По причине добровольной сдачи военного билета уважаю армейскую тематику и праздник День Защитника Отечества. Гнусный перебежчик Суворов [Резун], правда, высказал гипотезу, что в этот день, то есть 23 февраля 1918 года, доблестные матросы и рабочие только что сформированной Красной армии панически бежали от озверелых полчищ Юденича. И этими боевыми действиями положили начало славной традиции. Ну да Суворову веры нет. А я расскажу чистую правду.
Однажды в июне прибыл я на курсы переподготовки офицеров запаса в институт связи, находившийся недалеко от метро "Автозаводская". Сзади сидели двое выпускников моего же института, только окончившие его лет на пять раньше. Звали их Хомяков и Талдыкин, как выяснилось из переклички. Оба невысокие, толстенькие, они были похожи друг на друга, но не лицами, а скептической насмешливостью.
- Ты как сюда попал? - спросил Талдыкин.
- Принесли повестку на дом, а жена вместо того, чтобы сказать, что я в командировке во Владивостоке и вернусь через год, расписалась и мне отдала, - объяснил Хомяков.
- А я вот развелся, как дурак, а все равно здесь, - сказал Талдыкин.
- Как дурак, женятся, а не разводятся. Ты что же по повестке сам пришел?
- Я все же не совсем дурак. Первую-то я выбросил. Вечером сидел, ящик смотрел. Звонят в дверь. Думал, мать с дачи вернулась. Открываю, а там капитан - мне повестку в зубы.
- Так сказал бы, что это не ты, а твой брат.
- Не сообразил, - ответил Талдыкин меланхолично.
Я слушал и думал, что поступил, как совсем дурак - просто явился по повестке, присланной по почте. Но беда невелика. Не в армию забрали, не на сборы в часть, а всего-то на курсы переподготовки. На паркет, как говорят подполковники.
- Да, не поберегся ты, - сказал Хомяков. - Знаешь этот анекдот? Жена мужу говорит ночью: "Ваня, дни опасные, поберечься бы надо". А Ваня: "Поберегись!"
Оба тихо сдержанно засмеялись.
- Мне теперь это ни к чему, - сказал Талдыкин.
- Мой шеф на работе вчера сказал, что книгу написал, - продолжал Хомяков. - Все, понятно, поздравлять, расспрашивать, что за книга, да как называется. А шеф отвечает: "Все об АСУ".
Они снова засмеялись.
- Понимаешь, не "Что-нибудь об АСУ" или "Немного об АСУ", а все ..., - добавил Хомяков
- Ну и как, обо...л? - спросил Талдыкин, но Хомяков заволновался:
- Смотри, майор карты раздает.
- Нам это ни к чему, - сказал Талдыкин.
Майор раздавал карты каждой паре офицеров запаса. У него было простое украинское лицо, усы и орден Красного знамени на груди. За первым столом сидел Слепнев, молодой человек лет 22, только что закончивший институт связи.
- Товарищ майор, а за что у вас орден? - спросил он.
- За Афганистан.
- Расскажите, товарищ майор! - предложили с соседнего ряда.
Майор сдержанно рассказал про стингеры, гранатометы, базары, меткие выстрелы, про связь в горах, про зарплату в чеках. Он служил даже не в советских частях, а был советником в афганской армии, лояльной СССР. Носил чалму и бороду.
- А народ ленивый, - вспоминал он с удовольствием. - Объясняю их командиру полка, что надо делать. Утром ничего еще не начато. Я спрашиваю, почему? Он отвечает: "Трудности". Сам не выдержу, возьму лопату и копаю. Он смотрит, улыбается: "Очень хорошо!"
Слепнев несколько раз перебивал рассказ фразой: "Мне Серега рассказывал ..." Можно было заключить, что Серега - приятель Слепнева, отслуживший в Афганистане. Майор терпеливо слушал, но ни слова не отвечал.
