Прежде, чем окунуться в воспоминания о начале моего служения технике, что, возможно, звучит высокопарно, но по существу близко к истине, перенесёмся на минуту в самый конец моей карьеры.
Итак, решилась дилемма - кем лучше быть "последним в городе или первым в деревне". Жизнь определила: из первых (ну, с натяжкой) в российской деревне я поднялся в последние, но в городе страны евреев свободного мира. Не закономерный ли это итог слишком позднего отрезвления от дурацкого советского наркотика. Нет, меня не угнетает отличие от благополучных настоящих пенсионеров с солидной пенсией (из требуемых по закону 10 лет я удержался на работе - 8). Ведь всю тамошнюю жизнь нам втолковывали презрение к деньгам и прочим буржуям. И преуспели в этой психотерапии. Хотя, уже понял, что миллионер, бизнесмен - лицо достойное, и каждый нормальный человек должен за свою жизнь заиметь миллиончик. И это, возможно, сделать вполне честным путём.
"Ничего страшного" - как любил выражаться мой маленький внук. Между прочим, хотя его жизненный опыт укладывался в четыре с небольшим года, я часто поражался его выдержке и такту. Едва научившись считать до десяти, он, похоже, всегда пользовался этим, самостоятельно открытым приёмом - не торопиться с реакцией на чьи-либо действия или требования. Всякий раз ловлю себя на мысли, что я этим так и не овладел. А пора бы!
Внимательный читатель может заметить, что с этой главы воспоминаний что-то в моей прозе изменилось. Хочу думать - в лучшую сторону. А дело просто в том, что с этого места пишу я уже не на старенькой (и вполне работоспособной) пишмашинке Rheinmetall, которую при первом же знакомстве без секунды раздумий подарил мне "оле" (новому гражданину страны) "ватик" (гражданин, давно живущий здесь), а на современном "Пентиуме". Это немного быстрее.
Интересно, сколько томов успел бы написать Лев Толстой, владей он такой техникой? Может, поэтому гениальные писатели проживали в своё, технически недоразвитое, время. Как и композиторы. Сегодня они работают с аппаратурой, которая почти всё делает за них. Только и остаётся что-то маленькое за пределами этого "почти"...
Вот сижу рядом с этой могучей машиной, которая будто бы охотно слушается моих пальцев. Она просто изнывает от желания помочь мне, даже пытается поправлять мои, как она считает, опечатки. Её ощутимый явственно интеллект следит за мной. Не получается чистое творчество, присутствует элемент борьбы, состязания. Это мешает сосредоточиться, уйти в самые верхушки мозга, а ведь лишь, когда удаётся достигнуть такого состояния, родится что-то похожее на дело. Обычный парадокс цивилизации - мы выдумываем машины, чтобы помогали людям, и не можем сдержать себя, поручая им творческие процессы. Ведь в отличие от производства всяких товаров здесь совсем не требуется "много", а только "хорошо". Даже лучше - ещё меньше и ещё лучше.
Более того - не успел осчастливить людей Интернет, как нашлись творцы-пакостники, злорадно посылающие нам всяких вирусов, червей и т.п. Даже Израиль пока не в силах развить свою технологию "точечного уничтожения" на эту болотистую братию.
Наше СКБ располагалось на территории большого завода, продукция которого сначала возникала в виде чертежей на "кульманах" конструкторов. Мне дали письменный стол в "Экспериментальном отделе" и зарплату 1000, вместо начальной 900, как уже владеющему некоей специализацией. После этого разговоры об ультразвуке закончились. Все хотели уже пощупать - что это такое.
В сущности, ультразвук - это самая обыденная штука. Это просто частое жужжание, которое может возникать в воздухе, воде или в другой среде. Но как его заставить появиться?
Я энергично взялся за создание мощного генератора.
Наладка УЗ генератора.
