За полчаса до отлёта я застрял со Студентом в его "Кролике" среди тысячи других машин где-то на ближних подступах к центру Атланты. Положение было весьма безнадёжным, но вполне логичным продолжением моего отношения к жизни в целом. Когда же мы, наконец, влетели в здание аэропорта, ленивая служительница поднебесья (надо ли говорить, какого она была цвета?) подняла на меня свой флегматичный взгляд:
- Четыре минуты до вылета? Значит, Вы уже опоздали.
В этот момент я окончательно понял две вещи: а) Я не люблю неприятных сюрпризов, и б) "America West" практикует дискриминационную кадровую политику.
К моему счастью (и плохим признаком перемен для Америки), самолет по- прежнему стоял, прислонившись доброй мордой к кондиционированному хоботу терминала. Оказалось, что "America West" потеряла где-то большой авиалайнер (он просто не прилетел), и поэтому человек двадцать осаждали малюсенький самолёт типа Ту-134, безнадёжно пытаясь установить, кто же полетит на единственном оставшемся месте. Я с ходу предложил свою кандидатуру, но тщетно: самолёт так и улетел с одним пустым местом. В итоге, меня направили ночевать в Лас-Вегас, где утром вроде бы должен был быть рейс в Сан-Франциско.
Ах, что это был за полёт! Мой милый Аэрофлот, где ты? По какой-то нелепой ошибке этот старый трамвай, который "America West" упорно называла аэробусом А-10, был причислен к роду летающих аппаратов. На самом же деле, он бы составил достойную конкуренцию 13-му маршруту из "Весёлого посёлка". Каждая неровность ландшафта вызывала немыслимые и незабываемые ощущения. Мне до сих пор кажется, что большую часть штата Огайо мы на самом деле проползли на брюхе, и только кромешная темнота за иллюминатором спасла экипаж от явного скандала!
В Сан-Франциско я прилетел в пятом часу утра. Тратить тридцать долларов на такси мне не хотелось, и я пошел по фривэю в сторону огней большого города. По дороге меня подобрало нечто типа маршрутного такси, водитель которого, как выяснилось, в принципе не знал города. Зато он нам поведал, что снял 15-минутный фильм в стиле сюрреализма и даже выиграл какой-то киношный приз. На все наводящие вопросы водителя два других пассажира - студентка из Китая, равно как и лежавший поперек заднего сидения молодой человек -- молча кивали ему в темноте кабины. Первая боролась с явным языковым барьером, а второй был совершенно пьян. Но мы всё-таки попали в Сан Франциско! Правда, мы сперва побывали в университском районе, потом на Маркет-стрит, и даже задепозитировали пьяного юношу где-то на "Русском холме" (одном из самых дорогих районов города).
В итоге, я прибыл к подножию своего отеля на площади Юнион только после восхода солнца. Одинокий бездомный с табличкой "Иди, иди. Тебе всё равно!" подался мне навстречу. Хоть и было приятно увидеть знакомое лицо (я-то сам из Атланты, там у нас все такие) в этом чужом городе, денег я бездомному не дал.
Вообще-то, быть бездомным в Сан-Франциско - профессия трудная и творческая. Нигде я не видел столь изобретательных и находчивых людей! Напрмер, одна вполне хорошо одетая дама поставила перед собой цветок, постелила коврик и просит под этот цветок деньги. Напротив - чёрный (или, по-нашему, негр) держит на поводочке двух на редкость спокойненьких, чистеньких кошечек, и наивные зазевавшиеся туристы добросовестно сыпят ему в кружку монеты. Я смотрел на этих спокойненьких кошечек и думал, что менее терпеливые животные с этим черным долго бы не выжили. Ну какой же может быть здесь бизнес, если нужно будет зорко следить за кошками, чтобы не сбежали, а потом, чего доброго, ловить их по всему кварталу, расталкивая прохожих?
Ещё один, опять таки чёрный, очень удачно, на мой взгляд, использовал свои вокальные способности (вообще-то это очень музыкальные ребята). Например, завидев, скажем, влюблённую парочку, он начинает петь: "Вот идёт очень счастливый парень. Он очень рад что рядом с ним идёт такая красивая девушка...". Естественно, при этом девушка немедленно демонстрирует работу своего дантиста, хлопает глазами и застенчиво, но решительно (как они умудряются это сочетать в одном взгляде?) смотрит на парня. И, конечно же, мягкотелый американец очень неохотно лезет в карман за кошельком. Тут этот черный заметил меня с Владом: "А вот идёт другой замечательный парень, а рядом с ним идет... Хм-м... ещё один счастливый парень. Должно быть они друзья, и не собираются меня побить...". Но у нас, русских, хлопать глазами некому, и черный переключается на новый объект.
