Однажды в конце лета солнечным вечером Александр вышел из дверей аэропорта. Был он высок, строен, белокур, голубоглаз. Ему недавно исполнилось 37 лет. Его встречал Мишка, невысокий, плотный, начинающий полнеть. Подошел, обнялся с Александром.
- Надолго в Москву?
- Нет, завтра в Питер.
- Тогда в ресторан, - утвердил Мишка план на вечер.
Они заехали в гостиницу на Неглинке, где Александр вселился в забронированный номер и оставил в нем свой небольшой чемодан. Потом Мишка приехал к дому, где жил, поставил машину во дворе и вызвал яндекс-такси.
- А то пить будет нельзя, - объяснил он.
Метрдотель провел их через зал и пригласил за стол. В зале было многолюдно и шумно. Александр сказал, оглядевшись: "Он возвратился и попал, как Чацкий, с корабля на бал".
В зал вошли две девушки. На одну из них Александр не обратил внимания, а вторая, высокая, с большими зелеными глазами, полными губами, была рыженькая. Волосы ее были собраны в пучок на затылке. Девушки сели через стол от них.
Мишка посмотрел на Александра.
- Понравилась? - спросил он. - Так подойди, познакомься.
- Я могу познакомиться с ней не иначе как спасая ее от смерти, - ответил Александр с улыбкой.
Мишка налил водки в рюмки.
- За встречу.
Выпили. Мишка указал глазами на парня лет тридцати. Тот, нахально улыбаясь, подошел к столу, за которым сидели девушки, и уселся на свободный стул. Что-то сказал. Подруга рыженькой отрицательно покачала головой, а рыженькая обернулась и помахала рукой официанту. Тот подошел и как будто предложил парню уйти. Парень встал и громко сказал рыженькой:
- Чего уставилась? Недотрога, мать твою!
- Хам и свинья, - ответила рыженькая, тоже повысив голос.
Парень двинулся к ней, замахиваясь правой рукой для оплеухи. Официант стоял рядом, не препятствуя, а бормоча что-то примирительное.
Александр резко встал и ухватил парня сзади за запястье. Тот обернулся, рывком высвободил руку.
- Кто тут еще? - злобно сказал он, оглядывая Александра, - Сейчас по башке получишь!
Александр драться был не мастер, но помнил, что надо бить первым. Он ударил так сильно, как только мог и сразу почувствовал резкую боль в правой кисти. Его противник упал, опрокинув стул, но тут же поднялся. Подбежали еще двое, явно к нему на помощь. Один из них был здоровяк с крупной стриженой головой и огромными кулачищами. Но тут в развалку подошел Мишка. Он встал в боксерскую стойку и как будто лениво нанес три удара по корпусу, по одному каждому из трех подступавших. Все трое упали на пол и скорчились, не в силах встать.
- Уходим, - сказал Мишка. - Сейчас ментов вызовут. Мне это никчему.
Он сунул официанту в карман пиджака пару купюр и быстро направился к выходу. Александр вышел вслед за ним.
- Пошли на Садовое, там такси поймаем, - скомандовал Мишка.
Тут кто-то потрогал Александра за руку.
- Вы без машины? Мы можем вас подвести, - сказала рыженькая.
Они успели выйти из переулка и свернуть за угол, когда с другой стороны к ресторану подъехала машина с мигалкой на крыше.
- Куда поедем? - спросила рыженькая.
- Как говорил Репетилов, - ответил Александр, - "Вези куда-нибудь". Только подальше от ментов.
- Как вы их лихо! - восхитилась ее соседка, обернувшись к Мишке с переднего сиденья. -Один такой здоровый! Вы боксер?
- Рыхлый, - ответил Мишка небрежно. - Ну да, я бывший КМС по боксу.
- Бывших КМС не бывает, - заметил Александр. - Когда же ты успел в КМСы?
- Уже после твоего отъезда, - сказал Мишка.
