Аннотация: Главы из книги воспоминаний "Бросок на Север", гл. 10
http://world.lib.ru/t/trahtenberg_r_m/gorodaistrany-95.shtml
Роман Трахтенберг
10. Встречи с ивановскими писателями
Ещё в начале своих путешествий по городу я заметил на старом здании напротив бывшего кино "Центральный" вывеску:
"Организация ивановских писателей".
О, это теперь для меня! В следующий раз зашёл, познакомился: Юрий Васильевич Орлов - боевой поэт-председатель. С гордостью показывает свой кабинет, в котором когда-то заседал сам Фурманов. На стене над огромным письменным столом большой портрет в крепкой раме знающего себе цену молодого человека в военной форме. Наверное, полагается восхититься, но странно, не ощущаю врожденного, казалось, почтения к знакомому имени "писателя-революционера"... Даже и как к музейному экспонату...
Заглядываю в себя - странно, когда уезжал, это помещение было полно авторитетами, значимыми фигурами. Они многие годы настойчиво вводились сюда через все возможные двери, окна и щели. Куда всё делось. Пусто внутри, пусто ипроветрено. Чувствую себя замечательно, таким независимым и перспективным. Оказывается в любом возрасте можно стать молодым. Нужно всего лишь переехать в другую страну, и ещё - написать книгу.
Орлов представил меня средних лет мужчине с бородкой: Валерий Алексеевич Клячин - прозаик. Ощущаю себя на удивление в своей тарелке. Надписал и подарил свою книгу. Орлов дарит свою. Пьём вкусный чай. Клячин углубился в мои страницы. Говорит, что нравится и возьмёт читать. При следующей встрече сильно хвалил и сказал, что это "роман-воспоминания", а не просто мемуары.
Писатели жаловались на трудности с изданием своих произведений и вообще на жизнь. Председатель заметил, что новый хозяин дома хочет отобрать у них эти комнаты, и со дня на день они ждут решения суда.
Один из писателей с тревогой проговорил, что ему вообще нечего есть и негде жить. Теперь меня гложет мысль - надо было тихо вынуть из кармана денег и дать ему. Прочитал недавно, что в 30-х так поступали писатели, к которым обращались скитавшиеся бездомные Мандельштамы. Но в тот момент я ещё о таких поступках не знал и боялся выставить себя этаким карикатурным иностранцем-богачём, а ещё больше - обидеть человека. А следовало просто быть умнее.
После мне переслали рецензию на мою книгу. На словах добавили, что опубликовать её удалось не сразу. Мне тогда вспомнилось, как после выступления в одной из библиотек ко мне подошла бойкая симпатичная женщина, представилась корреспондентом "Рабочего Края" и моей бывшей ученицей. Она выражала горячий интерес к моему возникновению в Иванове, записала телефон, спрашивала об интервью. Что было после? Нуль. Перед отъездом я звонил в редакцию, но все значимые лица были заняты на совещаниях.
Рецензия Валерия Клячина показалась мне интересной и внушительной. В первом прочтении. Решил тогда пригласить её в эту мою книгу. Однако, перечитав отзыв теперь, засомневался, нужен ли ей этот гость. С одной стороны никто так внимательно и аналитически не входил в моё "Прозрение", да к тому же из живущих в стране и городе, где происходит половина событий. Правда, с другой стороны, он обзывает меня нехорошими словами... Гость несколько неудобный... Но достойный. Позову, пусть читатели сами решают.
Привожу здесь рецензию, с незначительными сокращениями.
ГОВОР ЖЕСТОКОЙ РОДИНЫ
Валерий Клячин
Пожилой незнакомец, посетивший в конце минувшего лета музейную экспозицию Ивановской писательской организации, увидев номера наших альманахов "Откровение", смущённо улыбнулся и признался: "А я издал книгу своих воспоминаний и назвал её "Прозрение". Как созвучны эти понятия!" Сейчас, внимательно прочитав пятисотстраничный том нашего земляка, шесть десятков лет (до 1991 года) прожившего в Иванове, но покинувшего его и саму Россию уже более десяти лет назад, я убедился в правоте его догадки.
