Жизнь идет своим чередом. Продолжаются и ее усмешки. На этот раз усмешки случились все больше по поводу межнациональных отношений.
Был я в гостях, где собралось несколько бывших игроков футбольной команды, запечатленной в "Превратности судьбы".
- Здорово, капитан, - приветствовал меня Крюков из Риги, по латвийскому паспорту - Крюковас.
- Здорово, - ответил я. - Когда референдум о присоединении проводите?
Крюковас оглянулся, показал на Олега из Тирасполя и сказал:
- Сразу после Молдавии.
Хозяин тем временем рассказывал, что его сын познакомился с девушкой из Ирана. И что ее отец приходил к ним в гости.
- А чем он занимается? - поинтересовался кто-то.
- Как всякий уважающий себя иранец, он занимается обогащением урана.
Подошел вратарь Юра из Вильнюса, этнический поляк. Жена его была родом из Западной Украины. Он рассказал, как однажды они ездили в гости к ее родне. В деревенском доме собралось человек сорок гостей. Сидели за большим столом, выпивали, закусывали. Вдруг откуда-то из-за занавески выдвинулся на стуле древний дед. Он указал на Юру узловатым пальцем и спросил в наступившей тишине: "Цэ не москаль?" Юрина жена замахала на него руками: "Та ни! Он поляк!" "Цэ добре", - вымолвил дед и задвинулся обратно.
А мне вспомнился другой поляк с тем же именем. По-польски Юрек, по-русски Юрок. Жил он в Москве в 80-е годы и занимался валютной спекуляцией. По тем временам он имел очень много денег, был пьяницей и бабником. Однажды в метро, выпивши, он стал бесцеремонно приставать к девушке. С ней был парень, который подрался с Юрком. Юрка забрали в милицию. Не успел он переступить порог отделения, как из-за барьера выскочил дежурный и дал ему по морде. Юрок обиделся, достал польский паспорт и стал требовать представителя посольства. Позвонили начальству. Появился капитан, быстро разобравшийся в сути проблемы. Он приказал дежурному повернуться задом и нагнуться. После чего дал ему крепкого пинка сапогом. Потом спросил Юрка: "Ты удовлетворен?" Юрок ответил, что да. "Ну, иди отсюда", - сказал капитан. Международный конфликт был разрешен.
Межнациональные конфликты существовали во все времена. Однажды после службы о. Петр взялся читать проповедь о встрече Христа с самаритянкой у колодца. В те времена самаритяне не считались за людей у иудеев. И заговаривать с ней Иисус не должен был. Но Он был Сын Божий и знал о чаяниях той женщины, давшей Ему напиться. О. Петр говорил долго. К тому же каждую фразу, сказанную по-русски, он тут же повторял по-английски. Внимание прихожан рассеивалось, дети вертелись и капризничали. Вдруг старичок, церковный староста, явно беспокоясь, стал о чем-то тихо спрашивать одного, другого. Потом не выдержал, поднялся на амвон и объявил, что вынужден прервать о. Петра. Тот умолк и повернулся к нему. Старичок сообщил, что чей-то черный nissan, неправильно запаркованный, сейчас увезут. Прихожане стояли молча, словно ожидая, что о. Петр и это переведет на английский. Или задумались о вопросах духовных, об отношениях людей разных национальностей, как призывал о. Петр, и до земного им дела не было.
Одна прихожанка, бывшая на той проповеди, старушка, родившаяся в Париже, рассказывала, что у нее была большая собака по кличке Колчак. Один ее знакомый, по старости страдавший склерозом, раз пришел к ней в гости, увидел собаку, нагнулся, протянул ей руку и сказал: "Здравствуй, Врангель!" Но Колчак и ухом не повел.
Старушка из Парижа. Париж, как сообщает интернет, это место, где раньше жили французы.
А еще бывают такие события, во время которых межнациональные отношения проявляются во всем многообразии.
Случилось мне побывать в Rio de Janeiro в связи с чемпионатом мира по футболу. В очереди на гору Corcovado к Христу-Искупителю царил полный интернационал. Если перечислять посетителей с востока на запад, то начнешь с японцев и корейцев, а закончишь португальцами из Европы и чилийцами из Америки. И даже обезьяны, сидевшие на ветках деревьев и качавшиеся на проводах, казались чьими-нибудь болельщиками.
Как раз Италия играла с Коста-Рикой. В маленьком кафе висел телевизор, но свободных мест не было. За одним столом сидели двое плотных, стриженых наголо, в майках цвета кремлевской стены. Дочка успела прозвать таких "кирпичами". Один "кирпич" сказал, имея в виду своих соседей по столу: "Эти двое лохов сейчас уходят". Действительно, лохи расплатились и ушли. Мы сели на их места. "Русские своих не бросают", - сказал "кирпич".