Кстати, о "голубых". Жители Сан Франциско гордятся своими согражданами с альтернативным стилем жизни. Им отвели целую улицу, с кинотеатрами, кафе, клубами и ресторанами. На мой естественный вопрос "а насколько там безопасно?", Влад мне сказал, что, в общем-то, безопасно, но если я кому-нибудь понравлюсь, то могут подойти и предложить выпить. Я поразмышлял над этой новой для меня концепцией: "Это хорошо, конечно, кому-нибудь понравиться. Но что в этом для меня толку?". Наверное, так думают совершенно гетеросексуальные американки, глядя на русских студентов.
Я ещё немножко поразмышлял о совершенно гетеросексуальных американках, внутрене содрогнулся, и мы на ту улицу не пошли.
Часть вторая, печальная.
Было где-то за полночь, когда Влад махнул мне рукой: "Чао!", и его новенькая машина свернула на Пост-стрит. Пред мной возвышался тридцатью двумя этажами гранитная туша отеля "Уэстин Сэйнт-Францис".
Нет, куда уж нашей захолустной Атланте до Сан-Франциско! Здесь даже в этот поздний час на улицах встречались, хоть зачастую подвыпившие, но вполне прилично одетые люди. Напротив отеля находился парк, высокие пальмы напоминали мне, что я в этой Богом забытой Калифорнии -- стране обеспеченных обывателей, проходимцев, и всевозможных меньшинств. Гостеприимно улыбаясь, швейцар широко распахнул дверь отеля.
На безопасном расстоянии от швейцара на выцветшем рюкзачке сидела, прислонившись спиной к гранитной стене, бездомная. Стараясь не встречаться с ней взглядом, я прошмыгнул в комфорт отеля.
Плохо, если эта бездомная подумала, что я один из богатых постояльцев отеля, состоящих из добродушных техасцев, вездесущих финансовых пиджаков с Уолл-Стрит и путешествующих старушек с пуделями и без. Нет, она наверняка подумала что я "cheap" - я спиной чувствовал её взгляд, когда здоровался со швейцаром. На самом деле, даже завтрак в этом отеле мне был не по карману - за это всё платил университет.
Лифт, больше чем моя гостиная, возносил меня ближе к пятизвёздочным небесам, в желудке покоились явства японского буфета - суши, икра и "Асахи" (спасибо Владу), очень хотелось спать. Однако была одна проблема. Этой бездомной, что при входе, было на вид не больше пятнадцати лет - столько же, сколько и моей сестре. Почему она проводит эту холодную ночь на тротуаре, а не в ночлежке? Хотя, конечно, Сан-Франциско находится намного южнее, чем, скажем, Сочи, залив здесь достаточно холоден, и ночью температура нередко опускается до градусов десяти.
Добравшись до номера, я уныло посмотрел на перину из гусиного пуха, бросил на нее бумажник и пошел обратно к лифту, предварительно оставив себе десятидолларовую купюру. Я не был уверен, что не "поплыву" и не отдам этой бездомной всё его содержимое - а ведь надо как-то дожить до конца месяца. Черт бы побрал мою сентиментальность, ведь я ничего не могу сделать для этой девушки!
Улицы опустели, швейцар с удивлением покосился в мою сторону. Девушка сидела всё там же.
- Привет, я не помешаю твоему бизнесу?
- Наверное, уже нет. Привет.
Историю жизни Сары, бездомной девушки из Сан-Хозе, Короленко непременно превратил бы в бестселлер, так что пересказывать не буду. Мне кажется, что большая часть её рассказов - развесистая клюква для сентиментальных лопухов вроде меня. Своеобразный уличный фольклор, отточенный за многие годы сотнями бездомных детей и собранный этой Сарой по крупицам на улицах Сан-Франциско.
Да, я теперь знаю, сколько стоит ночлежка на Франклин-стрит, и что там уж вряд ли обворуют; и как делятся между бездомными прибыльные места в центре; что по четвергам рано утром позади кондитерской на Маркет-стрит можно разжиться вчерашними пирожеными; что полицейские арестовывают за бродяжничество редко и только зимой, когда холодно; что на людей, не подающих милостыню, как правило, не обижаются - ведь у всех бывает, что нет денег.