СТРАННОЕ, мучительное чувство не оставляло меня во всё время "вживания в жизнь" автора "Прозрения", изданного в нынешнем году в Иерусалиме, и мне никогда ещё не было так трудно думать о прочитанном. Не покидает смутное ощущение чего-то стыдливого, совестливого, но и беспомощного во мне. Может быть, вины? Стараюсь понять. Откладываю в сторонку "Прозрение" и смотрю на обложку последнего выпуска "Откровения", в каком присутствует и мой крик души - рассказ "Притча о блудном сыне".
Мой рассказ родился после двух лет жизни в селе Вязовском, где мы пытались создать свой маленький крестьянский мирок, но разбили нашу мечту о стену чиновничьего равнодушия и даже произвола, после чего к нам пришло прозрение: о России и нашем месте в её мирской географии. Возвращение наше к городской жизни совпало с волной гонения на Ивановскую писательскую организацию и Российскую православную церковь в Суздале и всюду по стране. Мы оказались ненужными, лишними, изгоями в глазах прокоммунистических вождей новой России и рабски покорного им народа. Изгоем знал себя всю жизнь на родине и автор "Прозрения", бывший профессор ИГЭУ Роман Михайлович Трахтенберг.
Предвижу многие и многие негодующие взгляды и предслышу ропот "законопослушных граждан", готовых в скором времени вновь скучковаться возле избирательных урн и затем ещё пятилетку за пятилеткой удовлетворяться предложенным им "пойлом" в виде громких слов о свободах слова, совести, прав и выбора... орудий самоубийства. Уже более трёх лет миновало после выхода в свет труда А.И.Солженицына о двухвековом сосуществовании в России русского и еврейского народов, однако горячие дебаты вокруг его книги не то что не стихают, но всё более накаляют сердечные страсти... нет, не атмосферы нашей жизни, но пустоты вокруг и внутри неё. (см. ниже мою реакцию на книгу Солженицына, Р.Т.).
К сожалению, очень и очень немногие понимают суть происхождения этой "искры", из которой вновь и вновь раздувается губительное для России пламя, и кто конкретно более всего заинтересован в нашем очередном духовном пожаре. "Я хотел бы любить страну Россию, но очищенную от скверны лжи, бахвальства и агрессии - чувств совершенно чуждых тем настоящим русским людям, которых посчастливилось мне знать. - пишет Роман Трахтенберг. - И не может Родина отворачиваться от своих детей. Россия перестала быть империей. Ещё бы освободиться от остатков зла".
Трудной была его жизнь в СССР. Военное детство в коммуналке на Нижегородской, голод, разлука с репрессированным отцом, долгие проводы на фронт и переживания гибели старшего брата... Удивительно, но основная доля его любви, помимо сыновьей, распределилась в равной мере между природой малой родины и делом, какому оказалась посвящённой вся жизнь. Не случайно и лучшими в художественном отношении эпизодами повествования являются детальные описания ивановских, городских и загородных пейзажей и исполненные своеобразной поэзией углубления в тайны создания точного привода. И даже в Израиле Роман Трахтенберг восклицает стихами:
Я так любил, почти по плотски,
Рассвет берёз, туман полей
И тихий говор вологодский
Жестокой родины моей.
Между тем, он отнюдь не заостряет внимание на "жестокостях", и портреты множества окружавших его людей - от соседей по коммуналке до академиков, директоров ведущих советских предприятий и секретарей обкома - созданы добрыми и лишь иногда доверчиво-недоуменными словами. Должно быть, это и служит причиной увлекательности его книги, вызывающей честное чувство сопереживания и желание сострадания. А ведь это свойство не столько мемуарной, сколько художественной прозы. Хотя автор нет-нет да и старается уверить нас в том, что он не писатель, и подчёркивает свое преклонение перед гением Бунина. Мне же во всё время чтения книги навязчиво заурчали стихи другого русского поэта - Владимира Набокова, посвящённые России:
Отвяжись, я тебя умоляю!
Вечер долог, гул жизни затих.
Я беспомощен, я умираю
От слепых наплываний твоих...
Глупо бесконечно и страстно спорить о национальности Бориса Пастернака или Осипа Мандельштама, или Иосифа Бродского. Такова тайна русского языка: всякий говорящий и пишущий на нём даже против воли является русским человеком. И если в нём есть ещё и искренняя любовь к нашей земле - он не может оставаться свободным от этих "наплываний".