Рыженькую звали Рита. Она довезла их до двора, в котором стояла Мишкина машина. Александр пожал ему руку и скривился, тряся правой кистью, которая заметно распухла.
- Поехали в травмпункт, может, трещина, - сказал Мишка. - Здесь Склиф рядом.
- Лед приложу, пройдет, - ответил Александр. - Спасибо тебе, а то они бы навешали мне с одной-то левой.
Мишка посмотрел на него, на Риту, тоже вышедшую из машины.
- Ладно, - сказал он. - Созвонимся.
И скрылся в подъезде.
- Заедем ко мне, - предложила Рита. - Приложите лед. Я вам руку перебинтую.
В машине подруга Риты переглянулась с ней и сказала, что торопится домой. Вскоре после того, как остались одни, они подъехали к большому кирпичному дому.
- Мы никого не побеспокоим? - спросил Александр.
- Я взрослая девочка, - ответила Рита.
Она принесла лед в пакете и указала на диван.
- Садитесь. Кофе, чай?
- Я бы не возразил против чего-нибудь покрепче. Во-первых, рука беспокоит, а во-вторых, стресс от внезапного знакомства с вами.
Рита достала початую бутылку Chivas Regal.
- Вам с водой?
- Нет, strait, - покачал головой Александр.
Чокнулись, выпили.
- Я вас сразу заметил, - сказал Александр, - но не имею привычки знакомиться без повода.
- Повод оказался достойный, - улыбнулась Рита.
- Да, повод возник, - согласился он. - Но, пожалуй, я вам больше обязан. Если бы не вы, то скорей всего я сейчас сидел бы не здесь, а в тюрьме.
- Вы приезжий? Говорите не так, как сейчас говорят. Особенно в Москве.
- Я живу в Америке, - ответил Александр.
Chivas кончился.
- Пора, - заметил Александр, поднявшись.
Подошел к Рите и поцеловал в губы. Она ответила, потом отстранилась.
- Вы можете остаться здесь, на диване, если это вас устроит, - предложила она. - Только ... Только больше сегодня ничего не будет.
----------
Утром он проснулся очень рано и читал на кухне новости в телефоне.
- Как ваша рука? - спросила она первым делом, выйдя на кухню.
- Лучше.
За кофе он сказал:
- Для меня встреча с вами - редкое событие. Я хотел бы предложить вам съездить в Питер на три-четыре дня.
Рита задумалась.
- И когда надо выезжать?
- Сегодня. Как раз суббота. Я все устрою.
- Мне надо сейчас уйти, - ответила Рита. - Я вам перезвоню через два часа.
- Хорошо, мне тоже нужно в отель.
----------
Они вышли из Сапсана на Московском вокзале.
- Я полечу по улицам знакомым, усы плащом накрыв, а брови шляпой. Как думаешь? Узнать меня нельзя, - продекламировал Александр.
- Таких, как вы, такая бездна, - ответила Рита ему в тон с насмешливой улыбкой. - Вы тут жили раньше?
- Недалеко от Витебского вокзала, - кивнул Александр.
Они зашли в номер гостиницы "Англетер".
- Считается, что здесь, на первом этаже, Есенин написал кровью: "В этой жизни умирать не ново, но и жить, конечно, не новей", - сказал Александр.
- Вы думаете, что он не повесился, а его убили? - спросила Рита.
- Кто знает, - пожал плечами Александр. - Есенин, Маяковский, а до них Гумилев, Рылеев, Андрей Шенье. Многие поэты и писатели окончили жизнь в результате насильственной смерти. Но только трое, насколько мне известно, погибли в бою с оружием в руках. Причем все трое - русские, современники. Двое были знакомы. Третий собирался познакомиться с одним из них чуть ли ни в день дуэли. Грибоедов, Пушкин, Лермонтов.
- Но какое это имеет значение? - спросила Рита. - С оружием или без. Убиты или убились. Не все ли равно?