Сара была очень рада, что я не социальный работник, не мессионер, не серийный убийца, не кришнаит и не из федерального агенства для отлова беспризорных детей - жить на улице не сахар. Удивительно, что это существо с пушистыми ресницами и усталым взглядом, одетое в Бог знает что, было совершенно не обозлено на свою жизнь. Напротив, Сара очень верила, что ей скоро повезёт. Она взглянула на меня, ожидая подтверждения.
Ну какие, к чертям собачьим, у неё шансы?! Что я мог ей сказать? Что ее детский идеализм не может тягаться со статистикой для бездомных? Что жизнь цинична и равнодушна?
В голове крутились строчки из песенки Eagles:
... I was running for the door,
I had to find my passage back, to the place I was before.
Relax, said the nightman. We are programmed to receive.
You can check out anytime, but you can never leave.
Я молча достал из кармана десять долларов.
Она аккуратно спрятала деньги, протянула свою лёгкую ладонь для рукопожатия:
- Спокойной ночи, Майкл.
Часть третья.
- За твой золотой слиток я не дам больше доллара.
- Даже свинец, из которого сделан этот слиток, стоит больше - обиделся я.
из О"Генри
Билеты из Сан-Франциско в Сан-Диего, пустяк, всего-то восемьдесят два доллара. В бумажнике была последняя сотня плюс карман набитый мелочью. Ну, скажите, что мне делать в весёлом городе Сан-Диего без денег? Итак, решено - еду автостопом.
Выслушав мой план Влад испуганно замахал руками:
- Ты просто сбрендил. Это тебе не Прибалтика, здесь ни одна собака не остановится. Посмотри на себя - небритый мужик, с нахальными глазами и непонятным акцентом!
- Ну и что, я же белый, - вяло возразил я в свою защиту.
- В Калифорнии этого мало - отрезал Влад. - К тому же у тебя на майке написано "Сборная по плаванью тюрьмы Алкатрац". Подожди-ка, я сейчас кое-кому позвоню.
Через минуту он вернулся, сияя: - Ну, мужик, тебе повезло. Брайан едет в ту сторону, он тебя подбросит до Лос-Анджелеса. С тебя бензин.
Брайан оказался весьма добродушным американцем, делающим бизнес на компьютерных деталях сомнительного происхождения. Заднее сиденье его новенькой "Тойоты" было набито спортивными сумками с товаром. Перехватив мой недоуменный взгляд, Брайан хитро подмигнул:
- Как говорится, эти железки упали с грузовика, а я их только подобрал.
На вид Брайану было лет двадцать пять - двадцать семь, в отличие от большинства знакомых по университету, он нисколько не инфантилен, а даже, наоборот, производит впечатление вполне русского. Может быть, он еврей?
Выбирались мы из бесконечных пригородов окольными путями, минуя пробки на трассах и безликие "спальные" районы. По дороге Брайан комментировал пейзаж. Что-то вроде:
- Видишь это новенькое похожее на перевёрнутый конус здание? Там делали новые чипы для Интела, но прогорели, это здание бросили и теперь такое же строят на Тайване. Идиоты!
Или:
- Смотри - портовые краны. Тебе ничего не напоминают? Не угадал. Именно с них Джордж Люкас скопировал стальных мамонтов в пятом эпизоде.
- ???
- Ты не видел "Звёздные войны"?
Мы проезжаем через знаменитый Сан-Хозе - сердце Силиконовой Долины. Многие думают что это город, но на самом деле это скопище маленьких городков с похожими именами. Люди здесь так озабочены деланьем денег, что никто не обращает внимание на архитектуру и практичность строений, полное отсутствие каких-либо указателей и знаков на трассах и тому подобных мелочей, напоминающих о существовании цивилизации. Едем по центральной улице одного из таких городков.
- Эта улица, должно быть, имени Кастро. - Хмыкнул Брайан, намекая на очевидную испаноязычность этой местности.
В самом деле, по одну сторону за покосившейся проволочной оградой - железнодорожные вагоны, вросшие по оси в землю. По другую сторону, - чуть ли не глиняные заборы и постройки, в мостовой выбоины, всюду какой-то хлам и обрывки газет. Это даже похлеще, чем наш родной Мемориал Авеню в Атланте. Брайан тщательно объехал, пропустив между колес, какую-то растрепанную книжку в плотном переплете. Я бы не удивился, если бы эта книга оказалась дешевой библией, стыренной кем-то из ближайшего мотеля. Но по крайней мере, у здешних есть чувство юмора: единственный указатель на этой улице свидетельствовал, что это и есть улица Кастро.