Мольба о том, чтобы и его - бывшего россиянина Романа Трахтенберга - Россия оставила в покое, "отвязалась" от него, слышится в контексте его "Прозрения". И вот тут невольно встаёт вопрос: а что же таит в себе это полумистическое "отвяжись"? Или по другому: чем могла Россия так привязать к себе многих и многих разных по судьбам и характерам людей, что в их мольбе вопиет не обида - нет! - но разочарование в справедливости её к ним отношения?
Увы ни Набоков, ни Бродский, ни Трахтенберг не могут найти в себе сил дать честное и справедливое толкование образа этой самой России. Они любят русскую природу, историю, даже русский народ и жаждут совсем не их забвения. Очевидно, что забыться им нужно от пережитой на родине боли, причиненной им в России, однако чудесным каким-то образом сама эта боль принимает имя России, и в конечном счёте, Россия становится синонимом боли.
Ну, а тому, кто не покинул её. Кто остался в ней и с ней и испытывает ту же боль изо дня в день, о чём надо молить? Они не могут крикнуть "Отвяжись!", хотя и готовы предъявлять этой боли те же претензии (об отношении к компартии, например, или к писателям, или к евреям), и как будто имеют на них больше права. Но додумался ли кто-нибудь из ивановских писателей, сносящих нападки со стороны обезумевшей в своих амбициях губернаторской клики, заявить, что на них накинулась Россия? Да даже сами живущие в ней люди еврейской национальности - объявить антисемиткой всю Россию, зная, что отъявленнейшими антисемитами являются как раз засевшие в российском правительстве и Думе люди еврейской национальности?!
Однако, мягко говоря, неразумно говорить о вине российского народа в некоем согласии и соучастии с мракобесами, клеветниками и гонителями, тогда как сам он подвержен тем же напастям. Поэтому-то я и был разочарован, найдя в книге Р. Трахтенберга вместо чаемого (и обещанного её названием) прозрения, давно знакомое мне по творчеству Вл. Набокова - нытьё. Позволяю себе это грубое словечко, памятуя о том, что народ-то этот хотя тоже и ноет, но продолжает терпеть. Тот же, "кто вольно отчизну покинул, волен быть на вершинах о ней", как писал в следующем (после приведённого) четверостишии поэт, но волен ли судить? И предъявлять обвинения в жестокости, которые как-то сами собой становятся приговором. Вынесенным лицом отстраненным.
И всё же я искренне благодарен Роману Трахтенбергу за его книгу, которой он, сам того не предполагая, заставляет прозреть прежде всего всех нас - живущих в России. И прозрение это в том, что мы не можем, не имеем права - морального, духовного, исторического - оставаться и впредь "отстраненными лицами". Изданная в Иерусалиме и верно прочитанная в России книга недвусмысленно вопиет о недопустимости молчаливого согласия с болью, требующей беспромедлительного её исцеления. Не антисемитизмом, о каком подавляющее большинство россиян даже понятия не имеет, но беспощадной борьбой с теми, кто пытается нам его навязать: чтобы убедить весь народ России в его исторической несостоятельности, или, как модно стало говорить, непассионарности.
Я послал ответ.
Уважаемый Валерий Алексеевич!
Друзья прислали мне вырезку из газеты "Будни-2"(N24,2003) с Вашей статьёй. Хотел сразу поблагодарить Вас, но телефон ивановских писателей молчал. Теперь получил Ваш адрес, надеюсь, что это письмо доберется в глубинку.
Мне сказали, что газету "Будни" власти не пускают в свет. Жаль, казалось, что мы могли бы устроить полезную и интересную для ивановцев дискуссию.
Желаю Вам здоровья, терпения и успехов.
Роман Трахтенберг Реховот Израиль 19 янв. 2004
Но вернёмся к отзыву писателя. Сразу видна рука профессионала, к тому же человека, чувствующего ответственность за всю свою страну и весь русский народ. Так понимал и Евтушенко: "Поэт в России больше, чем поэт". Пожалуй, оценка книги, а более её автора довольно двусмысленна. С одной стороны его хвалят, но затем обзывают нытиком и лицом отстраненным, правда в почётном соединении с Набоковым и Бродским.