На обратном пути я пытался остановить такси, но все машины были заняты. Неожиданно меня окликнули из припаркованной машины с чилийским флагом в окне и предложили подвезти вниз, к пляжу Copacabana. Я спросил по-португальски: "Квонту куста?" "Нада [нисколько], - ответил чилиец. По дороге они рассказали, что приехали из Чили на этой машине за 3 тысячи километров, преодолев перевал, где выпало около метра снега.
На пляже был установлен большой экран в фанатской зоне, и народ толпился, собираясь смотреть следующую игру. Трое колумбийцев попросили сфотографировать их и в благодарность угостили каким-то своим национальным напитком из большой бутыли.
Я шел по тротуару вдоль пляжа среди международной толпы. Под камышовыми зонтами сидели туристы, потягивая напитки. Все больше сырвежу и каперини. Несколько "кирпичей" пили из трубочек, вставленных в надрезанные кокосовые орехи. "Две рюмки водки в орех и нормально", - сказал один.
В лифте ехал мужчина в немецкой майке. Я сказал ему, что Германии сегодня трудно пришлось против Ганы. Он только плечами пожал и сказал, что живет в Бразилии уже лет пятнадцать, и что купил билет на финал. Либо немцы, либо бразильцы там будут играть.
В съемной квартире не оказалось штопора. С бутылкой чилийского вина я вышел в коридор, ожидая лифта, чтобы спуститься вниз, к портье. Открылась соседняя дверь. Я спросил человека из этой квартиры, есть ли у него штопор. Тот по-английски не понимал, но по моему жесту догадался, что требуется. Штопора у него тоже не было, но он достал длинный узкий ножик, надрезал и вскрыл пробку. Я предложил ему попробовать вина, но он отказался. Он был аргентинец. "Messi!" - сказал я и поднял большой палец.
На горе "Сахарная голова" встретились три мальчика в экипировке от McDonald"s. Один был из Москвы, второй из Казани, третий из Белоруссии. Они выиграли конкурс и теперь должны были выводить на поле знаменитого стадиона "Маракана" игроков сборной России. Я сказал одному из них: "Передай, что нужно забить один гол. Один гол". Мальчик кивнул. На другой день я сидел на трибуне "Мараканы" и в бинокль видел вчерашнего мальчика за руку с одним из игроков сборной. По ходу игры сосед слева, бельгиец, сказал мне: "Наши играют плохо, хоть бы ваши забили". "Не дождетесь", - ответил я. Забыл ли мальчик передать мой наказ, игрок ли не воспринял его всерьез или просто что-то не получилось, но гол сборная России не забила. Зато бельгийцы забили за две минуты до конца игры. Стадион взревел, а когда немного поутихло, бельгиец сказал мне: "We don"t deserve that".
Вечером в ресторане за большим столом сидела компания русских. Один из них посмотрел мне в глаза и протянул рюмку бразильской водки. "Не убивайся так". Я выпил и спросил, откуда они. Из Магадана.
Сборная России проиграла. Может, это и к лучшему. Дома, в Калифорнии, болтливая продавщица в супермаркете сказала женщине, покупавшей лотерейные билет: "Мой сосед выиграл три миллиона, а его дочь умерла от пневмонии".
Американские знакомые интересовались моим отношением к войне на Украине, к присоединению Крыма. Я отвечал, что чем дольше живу вдали от России, тем больше одобряю все, что делает ее начальство. И даже стало мне казаться, что у дедушки была медаль не за взятие, а за оборону Кенигсберга, переназванного именем, как сказал Бунин, "ничтожнейшего типографского рабочего Калинина". Юродивая лет 15 назад сказала мне на паперти кафедрального собора в Сан-Франциско: "Против России не воюй". Мобилизации я по возрасту не подлежу. Авось, обойдется. А кто боится, тот пусть протестует. В "дикой" дивизии в Первую Мировую войну было принято не выставлять караулы: кто боится, тот пусть не спит.
Некоторые усмешки печальны, как обычно. Лежал я на пляже. Прямо против меня у воды стали собираться редкие отдыхающие. Там, на грани мокрого и сухого песка, оказался тюлень. Бока его глубоко ходили, как у лошади после скачки. Он время от времени шевелил ластами и открывал пасть. Его окатил волна, но он не предпринял попытки сползти к воде. Я прошелся вдоль пляжа, а когда вернулся, тюлень лежал совсем неподвижно, только мелкая дрожь пробегала по его телу. Ясно было, что он умирает. Но почему прямо против того места, где я лежал? Очередное memento mori.
Впрочем, главное, чтобы войны не было. А если случится, чтоб всех разом убило.