В 1946 году я окончил 7 классов. Семилетка была рубежом неполного среднего образования. Неожиданно оказалось, что в моём "Свидетельстве" все многочисленные строки оканчивались одинаково - "Отл." Вообще-то, я никогда не числился отличником, бывали всякие оценки. Нет, никогда не получал "Плохо". Ну, разве, где-то в первых классах за "Чистописание". "Удовл." - тоже были редкостью. Но за пятёрками никогда не гонялся. Да, вообще и дома не обращали на это особого внимания.
Мы с мамой сели рассмотреть "документ", и пришли к новой мысли. Такая бумага позволяла без экзаменов поступать в любое среднее учебное заведение. Конечно, у мамы была мечта, чтобы я, как и старший брат, окончил десятилетку. Но она уже видела, что это никак не защищает сына в жизни. Скорее наоборот. К тому же на одну мамину зарплату жить было трудно. Вот и решили подавать документы в техникум: ближе более надёжное существование со специальностью, да и стипендия...
Никаких особенных призваний во мне не обнаружилось. Увлекали в детстве звёзды, но в Иванове о таких специальностях не знали. Ещё когда-то родители считали, что меня надо учить игре на скрипке. Даже, вспоминаю, мама водила меня в Музучилище. Вместе с такими же мечтательными женщинами и нарядно одетыми маленькими гениями мы волновались, ожидая вызова перед высокими дверьми, за которыми заседала музыкальная комиссия. Я отвечал на улыбки тётей и дядей, что-то бойко говорил о своих жизненных планах, пел кусок патриотической песни, нажимал по заданию на клавиши пианино и стучал карандашиком ритмы.
- Ну, как? - Спросила мама. Её глаза заранее сияли гордостью за сына.
- Всем понравилось моё выступление, - ответил я совершенно искренне.
Помню вежливое замешательство членов комиссии, когда, не обнаружив своей фамилии в списке, мама зашла спросить о результатах. Потом через знакомых нам шепнули, что по всем пробам кандидат в ойстрахи получил двойки.
Ещё можно припомнить мой интерес к букашкам и бабочкам, но это направляло кандидата в ветеринарное училище, что и обсуждать было смешно.
Ввиду отсутствия явного призвания и после анализа местных возможностей был избран Электромеханический техникум. Не было у нас для советов знакомых причастных к технике. Просто, по методу исключения: медучилище - не подходит, там одни девчонки, Хлопчатобумажный техникум - не котируется, и тоже туда идут девчонки, Индустриальный техникум - те же специальности, но ходить далеко. Может, одно из главных соображений в определении будущей профессии как раз и заключалось в том, что избранный техникум располагался почти напротив маминого банка. Наверное, мама, да и я не хотели отдаляться друг от друга.
Итак, прощай школа с её полусемейным укладом, родительскими собраниями, классными руководительницами. Здесь в техникуме мы уже не класс, а группа со сложным номером из цифр и букв, учитывающих курс, отделение, специальность. Народ в группе довольно пёстрый. Некоторые весьма заносчивые юноши пытаются изображать себя старожилами, ещё бы - они уже давно всех знают и победили на вступительных экзаменах. А девушки? Я отвык от них в мужских школах. Они внешне совсем взрослые. Во всяком случае, девчонками их никак не назовёшь. На их лицах загадочное выражение особ, знающих что-то такое...
Учиться интересно. Чувствуешь какую-то ответственность за будущее. Типичных для школьного класса лоботрясов - здесь нет. Преподаватели (уже не "учителя") ожидают от нас и требуют не очень сложного, но надёжного владения конкретными навыками. Направляют не только мозги, но и руки. На занятиях по слесарному делу требуется из грубого куска железа сделать молоток.