Но смотреть надо в сущность. Настоящий писатель не заблудился в моих пространных откровениях. Он верно уловил обиду автора, отдавшего "молодую жизнь" и способности стране и её народу. И он взял на себя право и труд сформулировать и высказать их приговор.Только в отличие от, например, Герцена или Лермонтова, поднявшихся до обличения "страны рабов", мой судия считает, что "мягко говоря, неразумно говорить о вине российского народа" и напрасно в сознании оскорблённых и изгнанных соотечественников "Россия становится синонимом их боли". Не отдельно взятые начальники, которые досаждают и ему, а "сама страна и сам народ". Как же разобраться, как отсеять этих действительно негодных начальников от чистой и незапятнанной массы людей - народа? Как не обидеть людей честных и непричастных?
В этих спорах помогают чётко разобраться свежие события. Обычный человек принимает за "народ" несколько десятков, ну, пару сотен людей, с которыми знаком, встречался. Согласитесь, этого маловато, чтобы определять, чем дышат сто миллионов. Но вот недавние выборы в России подтвердили, что уже не отдельные личности, а 70ПРОЦЕНТОВ - ОСНОВНАЯ МАССА НАСЕЛЕНИЯ решила добровольно отдать власть над собой последователям, хотя пока и втихаря, прежних коммунистических начальников и гебистов. Да ещё подкрепила это решение привлечением 13 процентов профашистских хулиганов. А людям, говорящим правду и желающим нормальной цивилизованной жизни, - отказали в праве даже и говорить.
Это не заставляет усомниться в "пассионарности" народа? (Слова такого нет в словарях русского языка. Если обратиться за помощью к английскому, то его можно перевести примерно, как - "страстное служение божественному началу").
Справедливость требует сказать, что современное идолопоклонство это не порок именно русского народа. Сообщество людей в странах, где отсутствуют свобода и гражданские ценности, превращается в социальном смысле в первичный бульон. Попавшая в такую среду бацилла готова в мгновение размножиться и застуденеть в своих зловредных качествах. Вот и на вчерашних выборах в Палестинской автономии неожиданно 70 процентов проголосовало за террористов Хамаса?
Выборы в обществе, которое не имеет глубоких демократических традиций, - процесс во многом случайный. Можно ли делать из этого глубокие выводы?
Обратим внимание на приведенные в книгах Льва Разгона, да и ранее известные, данные:
за35-41-й годы НКВД было посажено около 17-ти миллионов "политических". Из них 7 миллионов расстреляно, а большинство остальных погибло в лагерях. К ним следует добавить соизмеримое число схваченных в 41-53-ем годах.
Стандартные обвинения - шпионаж и антисоветская деятельность. Над "разоблачением" шпионов работали "Органы". Таких "разоблаченных" и штатных следователей было относительно немного. Подавляющее большинство невинных людей были уничтожены по 58-й и их "разоблачение" - дело рук не профессионалов, а доносчиков из простого народа. Каждый из этих патриотов "разоблачал" одного из своих коллег или соседей. Вряд ли он писал доносы на нескольких. Так ведь и самому можно было излишне засветиться и угодить туда, куда Макар...
Очевидно, количество этих доносчиков было того же порядка, что и число их жертв. Сегодня многие из этого потаённого общества выпали по естественным причинам, но остались их благополучные дети и внуки. Ведь не зря имена доносчиков тщательно скрывает ФСБ. Мне они откровенно сообщили: "чтобы не повредить родственникам". Учтем при этом, что у погибших 17-ти миллионов граждан оказалось мало детей. Они или не успели родиться, или их смертность была значительно выше в семьях без кормильцев, да ещё преследуемых.
В стране возник демографический перекос - существенное преобладание граждан, самих по себе быть может и добропорядочных, но вынуждаемых своим прошлым цепляться за "удачно" вставшую у руля власть ФСБ.
В этом и скрыта одна из веских причин столь охотного голосования многих миллионов за партию начальника ФСБ, которая только и гарантирует сохранение угрожающей их благополучию позорной тайны.
