В электромеханическом техникуме появился у меня первый настоящий друг - Иосиф. Невысокий, коренастый и весёлый парень, старше меня на 4 года. Несмотря на весомую для 15-летнего подростка разницу в возрасте, мы очень сошлись. Спорили о жизни, с одинаковым жаром обсуждали поступки Арбенина из "Маскарада". Разница состояла только в том, что для меня это была ещё совсем голая теория, а красивый, бойкий и взрослый Иосиф опирался в спорах на свои свежие практики, против которых я, естественно, не возражал, а напротив - развешивал уши. Это рассказчика вдохновляло на большие подробности, которые мужчины лёгкого склада охотно дарят юношам.
Потом он приступил к дипломному проекту, принёс к нам чертёжную доску - в общежитии работать неудобно. Мама была довольна, что у меня, наконец, появился дельный приятель, приветливо его встречала, кормила. И вообще он ей нравился. Да, он и всем нравился, включая смазливых девчонок.
А родом Иосиф, как ни странно, был из причерноморского города Феодосии, прославленного художником Айвазовским. Иосиф столько жил у нас, что пришло приглашение от его родителей привезти с собой на летний каникулярный месяц и своего нового друга.
Впервые в жизни передо мной "раскинулось Чёрное море", загадочный южный город, скалы и пляжи, весёлые курортные люди, неведомая беззаботная жизнь. Ещё недавно в городе была война. Об этом напоминали каменные коробки двухэтажных зданий с наспех заложенными обгоревшими кирпичами, бывшими окнами. Но приезжему человеку город являлся приятным, чистым и дышалось здесь легко. Большинство людей были не местными. Остававшиеся в оккупации жители, вели себя тихо, наверное, со страхом ожидая вызова в органы. Я пытался их расспрашивать "как это было?", но никто ни о чём не рассказывал.
Меня приветливо встретили родители Иосифа, люди приятные и скромные. Они незаметно всё для меня делали и никак не собирались руководить молодым человеком. Взрослая сестра Иосифа старалась меня расшевелить, брала с собой на пляж, где я невольно служил некоторым прикрытием её уединения с молодым умелым гостем из Москвы. Они в основном лежали рядышком под солнышком, и всё разговаривали непонятным языком коротких словечек, намёков и взглядов.
Иногда любезный ухажёр поднимался с песочка и шёл охладиться в море. Он свободно, красиво плавал и учил нас. Иосиф, хотя и жил при море, плавать не умел и убедил себя, что это не очень ему надо. В моих краях были местные речки, чтобы поплавать, но как-то получилось, что я уходил от этого вопроса. Вообще-то, в детстве я считал, что умею плавать. Когда купались в реке, я требовал, чтобы мама и все остальные посмотрели, как ловко я плаваю, предполагая, что им не видно под водой моих рук и ног, которые иногда касались дна. Маму устраивало, что эти упражнения делаются на мелком месте. Мне удавалось убедить в этом и папу, а скептически улыбавшегося брата они отшугивали. Мне настолько удалось уверить в этом и самого себя, что я был даже озадачен, когда здесь в лёгкой, как известно, воде настоящего моря, прояснилось, что на глубоком месте, куда увлекал нас тренер, никакие уверения и фантазии - не работают. Вода была чудесной, притягательной. Яркие рыбки крутились среди камней с разноцветными текучими водорослями. Вокруг много людей радовались брызгам и свободе, лежали "на спинке", без проблем плавали до бакенов - ярких бочек, качавшихся в сотне метров от берега.
Мне очень хотелось научиться плавать, и я с доверием прислушивался к указаниям нашего тренера. Преодолевая страх, начал заплывать всё большими кружочками на глубину, успокаивая дыхание и уговаривая себя "ну ещё немного, ещё чуть-чуть". Так через несколько дней уже держался на воде, но для перемещения на расстояние требовалось - дыхание. Это получалось плохо. Человек пугается, ощущая под собой глубину вместо спасительного дна. Он начинает излишне часто дышать, делает судорожные гребки, чтобы скорее ноги нашли желанную опору, ещё более нагружает дыхание и еле-еле выплывает из глубины, и своего ужаса.
И, все-таки, я научился азам плавания, а вот Иосиф, хотя и был взрослее и пользовался большим вниманием тренера, как брат его подруги, хотя был крепким и ловким парнем - не сумел чего-то преодолеть в себе и плавать не научился.
Вскоре я обнаружил, что по вечерам, когда спадает жара, на площадке у бывшего санатория собираются люди с волейбольным мячом и сеткой. Мой уровень в защите и даже нападении вполне здесь подходил. Теперь я всегда с нетерпением ожидал вечера, чтобы явиться в волейбольное общество, и играл там, пока темнота не забирала у нас мяч. После этого потный и пыльный я шёл на уже пустынный пляж, где ласковое море нежило моё тело и душу тёплой волной и догорающим закатом...
И в этот день тоже всё было, как обычно. После игры, которая особенно мне удавалась, я направился к берегу, чтобы вкусить последние удовольствия. Спустившийся вечер был тих и ясен. Ни одна морщинка не нарушала глади моря, оно манило отдаться, довериться его заботе...