- Огромное значение! - сказал он. - Согласно скандинавскому эпосу воины, погибшие с оружием в руках, вечно пируют в Валгалле. Другим туда доступа нет.
----------
Ночью она разглядывала его, опершись на локоть.
- Удивительно, как легко мы с тобой сошлись. Для меня это очень необычно.
- Мне это напоминает отношения солдата и девушки на гражданской войне. На любой другой солдат - оккупант, насильник. А на гражданской - соотечественник. На войне все непрочно, все может кончиться завтра. Нет времени для притворства, ревности. Я только не хотел бы причинить тебе зла.
- Я взрослая девушка, - ответила Рита. - И не связалась бы с тобой, если бы ты меня не спас.
----------
На другое утро, когда Рита проснулась, Александра не было рядом. Она накинула халат, вышла в гостиную номера. Он стоял у стола. Перед ним были разложены коробочки, соединенные в общий кластер. Он обернулся, хотел прикрыть стол полотенцем, но увидел, что она уже увидела.
- Ого! Сколько тут у тебя всего! - удивилась она. - Никогда не видела столько таблеток сразу. Что это?
- Это как в "Горе от ума": Лахмотьев Алексей чудесно говорит, что радикальные потребны тут лекарства. Желудок дольше не варит.
- Нет, на самом деле?
- Жизнь может кончиться скоро. Так сказал доктор. Поэтому я и вспомнил ночью про солдатскую любовь на гражданской войне.
- Чем ты болен? Надо же лечиться.
- Я лечусь, - Александр показал на таблетки. - Но это только отсрочка. Говорят, рак легких - быстрая смерть.
- Но сейчас рак лечат!
- В Коране написано: Когда придет твой срок, ни на секунду не замедлишь и не ускоришь.
----------
Они прогулялись к Зимнему дворцу, вышли на набережную к пристани, где причаливал "Метеор". К кассе подошла женщина с копной курчавых жестких волос, в толстых очках. Изучала расписание. Обратилась к кассирше по-английски. Та не поняла.
Александр объяснил иностранке, когда отходит "Метеор", сколько стоят билеты на него и в парк. Та улыбнулась: "Thank you very much!"
Над заливом стелился негустой туман. В его разрывах виднелись лодки рыбаков.
- Как тебе живется в Америке? - спросила Рита.
- Когда уезжал, думал: "Прощай, немытая Россия. Страна рабов, страна господ". А теперь, пожалуй: "Дубовый листок оторвался от ветки родимой".
Когда они сошли на берег, проглянуло солнце. Фонтан Большой Самсон сиял золотом, шумели струи воды. Они долго гуляли по парку мимо павильонов, вдоль каналов.
- Когда ты уезжаешь? - спросила Рита.
- В пятницу.
- Не задержишься? Я могу взять отпуск.
- Пора за грань. Там легче умирать и хорониться.
Он помолчал, потом добавил:
- Больше я этого не увижу. Фонтан, дворец. Жалко? Страшно? Нет, не слишком.
Рита прижалась к нему, пряча лицо.
- Только начинается что-то хорошее, так сразу же обрывается, - всхлипнула она. - Лучше бы ты не приезжал!
- Солдат и девушка на гражданской войне, - ответил Александр. - Я приезжал прощаться.
----------
Очередная доза морфия через капельницу в вену принесла Александру облегчение. Он закрыл глаза и как будто уснул. Яркий свет возник, просвечивая сквозь закрытые веки. Он открыл глаза. Свет слепил его. Из яркого света появился Вожатый в светлой одежде, но с темным лицом. Александр видел его неясно, но слышал отчетливо.
- Ты новый постоялец, - сказал Вожатый. - Ты много читал, кое-что писал. Ты угадал важное. Тебе разрешено увидеть то, что мало кому доступно. Следуй за мной.