Подумаешь, молоток - скажет кто-то! Ого, оказалось, между "сказать" и "сделать" мало общего. Надо надёжно зажать в тисках этот кусок металла, приспособиться ровно, точно и сильно шаркать по нему напильником, выдерживая определенные углы. Здорово это - держать в руках настоящие инструменты, выслушивать наставления серьёзных мастеров, которые обращаются с тобой без скидок на возраст и неумелость. И как же красив этот образец-молоток, какие ровные, устремлённые в удар грани, какие приятные на ощупь гладкие холодные поверхности. И как всё ещё далёк от этого тот предмет, над которым я тружусь уже не одно занятие. Не знаю, сказалась ли эта короткая практика или разбуженные гены (от кого бы? Папа, вроде, ничего такого делать не умел, Лёню тоже это не интересовало), но я полюбил работать руками. Испытываешь настоящее удовлетворение, когда... получилось! Хотя, впоследствии, дядя Виля, действительно владевший всяким ручным делом, не раз журил меня: "Ты заработаешь только на соль". Да, надо сделать дело не только хорошо, но и быстро. Именно этим отличается мастер от старательного человека, но неумелого. Окончательно это понял уже много позже. Сначала, когда лежал зимними часами под своим "Москвичом", протирая заросшее грязью больное место, изучая его устройство по книге, отвинчивая неподатливые и готовые сорваться гайки. А затем - восхищенно наблюдая, как мастер одним точным выверенным ударом освобождает "заевшее" место и в полчаса заканчивает переборку, которую я делал два дня. С этих пор во мне возникло или ожило особое уважение к людям, умеющим делать руками конкретное дело, понимание красоты этой работы и её результата, подобное наслаждению созерцанием произведения искусства или природы.
Серьёзным соперником учёбы оказался спорт. Ещё летом я "выдвинулся" в известные, на местном уровне, волейболисты. В нашем районе было несколько самодельных волейбольных площадок, где вечером собирались люди. На площадку выходили и настоящие игроки, и опытные любители. Просто азартные граждане, умеющие только подставлять руки, не решались здесь совершенствовать своё мастерство и довольствовались ролью страстных болельщиков. Кое-кого в команду не брали, так как проигравшие выбывали, их шестёрка распадалась, и жди, когда удастся ещё сыграть. Постепенно сложились команды, где игроки уже знали достоинства друг друга и стремились играть вместе. Но, когда на площадке появлялся известный игрок, его всегда устраивали в команду.
Иногда обходил несколько площадок, не везде в этот вечер играли. Мне нравилось быть "вольной птицей" и не прописываться в определенном месте. Это сегодня в волейбол играют только двухметровые гиганты. В то время ценили прыгучих, подвижных и самоотверженных. Длинные, как правило, не отличались этими качествами. И потому сидели дома.
Каким-то образом я научился давать точный и мягкий пас, что умели немногие. Освоил технику нырков грудью на землю. При этом, чтобы не разбиться, нужно, отбив в полёте мяч, в последний момент ловко перевернуться на спину. Это позволяло частенько вытащить "мёртвый" мяч, сильно пробитый нападающим с той стороны сетки. Получалась у меня и сильная подача "крюком" и таким же способом нападающий удар через сетку. Думаете - хвастаю? Просто вспоминаю технику прошлых лет.
В слабой команде мне удавалось гордо ходить в нападающих. В сильной, среди высоких, мощно бьющих игроков, где мой рост был маловат, - оказывался полезным защитником и ещё более нужным пасующим. Самая яркая штука в волейболе - удар, поэтому игрок готовый не бить, а дать хороший пас, был всегда нужен.
Одна из наших грозных команд (К великому сожалению, имена моих коллег утратил, вижу только, что крайний справа - это я).
Волейбольные сражения стали частью моего существования. Кто играл - знает, как это здорово, разбежавшись взлететь у сетки, точно рассчитав точку встречи с мячом, и со всей силы всадить его в площадку противника, увидеть его бессилие и услышать одобрительные возгласы болельщиков и партнёров.
До сих пор, как вспомню свой звёздный миг в игре на первенство техникума, так выбегают на кожу сохранившиеся мурашки. Противник был сильнее нас. Там собрались все знаменитые, зазнаистые игроки первой сборной. А наша вторая - не имела таких великих нападающих и держалась больше на страсти наказать корифеев. Подходил к боевому, но предрешенному, концу последний сет. Мы проигрывали два очка. Вот для решительного завершения игры в воздух взвился Жорка Тараканов и своим коронным крюком бабахнул в нашу площадку. Я стоял в противоположном углу и в долю секунды отчаянно нырнул в то место, где уже почти впивался в площадку этот решающий мяч. Не думая о столкновении с жестким полом, я подставил руку и поднял мяч для ответного удара. Зал ахнул, знаменитые противники так и не успели придти в себя от неслыханной наглости команды слабаков и ... проиграли и этот мяч, и два последующих. Нашей общей радости не было предела. Валька Ивонтьев, наш азартный капитан, едко подначивал в раздевалке растерянных профессионалов. Они обвиняли один другого в ошибках, что ещё добавляло нам удовлетворения.
