Все согласятся с тем, что Москва это не Россия. Этот город, приспособлен властью для своего собственного комфорта, за счёт нищей провинции.
Так Ленинград - это не Россия и не Москва. К счастью, он сразу был построен в таком виде, что изменению не подлежал. В нём постепенно сосредоточился культурный слой нации, и даже большевистский переворот в 1917 году и дальнейшие "чистки" не смогли уничтожить главный смысл существования человеческого сообщества - кристаллизацию добра, чести и совести людей. Хотя конечно этому слою приходилось противостоять всяким наносам нечистот.
Я сразу влюбился в этот город. О его шпилях и мостах читал стихи и романы. Но и люди там оказались особые. Вот входит в вагон метро стройный в тёмной шинели морской офицер. Он не спешит занять уютное свободное место. Он вообще не садится. Он уступает место женщине, хотя она ещё и не появилась. Вот входит в вагон прекрасная незнакомка. Спросите её... который час? Она презрительно отвернётся? Ничуть, посмотрит на часики, ответит, совсем дружелюбно улыбнётся и попросту заговорит с приезжим.
Невольно думаешь, какой же яд нужно было влить в души таким людям, чтобы они из своего рая снова ринулись в эмиграцию. Это началось, возможно, с позорного суда над Иосифом Бродским. Естественно спросить: "Как себя чувствует сегодня гражданин страны, судившей Поэта за тунеядство?". Известен ответ: "Что делать в стране, покинутой гением?"
Но тогда мне было далеко до таких прозрений. Наивная, глупая вера в правильность "главных идей" и некоторых их "временных" извращениях прочно держала во мне позиции, вдавленные с детства.
Постепенно зарубцевались на сибирских ветрах мои раны от обидных "контактов" с научно-кагебешными властями. В одно мудрое утро пришла мысль: почему я решил разбиться о бюрократическую ожиревшую Москву? Надо было сразу искать пути в Ленинград!
В конце 1976 года я предпринял следующую попытку пробиться сквозь Систему. В Ленинграде я был знаком с несколькими видными профессорами.
Татьяна Анатольевна Глазенко
выдающаяся женщина, заведующая кафедрой в ЛИТМО - Институте точной механики и оптики, благосклонно отнеслась к моим разговорам о защите. У них не было подходящего по специальности Совета, и она порекомендовала обратиться в ЛЭТИ, к профессору Башарину, с которым, как хорошим своим знакомым, обещала поговорить.
А что, в самом деле, подумал я, ведь Башарин меня хорошо знает. У него в Совете защитились два моих аспиранта. По слухам ему очень понравились их работы. Значит должна понравиться и моя. Ведь она объединяет на должном уровне и кандидатские работы аспирантов.
Короче, я поехал в Питер и оставил Башарину (его не было в этот момент в городе) диссертацию в новом открытом варианте и письмо.
Сохранился его ответ. Приведу основное.
"Глубокоуважаемый... В Вашей работе содержится ряд новых положений... теоретическая и практическая ценность. Ваши труды достаточно хорошо известны и заслуживают положительной оценки...".
Ну, вот видишь, сказал я себе. Но поспешил.
"...Несмотря на изложенное выше... в свете новых требований, её нельзя квалифицировать... возвращаю... постановку доклада полагаю нецелесообразной".
Впоследствии кто-то из местных сказал мне: "Что это ты захотел? Ведь Башарин возглавляет ленинградских антисемитов". И я вспомнил, как на одной из лекций Башарин подробно излагал свои успехи в метании диска (он, верно, был весьма длиннорукий). Воодушевлённый победными воспоминаниями, он стал рассказывать о поездке в качестве проверяющего от партийных органов в Москву в ИАТ (где работали все корифеи автоматики). Он буквально клеймил "всяких Бруков и Фельдбаумов" (известных в мире теоретиков), за то, что они не считались с его трудами (весьма примитивными) и занимались "...слишком сложными и никому не нужными теориями".
А милой и честной Татьяне Анатольевне он казался вполне учёным. Наверное, так же нашему незабвенному домашнему врачу и другу добрейшей тёте Кате был симпатичен... Сталин. Скорее, думаю, усы на его портрете.