Здесь всё сурово. Клерки на заправках не говорят по-английски и не меняют крупных купюр. Это передовая обочина американской цивилизации, некий Клондайк на хребте нелегального и беззаботного мексиканского пролетариата.
Наконец-то мы въезжаем в Центральную долину. Поначалу местность напоминает Крым - степи да живописные горы по бокам. Потом горы постепенно скрылись за линией горизонта. Ранний апрель, но большая часть степной травы уже побурела, и вообще, без постоянного орошения здесь была бы пустыня.
- Здесь белые практически не живут- заметил Брайан - очень жаркий климат.
Брайан поведал, что в этой долине производят около тридцати процентов всей сельскохозяйственной продукции Соединенных Штатов, что здесь практикуют систему трёхполья и что эта измученная нитратами (да, да, ими родимыми) земля даёт до семи урожаев в год.
Я с удивлением посмотрел на своего гида - для американца он обладал воистину энциклопедическими знаниями. Но всё оказалось намного проще, Брайан когда-то работал в отделе ссуд в банке и имел дело со многими местными фермерами.
- А ты каким-нибудь бизнесом занимаешься? - Брайан проявил любопытство к моей персоне.
- Я вообще-то, студент. У нас только тётка занимается бизнесом, а все остальные - наукой, - я почувствовал, что разочаровал собеседника.
- Ну, а что у неё за бизнес?
- Ты знаешь, у неё есть некая таинственная смесь, которой она лечит от облысения всех желающих.
- Ну и как, помогает?
- Тётка не бедствует, - уклончиво ответил я
Брайану мой ответ видимо понравился, он пару раз хмыкнул, размышляя о чём-то, и затем его лицо растянулось в широкой улыбке.
- Хочешь, я тебя с Фрэдом познакомлю? Он здесь живёт неподалёку.
В миле от серого асфальта трассы фермер Фрэд построил себе дворец, поражающий воображение размерами и безвкусицей. Кругом ни деревца, только бесконечная плоскость центральной долины: дом казался нагромождением детских кубиков, брошенных на полу. Брайан гордо похвастался, что именно он хлопотал о двухмиллионной ссуде для Фрэда, и что в хозяйство его друга входили около пяти тысяч коров и восемь мексиканцев.
Фрэд был поначалу угрюм и жестом пригласил нас в кондиционированные просторы своего жилища. Внутри дома всё было тоже огромным, от два-на-три полотна американского абстракциониста на стене до не менее грандиозного телевизора с плазменным экраном. Увидев, что я заинтересовался картиной, Брайан заметил, что это был подлинник некоего художника с украинской фамилией - Марк Ратко, и что скоро это полотно будет стоить не меньше миллиона. Похоже что Фрэд был также большим любителем новейшей электроники: на журнальном столике лежало штук пять пультов от "навороченной" аудио системы, телевизора, бара и программируемого миксера для коктейлей. Да, не слабо живут нынешние фермеры!
У Фрэда всего было много. Даже дочерей у Фрэда было четыре. Все, как на подбор, отвечали стандарту калифорнийской красоты: длинные волосы соломенного цвета, голубые глаза и волевой подбородок. Увидев надпись на моей майке, они испуганно держались на расстоянии и перешёптывались. Самая младшая, видимо еще не умевшая читать, подошла и стала разглядывать меня, как диковинное животное. Потом она спросила:
- Ты откуда?
Этот вопрос поставил меня в тупик. Из Питера? Из Европы? С Луны?
- Из Атланты.
- А что ты там делаешь?
Ну что мне, скажите пожалуйста, ей ответить? Хожу на лекции, чтобы не отняли студенческую визу или покоряю Америку? А может - развожусь с первой, и единственной пока, женой?
- Я там живу - неуверенно ответил я.
Видя, что толку от меня не много, девочка сменила тему.
- А у тебя есть коровы?
- У меня?! У меня нет.
Интерес в глазах ребёнка совсем потух. Она разочаровано спросила:
- А что у тебя есть?
