Налюбовавшись красивой работой мотора, я понял, что, действительно, ухватил что-то дельное, и можно подумать о диссертации. Ценность работы следовало ещё проверить "внедрением" новшества в производство. Это требовало немалого времени и ещё много чего. У меня оставалось около двух лет. И так хотелось, чтобы на настоящем заводе моторы закрутились правильно!
Надо было подготовиться к таким экспериментам. Предстояло собрать блок управления, пригодный для использования не специалистами, а простыми операторами. Мне потребовались рабочие руки. В институте это называется "студенческой научной работой". Я выступил на студенческом научном обществе и рассказал десятку ребят о возможности сделать переворот в приводе. После этого ко мне подошли двое студентов и попросили взять их на научную работу. Я начал с ними заниматься и налетел на курьёзный случай.
Чтобы ребят сразу встретила удача, я пошёл на маленькую хитрость - предложил им придумать устройство, которое до этого уже сам сочинил и проверил. Для воодушевления я расписал им важность этой схемы для всего привода. Через некоторое время до меня дошёл слух, что мои питомцы не только успешно справились с задачей, но и послали официальную заявку в Москву, в "Комитет по изобретениям". Я растерялся. Такой прыти от студентов никто ожидать не мог. Дело было не только в этике: как можно заявить о личном изобретении, минуя своего руководителя? Ладно, достаточно было пожурить неопытных и ретивых новаторов. Но всё обстояло гораздо серьёзней. Это устройство было маленьким, но центром всего нового привода. Если существует настоящий автор ключевого звена системы, как объяснить, что вот этот соискатель, украв "зерно" (как Маркс у Гегеля), хочет на нём защищать свою диссертацию?
Со студентами-то я провел воспитательную беседу. Они ссылались на... "не знали, не подумали". Хорошо, что бюрократы в Москве заморочили это предложение. Так всё и заглохло. Только и я сам уже не мог послать заявку и потерял авторство над этой красивой штучкой.
В следующий раз вместо поезда я летел в Киев на ТУ-104. Оказалось, что в аэропортах уже существует своя особая приятная жизнь. Энергичная элегантная публика, маленькие чемоданчики в руках. Никакой железнодорожной тягучести, спящих по углам на мешках небритых людей с чумазыми детьми, кранов с кипятком и прикованной на цепи оловянной кружкой, всевластных проводниц... И сам полёт мне очень понравился.
Потом я летал очень часто, но вначале у меня сложилось собственное правило: "Сколько времени сбережёшь на самолёте - столько не доживёшь". Это было связано с моим путешествием из Барнаула в Новосибирск и обратно. Придётся рассказать.
Туда мы с женой четыре дня плыли по Оби на рейсовом пароходике. Народу на нём было порядочно, но из разговоров выяснилось, что пассажирами "в законе" были только мы одни. Все остальные весёлые люди - мужчины, женщины и дети оказались членами семей экипажа. Жили они в многочисленных каютах с табличками на дверях: "Старший помощник младшего боцмана", "Младший помощник старшего лоцмана" и т.д. Кушали все в столовой, денег, по-моему, не платили. Занимали все шезлонги на верхней палубе. Вечером развлекались и танцевали. Днём, когда привозили пиво, их кувшины заранее стояли в очереди, и я напрасно пытался урвать кружку. "Пиво кончилось", - сообщила дородная буфетчица нахальному незнакомцу. На нас все смотрели подозрительно - что за чужие люди?
Обратно плыть не захотелось. Решили воспользоваться авиацией. Наш бывалый двухмоторный ИЛ-14 летел над Обью. Интересно было посмотреть с высоты на те места, где недавно ползли на древнем транспорте. Однако очень скоро моя любознательность улетучилась. Противно трясло и качало. И сейчас, спустя много, что-то происходит внутри, лишь только вспоминаю об этом 40-минутном истязании. Спецпакетов тогда не выдавали, да их всех вместе, со всех мест взятых, мне бы не хватило. Меня качало, когда уже по земле пытался удаляться от воздушного судна. А потом четверо суток я провёл в полубреду - полусне. И таким образом расплатился за экономию времени.
Мне предложил ехать на Киевский комбинат искусственного волокна. Он занимал обширную площадь в Дарнице, на другой стороне Днепра. Несмотря на заметное желание строителей создать в этой местности очередное показательное предприятие, природа явно сопротивлялась нашествию химии. Аккуратно посаженные деревца не хотели приживаться, они стояли тоскливыми желтыми рядами. В воздухе чувствовался резкий неприятный с непривычки специфический запах (со временем он станет для меня родным).
