очень неуверенно просит полпуда (8 кг) муки. Помню, как наш Наум Ильич потом сильно журил маму. Она ссылалась, что никто не знает теперь этих цен. Наум Ильич - часовой мастер, видимо, знал, что к чему, ещё посетовал маме, что с ним не посоветовались. Но вдруг замолчал, заметив, что мама начинает расстраиваться.
Тётя Мариша неторопливо соглашается. Достаёт мешок, насыпает муку. Потом сдвигает половичок, лежавший посреди комнаты, под ним дверка - подполье. Открывает, а там... в прохладе и безопасности дремлет гора картошин. Нам набирают несколько ведёрок. Мама заикается, что больше у неё ничего нет, но тётя Мариша её останавливает: "Это подарок".
- Но зачем так много? - беспокоится мама.
- Ничего, потом отдашь, - успокаивает её тётя Мариша.
Вместе укутываем всё это богатство на санках, чтобы не замёрзло в пути, прощаемся и из тёплой избы - в скользкую дорогу, в уже темнеющий лес, в холодный и напряженный город.
Сожаление:
Да, не сохранилось у меня фото тети Мариши. А может его и вовсе не было. Это теперь у каждого в руках мобильник, тогда аппарат был дорог. Так хотелось бы, чтобы вы увидели те с десятилетиями не теряющие четкости снимки, которые пока хранятся во мне, и часто смотрю на них.
Чего бы проще - подключил к мозгу такой же проводок, как к Кеннону, и вывел на компьютер фото и видео сюжеты, и разослал их всем интересующимся. Дождусь ли этих успехов науки и техники?
![[]](/img/t/trahtenberg_r_m/gorodaigody-12/18070026wyhodizowraga.jpg)
![[]](/img/t/trahtenberg_r_m/gorodaigody-12/18070023widnauwodx.jpg)
![[]](/img/t/trahtenberg_r_m/gorodaigody-12/18070022shurinceworodina.jpg)
![[]](/img/t/trahtenberg_r_m/gorodaigody-12/18070024krylechkotetimarishi.jpg)