Обращает на себя внимание тишина вокруг общества "Мемориал". Когда-то выжившие в ГУЛАГе пытались развернуть деятельность, направленную на восстановление моральной силы российского народа. Я видел на стенах комнат, где начал действовать "Мемориал" списки погибших, а напротив списки их убийц и доносчиков. Начали выпускать небольшие разоблачительные издания. Только всё это быстро заглохло. Руководители - несколько не очень здоровых людей - не смогли преодолеть активного замалчивания и гашения властями нежелательных для слишком многих светильников.
Дадим слово известному писателю ВЛАДИМИРУ ВОЙНОВИЧУ. ("Новые Известия", канун выборов).
На канале ТВЦ в пятую годовщину гибели Галины Старовойтовой телезрителей спросили, как они относятся к политическим убийствам. Как и следовало ожидать большинство, 53% убийства осудили. Но 35% одобрили! И ещё 13% сказали, что им всё равно. Увидев на экране эти цифры, я глазам своим не поверил. Я подумал, что если такой расклад мнений характерен для всего российского общества, то дело плохо.
Конечно, в каждом обществе есть свои уроды, которые не против убийства людей по тем или иным причинам. Но чтобы их было больше трети, а вместе с теми, кому всё равно, даже почти половина, это уж слишком. Это значит, что мы живём в обществе больном, диком, с преступными наклонностями. Обещаниям построить в обозримом будущем великую Россию (если не считать признаками величия бомбы и ракеты) не верю. С такими людьми не только что великую, а сколько-нибудь нормальную страну построить нельзя. Разве что, как мечтали чеховские герои, лет через 200-300.
Извините за длинную цитату, но Войновича стоит послушать, он один из немногих, умеющих сверху видеть и понимать наше бытие. А оно обнаруживает, что совсем недавно и довольно неожиданно от новой России стремительно отскочили её ближайшие соседи Румыния, Словения, Болгария, Литва, Латвия и Эстония. Причём эти бывшие друзья и даже братья убегают в НАТО - блок, считавшийся вражеским.
Поражает решение Болгарии. Я там был, когда разрешили поездки в "народные демократии". Болгары питали нежные чувства к русским, считали и себя выходцами с Волги. В софийской гостинице, заслышав мою русскую речь, красавец болгарин упросил буфетчицу, несмотря на позднее время, открыть уже навешенные замки, пригласил меня за стол с пивом и слышать не хотел о моём участии в оплате.
Возвращаясь к рецензии Валерия Клячина, приходится усомниться, что в народе найдётся достаточное количество борцов, кои "без промедления поведут беспощадную войну" с властью.
Пусть мои читатели сами оценят метания русского писателя - человека с большим жизненным опытом, талантливого и честного, страдающего от произвола над его совестью.
Реакции на мой ответ не поступало. Может просто нет денег, письмо из России стоит дорого, или обижен? А, возможно, просто не дошло моё письмо к батюшке в село Вязовское.
Недавно получил от В. Клячина послание по Интернету. Пишет, что бедствовал, чуть не стал бомжом, но чудесным образом ситуация изменилась, и теперь он живёт в Москве с видом на Кремль, имеет свой сайт и обещает вскоре продолжить разговор со мной на страницах "Литературной газеты". Ну что ж, подождём.
И я ждал в надежде на продолжение этого уникального разговора с настоящим писателем, поразившим меня непривычной чуткостью и мастерством слов. Но вот сейчас узнал, что Валерий Алесеевич ушел из жизни в 2014 году. Вечная память.
* * *
В рецензии В.Клячина на моё "Прозрение" речь зашла о книге Солженицына. Она действительно наделала некоторого шума среди русскоязычных граждан нашей еврейской страны. Понятно, здесь люди особо чувствительны к национальному ущемлению и не держатся за язык. Короче говоря, "Двести лет вместе" вызвали резкое осуждение. Я старался не поддаваться общему тону и насколько мог беспристрастно, а скорее, именно сохраняя память о беспримерном в советское время поведении этого человека, который шаг за шагом, книга за книгой оставил мокрое место от всего коммунистического иконостаса, включая самого Ленина, а заодно и их "религии" - я прошел по его новому труду. Ниже приводится мой отзыв, посланный по некоторым адресам.