Перед ними открылась аллея, ведущая к огромному дворцу. Вожатый направился к флигелю, поднялся по ступеням на веранду. Там за столом сидели трое мужчин.
- Позвольте представить вам нового постояльца, - сказал Вожатый. - Александр Юрьевич. А тебе этих господ представлять не надо. Они слишком хорошо известны.
Александр взглянул пристально. Первый, в длинном сером сюртуке, с высоким белым воротничком, поддерживаемым галстуком, в тонких круглых очках явно был Грибоедовым. Второй, с копной курчавых черных волос, с густыми бакенбардами, не мог быть никем иным, кроме как Пушкиным. Третий, в офицерском мундире XIX века, с круглыми эполетами, с усами, выглядел моложе остальных и был Лермонтовым. На столе из серебряного ведерка со льдом выглядывала пузатая бутылка. "VCP" - прочел Александр на этикетке.
- Приветствую вас, милостивые государи, - сказал он. - Вы не сочтете меня, ничем не прославленного далекого потомка, недостойным вашего общества?
- Коль скоро вас пригласили сюда, стало быть, на это имеются причины. Мы рады гостю. Они у нас не часты, - учтиво ответил Пушкин.
- Присаживайтесь, - пригласил Лермонтов.
Он пододвинул к Александру глубокое кожаное кресло, налил в появившийся на столе бокал шампанского и добавил. - Мы можем позволить себе такую шалость, как Ponsardin.
- Кто же к вам наведывается? - спросил Александр, садясь в кресло.
- Поэты, главным образом, - ответил Грибоедов. - Например, Николай Степанович навестил 99 лет назад.
- Так тут и календарь есть? - спросил Александр.
- Как можно без календаря, - удивился Грибоедов. - Еще был, как его... Михаил Юрьевич, напомните, кто повеселил нас 95 лет тому назад? Такой, помните, несколько разудалый.
- Сергей Александрович, - ответил Лермонтов.
- А что это за шум? - поинтересовался Александр, оглянувшись на окна дворца.
- Это Валгалла, - объяснил Пушкин. - Вам, конечно, не надо объяснять, кто там пирует. - А мы здесь как будто в отдельном кабинете при большом зале ресторации.
- Но дверей туда нет, - заметил Александр.
- Нам туда ходить незачем, - ответил Лермонтов.
С веранды открывался вид на парк и соседние дома. Окна в них были темны, но на террасах и балконах видны были люди.
- А кто же там, в домах? Кто-нибудь вам знаком?
- Ученых много, умных мало. Знакомых тьма, а друга нет, - сказал Пушкин.
- Вон тот господин в длинной блузе и с бородой, уж не граф ли Толстой? - предположил Александр.
- Он самый, - подтвердил Лермонтов.
- И вы к нему заходите?
- Попробуйте сами, - предложил Лермонтов, кивнув на ступени, по которым Александр поднялся сюда вслед за Вожатым.
Александр сошел вниз, но за последней ступенью вместо аллеи начиналась бездонная пропасть, в которой курились облака и летали орлы, как показалось ему вначале. Но приглядевшись, он увидел, что это не птицы. Ангелы, что ли?
- Не скучаете? - спросил он, вернувшись.
- Здесь все рОвно, - объяснил Грибоедов. - Нет времен года, погода одинакова. Потому и не возникает пустых разговоров об обновлении жизни.
- На свете счастья нет, но есть покой и воля. Здесь - тем более, - сказал Пушкин.
- Вы не сочтете за дерзость, если я позволю себе задать вам несколько вопросов? - спросил Александр.
Все трое кивнули.
- Александр Сергеевич, - обратился Александр к Пушкину. - Я хотел бы узнать, ваше мнение о Пугачеве в результате вашей поездки на Урал и изучения документов. Не пришлось ли вам переделывать рукопись "Истории Пугачева" по указанию Николая Первого? К тому же 20 тысяч, полученных от него на издание ...