- А пленные, товарищ майор? С нашими пленными что делают? - крикнули сзади.
- Я про наших не слыхал. При мне не попадались. А своим душманы, если поймают, то половые органы отрезают, глаза выкалывают, живот разрежут и камнями набьют, - ответил майор и провел ребром ладони себе по животу.
Мой сосед по столу, молчаливый пожилой старший лейтенант запаса, в темном костюме-тройке, в модных очках "в каплю", вдруг заметил: "Наших пленных они должны возвращать через Красный Крест, через Женеву". Майор посмотрел на него с сожалением.
- Я точно не знаю, но думаю, в Женеву оттуда вряд ли попадешь, - ответил он.
- А что Серега про Красный Крест рассказывал? - громко поинтересовался Хомяков.
Я обернулся. Хомяков подмигнул и насмешливо кивнул вперед, в сторону Слепнева. А майор уже показывал, как надо склеивать листы карты.
Офицеры запаса зашелестели бумагой, оборачиваясь и передавая со стола на стол клей и ножницы. Майор стал диктовать обстановку, которую нужно было нанести на карту. В классе послышались возгласы:
- Мужики! Как штаб батальона рисовать?
- Как тыловой пункт управления обозначается? А? Кто знает?
- Это американских шпионов так выявляют, - сказал сзади Хомяков. - Советский офицер запаса никогда не вспомнит, как чего обозначается. А кто вспомнит, тот шпион и есть.
- Не, мы не вспомним. Нам это ни к чему, - ответил Талдыкин.
Майор положил на свободный стол уже склеенную и разрисованную карту.
- Тут образец, чтоб вы сверялись, - сказал он.
- Это другое дело! Сейчас перестеклим! - У стола с картой образовалась толчея. - Алё! Руку убери, противника не загораживай!
После перерыва начались занятия на технике в другом классе. Капитан нудно рассказывал тактико-технические данные станции, говорил о принципах действия тропосферной связи.
- Вопросы есть? - прервался он.
- Товарищ капитан, а у нее излучение сильное? - спросил Хомяков, сидевший теперь рядом со мной.
- Мощное излучение. Если в лесу ставим, то потом листва желтеет, куда антенны была направлена.
- У нас в части один постоял возле излучателя, а потом ослеп, - вставил Слепнев.
- В состав станции входят следующие стойки..., - продолжал капитан.
Я посмотрел на Хомякова. Тот зевнул, не открывая рта, и пробормотал осоловело: "Никогда так хреново время не проводил".
- Рассмотрим порядок включения станции, - сказал капитан.
- Не надо включать, - попросил Хомяков. - Я и так того и гляди инфаркт имени Миокарда получу, а тут еще излучение!
- Мы анод не будем включать, к тому же излучатель закрыт, - разъяснил капитан снисходительно.
- Ни к чему это, - сказал Талдыкин.
- Правда, не стоит, товарищ капитан, - добавил Хомяков. - А то вон Серега вообще ослеп.
На другой день с утра был выезд в поле. Я чуть не опоздал на построение и оказался в первом ряду с краю. Перед строем стоял полковник. "Кто командир 4-го взвода?" - спросил он. Все молчали, потому что командир не появлялся уже третий день. Им был назначен довольно молодой человек, капитан запаса, как старший по званию. В тот день еще выясняли, как присваивают звания в запасе. И капитан этот пожаловался, что два раза был в частях на сборах, пока ему присвоили капитана. Талдыкин удачно процитировал: "Капитан! Никогда ты не будешь майором!" С тех пор он больше не приходил.
Полковнику ждать было некогда, и он назначил командиром меня, как крайнего в строю. В армии должен быть порядок. Кто с краю, тот и командир. Раз командир, так буду командывать.
- Четвертый взвод! Справа по одному в автобус шагом марш!
Автобус привез в дивизию внутренних войск имени Дзержинского. В тот день здесь были учения. По огромному полигону группами бегали солдаты в полной амуниции, громыхали БТРы, танки.
