В давние времена, в эпоху застоя, в станкоинструментальном институте на кафедре экономики работал Лившиц. Он преподавал экономику социализма. Многие уже тогда подозревали, что предмет этот есть вещь загадочная, неосязаемая. Вроде ревизской души, изобретенной Петром I. Поэтому особым почетом даже у недалеких провинциальных студентов Лившиц не пользовался. Работая в том же институте, но на другой кафедре, я с Лифшицем дела не имел, хотя в лицо его знал, как и большинство сотрудников.
В ту же эпоху в университет приходил играть в футбол Саша Жуков. Он был выпускником экономического факультета МГУ и депутатом Верховного совета СССР. Не того, куда выбрали академика Сахарова, а старого, в котором указы подписывал еще Георгадзе. Я играл там же, на тех же площадках по выходным дням. Зимой возле трехзального павильона, летом - на хоккейной "коробке", больше 10 лет. Жуков тоже жил тогда на Ордынке. Однажды в конце 80-х подвозил меня домой и показал первый в Москве кооперативный овощной магазин на Ленивке, отличавшийся от государственных чистотой и лучшим ассортиментом. У Жукова, как у депутата, была юридическая неприкосновенность. Милиция не имела права штрафовать его и задерживать за нарушения правил дорожного движения. Жуков сказал, что воспользовался этой льготой всего один раз, когда был остановлен за превышение скорости по дороге в Шереметьево, куда он торопился встречать отца.
Те времена прошли. Та страна исчезла с карт, разбившись на 15 фрагментов. А я оказался в Калифорнии, где в конце второго тысячелетия начался подъем. Подъем неведомо чего. Но деньги в экономике оборачивалис большие.
Я работал в конторе "Белая пижама". Это название может показаться странным. Но тогда на слуху были имена не менее экзотические. Например, "Красная шапка" или "Интернет-фургон". По-английски это звучало короче: Web Van. Фирма открылась в 1999 году. Основатель ее Джордж Шахин в интервью со слезой в голосе вспоминал свое детство, в котором молочник утром привозил бидон молока к дверям их дома. Шахин собирался возродить эту инициативу во всех штатах, не ограничиваясь молоком. Замысел был грандиозный, денег под него собрали немало. Однажды и я обнаружил в почтовом ящике рекламный конверт с гибким магнитным контуром в форме пикапчика и надписью "WebVan". Потом промелькнуло сообщение, что Шахин покинул процветающую фирму, причем ему была установлена пожизненная пенсия в $700 000 в год. А еще через несколько месяцев всякий, заходивший на webvan.com вместо перечня продуктов, имеющихся в наличии, видел извещение о том, что фирма благодарит клиентов и свою деятельность прекращает. Кредиторы попытались вернуть свои деньги, но кроме нескольких автофургонов и компьютеров, других ценностей не обнаружили.
Итак, я работал в "Белой пижаме". И пижамное наше производство шло успешно до президентских выборов 2000 года. Потом начался кризис, усугубившийся еще и событиями 11 сентября. Спрос на пижамные изделия упал, и контора перестала функционировать. Ситуация, впрочем, была предсказуемая и катастрофой для меня не стала. Я отдыхал, получая пособие по безработице. Однажды собрал у себя гостей из представителей разных волн русской эмиграции.
О русских за рубежом сейчас по миру идет много шума. Они скупают недвижимость в Лондоне, виллы на Средиземноморье, яхты, самолеты, футбольные клубы. В крайнем случае гуляют, сорят деньгами на мировых курортах, вызывая удивление у местного населения и туристов из других стран. Но это все граждане особенные, новые русские. У меня же собрались личности заурядные, упомянутыми подвигами не прославленные.
Все они знали меня прежде, но между собой знакомы не были. Я стал их представлять по очереди. Первым назвал Антона, профессора из университета Berkeley, 36 лет, родом из Ташкента, закончившего Физтех. Кто-то спросил, как там, в Ташкенте, сейчас. Нет ли дискриминации по отношению к русскому населению? Ну, как в Латвии? Антон ответил, что дискриминации нет, поскольку русских в Узбекии практически не осталось. Его мать, например, бросив квартиру, переехала из "столицы дружбы и тепла" в Россию, в подмосковный городок с поэтическим именем Электросталь.