Пушкин перебил, нахмурившись:
- Вы, милостивый государь, здесь недавно и пока плохо представляете себе наши обстоятельства.
- То есть вы хотите сказать, что ту все совсем не так, как принято думать там?
- Совершенно не так, - кивнул Пушкин.
- Но вам-то? Вам, к кому интерес среди живых людей до сих пор достигает самой высшей степени, чего опасаться?
Тут вступил Лермонтов:
- Испортить будущность при жизни - лишь временная потеря. А изменить будущность в вечности значительно опаснее.
Александр помолчал, потом обратился к Грибоедову:
- Александр Сергеевич, вы действительно прострелили глаз Якубовичу в Тифлисе?
- Это дело случая. Наши пистолеты ... Из них точно попасть во что-нибудь небольшое было очень трудно. Якубович, например, перебил мне мизинец, но я не думаю, что он именно этого хотел. Я тоже не собирался его убивать, хотя и был раздражен раной. Впрочем, не знаю, что сталось с его глазом. Пистолет ненадежен. Шпага или сабля - иное дело. Спросите хотя бы Мишу.
- Я дрался на шпагах с сыном французского посла из-за своей эпиграммы: "... а жопой круглый, как арбуз". Но и шпага не всегда надежна. Мой клинок тогда переломился, - ответил Лермонтов.
- Странно, но я не знаю этой вашей эпиграммы, - сказал с улыбкой Пушкин.
- До сего времени не было случая ее вспомнить.
Александр сказал:
- Многие поэты и писатели погибли насильственной смертью. Андрей Шенье, Рылеев, Гумилев, Савинков, Есенин, Маяковский, Краснов, Хемингуэй.
- Княжнин умер под розгами, - добавил Пушкин.
- Из недавних - Фадеев, - продолжил Александр.
- А кто такой Фадеев? - спросил Грибоедов. - Что он сочинил?
- Романы. Разгром, Молодая гвардия. Его даже назначили генеральным секретарем союза писателей. Не читали?
- Генерал от литературы, - усмехнулся Грибоедов. - Я глупостей не чтец, а пуще образцовых.
- Но никто из них, кроме вас, господа, не погиб в бою с оружием в руках. Вот разве еще Шандор Петефи. Тоже поэт, насколько мне известно. И погиб в схватке с казаками.
Лермонтов поморщился.
- Кто-нибудь из вас знает хотя бы одну строчку из сочинений господина Петефи? Кроме того, он умер в ссылке в Сибири, а вовсе не в бою.
- Скот, одним словом, - засмеялся Грибоедов. - Не сочтите за грубость. К слову пришлось. Это из моей пьесы "Студент".
- Вы упомянули Краснова, - сказал Пушкин. - Это имя мне тоже неизвестно.
- Петр Николаевич Краснов был казачьим генералом. Воевал с немцами в Первую Великую войну, потом - с большевиками в Гражданскую. Вы слыхали, что случилось в России в 1917 году? Не нужно ли мне сделать небольшой исторический обзор?
- Нам в общем все известно про русскую смуту XX века, - сказал Лермонтов. - Не стоит труда повторять.
- Тогда продолжу о Краснове. Во время Второй Мировой войны он, наоборот, вместе с немцами воевал против советской власти. За свою жизнь он много раз мог погибнуть в бою, но уцелел. Имел большой литературный дар. Написал несколько романов. Самый известный "От двуглавого орла к красному знамени". У него был соратник, партизан Шкуро. Насколько я могу судить, характером Шкуро был прямо Денис Давыдов, герой и балагур. Когда русские за границей раздумывали, помогать ли немцам против коммунистов или все же стоять за покинутую родину, кто бы на ней не хозяйничал, Шкуро сказал: "Против большевиков хоть с чертом". После окончания войны англичане обманом выдали их большевикам. Краснова, Шкуро и еще нескольких человек приговорили к повешению. Потребовалось лишь время на то, чтобы довезти их от здания суда до Лефортовской тюрьмы. Вечером, около 8 часов, во дворе тюрьмы их подвели к виселице. Шкуро стал кричать, прощаясь с соратниками, остававшимися за решетками тюрьмы. Один из палачей набросился на него, требуя замолчать. Старик Шкуро сказал: "Второй раз не повесите". "Надо будет, повесим и 2-й раз", - ответил палач. Действительно, веревка, на которой вешали Шкуро, оборвалась. И его повесили вторично.