Моих знаний не хватало, а консультироваться было негде. Я зарывался в книги, вёл отчаянные расчёты, проектировал и конструировал, метался в поисках мощных радиоламп и других экзотических приборов и материалов, бегал по цехам и проталкивал изготовление деталей. Вместе с моим помощником Костей Истоминым (думаю не ошибаюсь фамилией), знакомым ещё с гимнастических времён, наматывал катушки, сверлил, пилил и свинчивал. Через несколько месяцев в нашей лаборатории стоял красивый шкаф благородного цвета, высотой почти в человеческий рост, с рукоятками и циферблатами. Рядом на табурете лежал, соединенный шлангом со шкафом, магнитострикционный вибратор со стальным коническим концентратором, подобным укороченному хоботу. Из его суженного конца и должен был появиться загадочный ультразвук.
Мой палец ложится на кнопку "пуск". Костя на всякий случай, спешит за дверь, наблюдать за дальнейшим сквозь щель. А что, в самом деле, чёрт его знает, всё-таки... "ультра"!
Мне деться некуда. Жму на кнопку. Загадочным фиолетовым свечением вспыхивают тиратроны. Есть анодное напряжение! Потрескивая, принимают на себя 1500 вольт пузатые колбы радиоламп. Включаю "возбуждение". Напряженно загудела машина. Человеческое ухо не слышит ультразвук, а то бы от киловаттного грома вздрогнуло всё СКБ. Беру в руки вибратор и приближаю его конический нос к воде в стакане... прикасаюсь... вода с шипением взлетает вверх белым туманом. Ура, есть ультразвук!
Теперь подходят товарищи, начальство. Вездесущий зам Горбачека успевает слетать на второй этаж и снять первые пенки с нашего достижения. Мы с Костей, блаженно улыбаясь, принимаем поздравления. Все с уважением и опасением смотрят, как смело я управляюсь с этой техникой. Кто-то отважный успел потрогать пальцем излучатель и... выжил. Чтобы не перевести восторг в критику, заканчиваем первую демонстрацию. Впереди ещё много работы с генератором, который пока выдаёт мало мощности.
Все мечтали, что ультразвук принесёт переворот в текстильную технологию. Резко ускорит промывку и крашение тканей. Это позволит конструировать компактные красивые машины, которые освободят место на фабриках, снимут вредные испарения, сократят расход воды и всякой химии.
Мои эксперименты через месяц-другой показали: да, всё так, только ткани выпускаются в виде лент шириной около метра, и для воздействия на всю ширину полотна потребуется не менее пяти генераторов, а это - деньги и место. И имеется ещё одно, возможно, главное препятствие - несовместимость привыкшего к воде, пару, грязи и относительно грубой технике фабричного персонала, с электронным оборудованием.
И все-таки очень хотелось сделать что-то полезное хотя бы для завода. Я обратил внимание, что в механических цехах есть проблема с обработкой деталей из чугуна и стали. Понятно, что резец на токарном станке должен быть тверже металла, который ему надо резать. Для этого крепили на резце специальные керамические пластинки. Их пытались приклеивать и т.п. Но в работе они часто отскакивали. Я решил попробовать просверлить ультразвуком в такой пластинке дырку, чтобы её можно было закрепить на резце намертво. Стекло я уже сверлил.
Через пару дней у меня в руках уже появились такие симпатичные плстинки с отверстиями. Однако заводские механики покрутили их, подивились, но дальше дело заглохло.
Наверное, единственным следом, который оставила в текстильной истории моя работа, оказалась публикация в журнале "Текстильная промышленность" статьи "Интенсификация крашения ткани под действием электрического тока". Но вы обещали ультразвук, причём здесь ток? - спросит внимательный читатель, если он вообще выдерживает это техническое углубление. Но, извиняюсь, автор - сугубо технический человек и поэтому, возможно, придаёт своей жизни с техникой больше значения, чем она того заслуживает.
Да, вслед за опытами с ультразвуком, когда стало ясно, что он, хотя и хорош, но слишком дорог, у меня мелькнула следующая технологическая мысль...
Прежде должен кое-что пояснить. В начале своей деятельности я сильно удивлялся нахальству (так скажем для краткости) лиц, выступавших на техсоветах у главного инженера и самого Горбачека. Они смели совершенно "на пальцах", пользуясь, вместо точных наук, одним энтузиазмом, доказывать величие и жизнеспособность своей идеи. Ну, что-то вроде этакого:
"...ткань опускается в раствор красителя, с силой трётся о молекулы краски, раствор вспенивается от нагрева, краситель стремительно всасывается в расширившиеся поры волокон, которые потом при остывании захлопывают частицы краски, и в результате получаем ускорение и укрепление прокраса в 17 раз...".