Выяснив, кто командир, майор приказал:
- Отправляйтесь на стрельбу из автомата, налево, через поле. Ясно? Да осторожней. Видите, что здесь делается?
- Так точно, товарищ майор. Четвертый взвод! Становись!
По дороге к стрельбищу в поле стоял гражданский самолет ТУ-134 с прикопанными колесами. Возле него собрались человек десять в синих комбинезонах, похожих на автомехаников. По команде они метко начали бросать дымные взрывпакеты в иллюминаторы и проворно полезли по шасси и приставным лестницам ко всем дверям самолета. "Захват тренируют", - сказал кто-то из моих бойцов. Вдалеке, среди редких берез, виднелся макет большого двухэтажного дома. Около него тоже толпились люди в форме.
- Мало ли что. Никому нельзя верить, - ответил Талдыкин.
Стреляли лежа, группами по три человека, по мишеням, поднимавшимся из траншей. В первой тройке оказались Талдыкин, Хомяков и Слепнев. Я подумал: "Что же я не командир, что ли?", и переставил Слепнева во вторую тройку, а сам перешел в первую.
Отстрелявшиеся сидели на сухом бугорке позади огневого рубежа. Переговаривались.
- А автомат-то какой стал короткий! Игрушка.
- Мелкокалиберный. Пять миллиметров с чем-то, а не семь.
- А дуло зачем раструбом?
- Это чтобы отдача была меньше, - объяснил Слепнев.
- Отдача у него слабая, это точно. У пиратских пистолетов тоже дуло было воронкой. Значит, они уже тогда знали, - догадался Хомяков.
- Да нет же! У пиратов раструбом, чтобы порох легче было засыпать. Он же через дуло заряжался! - воскликнул, негодуя на бестолковость, Слепнев.
- А-а, понятно, - пробормотал Хомяков. - Откуда ты все знаешь, Слепнев?
- Его Серега научил, - сказал Талдыкин. - Пока не ослеп.
На обратном пути в автобусе Талдыкин и Хомяков сидели впереди меня.
- Спасибо командиру, - сказал Хомяков, обернувшись. - От верной смерти спас, Слепнева от меня переставил. Я уже думал, конец. Пристрелит, убийца.
- Мой командир меня почти что спас, - процитировал Талдыкин.
Они помолчали.
- А шефа-то моего уволили, - сказал Хомяков.
- За книгу? - спросил Талдыкин - Или за то, что все обо...л?
- С начальством поругался. У нас учебный мастер есть, Юра. Он себя ученым мастером называет. Если мебель двигают или прибор какой тащат, он всегда рядом идет и говорит: "Как помочь, я даже не знаю". Вчера смотрю, он пришел и с кабинета шефа табличку отвернул с фамилией. Тяжелая такая, латунная. Я ее взял, винты покрутил и говорю: "Sic transit gloria mundi". Юра спрашивает: как-как? А я ему: "Это вроде как ты говоришь: Как помочь? Я даже не знаю..."
- Нет, ребята, такого начальника мне, наверно, уже не найти, - процитировал Талдыкин.
После окончания курсов переподготовки мы ехали с Хомяковым в метро. На "Новокузнецкой" мне надо было выходить. Он пожал мне руку и сказал:
- Будь здоров. Может, еще встретимся.
- Желательно снова на паркете, - ответил я.
В торговом центре у фонтана стоял стол с анкетами, и парень в военной форме серого цвета приглашал желающих записываться в армию США. Но выглядел он слишком nice. Так много не навербуешь. Это не родной военкомат, посылавший и доныне посылающий гонцов по домам вручать повестки под расписку. И праздника здесь такого нет - Дня Защитника Отечества, за которым всегда Международный женский день, день рождения коммунистической террористки Розы Люксембург. Но о женщинах в другой раз.