Не в силах продолжать этот философский разговор, я пошёл на отвлекающий маневр: вытащил из бумажника припасённую для сувенира российскую сторублёвку старого образца и протянул ребёнку. Глаза у девочки опять загорелись, она зарделась и уничижительно посмотрела на сестёр. Да, она стала обладательницей заморского сокровища, банкноты с большим количеством цифр, не те жалкие бумажки с одной циферкой, которые её сёстры держат в своих маленьких глиняных свинках-копилках!
Детские руки обняли меня за шею. Я растрогался, забормотал что это лишнее, и потом зачем-то ляпнул, что это сторублёвка по сути - пустяк, всего каких-нибудь двадцать центов. Руки немедленно разжались, купюра была смята и положена в карман джинсов, губы поджаты под смех её сестёр.
Я безнадёжен. Не могу найти общий язык даже с пятилетней американкой!
Новейшие чудеса технологии и подлинник Марка Ратко на стене не мешали Фрэду с неподдельным интересом слушать, как Брайан "втирает" про некий всемирно известный, но, вместе с тем, секретный препарат. Чудо-препарат повышает не только надои молока и урожайность кормовой кукурузы, но и даже в быту способствует улучшению жизненного тонуса и росту волос. Очевидно, речь шла про чудодейственную мазь моей любимой тётушки. В конце своей энергичной речи Брайан сделал изящный жест в мою сторону, употребив слова "ученый" и "экспертиза" в одном предложении. Фрэд вопросительно взглянул на меня, я - на Брайана. Тот смотрел на меня весёлыми глазами. Я хмуро кивнул.
Потом были похлопывания по плечу и торжественное извлечение из маленькой шкатулки настоящих кубинских сигар.
- Контрабандные - коротко пояснил Фрэд, протягивая мне шкатулку.
Я взял сигару, покрутил её в руках, затем осторожно понюхал. Она пахла одновременно табаком и псиной. Сославшись на то что не курю, я вернул сигару Фрэду и изъявил желание осмотреть ферму и попробовать американского парного молока. Тут же вызвали какую-то пожилую мексиканку, которая проводила меня в коровник и ответила на все мои дальнейшие вопросы на сносном английском.
Я люблю молоко. Для меня очень интересно всё что с ним связано. Тем, кто не разделяет моей страсти, последующий абзац можно смело пропустить.
Американские коровы проводят большую часть своей жизни в тесных одиночных загонах при искусственном освещении. Так что время дойки связано не с восходом или заходом солнца, а с приездом огромной цистерны для отправки молока в Лос-Анджелес. Было как раз время дойки, и мне протянули стакан свежего молока. Вкус у него был точь-в-точь, как из картонного пакета в магазине, такой же пластиковый вкус. Мексиканка гордо пояснила, что при дойке молоко мгновенно охлаждается до двенадцати градусов, обезжиривается и пастеризуется ультрафиолетом. На мою просьбу дать мне молока до всего этого надругательства, она посмотрела на меня с ужасом. Так я пришёл к выводу, что в Америке настоящего молока нет и быть не может.
Мы вернулись на нашу трассу и почти до самого Лос-Анджелеса ничего стоящего упоминания здесь не случилось. Центральная долина заканчивалась хребтом, за которым находится самый большой город Калифорнии. Справа от трассы трубы с диаметром в небольшой дом качают воду из долины (которая, в свою очередь, пришла из северной части штата) через этот хребет в Лос-Анджелес. Глядя на эти трубы, Брайан задумчиво сказал:
- Слушай, я ведь таки продал Фрэду экспериментальную партию этого самого препарата.
Я не без восторга посмотрел на Брайана. Во дает! Продать кота в мешке своему же другу!
- Так что? Звонить тетке?
Дорога под углом чуть ли не в тридцать градусов подымается вверх на один километр. Брайан выключил кондиционер и машина пошла веселее. На вершине хребта заметно холоднее и из-за перепада в температуре, дует очень сильный ветер. Такое ощущение, что попали в другое время года - сыро, холодно, вот-вот пойдёт дождь.
- Не-е. Ничего не надо, я что-нибудь сам придумаю. - И, чувствуя мое удивление, Брайан добавил: - Ты за старину Фрэда не волнуйся, всякие экспериментальные разработки списываются с налогов как не-фиг-делать. А с ним мне еще и поделиться надо.
Брайан высадил меня на автобусном вокзале и, пожав мне руку на прощание, протянул хрустящую сотню.
- Бери, это тебе за идею.
Новенькая "Тойота" Брайана растворилась в ночном воздухе южного города, а я поплёлся смотреть расписание автобусов на Сан-Диего.