Формально наибольших высот в карьере волейболиста я достиг летом после окончания первого курса. Началось первенство области, а большинство штатных игроков разъехались по домам в другие города. Встретил меня случайно Витя Постников, один из главных высокорослых нападающих, и пригласил в команду. Так я в форме сборной оказался на стадионе на настоящей открытой площадке среди гораздо более взрослых и известных игроков. Играть было сложно, но я, вроде, делал своё дело защитника и пасующего. Наша команда в итоге заняла второе место, и все игроки, получил 1-ый разряд по волейболу. Конечно, это отличие сильно превышало мой действительный класс, но... такое в моей спортивной биографии случилось.
Попав в компанию взрослых и профессиональных (по понятиям того времени) игроков, мне довелось познать и другие стороны их жизни.
Окончание чемпионата мы праздновали в столовой, где всю неделю кормились обедом на специальные талоны. Соревнования длились неделю, но талонов выдали больше. Поэтому для празднования не потребовалось никаких денег. Нам сдвинули столы, во главе сели самые знаменитые, а я - скромно с краю. Но и на края официантки ставили в том же количестве все закуски и напитки. Налили в стаканы водку, и я как полноправный защитник получил свой стакан. Пошли тосты и воспоминания "как вместе рубились они". Потом всё смешалось, все разбрелись. А я оказался сидящим на скамейке в сквере. Не просто сидящим, а неприлично извивающимся от дикой боли в области солнечного сплетения. Холодный пот, слёзы из глаз - и никакого просвета. Наконец, организм сжалился над нервной системой, освободился от несовместимого с моим устройством вещества. Ох, смог вздохнуть. Хорошо, что никого вокруг не было. Постепенно вернулся, хотя и не в спортивное, но подвижное состояние.
Командное чувство ориентировочно направляло мои шаги. Но основные наши силы уже шли навстречу. Может и не ко мне, но в этом направлении. Так я воссоединился с коллективом, и мы двинулись вниз по главной улице. Конечно, команда была не в форме. Майки с гордыми символами тоже не надели. Настроение было сильно повышенным, но прохожих не задевали. В сквере около цирка, что оказался по ходу нашего движения, кучковалась толпа каких-то людей. Наш предводитель, видно, сходу понял, что кого-то обижают. Следуя благородному порыву помочь слабому, он, размахнувшись, убрал с дороги ряд мешающих и оказался... перед эпилептиком, которого добрые люди пытались удержать, чтобы не нанёс вреда самому себе. Отвага сразу уступила место сочувствию, и пострадавшему была оказана первая помощь.
Так взрослел и закалялся тогда молодой человек. Эксперимент со спиртным показал мне, что я пьяным, в смысле одуревшим, быть не могу. Впереди идёт дикая боль и лучше до неё не добираться.
Впрочем, для города, да и страны, где я вырос, это открытие было совсем не типичным. Там пьяный человек - это обычный человек, ему старушки в трамвае уступают место, называя "сынок". После работы почти каждый уважающий себя труженик должен был "принять". Даже в особом советском городе Ленинграде существовали очень культурные, выражаясь по провинциальному - забегаловки, где в очереди стояли солидные молчаливые люди. В отличие от других городов России, здесь никто не пытался сунуться вперед под предлогом "понимаешь - душа горит!" или совсем нагло без пояснений, никто не матерился, рассказывая о вчерашней погоде, не клянчил 20 копеек с отдачей послезавтра. На вопросительный взгляд всепонимающей буфетчицы они говорили: "Сто". И получали полстаканчика водки и бутербродик с селёдочкой (без закуски не отпускали). Редкие специалисты брали сразу "двести" и два бутербродика. Большинство, выпив у столика, прикреплённого к стене, молча уходили. Некоторые повторяли по тому же ритуалу. Случались личности, что хотели делать: "И т.д.". К таким, отличающимся оттенком носа, невзначай подходила продавщица, прерывая продажу для уборки стаканов, и что-то настойчиво им сообщала. Этого оказывалось достаточным для восстановления деловой обстановки.