Вслед за Антоном я представил Владимира 45 лет, родом из города Кургана, инженера, много лет работавшего в Новосибирске, а сейчас - в фирме Sun Microsystems, международного мастера по шахматам, двукратного чемпиона Калифорнии.
Следующий гость, Николай Христофорович, 74 лет, родом из-под Одессы, пенсионер, долго работал менеджером крупной строительной фирмы в Сан-Франциско.
А последним из представленных оказался господин совсем уж преклонных лет, 1914 года рождения, Валерий Милованович, этнически из черногорцев, родившийся в России, сменивший за свою долгую жизнь несколько стран и собравший обширный архив русского военно-морского флота.
Слово за слово, я спросил Николая Христофоровича, как он стал строителем. Николай Христофорович посмотрел насмешливо сквозь очки и сказал, что начал свою карьеру в Марокко. Рассказывал он ясно, но с неохотой. Выдавал две-три фразы и замолкал, так что приходилось задавать вопросы, чтобы узнать, что случилось дальше.
В Первую Мировую войну отец Николая Христофоровича был артиллерийским офицером, попал в плен к немцам, вернулся домой летом 1917 года. После переворота участвовал в Белом движении. В 1920 году снова пришел домой.
Я спросил Николая Христофоровича, что говорил его отец по поводу Гражданской войны. Ответ был прост: "Раз народ нас не поддержал, нужно прекратить сопротивление". Что не означало, впрочем, что народ был прав. Разглядев внимательно советскую власть, народ и сам стал с ней бороться, поднимая мятежи, вроде тамбовского. Но было поздно.
Жить при советской власти отцу Николая Христофоровича было трудно, хотя он и скрыл свое участие в Гражданской войне. Как явного представителя эксплуататорского класса, его несколько раз увольняли, запрещали работать по специальности, инженером, и в конце концов посадили на 5 лет по 58-й статье как врага народа. Он освободился весной 1941 года, и вскоре после начала войны в возрасте 53 лет был мобилизован в Красную армию. Под Одессой часть его была окружена, и он второй раз за две войны попал в плен к немцам. Там, в голой зимней степи за колючей проволокой он вспомнил все хорошее, что получил от советской власти, и записался в Русскую Освободительную армию. В боевых действия не участвовал, но воспользовался возможностью выехать в 1942 году в Германию вместе с семьей. Так Николай Христофорович, которому тогда было 15 лет, попал в Европу.
В 1945 году он избежал выдачи в СССР и нанялся на работу в Марокко, освобожденное тогда французами от итальянцев. Там он и освоил постепенно множество строительных профессий, и оттуда в начале 60-х перебрался в Сан-Франциско.
Я поинтересовался, как ему работалось с африканцами. Николай Христофорович усмехнулся. "Работалось-то хорошо". Но во время мусульманского праздника его едва не убили разбушевавшиеся местные жители, громившие все подряд колониальные постройки в поселке. Николай Христофорович и его друг чудом спаслись на машине, осыпаемые градом камней.
"Вы бы записали все это", - предложил я. Николай Христофорович опять усмехнулся: "Что же тут записывать? История самая заурядная".
Валерий Милованович, в отличие от Николая Христофоровича, с удовольствием рассказывал эпизоды из своей жизни. В 1921 году он с отцом, полковником Белой армии, уехал из Владивостока в Японию. Греб за взрослого матроса на шлюпе, шедшем с русского военного корабля в порт. Он выучился по-японски и в местной библиотеке обнаружил зал русской литературы, изданной по приказу императора. Множество полок было заставлено томами Гоголя, Толстого, Достоевского, переведенными на японский язык.