Сбросив отработавшую одежду, я двинулся в море, медленно шаг за шагом погружаясь в воду и всё полнее предаваясь магии ласкающего кожу тепла и абсолютного покоя. Углубившись по грудь, я тихо поплыл вдаль, удерживая рот на уровне поверхности, и впервые мне удавалось расходовать очень мало силы и дыхания. Проплыв так некоторое время, я решил взглянуть на бакены. До ближайшего ко мне было ещё довольно далеко, может, метров пятьдесят. "Проплыву ещё спокойно в направлении бакена, пока не почувствую малую усталость, и тогда поверну назад", - сказал я себе.
Когда я вновь разрешил себе взглянуть на бакен, до него оставалось не более метров 15-ти. Доплыть до бакена - было моей заветной мечтой. После этого я бы смог убедиться, что научился плавать и перешёл в сообщество людей, которыми любовался. Тут я вспомнил рассказы, что у бакена можно отдохнуть. И я решился!
Вот она рядом - таинственная бочечка. Стал примеряться, как можно отдохнуть, хотя особой усталости не было. Нащупал на дне бакена крюк, от которого под воду уходил трос. Взялся рукой за крюк и постарался повиснуть на нём, чтобы дать отдых рукам. Но меня начало подтягивать под бакен, я окунулся с головой и неосторожно вдохнул. Пришлось, кашляя, пытаться выкинуть воду из лёгких. Теперь мне, действительно, потребовался отдых, чтобы успокоить дыхание. Я обхватил бакен, пытаясь повисеть на нём, но эта неудобная штука вывернулась из рук, и я снова окунулся, и ещё хлебнул.
Поняв, что, вопреки ожиданию, бакен не поможет, я отбросил коварную бочку и поплыл к берегу. Поплыл? К берегу? Но где он? Я был совершенно один посреди бескрайнего моря, и лишь далеко-далеко в темноте, в стороне предполагаемого берега мерцали редкие огни города. Линия пляжа совершенно исчезла, и нельзя было никак оценить, сколько надо проплыть до спасительной мели.
Дыхание было нарушено. Успокаивая себя, я начал плыть в направлении огней. Плыву порядочно времени, опускаю ногу, а вдруг - дно? Но откуда? Плыву снова, руки уже здорово устали, дышу с трудом. Проверяю глубину... Ещё и ещё раз повторяю попытку спасения. Устал до предела, только мысль работает отчётливо. Ну, что - тонуть? Звать на помощь? Но представляю эту дурацкую ситуацию, когда из тёмного ночного моря кто-то кричит: "Тону!" Нет, на такое я никак не способен. Да и нет ни души на берегу. Говорю себе: "Ну, ещё немного поборюсь, а там уж ..." Сил нет совсем, но плыву снова и ищу ногой землю. Голова - в тумане. Ещё попытка. Ещё... И вдруг ... нога коснулась земли! Спасён. Качаясь, выбрался на песок и рухнул ничком.
Через сколько-то времени пришёл в себя. А вокруг волшебная ночь, звёзды заглядывают в глаза, вкусный воздух - дыши, сколько хочешь, где-то стрекочут цикады, тёплый воздух осушил тело. Да, вот оно моё ловкое тело, здесь при мне. И усталости нет никакой. И вообще всё распрекрасно. Я доплыл до бакена! Сейчас спокойно войду в дом и с улыбкой брошу: "Добрый вечер, а я чуть не утонул..." Но, чуть - не считается. Всё позади, я жив и здоров. Мой рискованный поступок мог кончиться плохо. Тогда я ещё не сознавал, что страсть человека к риску парадоксально заложена эволюцией в инстинкт самосохранения и вечно гонит его жать на газ, забираться выше всех, бросать деньги в игру или афёру. Но на этот раз я победил.
Уже в самом конце пребывания в Феодосии зашёл в знаменитую галерею Айвазовского. Такого я не ожидал! Небольшое помещение высотой в два этажа снизу доверху завешано огромными картинами. На всех - море. На некоторых полотнищах - только море, только волны, только вода. Никакой опоры для глаза. Тонешь в этой мокрой, живой, прозрачной воде. Настоящее море всё время меняется, играет. Мне всё приходили на память чьи-то слова: "А море смеялось". Но здесь можно всмотреться. Мгновение остановлено гением ради тебя. Вот оно оказывается какое - море! Оглушенный, пораженный я побежал от Айвазовского снова на высокий берег, где проходил тысячу раз. Море смеялось, оно оказалось новым, неожиданным, таинственным. А ведь мог уехать, не увидав Моря?
Много раз после я бывал на Чёрном море, на других морях. Уже почти пятнадцать лет практически живу на Средиземном. Но то море Айвазовского осталось внутри. Вспоминаю, какое оно было? Почему особенное? Может, я был другим?
Прощай, Феодосия! Спасибо, море, ты пожалело меня и наградило. Жизнью.