Ну, а в моём городе на родине цветастых ивановских ситцев всё было устроено ярче. Процветал способ "На троих". Часто в магазине подходит к тебе гражданин и, не представившись, спрашивает: "Третьим будешь?" Осознав ситуацию, торопливо мотаешь головой и ретируешься. Потом в подъезде или за углом в тихом месте замечаешь такие тройки. Выдвинувшийся в доверенное лицо опытной рукой разливает жидкость из бутылки по трём стаканам. Двое других, напрягшись, следят за наполняемостью. Бутылка двигается по равнобедренному треугольнику (пригодилась школьная геометрия), дополняя стаканы всё меньшими порциями. Наконец, кто-то из сотоварищей не выдерживает испытания, хватает свой стакан... Применяют и другой - быстрый алгоритм. Он был разработан в связи с учащением случаев, когда жильцы, открывая дверь на звонок и услышав: "Дай стаканчик!" - отказывают. Не действовало даже обещание - вернуть. И даже приглашение: "Тебе нальём!". Этот способ получил название "Из горла!". Самый опытный верной, малость дрожащей, рукой берёт бутылку, наставляет большой палец на две трети высоты и отпивает до метки. Так же действуют остальные. Бывалые алкаши применяют и объёмно-цифровой вариант метода - "По булькам". Каждый, по очереди, опрокидывает бутылку в хорошо открытый рот и отпивает по шесть или семь (точных данных не имею) бульк-порций. Свободные - хором считают.
Часто процедура развивается в направлении "ну - ещё бутылку?". Затем она переходит в громкий разговор на специальном языке и лёгкий мордобой. На этом официальная часть собрания ячейки коллектива - заканчивается. Индивидуумы отправляются на другие развлечения "по вкусу". Самых преданных подбирает специально разъезжающая машина. Их доставляют в особое заведение - вытрезвитель. Говорили, что там купают в прохладной воде, укладывают на чистую кроватку, на выходе вручают счёт на некоторую сумму (терпимую - всё равно платит жена). Ещё посылают форменную бумагу "по месту работы". Вот уж это - зловредная штука. Извещение попадает в руки профкома, власть которого в этом случае не ограничена. Могут припомнить что-то из прошлого и сильно испортить будущее.
Можно ещё долго рассказывать о роли водки в жизни русского народа. Тема эта неисчерпаема. Она вдохновляла многих писателей. Чуть не весь профессиональный юмор крутится в историях о пьянках и пьяных.
Вас удивляет, что я подчёркиваю национальную окраску этих сфер? Имею основания. В Израиле, овладев немного ивритом, я несколько раз пытался в солидных компаниях просветить местных граждан, выходцев из разных стран, рассказывая им самые знаменитые анекдоты из русского наследия. Поразительно, но всегда после моего сочного рассказа воцарялось недоумённое молчание. Я пытался пояснять смешное место - на меня смотрели с вежливыми улыбками: ну, этот выпил, тот налил, третий что-то произнёс... Наконец, до меня дошло - это чисто русский национальный колорит. Весь остальной просвещённый мир такого не знает: ну налил, ну выпил, хочешь - пей ещё, не хочешь - не пей, где смеяться? Никто не считал возможным затуманить каплей алкоголя мозги, единственное, что могло помочь принять правильное, спасающее решение в постоянно и неожиданно возникающих ситуациях бизнеса.
Может, сегодня всё переменилось? Вхожу в российские телеканалы. Опять бутылки, стаканы, азартно-одуревшие рожи... Наркотики там не применяют, зато водка - это государственно распространяемый продукт, вполне, как говорится, легитимный. Обидно за нашу алию, но уже и на израильском экране вживаются те же картины с поэтами-алкаголиками во главе.
В заключение этой неотвязной темы вспомню только студенческого типа вечеринку в Свердловске. Нас было в комнате трое. Купили бутылочку на вечер. Хорошо сидим. Разговор пришёл к тому, кто сходит за следующей. Я пошутил, что так скоро достигнем предела - каждому по бутылке. Студенты вежливо заметили преподавателю: "Простая формула определения числа бутылок на дружеской встрече - Эн плюс один, где эн - число друзей". А в Израиле по пол-литра не продают. А литровая бутылка водки стоит дешевле, чем маленькая бутылочка пива в кафешке. А за столиком на парижском Монмартре подадут бутылку минеральной, и она будет дороже, чем бокал вина.
![[]](/img/t/trahtenberg_r_m/gorodaigody-17/romawolejbol.jpg)