Это было в те же советские годы. Однажды мне посчастливилось присутствовать на концерте Ростроповича в зале нашего мединститута. Великий музыкант приехал в Иваново на собственной Волге, сам за рулём. Он играл на своей виолончели с оркестром. Думаю, среди публики было немного тех, кто, закрыв глаза, отличили бы игру корифея от стараний техничного умельца. Но - разнарядка. Ростропович разместился в центре полукруга, образованного оркестрантами. Он грозно взглянул на сидящих справа от него. Ещё более насупившись, обернулся к левым. Взмахнул, для острастки, смычком - оркестр заиграл. Он, склонив голову, послушал минуту и принялся свирепо терзать свой инструмент, временами взглядывая на оркестрантов, чтобы не распускались.
Пока я преодолевал лицезрение знаменитости и входил в его музыку, вспомнилось рассказанное нашей знакомой виолончелисткой, у которой Ростропович был тогда в гостях. Долгое время в связи со строптивостью, выражавшейся в неумеренной дружбе с Солженицыным, ему давали выступать только в колхозах... На этом месте я отвлёкся от рассказчицы, вспомнился собственный многолетний (глубоко осенний) колхозный опыт, и перед глазами поплыли картины... Председатель зазывает всех в клуб. Выходит артист, начинается концерт. Сидящие впереди рекордистки-доярки терпеливо смотрят. За что только платят городским зарплату? Мужички, с утра принявшие, сидят в задних рядах и настроены менее критически. Сочувствуют исполнителю.
Видимо, выполняя "разнарядку", в Иваново приехал с "авторским" концертом и Эдуард Колмановский. Это было в обычаях того времени.
Довольно большой, но мрачный и глуховатый зал клуба Железнодорожников заполнила не театральная и не музыкальная публика. Концерт был назначен на раннее время и довольно неожиданно. Хотя песни его были очень популярны, билетов продали мало, и фабричные профкомы (по команде сверху) пополнили зал работницами срочно взятыми от ткацких станков. Отдельные ряды в зале явно выделялись сходно одетыми текстильщицами.
Вышел усталый, пожилой человек "еврейской наружности". Немного скомкано и смущаясь (не оратор) поговорил о песне и музыке. Не заметив реакции зала, поспешил за рояль. Поиграл и попел. Вышел ещё долговязый певец. Ему тоже не удалось расшевелить слушателей, которые были скорее зрителями. Но на что же было смотреть?
А я в ту пору был захвачен Евтушенко, на слова которого прозвучали некоторые песни. А Евтушенко в то время был в сильной опале. И меня так и подмывало спросить композитора, почему он выделяет из поэтов именно Евтушенко. И как это он вообще решился приблизиться к столь опасному человеку?
Я послал записку в этом духе. Она была единственным ответом зала.
Зато ответ Колмановского оказался неожиданным Он оживился, прочитал записку вслух. Сказал, что ему очень нравится Женя, и он его любит, и это талантливый поэт, и он охотно пишет музыку на его стихи.
Тут он буквально набросился на рояль и принялся с воодушевлением играть и петь одну за другой знакомые всем и новые вещи. Зал зашевелился, родились и не замолкали аплодисменты. Это продолжалось ещё более часа.
Надо ли говорить, что я с трудом удерживался в своём кресле, ибо мне казалось, что всё это чудо совершается ещё и именно для меня. Хочется думать, что и для Эдуарда Савельича этот вечер стал памятным.