Меня провели в кабинет начальника капронового производства. Средних лет красивый черноволосый человек (жаль, забыл его имя... припоминаю... Фишман) усадил меня в кресло, с интересом разглядывал и расспрашивал. Не знаю, как расхвалили меня знакомые из ИК, но от этого человека шли токи прямо-таки отеческой заботы и ободрения. Потом он позвал главного технолога и начальника электриков. Они, дополняя один другого, обрисовали проблему, которая мешает их работе.
Требовалось очень точно выдерживать толщину капроновой нити, получаемой из расплавленного материала. По непонятным причинам иногда диаметр нити вдруг изменялся. Это обнаруживали лишь спустя некоторое время, когда лаборатория проверяла очередную партию катушек, снятых с машин. Вся дорогая продукция отправлялась в брак.
Меня провели по прядильному цеху, где бесконечными рядами гудели уходящие в верхний этаж машины. Над полом в ряд крутились большие блестящие желтоватые катушки, спеша намотать побольше капрона, пока сохраняется хорошее состояние процесса. Между машинами ходили работницы, одетые в тёплые кофточки: в цехе было здорово прохладно - капризный капрон признавал только искусственный климат.
Облазив все этажи, поговорив с работницами и бригадирами, я наслушался разных объяснений причин брака. Я понял, что их действительно много и следует "бить врага по частям". Первый удар следовало нанести по самому очевидному месту: жидкий капрон выдавливается насосиком через крохотное отверстие фильеры, затем на лету застывает и превращается в нить. Ряд этих насосиков вращается мотором. Оказалось, напряжение на моторах может колебаться на 3-5 процентов. Но настолько меняется и скорость моторов и подача капрона. Как же при этом можно надеяться сохранить толщину волокна в пределах 1-2 процентов? Стабилизация скорости мотора может вылечить болезнь или, во всяком случае, помочь! На совещании у начальника все согласились с моим предложением. Со мной подписали "хоздоговор" на скромную сумму. Больше я и не просил.
Теперь всё зависело от меня. Уже не от способности придумать новое, но осуществить его. Такому меня не учили. Как бы то ни было, я сумел развернуться с этими деньгами. Заплатил конструктору за чертежи, немного выписал студентам, которые сделали платы и сборку. Некоторую зарплату получил сам. Труднее оказались контакты с рабочим классом. Требовалось изготовить корпус блока, т.е. такой футляр размером с телефонный аппарат.
По рекомендации сведущих людей я обратился к слесарю, работавшему в мастерских нашего института, который слыл умельцем на все руки. Этот приятный человек с почтением меня слушал, кивал, когда я говорил о важности этой работы для промышленности, а потом заломил такую цену, которая съедала все деньги договора. Пришлось указать на малый объём этих работ, и отсутствие у меня таких денег. Он поскучнел и в конце согласился немного уступить, но со значительным облегчением моих требований. Работа эта длилась втрое дольше по сравнению с обещанным, выполнена была далеко от наших планов, по ходу не раз возникали разговоры о доплате. Что я понял, так это коренное отличие рабочего человека от умственного работника. Представитель класса-гегемона (ради которого, собственно, и совершалась Великая Социалистическая революция) охотно выслушивал патриотические разговоры, поддакивал в нужных местах. Но как только речь доходила до денег, он, в отличие от инженера-конструктора, удовлетворившегося малым, хотел много. В пять раз больше. В конце концов, корпус появился, я пожал честную рабочую руку, и мы расстались друзьями. До новой встречи.
Припоминаю, как после войны, когда мама решила немного осовременить интерьер в квартире, проходила реконструкция нашего "зеркала". Это громоздкое сооружение, вывезенное родителями ещё из Одессы, вообще-то представляло собой вешалку из богатого дома. По обоим бокам располагались крючки для пальто и блестящие медные дужки, наверное, для тросточек или зонтиков. Но главная ценность этого мебельного индивида заключалась в большом, в полный рост, зеркале, которое очень мило отражало того, кто собой интересовался. Маме хотелось превратить это в книжные полки. Уже начиналась компания подписки на собрания сочинений, а мама готова была тратить на это последние деньги. По чьему-то совету к нам пришли двое вежливых мужчин. Они с уважением отнеслись к старой вещи из красного дерева(!). Выслушав робкую просьбу заказчицы, они принялись обстоятельно обсуждать будущее расположение полок, способы их совершенно незаметной врезки и деликатной отделки. Речь их включала слова об очень тонкой работе, которую могут выполнить только высокие специалисты. "А что, мы и есть профессора в этом деле", - скромно поделились они своей биографией. Затем пошел трудный разговор о плате.
- Сколько Вы за это возьмёте?
