Костя приехал в город, вновь по праву называемый Санкт-Петербургом, впервые за пятнадцать лет. Ему вспомнилось, как он еще до краха советской власти в травмпункте дожидался наложения гипсовой повязки на сломанное запястье. И сосед его по очереди, по виду совестливый и неглупый пролетарий, сказал, что понимает необходимость перестройки и реформ, но не может согласиться с предложением переименовать Ленинград.
- А почему Ленинград? - спросил Костя.
- Ну как же? Город Ленина.
- Но Ленин в нем почти не жил. Поскорей распорядился перевести столицу обратно в Москву. А Петр, хоть был не сахар, но основал город. Участвовал в его планировании.
Пролетарий не нашелся, что ответить.
----------
Костя вышел на площадь Московского вокзала. Таксисты, стоявшие группой у тротуара, сразу распознали в нем интуриста и запросили до Морской двести долларов. Костя осмотрел их скептически и покатил дорожную сумку в сторону Невского проспекта, где ожидал остановить "бомбилу", не связанного договором о привокзальных ценах. Через десяток шагов его догнал один из водителей и сказал примирительно:
- Поехали за сорок.
- Тысяча рублей, - усмехнувшись, ответил Костя, что по тогдашнему курсу было ближе к тридцати.
В гостинице он зашел в просторный номер, окно которого выходило на Исаакиевский собор, и сморенный переменой времени после недавнего перелета через океан, уснул на широкой тахте. Проснулся вечером, хотя солнце все еще высоко стояло над горизонтом, знаменуя недавние белые ночи. Принял душ, спустился вниз и спросил у девушки - портье, где можно пообедать поблизости.
- А "Серебряный век" рядом, - ответила девушка. - Шикарное место.
Ресторан показался Косте не столько шикарным, сколько популярным. Ему даже пришлось подождать в баре свободного стола. Рядом оказались две девушки, обе понравившиеся ему, но по-разному. Веселую, с ямочками на щеках, с волной светлых волос, звали Катей. Вторая - рыжая, молчаливая, с высокими скулами, назвалась Ингой. Тут как раз метрдотель пригласил Костю за стол.
- Я здесь приезжий, - сказал он девушкам. - Не согласитесь составить компанию?
Он раскрыл меню и не удержался от улыбки. Комплексный обед назывался "Блок". Холодец был "Северянин", лягушачьи лапки "Бальмонт", соусы "Белый" и "Черный". Десерт "Бедный" не вдохновлял и, кажется, не относился к Серебряному веку.
Катя посоветовала:
- Попробуйте фаршированного карпа "Худасевич". Очень вкусно.
- Вообще-то он был Ходасевич, - сказал Костя.
После бутылки Chablis даже Инга оживилась, стала улыбаться и вставлять в разговор слово - другое.
- А что Северянин тоже был человек? - спросила она.
- Один из поэтов серебряного века, - ответил Костя. - Я - гений, Игорь Северянин, своей победой упоен. Его раз признали победителем конкурса поэтов. Блока, Брюссова вы должны были слышать. Или вот закуска "Сологуб". Тоже был поэт. Жена его бросилась с моста в полынью. Но по-моему это было в Москве.
- Мы этого ничего не знаем. Название и название, - сказала Катя.
- Блока в школе проходили, - вспомнила Инга.
Что-то как будто смущало девушек. Они вместе пошли в туалет, явно собираясь это
что-то обсудить между собой.
- Я хотел бы вас пригласить в гостиницу для продолжения банкета, - предложил Костя, когда они вернулись.
- Кого из двух? - спросила Катя, чуть прищурив один глаз.
- Почему кого-то? - удивился он. - Пойдем все вместе. Тут по-пластунски пять минут, как сказал однажды таксист в Таллине.
- Эстонцы вообще тормознутые, - засмеялась Катя, словно вспомнив что-то.
На улице все еще было светло. Девушки шли, держа Костю под руки с обеих сторон.
- В Америке, в Лос-Анджелесе, есть музей, собранный нефтяным магнатом, любителем искусства и красивых женщин, Полем Гетти. И в том музее - редкая картина французского художника Жерико. Называется "Трое возлюбленных". На той картине сцена свидания мужчины с двумя дамами. Одна лежит на кровати обнаженная, а вторую, полураздетую, он обнимает, сидя рядом. Это единственная уцелевшая работа Жерико с таким сюжетом, хотя он его активно разрабатывал.