После этого изобретатель новой технологии (это мог быть и уважаемый учёный из Химинститута), вытирая вспотевшее от вдохновения чело, садился рядом. А я крутил головой во все стороны, пытаясь отыскать на лицах присутствующих инженеров признаки возмущения от вопиющего несоответствия хилых доказательств докладчика его грандиозным выводам. Ведь я уже знал из собственного опыта, что, если не иметь точных данных и не рассчитать все математически (!) - не получишь даже крохотного результата. Но народ безмолвствовал. Или задавал мелкие вопросы.
Постепенно я осмелел и понял, что далеко не всегда люди ждут солидную теорию, а часто удовлетворяются догадками и чувствами.
Вот тогда и "осветила" меня технологическая идея: примерно то же, что делает с красителем и тканью ультразвук, можно достигнуть гораздо дешевле, прямым применением электричества. Первые опыты показали, что электрический ток, проходя по мокрой ткани, которая погружается в раствор красителя, заставляет его вскипать прямо в ткани. Таким образом, достигается то самое "высокотемпературное крашение", к которому все стремились, строя для этого сложные герметизированные аппараты. Мою идею, высказанную на очередном техсовете с помощью описанной выше "пальцевой" методики, приняли. Я спроектировал специальный аппарат для экспериментов, которые все домыслы подтвердили. Всё получалось дешево, компактно. Но вмешалась... "техника безопасности", а это была особая стихия, с которой даже высокое начальство не спорило. Электричество? В красильный цех? Не пойдёт. Точка.
Тут и появилась моя первая, так называемая, "печатная работа". (Потом их было ещё примерно 200, а 201-ую я написал уже здесь в Израиле и опубликовал в 1998 в Штатах).
Мне памятен тот случай. Внедрившись в процесс крашения, я отправился на консультацию к технологу. Благо в Иванове, городе текстильщиков, легко было встретиться с самыми видными специалистами. Меня принял В.Е. Ростовцев, которого называли первым красильщиком страны. Он внимательно выслушал рассказ о моих опытах, осмотрел образцы крашенных тканей и обещал отправить их на специальные анализы, заметив, что и без этого видит результат. Затем Ростовцев вынул из стола толстую пачку своих статей, полистал и нашел подходящее для этого случая вступление и предложил мне написать совместную статью, которая вскоре вышла, не встретив проволочек редакции. Позже я понял, что сработало не только электричество, но и имя моего соавтора. Последующие мои публикации не проходили так гладко.
Итак, крашение электрическим током не приняли. Тогда я снова вытер пыль на генераторе ультразвука и взялся за пайку алюминия. Обычно этот металл пайке не поддаётся. Мне удавалось прочно спаивать алюминиевые пластинки. Этому удивились, но сугубо гражданскому заводу, как наш, Главк алюминий не выделял.
Тогда я решил использовать ещё одно свойство ультразвука, о котором писали в популярных изданиях - получить особо прочный чугун. На заводе было собственное литейное хозяйство, где из чугуна отливали разные детали. Литейный цех размещался недалеко от моей лаборатории. Это было старое и пыльное заведение с земляными холмистыми полами и закопченными рабочими-литейщиками. Мобилизовав всех, кто согласился, я подтащил генератор к бывшему окну литейки, и вставил излучатель в тёмно красный, пышущий жаром металл. Обследование образцов, однако, не показало улучшения свойств чугуна. Наверное, мой генератор был слабоват, чтобы воевать с такой массой металла. Опять мне не удавалось сделать хотя бы что-то путное.