В какой-то момент до меня дошло известие, что в Ленинградском институте авиационного приборостроения действует закрытый докторский совет по подходящей специальности. Возможно, об этом сказал мой бывший аспирант Ясинский, который там когда-то учился, имел друзей. Теперь он был из основных заказчиков от имени Азовского завода, где успешно применил наши приводы для авиационных приборов, снимающих детальную карту местности, над которой глубокой ночью пролетает самолёт-разведчик. Ясно по общим словам - авиация, прибор - это место очень подходило к моей защите. Кстати некоторое время назад именно здесь Ясинский защитился (то, что его научному руководителю тогда рекомендовали на защите не показываться - я как-то упустил из внимания).
И снова я бодро взял свою диссертацию, добавил ссылок на более свежие статьи и явился на знаменитую Мойку, на берегу которой стоял старинный корпус ЛИАП. Ректор моего института говорил, что хорошо знаком с тамошним ректором, и обещал мне перед отъездом, что позвонит. Пропуск дали. Ректор был приветлив, но слушать ничего не стал, сказав, что "всей этой штукой у меня занимается проректор по науке Кулаков"
И вот сижу в маленьком кабинете напротив человека, крепкое стёртое лицо которого с массивным подбородком весьма соответствует его боксёрской фамилии.
После нескольких ничего не значащих вступительных фраз он взял в руки мой том, открыл его на первой странице "Введение" и углубился в чтение. Внимательно проработав первую страницу, он так же серьёзно принялся за вторую. Я забеспокоился, ведь первые страницы всех диссертаций тогда содержали оригинальные сведения: "... очередной 25-й съезд КПСС определил важнейшей задачей науки и техники всемерное развитие прецизионных приборов и вообще Советской власти..." и т.п. галиматья на положенных 3-х страницах.
Зная о занятости такого важного лица, об этом говорил и заваленный бумагами большой стол, я всерьёз заволновался. Сколько же ему времени потребуется и особенно, когда он доберётся до действительно важных страниц работы?
Однако делать было нечего, я ёрзал на стуле, мою слабую попытку чуть уточнить интересные места в 400-страничном томе, научный проректор отклонил, сказав, что любит сам смотреть работу.
Через пяток минут Кулаков поднял голову от диссертации, закрыл её и этак стреканул пальцем по обрезу, вобрав, видимо, таким способом в себя всё остальное её содержание. После этого он глубокомысленно произнёс:
- Нет, это не докторская диссертация.
Утвердившись на стуле после некоторого потрясения, я вежливо возразил. На это проректор доверительно улыбнулся.
- Уж вы мне поверьте, я проверял десятки диссертаций, хотя сам работаю в другой области.
Услышав подзабытые мелодии, я овладел собой.
- Уж извините, но позвольте в это не поверить. Более десяти виднейших специалистов именно в этой области знаний высказали как раз обратное мнение. Что это весьма значимая работа и настоящая докторская диссертация.
Я ещё пытался приводить конкретные доводы, но проректор уже перевёл взгляд на свои бумаги, явно демонстрируя, что утратил интерес к посетителю. Мне оставалось только откланяться. Что делать дальше? Вернуться и пожаловаться ректору на его же проректора? Ещё в глубокой древности, верно, о таких самых "соискателях" говорили: "Ходит, как дурень с писанной торбой".
Очередная попытка в другом институте, очередной администратор - та же стена. Её лбом не прошибить. Я должен искать другой путь.
* * *
Несколько фото
Это "Дом книги" на Невском, где за два дня разошлась моя книга с доказательством идеи точного электропривода, открыв людям главное в моей секретной докторской
* * *
"Вокруг подножия Кумира безумец бедный обошел и..." И почувствовал, что обязан пробиться!
* * *
И сам Кумир, сохраненный гением Рострелли, подтвердил мне: "Не падай духом!"
![[]](/img/t/trahtenberg_r_m/gorodaigody-43/glazenkotatxjanaanatolxewna.jpg)
![[]](/img/t/trahtenberg_r_m/gorodaigody-43/piterekskursijasmishejdomknigitamdwadnjaprodawalasximojaijunx2016.jpg)
![[]](/img/t/trahtenberg_r_m/gorodaigody-43/piterekskursijasmishejnawysoteuzdojzheleznojijunx2016.jpg)
![[]](/img/t/trahtenberg_r_m/gorodaigody-43/piterrusskijmuzejrostrellibjustpetra1sposmertnojmaskiijunx2016.jpg)