ЧИТАЯ НОВОГО СОЛЖЕНИЦЫНА
Все давно поняли, что Солженицын человек исключительной храбрости. В кровавое советское время он заговорил и делал по-своему то, что находил нужным.
Недавно Солженицын не побоялся выступить с "еврейским вопросом". Сегодня из России евреи уже капитально изгнаны: из редакций, киностудий, институтов, КБ, органов власти, даже школ и больниц и всех других мест, где они высовывались и занимали должности, интересующие других граждан. При этом, следуя традиции "чести, доблести и геройства", их подвергли унижению и ограбили. Вопрос этот сохранил лишь исторический интерес. На что указывает и сам Александр Исаевич во вступлении к своему "исследованию новейшей русской истории" - "Двести лет вместе". (По-видимому, надо бы поправить заголовок: "Двести лет были вместе").
Хотелось бы удержать некоторые впечатления от чтения книги. Позади первый том. Представляется, что в литературном смысле, то есть, как книга, которую должен читать не учёный-историк, а просто читатель - получилось произведение довольно нудное. Вряд ли самые убежденные поклонники автора, коих он привлёк своей дерзкой смелостью и талантом, смогли подряд читать все страницы с бесконечными ссылками и цитатами. Где и трудно понять отношение "исследователя к материалу", хотя ясно, что оно следствие не только логики, а и темперамента. Что и свойственно писателю, но запрещено учёному.
Уже выступило достаточно людей с более или менее резким осуждением этого труда. Некоторые буквально клеймят автора за оголтелый антисемитизм. Другие более сдержаны, но тоже видят в нём "анти".
Что сохранилось у меня после первого тома? Извините, но - какофония звучаний. И среди этого настойчивые всклики об уклонении евреев от армии, от благодарностивластям, об их стремлении в структуры наживы, об их тоже вине в погромах и т. п. Это оставляет неприятное, липкое впечатление.
Но вместе с тем мне показалось основательным его замечание во втором томе (стр. 120), что евреи не должны думать об участии многих соплеменников в зверствах коммунистов в оправдательном ключе. Согласен, надо понять суть того что было и почувствовать свою вину даже и за дурных овец нашего стада.
Заглянул в конец тома и, наконец, услышал голос Солженицына. Только опять лезут досадные акценты. И ложные факты. Вот пример.
Цитирую: "С 1985 года был открыт свободный выезд евреев из СССР".
Какая же это свобода, если отняли личные сбережения, заработанную пенсию, фамильные ценности, личный архив и книги, заставили платить за снятие гражданства, заставили сдать "государственную" квартиру, будто и в самом деле за шестьдесят лет два поколения не заработали на это скромное жильё? К тому же перед тем, как сдать квартиру, заставляли сделать её ремонт, хотя не было в этом никакой нужды. В виде милости соглашались принять деньги в оплату этого ремонта. Отъезд часто сопровождался криками хулиганов, оскорблениями. Евреи убегали, увозя свои тела и головы, а несчастная страна получала в результате всё что человек нажил за жизнь, а также его изобретения, школу учеников, редакцию, журнал и т.п.
Странно, что такой проницательный и восприимчивый человек, как Солженицын, называет это свободой.
Неловко говорить о деньгах. Такое в нас вживили. Хотя было, когда, выслушав мой доклад о новом проекте, группа специалистов и бизнесменов из Бельгии, удивилась: "Если бы вы приехали раньше в свободный мир, то были бы уже богатым человеком". Что на языке нормальных людей означало: не искали бы, как продать себя или своё новшество, а имели удовольствие от собственного успешного дела.
Другой пример. Солженицын очень сочувствует словам известного нашего хорошего человека, которого иногда здорово заносит влево, М. Хейфеца: "Катастрофа была следствием не только злобных умыслов врагов человечества, но и огромных роковых просчётов самого еврейства, его лидеров и активистов". Конечно, в размягчённых благополучием мозгах наше гипотетическое прошлое может рисоваться и пасторальной картиной, где на зелёном холмике континента... (географию сразу не сообразить) сидят в кружок евреи во главе с лидером Герцлем вместе с Эйнштейном, Мендельсоном, Ротшильдом и другими активистами. Иуже неугнетаемые жители многих стран любуются ими. Издалека... Тогда бы неосторожный мальчик-еврей не обидел честолюбивого мальчика Гитлера...