В начале 30-х годов Валерий Милованович переселился в Китай, в Шанхай, находившийся под контролем Великобритании. В Шанхае Валерий Милованович работал в морской таможне. В его обязанности входил досмотр торговых судов в порту. Однажды он с таможенного катера взошел на борт сухогруза "Казань", стоявшего на рейде под красным флагом. Глядя с почтительной опаской на высокую представительную фигуру Валерия Миловановича в черном английском мундире, капитан "Казани" говорил второму помощнику:
- Коля, ты с ним повежливее. А то привяжется к чему-нибудь.
- Не беспокойтесь, Петр Алексееич, - отвечал Коля. - Я ему все объясню на самом вежливом английском.
Потом повернулся в Валерию Миловановичу и сказал, указывая на дверь какого-то корабельного помещения: "You! Go!"
Валерий Милованович позже открыл Коле свое знание русского языка, и услышав, что тот хотел бы сшить костюм, отвел Колю к портному-китайцу. Китайцы за один день сшили Коле костюм и взяли такую плату, которая даже Коле из СССР показалась необременительной.
В следующий рейс Коля в благодарность привез Валерию Миловановичу банку сметаны, вместо крышки запечатанную газетой, перевязанной бечевкой.
Валерий Милованович мог рассказывать долго, но его время от времени останавливала супруга Ксения Георгиевна, говорившая: "Валерий! Ты никому не даешь слова сказать!"
Молчавший почти все время Володя вдруг спросил искренне: Вы верующие?" На что Ксения Георгиевна ответила: "Да", не удержавшись от улыбки.
Начало II Мировой войны в Шанхае Валерий Милованович описал так. Вечером его катер возвращался через бухту к причалу. В небе послышался шум мотора. Самолет приближался. От него отделились две багрово рдеющие пунктирные дорожки трассирующих очередей. Валерий Милованович понял, что не успевает укрыться от этих ярких радостных полос огня. И в этот момент пули взметнули фонтаны брызг вдоль борта, у которого он стоял. Возле пирса горело небольшое китайское судно, и рядом с ним в масляно-черной воде плавал лицом вниз труп матроса в оранжевом спасательном жилете.
В дополнение к теме о погибших моряках Валерий Милованович сказал, что в его архиве русского военно-морского флота хранится трехрублевая купюра, найденная в бумажнике русского адмирала, тело которого японцы обнаружили на поднятом со дна моря крейсере, потопленном в сражении при Цусиме. Она почти не пострадала от воды, только сильно позеленела.
Валерий Милованович не любил англичан, с которыми ему приходилось иметь дело в Шанхае. В качестве примера их отрицательного поведения он рассказал уличную сценку. Английский офицер согнал стеком с тротуара на грязную мостовую двух индусок в сари, шедших ему навстречу.
Вспомнив жесткую конкуренцию со стороны индусов при поиске работы после кризиса пижамного производства, я заметил, что сейчас здесь, в Калифорнии, не помешали бы несколько таких англичан со стеками. Гости посмеялись моей расовой нетерпимости.
Но поздно уже было, и все засобирались. Первым уехал Антон, профессор из Berkeley, за ним откланялся скептический Николай Христофорович, повторив, что история его жизни проста, и что в Африке после войны оказалось много русских. Вслед за ним уехали и Валерий Милованович с Ксенией Георгиевной. С Володей, двукратным чемпионом Калифорнии по шахматам мы еще посидели, поговорили. Он спросил, как дела в Белой пижаме. "Накрылась, - сказал я. - Как Webvan".
Через пару лет снова всплыл бывший шеф Webvan"a Шахин. Он оказался теперь на посту исполнительного директора фирмы Siebel с $1.5 миллиардами годового оборота. Штаб-квартира этой компании располагалась поблизости от моего дома, и я со смутным сожалением представил себе аккуратные корпуса из голубого стекла и металла под другой вывеской. Действительно, еще год спустя, после объявления плачевных финансовых результатов, компания Siebel была продана, и незаурядный человек Джордж Шахин снова, до поры, канул в финансовую пучину.
А из моих русских гостей никто не купил ни яхты, ни футбольного клуба, и не стал вице-премьером российского правительства, как нынче Александр Жуков, ни хотя бы министром финансов, как Лившиц при Ельцине.