Вот и закончилось беззаботное студенчество. Вывесили списки рабочих мест. Недавние приятели, друзья, лихие собутыльники, отличники и прогульщики - все внезапно повзрослевшие и отчуждённые толпились, вчитываясь в скупые строчки:
Москва МО инженер
Ковров МО инженер
В распоряжение МСМ, инженер - 5 мест
Кировская обл., литейно-мех. з-д, инженер ...
Стало ясно, что выбирать особо не придётся, "там" уже всё занаряжено. Никаких разговоров, обсуждений. Каждый сам за себя и, возможно, поперёк другу. Неожиданные слухи: те поженились ("неужели?"), тот приехал по направлению и автоматически занимает хорошее место, другой - имеет вызов...
Настал день распределения, которое ведёт особая комиссия. Пришла моя очередь. Вызывают - захожу в комнату. Несколько незнакомых лиц - это "покупатели" - представители заводов приехали за молодыми инженерами. Этих когда-то видел: новый декан, бывший ректор Разумов, зав. кафедрой, нач. отдела кадров, Эти, видно, от парткома, от комсомола... Некоторые смотрят на меня приветливо, таких мало, большинство взирает хмуро, озабоченно или не смотрят вовсе.
- Выбрали себе место работы? - вяло спрашивает председатель, соблюдая демократию.
- Я хочу поехать на Горьковский автозавод, там я был на практике и начал работу, которая интересует производство.
- Этого предприятия нет в министерском плане, - поясняет, как бы для комиссии, председатель.
- Завод прислал письмо, где просит институт направить меня к ним.
Между прочим, письмо это было подписано главным технологом ГАЗа. Эта должность была тогда повыше министра автомобильной промышленности. Только Руттер сумел это сделать. Он знал весь завод, и все знали его.
- Мы обязаны в первую очередь закрыть все министерские места. Вы что считаете, что можно нарушать планы правительства?
Председатель тихо переговаривается с членами комиссии. Встаёт ректор.
- Мы предлагаем вам место инженера на литейно-механическом заводе в Кировской области.
Эта местность мне знакома. Там в ссылке работал мой папа. На лесоповале. Но беру себя в руки.
- В конце учёбы я прошёл специализацию, на этом месте она не может быть использована.
- Молодой советский инженер должен ехать туда, куда посылает его родина, - вступает в действие парткомовец.
Закончилось это ничем. Я слышал, что могу ничего не подписывать. Получил передышку. Уже все знали, что многие сачки, с которыми все годы воевали преподаватели, получили хорошие места, которые в списках не значились.
Для справки: тогда ещё не было порядка распределения по среднему баллу, а то было бы ещё интересней - я должен был бы выбирать место первым.
На следующий день разговор со мной был продолжен. Выяснилось, что для меня имеется особое место: Министерство социального обеспечения, НИИ протезостроения в Москве. Вспоминаю эти события и понимаю, что для сегодняшнего читателя, ну, совершенно недоступно понимание советской жизни того времени. Для молодого человека что-нибудь делать для танков или самолётов, или на самый худой конец, для тракторов - было престижно, но никакой девушке он не смог бы признаться, что работает на заводе по выпуску мясорубок..., а уж делать протезы - это было равносильно... право, не могу подобрать другого столь же обидного занятия.
По-видимому, моя подпись была для начальства всё-таки необходима. Хотя, в принципе, могли послать на работу и так. Попробуй, не явись в заданный срок на назначенное место. Но, видимо, мой случай был особым, слишком много и издалека пришлось бы объяснять.
Вот и повёз меня и ещё одного парня в министерство наш кадровик Калиновский, измождённого вида и очень доверительно разговаривающий человек. Вроде, он бы всей душой, да всякие там сидят, и от него ничего не зависит. Возможно, он и взаправду жалел вежливого и без причины обиженного студента.
Прежде, чем идти говорить о замене назначения, я отправился в то место, куда меня определяли. По дороге уговаривал себя, что, может, и ничего, буду помогать пострадавшим, работают же люди везде. Вошёл внутрь вполне приличного здания. Из вестибюля поднимается вверх широкая, прямо, парадная лестница... Но вот стоит на ступеньке человек на одной ноге с костылём, а вот идёт... совсем без рук. И так невыносимо мне стало жалко этих людей. И так же жалко стало себя. Погрузиться на всю жизнь в это море страданий... Это было выше моих сил.
В так называемом министерстве, в какой-то комнатушке, очень занятая тётя, сидевшая среди груды бумаг, не стала разговаривать: "В письменной форме!" И точка.
Поскольку нормального места работы мне не давали, я стал добиваться "свободного распределения", т.е. разрешения самому устроиться на работу. Но не тут-то было. Грозили, что это подсудное дело - не отработать по распределению положенные три года. Наконец, в дело включилась мама, а значит и её знакомые. Наверное, помогала и Екатерина Васильевна (об этом замечательном докторе и верном друге нашей семьи стоит прочитать в рассказе "Проблеск надежды").
В результате появилась бумага о распределении меня в распоряжение ивановского Облсобеса. Председательница этого учреждения была со мной любезна и предложила место преподавателя спецдисциплин в Ивановском радиотехникуме туберкулёзных больных. Я прогулялся в эту усадьбу на краю города возле леса. Очень понравился мне директор Михаил Иванович Алексахин. Дело было решено: после короткого отпуска выхожу на работу.
А защита дипломного проекта, после всех событий, прошла настолько буднично, что и не сохранилась в памяти. После распределения всем стало понятно, что это не так уж серьёзно. Ну, будет 4 балла или 5 - не так важно. Конечно, получить 3 - неприятно. В случае, когда уж совсем человек не мог ничего ответить на простые вопросы, защита переносилась на осень, а на работу он ехал без диплома. Это был в основном теоретический вариант. Все хуже-лучше защищались. Моя работа касалась такой области, которой никто в комиссии не знал. Поэтому слушали с интересом и вопросы были о том, где я знал больше других. В результате получил красный диплом, который был приятен, но и ещё раз подчеркнул совершённый надо мной произвол.
Так закончилось моё высшее образование. Несмотря на всякие трудности, увлечение спортом и другие, не относящиеся к специальности отвлечения, я вышел, как выражаются, из стен института с достаточными познаниями, чтобы при случае продолжить самообучение. Главное - где-то таился интерес к таинствам "управления движением" и желание усовершенствовать способности существующей техники. Правда, это почувствовалось много позднее.