Да в каждой стране и даже группе людей имеется горючий материал, которого достанет для порядочного пожара. Беда, когда находится поджигатель-фанатик и зрители, радующиеся возможности погреться у огня. А пожарники делают вид...
В отличие от учёного, который сталью скальпеля препарирует ткани истории, литератор Солженицын пытается вникнуть в "душу" алии, евреев и, конечно, по-писательски фантазирует. Это интересные страницы, давно ждал такое прочитать. Внимаю каждому его шажку и проницанию, и чувствую: НЕ ТО, НЕ ПРАВДА, ВСЮДУ КАКОЕ-ТО СМЕЩЕНИЕ В ПРЕДВЗЯТУЮ СТОРОНУ, ВЕРНЕЕ - ВНИЗ.
Вроде, он подходит с добрыми намерениями, а от результатов, извините, "пахняет", как говорил мой сын, когда был ребёнком. Ха, да это точное отражение того, что он пишет о сохранении в глубине души самого ассимилированного в русскую жизнь и культуру еврея - его кровной связи со своим национальным. При всём желании Александра Исаевича быть объективным именно этот ген продуцирует в нём белки, управляющие подбором соответственно окрашенных фактов и уже "естественным" из них выводам. Иничегоему тут не поделать. Он может открыть что-то новое, залезая лишь в русскую душу. И ничего не поймёт в "осадке" чужой души, которая, как известно - потёмки.
БЕСПОЛЕЗНОЕ И НЕБЛАГОДАРНОЕ ЭТО ЗАНЯТИЕ - КОВЫРЯТЬСЯ В ДУШЕ ДРУГОГО НАРОДА.
* * *
Попробовав на вкус заманчивую для простого человека работу писателя, я начал невольно примериваться в своих оценкахк новой точке зрения.Где-то в своей книге я "лягнул" писателя Битова. Не сдержал досады от предложенной сложной работы по осознанию его текста. А вот на днях в интервью с Виктором Топаллером, Андрей Битов выдал уникальное открытие. Композитор пишет музыку, а затем артист, исполняя её, доводит до слушателей. Для писателя таким исполнителем является читатель. Как читатель сумел прочитать текст, так писатель и приходит к людям. По-разному, в зависимости от читательских способностей. Вот и получил я ответ на своё "лягание" прямо из уст автора.
* * *
Известный борец за возрождение еврейского государства Зэев Жаботинский, когда-то сказал: "Мы любили русскую культуру любовью свинопаса к царевне". Голосом пророка, как известно, говорит сам Бог. Поэтому со временем становится слышен ещё иной смысл предсказания. Теперь, когда свинопасы откочевали в Израиль или Америку, всем слышен стал визг, отдельных, резвящихся на свободе, избранных в российскую Думу особей. Некоторые предлагают вернуть Дзержинского на прежнее место, другие - запретить все еврейские организации, а сын юриста отказался почтить память погибших в катастрофе, сказав: "На каждый праздник не навстаёшься". Говорят, что он по каким-то меркам тоже еврей, но раскаявшийся, крещеный. О таких ещё очень давно серьёзный антисемит Эразм Роттердамский сказал: "Из противного иудея получается наипротивнейший христианин".
Россия 2000-х тревожно напоминает Советский Союз в начале своего отвердения.
Но есть и различие. В 20-х - 30-х активно, бесстрашно звучали, хотя и всё более в эзоповском преломлении, голоса Пастернака, Ахматовой, Зощенко, Мандельштама, да и самостоятельных деятелей в правительстве вроде Бухарина. Теперь же глухо, как в бочке - "Наши речи за десять шагов не слышны..." Да и где они сами речи? Когда я, "испорченный" свободой, громко начинал говорить в кругу близких друзей или работников Союза писателей, библиотек - собеседники поджимали губы. Правда, не все смотрели на меня со страхом, иные, например, "чекисты" - с интересом.
![[]](/img/t/trahtenberg_r_m/gorodaistrany-33/kljachinwalerijalekseewich20181954-2012.jpg)