А сидевший в комнате рядом бывалый изобретатель Рыбаков заходил, смотрел на мои старания, выслушивал жалобы, удовлетворенно хмыкал. Затем он шёл в сборочный цех. Минут пять крутился у только что собранной новой машины, выполненной по чертежам конструкторского отдела. Он возвращался за свой стол и тут же писал "рацпредложение". В нём предлагалось убрать за ненадобностью один из роликов новой машины. На ближайшем заседании заводского "Бюро по рационализации" его предложение принималось. С одной стороны, в самом деле, и без этого ролика машина могла работать почти также, а с другой, заводские инженеры не упускали случая утереть нос "эскабейным" спецам. А Рыбаков? А он получал 50 процентов от экономии за выброшенный ролик, что давало солидную добавку к зарплате, и его портрет снова утверждался на большой "Доске почёта" при выходе из проходной.
Выбравшись из очередной депрессии, я впивался в новую идею. Ультразвук умел, по книжной информации, не только красить, отмывать, паять, но и сверлить отверстия в самых твёрдых материалах. Я изготовил специальные насадки и действительно просверлил дырочку аж в керамической пластинке, которую крепили к резцу для обработки нержавейки. Эти дорогие пластинки после недолгой работы выбрасывали. Появилась мысль - использовать их в пескоструйных аппаратах. Не пугайтесь, это понять совсем несложно. Отлитые металлические детали нуждаются в крепкой очистке от пригоревшей земли. Для этого в струю сжатого воздух сыпят песочек и дуют на отливки. Для увеличения силы струи её выпускают из узкого отверстия - фильеры. Конечно, стенки этой фильеры тоже быстро изнашиваются. Каждый час пескоструйщик должен заменять фильеру. Мои пластинки с дырками работали в 4-5 раз дольше. Но и этот маленький успех не пошёл в жизнь. Уже налаженную процедуру - не захотели изменять.
Как-то, проходя через модельный цех, я обратил внимание, что рабочие высочайшей квалификации, ползая по полу и тщательно размечая будущие модели, мучаются из-за плохого освещения. В ясный солнечный день вполне хватает света из верхних окон, но при ухудшении погоды или наступлении сумерек люди по инерции ещё долго продолжают работу, напрягая зрение, пока кто-то не догадается послать за электриком, чтобы тот включил освещение. Да, и не хочется никому терять время и отвлекаться от хорошо оплачиваемой работы. Я загорелся новой идеей - включать освещение автоматически. Моих знаний хватило, чтобы построить фотореле, хотя в то время не существовали еще нормальные фотоэлементы и царствовали неуклюжие ламповые усилители. Аппаратик установили у окна под крышей.
Надо было видеть, как радовались люди, когда неожиданно, будто бы догадываясь, что пора... в цехе вспыхивал яркий свет.
Шло время, автомат работал, а в БРИЗ`е всё спорили и никак не могли принять решение о моём "рацпредложении". Им помог случай. Как-то заглянув в цех, я обнаружил, что сигнальный красный огонёк на моём приборе не горит. В чём дело, почему отключили? Рабочие, сочувствовавшие молодому изобретателю, рассказали, что был случай, когда, видимо, птица села и загородила прибор, включился свет, помигал и снова выключился. Это вызвало недовольство электрика, который и так всегда капризничал, отвечая на просьбы о включении света - рано, электричество надо экономить!
Постепенно я понял, мало изобрести что-то полезное, надо ещё, чтобы новшество соответствовало расплывчатому понятию "приживаемости". Окружающие условия должны "созреть". Общество должно ожидать рождения этого "чуда". Можно много всякого понадумать, да его не примут люди в данное время, в данном месте. Это свойство трудно понять головой, оно называется - интуицией инженера. Смелость в новизне обязана утверждаться опытом жизни. Годы, проведенные на заводе, хорошо послужили мне. Наверное, я оказался внимательным учеником. Позднее, в среде "чистых ученых" я всегда ощущал это своё преимущество. Направляя уже своих учеников на новые пути в технике, всякий раз "шаманил" - на минуту прислушиваясь к "внутреннему голосу". И обычно не ошибался.
Но эпопея с ультразвуком ещё ожидала своего завершающего аккорда. И салют прозвучал, как положено, - в столице нашей Родины!
Во время созидания генератора меня одолевала масса вопросов.