- Совсем как Рылеева, - сказал Пушкин.
- Миша, мой потомок, рассказывал о той войне, - сказал Лермонтов. - Он недавно заходил, 9 лет назад. Тоже воевал против большевиков, но не в России, а в Сербии. Оставил хорошие записки об этом. И еще создал памятник казакам.
- Михаил Лермонтов? - переспросил Александр. - Я видел этот памятник в Калифорнии на Сербском кладбище. Сучилось так, что и я там похоронен.
Он хотел еще что-то добавить, рассказать важное, но на веранде появился Вожатый.
- Пора, - сказал он Александру.
- Когда же доведется быть здесь в следующий раз? - спросил Александр.
- Никогда. Тебе дан был этот визит за то, что ты много читал, сам кое-что писал. А главное, за то, что ты угадал этот кабинет поэтов при зале Валгаллы.
Александр встал, поднял свой бокал, поклонился:
- Ваше здоровье, господа. И прощайте.
- Спасибо, что развлекли нас рассказом, скрасили вечность, - ответил А.С. Грибоедов, кивнув.
А.С. Пушкин приподнял цилиндр, который вдруг оказался у него на голове. М.Ю. Лермонтов приставил пальцы к фуражке.
----------
Александр вслед за Вожатым стал спускаться по ступеням.
- Куда же теперь? - спросил он.
- Туда, где назначено тебе место.
Вожатый указал рукой вперед. Вместо пропасти открылась широкая труба. Вожатый направил Александра в нее, и тот покатился вниз по спирали, не испытывая ни боли, ни страха.
........
Он как будто споткнулся и упал на колени. Поднялся. Пред ним была лестница из светлого песчаника, по сторонам которой, по склону холма, росли аккуратно подстриженные кусты, вились лозы винограда. Александр пошел по ступеням вверх. На лестнице было несколько площадок с оградами. На четвертой журчал маленький фонтан. А дальше, на самом верху стоял дворец. Гораздо меньше Валгаллы, двухэтажный, с желтыми кирпичными стенами, с матовой черепичной кровлей. Окна обрамляли красные наличники. Перед дворцом за столами сидели люди.
Вожатый повел Александра направо, мимо крыла дворца, и указал на свободный стол. Александр сел и огляделся. Перед ним внизу, у подножья холма, на котором стоял дворец, голубело небольшое озеро. На берегу озера паслись овечки. Но Александр увидел, что они не настоящие, а просто фанерные макеты на деревянных подставках, воткнутых в землю. За озером поднимались другие холмы, поросшие начинающей желтеть травой и ярко-зелеными кустарниками.
Солнце клонилось к закату. Дул легкий теплый ветерок. Вокруг слышен был разговор по-английски. За соседним столом сидело пять девушек. Две блондинки, одна в шляпе, одна брюнетка в платье с открытой спиной. Все молодые красавицы. И только пятая показалась дурнушкой, но с очень милым лицом.
На столе в ведерке со льдом зеленела бутылка игристого вина. Александр налил вино в высокую узкую рюмку. Игристое, как и Veuve Clicquot у поэтов, было приятным на вкус, но без хмеля.
Александр встал с намерением подойти к соседнему столу, познакомиться с девушками. Но у ног его снова разверзлась пропасть. Он сел обратно. Его душе стало спокойно и немного грустно. Может быть, кто-нибудь навестит лет через 30 или 40?