- С нашим материалом?
- Конечно, у нас же ничего такого нет.
- Это очень тонкая работа.
- Но это же всё-таки полки, а не больной человек.
После ещё нескольких заходов: "сколько хотите - сколько дадите", они объявили такую цифру, что мама начала извиняться, что их побеспокоила. Она была далека от искусства торговаться. В этих неравных условиях специалисты ушли удовлетворенными достигнутым, унося весомый задаток - "на материал!" Через порядочное время, после многих напоминаний нам принесли подозрительно не красные доски, пропилили в боковых стойках пазы с таким запасом по ширине, что влезал палец, сдвинули все детали, взяли остаток денег и поспешили откланяться.
А ведь среди наших родственников в Могилёве-Подольском были и иные примеры. Помню, как ребёнком провожал на рынок тётю - жену папиного брата. Облюбовав ведро с крупными темно-красными вишнями, тётя, не склонная к улыбкам и лишним разговорам, этак невзначай поинтересовалась ценой.
- Пять рублей, - осторожно произнесла крестьянского вида украинка.
- Что? Пять рублей за такое??
- А чем же плоха ягода, побачь у других, а скильки дашь?
- Да о такой цене я и не слышала. Один рубль.
- Как ты такое гуторишь? Посмотри, какая вишня!
- Ладно уж, только для тебя - полтора рубля.
- Четыре с полтиной.
- Два рубля и кончили дело.
Хозяйка то ли думает, то ли набирает воздух для продолжения торга. Тётя пока что наклоняется к вишне и быстро пересыпает её в свою посуду. Протягивает два рубля. Хозяйка словно просыпается и с возмущением (90%) и с сожалением (10%) требует свой товар обратно. Тётя - "пожалуйста" (90%) и "жалко"(10%) - высыпает вишню в хозяйское ведро. Тётя берёт меня за руку, и мы отходим в сторону. Здесь целые ряды вёдер и в каждом втором - вишня. Вы думаете, что мой рассказ заканчивается? Что вы, всё ещё впереди. Снова мы приближаемся к этой вишне (действительно лучшей, чем у других). Теперь торг начинается с тех цен, что были объявлены в конце предыдущей сессии. Постепенно торгующиеся стороны так разогреваются, что главной целью жизни одной становится - купить именно у этой бабы, и соответственно второй - продать только этой тётке. Товар ещё несколько раз переходит из рук в руки. Наконец силы сторон истощаются, товар обменивается на деньги, деньги с удовлетворением исчезают в юбках хозяйки, а товар тётя несёт домой, как победный кубок.
Но вернёмся в Киев, на комбинат. Не так просто было установить на непрерывно работающую машину мои приборы. Начальник производства разрешил всё проделать в течение 40 минут плановой остановки на профилактику. Вместе с электриками и механиками мы составили план действий: одни на верхнем этаже разбирают передачу и ставят зубчатый датчик, другие за это время в шкафу управления переключают провода по новой схеме и подключают мой блок.
Включаем машину. Не посыпались искры из пульта управления. Пошёл капрон. Стрелка прибора на блоке покачалась и чутко подрагивает в середине шкалы. Это значит - скорость мотора застабилизировалась с точностью даже намного выше требуемой: кварц даёт 0.01% вместо 1%. Многоопытные механики никогда не доверяют электрикам с их невидимыми токами. Они полезли на верхний этаж проверять скорость мотора своими тайными способами. Вернулись смущенными - скорость точная и не удалось сдвинуть её с уставки. Астатический регулятор вцепился в заданную цифру и ни туда, ни сюда. Приезжий изобретатель поразительно спокоен. Так ведь принцип такой - или крутится точно, или не работает вовсе.
Через несколько месяцев закончился срок запланированной "опытной эксплуатации". За это время установили и второй прибор на соседней машине. Он имел уже красивую обтекаемую форму, как настоящее заводское изделие. А действовал также безукоризненно. Было приятно заметить, что заводские электрики даже гордятся новыми регуляторами и защищают в спорах их неслыханное качество - полное отсутствие ошибки.
Исчезли ли случаи брака? Оказалось - нет. Ведь мне с начала было ясно, что существуют и другие причины: климат в цехе, состав капрона, изменение обдува ещё не застывшей его струйки и т.д. Однако теперь технологи начали искать истинных "нарушителей", а не валить всё на электриков и механиков. Впоследствии мне попадали в руки каталоги на подобные машины разных фирм. Все они содержали системы стабилизации скорости. Возможно, моё внедрение подтолкнуло конструкторов к мысли, что это необходимо делать.
Из последней поездки в Киев я вернулся с желанным "Актом внедрения".