А задать их в нашем городе было некому. В отчаянии я вспомнил о радиоклубе, где отводили душу радиолюбители. Так называли тогда людей, свихнувшихся на страсти к собственному творчеству в радиоприёмниках. Когда-то, лет сто назад, такие энтузиасты соперничали со специалистами, и им удалось даже что-то такое изобрести или первыми связаться с гибнувшим пароходом "Челюсткин". К концу 50-х годов всё серьёзное уже давно делалось инженерами в специальных КБ. Но каким-то путём, возможно, за счёт активной поддержки знаменитым радистом Эрнстом Кренкелем, одним из четырёх "папанинцев", которые первыми пожили на Северном полюсе, продолжали своё существование так называемые - радиоклубы. В них несколько штатных любителей, получая приличную зарплату, пытались "охмурять" молодёжь, вовлекая её в это дело. Ну, извините за излишнюю размашистость в оценках, ведь и сам я, выбирая студентов для научной работы, предпочтение отдавал им - радиолюбителям. Таких ребят уже не надо было обучать пайке, и их навыки облегчали быстрый вход в интересные исследования.
Настоящий радиолюбитель, а я знавал таких, проводил дни и, главное, ночи что-то припаивая и отпаивая. Наконец, он достигал в своём приёмнике того эффекта, который обещал любимый журнал "Радио". Минут десять энтузиаст пребывал в блаженном расслаблении, но его воображением уже овладевала ещё более совершенная схема из журнала. И радиолюбитель снова принимался за работу, Ну, а радиоприёмник... отправлялся на своё привычное место - под кровать.
Настоящий радиолюбитель никогда не баловал домашних "музыкальной гостиной". Он лишь, гордый своим последним неслыханным достижением, демонстрировал особое качество звучания любимого всеми музыкального произведения. После того, как все убедились, что результаты с лихвой оправдывают немалые затраты на "мелкие и крайне дешёвые детали", преодолевая уже вялое сопротивление общества и обещая ещё нечто фантастическое, он что-то отпаивал, а приёмник отправлялся всё туда же. Концерт переносился в лучшее будущее.
Разыскав благопристойное здание с большой вывеской "Ивановский Областной Радиоклуб", я проходил одно за другим пустынные помещения, пока в глубине одной из комнат не увидел спину человека с паяльником в руках, склонившегося над каким-то изделием. В то мгновение, когда я произнес: "Извините, где мне найти Лобацевича...", под руками человека что-то сильно бухнуло, в стороны полетели брызги. Мастер повернулся ко мне и неуверенно сказал: "Я, Лобацевич". Если бы я даже прежде и знал начальника радиоклуба, то всё равно не узнал бы его сейчас: всё его лицо было покрыто клочками какой-то массы, напоминающей жеваную бумагу, а на лбу синел круг размером с пятикопеечную монету. Причина взрыва была понятна каждому мало-мальски знакомому с радиоделом. В то время каждый источник питания содержал несколько, так называемых, "электролитов" - этаких цилиндров, размером с хороший огурец, в металлической оболочке. Они не терпели, когда путали плюс с минусом и в таком случае быстро разогревались и взрывались, круглое донышко вылетало, как снаряд, а начинка из парафинированной бумаги заплёвывала всё вокруг.
Так мы познакомились. Особых советов я не получил, но радиоклуб взял меня на заметку. Спустя несколько времени, мне предложили поехать демонстрировать мой ультразвук на очередной Всесоюзной выставке творчества радиолюбителей. Мои попытки пояснить, что вообще-то я не сильный любитель, а скорее отрицательно к этому баловству отношусь, и делал всё это в служебное время, а не дома по ночам - игнорировали. Видимо, на фоне школьных поделок мой генератор выделялся габаритами, а его творец - солидностью. Все переговоры о командировке, освобождению от работы и перевозках клуб брал на себя. Всесильные "партийные органы" тоже содержали отдел по работе с молодёжью, и ему надо было оправдывать свою зарплату.
Через пару дней приехала грузовая машина, товарищи помогли мне погрузить 250-килограммовый генератор, а его перемещение в товарный вагон весело осуществили радиоклубные парнишки.