- И справлялся с двумя? - почти не разжимая губ, усмехнулась Инга.
- Кто знает? Всего одна картина сохранилась.
Они вошли в лифт с зеркальной стеной и все трое посмотрели на отражение. Остались довольны.
В номере Катя повалилась на тахту, которая заколыхалась под ней.
- На такой кровати можно морскую болезнь получить, - сказала она.
- На такой кровати можно и другие болезни получить, - сквозь зубы процедила Инга.
Костя открыл мини-бар и достал бутылку.
- Сейчас будем пить шампанское, - сказал он. - Только нужно сначала выполнить одно условие.
- Какое? - спросили обе разом.
- Вам - раздеться. Снять все, кроме туфель. Как на балу у сатаны.
- Деньжатами надо разжиться сначала, - заметила Катя.
- Вот два конверта, - показал Костя. - В каждый кладу по пять тысяч. Пойдет? Вы же Блока проходили. Как там в "Двенадцати": Слушали - постановили. На время десять, на ночь двадцать пять. И меньше ни с кого не брать.
Инга встала и пошла в душ, а Катя, смеясь, переспросила:
- Я что-то такого не помню. Так прямо и написал, чтоб меньше не брать?
Сложением Инга была лучше, но и Катя имела свои достоинства не только в виде ямочек на щеках и дождя длинных волос по плечам, но и крепкой груди третьего размера.
Через пару часов Костя лежал по середине, Инга - справа, Катя - слева. Шампанское было допито. Не только из мини-бара, но и вторая бутылка, заказанная по телефону, которую Катя, не одеваясь, приняла из рук смутившегося молодого человека, принесшего ее на подносе.
- Одна моя знакомая классифицировала виды любви, - сказал Костя. - У нее выходило пять видов. Я почти выполнил программу.
- На пятый-то тебя не хватило, - ехидно заметила Инга.
- Будем считать пятый вид - это любовь к родине, - парировал Костя.
Девушки одевались возле кресел.
- У меня предложение, - сказал Костя. - Есть два конверта. В каждом по пять тысяч. Хотите, положу в один десятку, а в другой бумагу. А вы выберете. Идет?
- Денежки счет любят, - сказал он. Потом обернулся и протянул конверты.
- Катька, давай ты, - процедила Инга.
Катя слегка покраснела, волнуясь, и взяла конверт из правой руки Кости.
- Ну а тебе что осталось, - он протянул второй Инге.
Катя заглянула в конверт, увидела две красные бумажки, припрыгнула, повторяя: "Я знала! Я знала!"
Инга молча вздохнула.
Когда обе они , уже одетые и причесанные, готовы были уходить, Костя остановил Ингу:
- Погоди, сядь на минуту.
Катя ушла.
- Спасибо тебе за вечер, - сказал он. - Здесь доллары, по сегодняшнему курсу штук десять должно набраться.
Инга молча смотрела на него.
- Вообще-то художник Жерико, кажется, тоже пришел к мысли, что после свидания с двумя дамами любовь остается только к одной из них. Поэтому большинство картин с этим сюжетом не сохранилось.
- Ты на самом деле? - спросила она, взглянув на доллары на столе. - Ты что, на голову больной?
Взяла деньги и быстро спрятала их куда-то.
- Пойдем, - сказал он. - Я тебя провожу.
Они остановились на углу Гороховой и Морской. Она впервые за долгий вечер прямо посмотрела ему в глаза и сказала:
- Все мужики - сволочи, но и без вас не проживешь. Ты на самом деле больной.
- Больной, больной, - кивнул он. - Даже хуже, чем ты думаешь.
Он махнул рукой проезжавшей машине. Инга, чуть прикоснувшись, поцеловала его в щеку, села на заднее сиденье и уехала. Навсегда.
Костя вспомнил прошедший вечер. Серебряный век, морская болезнь на кровати, шампанское, сюжет художника Жерико, пять видов любви. Последний вид - любовь к родине. Так и следовало провести вечер в городе, вновь по праву называемом Санкт-Петербургом.