Иначе обстояло дело в столице. В принципе, любители везли маленькие экспонаты, и проблемы веса до меня в этой системе не существовало. Выгружать моё изделие из вагона на машину водитель предложил лично автору. Заметив моё беспокойство, столичный шофер любезно согласился помочь за такую сумму, которой вообще не водилось в моём кармане. Говорят, что своя ноша не тянет. Я проверил эту поговорку, когда, в конце концов, пёр эту тягу на себе. Однако главные трудности были впереди. Шикарная дама, распорядительница гостиницы, в холлах которой размещались экспонаты, сменила улыбку кинозвезды на нечто противоположное в тот момент, как увидела что я собираюсь втаскивать в сверкающие паркеты отеля. Она закричала, чтобы шофёр немедленно забрал "это" отсюда. Тут, к счастью обескураженного радиолюбителя, подле нас возник Лобацевич, и в результате его талантливых усилий за мной сохранили только должность грузчика.
Залы наполнились публикой. У меня не было времени смотреть интересное вокруг, с кем-то знакомиться. Пришлось долго заниматься с электриком, пока он смог обеспечить мне достаточно мощное питание. Потом подходили люди, удивлялись, как это мне удаётся просверливать дырки в таких твёрдых предметах. На фоне всяких миниатюрных радиоаппаратов, изящно отделанных, говорящих и поющих, мой молчаливый колосс производил странное впечатление.
Среди других заинтересовался моим аппаратом один высоченный грузин. Он некоторое время наблюдал за моими азартными манипуляциями со сверлящими инструментами.
- Смотры суда, - произнёс он, раскрывая на ладони какие-то пластмассовые штучки. - Выдишь это штэпсель, всэго тры дэтали.
Он нажал пальцем - раз! - и детальки соединились в обычную электрическую вилку, два! - и она снова распалась на составные части.
Не заметив особого восторга на моём лице, он обиженно пояснил:
- За мной ужэ ходят, атдай патэнт за дэсять тысяч, но я ещё пасматру. А ты столько трудылся, ну, палучышь трыдцать рублэй...
Он почти угадал. Жюри присудило ультразвуковому генератору 3-ю премию, 25 рублей деньгами и электробритву (это был первый опыт отечественной промышленности, брить она ещё толком не умела, однако сильно жужжала, все смотрели и удивлялись). Но зато вручал мне грамоту и руку пожал(!) сам легендарный Эрнст Кренкель,
высокий стройный человек с лицом, иссеченным полярными вьюгами.
Разыскивая фото, наткнулся на любопытное воспоминание.
Эрнст Кренкель был радистом в знаменитой четверке "папанинцев", впервые в мире прожившей полгода на дрейфующей льдине на Северном полюсе. Дело было в 1937 году. На партийных собраниях трудящиеся страны бурно выступали против злейших врагов советской власти, требуя их немедленного уничтожения. В коллективе полярной станции трое были коммунистами, а радист Кренкель - беспартийным. Он ловил на радиостанции сообщения центра о кознях врагов и их расстреле. Этим радиограммам Кренкель тут же присваивал гриф "секретно" и передавал их лично секретарю партбюро Папанину. Последний срочно собирал коммунистов на закрытое партсобрание. Кренкелю приходилось освобождать палатку и топтаться вокруг на ветру и морозе, пока он не услышит пение Интернационала. Тогда он возвращался, получал в руки секретную резолюцию партбюро о полной поддержке Советского правительства и передавал её в Центр.
* * *
И ещё присвоили мне 1-ый разряд по радиоспорту. За такие тяжести, которые мне пришлось ворочать, могли бы дать и "кандидата в мастера".
![[]](/img/t/trahtenberg_r_m/gorodaigody-26/foto2013romannastrojkageneratora.jpg)
![[]](/img/t/trahtenberg_r_m/gorodaigody-26/foto2013romannastraiwaetuzizluchatelxskostej.jpg)
![[]](/img/t/trahtenberg_r_m/gorodaigody-26/romanswerlitsteklouz.jpg)
![[]](/img/t/trahtenberg_r_m/gorodaigody-26/krenkelxernst22016.jpg)