Ayv: другие произведения.

Когда пузырь лопнет

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 34, последний от 03/11/2011.
  • © Copyright Ayv (ayv_writeme@yahoo.com)
  • Обновлено: 11/11/2005. 96k. Статистика.
  • Повесть: США
    • Оценка: 6.38*12  Ваша оценка:
      Часть I
      
      Ранним утром из подъезда высокого панельного дома вышли двое мужчин. Один, лет сорока, плотный, с длинными светлыми волосами, собранными на затылке в пучок, поправил круглые очки и сказал, усмехнувшись: 'Ну ты, Евгений, алкоголик!' Второй, лет за тридцать, маленький, щуплый, с жесткими, торчащими в разные стороны черными волосами, моргнул сонными карими глазами и ответил, трясясь от холода и похмелья: 'Так ты все достаешь и достаешь. Сколько себя помню, никогда от выпивки не отказывался'. Первый проворчал что-то и отомкнул железный гараж-ракушку. Они уселись. Серый 'опель', проломив тонкий октябрьский лед в луже, медленно двинулся вдоль тротуара. Не успел он свернуть за угол дома, как Евгений спохватился:
      
      - Олег! Я деньги забыл. И цепочку, - добавил он, проведя рукой по шее.
      - Алкоголик! - ответил Олег. - Ладно, времени много. Я схожу, а ты оставайся. А то примета плохая.
      - Я в приметы не верю, - ответил Евгений. - Чему быть, тому быть.
      
      Они вышли из машины, поднялись на лифте. Евгений забрал с тумбочки деньги и тонкую цепочку.
      Олег вставил ключ в зажигание, провернул. Мигнули лампочки на приборной доске, раздался звук двигателя, разгоняемого аккумулятором, но мотор не завелся.
      
      - Что за черт! - сказал Олег. - Машине всего три года. Только что работала. Бензина полный бак.
      
      Он попробовал снова, но мотор не запускался. Олег вылез, открыл капот, посмотрел с сомнением внутрь.
      
      - У тебя сигнализация, блокировка есть? - спросил Евгений.
      - Ни хрена у меня нет! - отозвался Олег. - Ладно. Пробуем еще раз. Если не заведется, иди на трассу, лови кого-нибудь.
      
      Машина не завелась. Евгений достал из багажника большую кожаную сумку и пошел через двор. Кто-то грел машину у подъезда.
      
      - Свези в Шереметьево, - попросил Евгений, наклонившись к окну водителя.
      - Нет, не поеду, - резко ответил тот. - Своих дел полно.
      
      По магистрали быстро проносились редкие машины. Никто еще не 'бомбил' и не останавливался. Подошел Олег.
      
      - Ну что? - спросил Евгений.
      - Что, что. Закрыл, оставил. Механика надо вызывать. Говорил: не возвращайся.
      Дул резкий ветер, моросил мелкий холодный дождь. По-прежнему никто не останавливался.
      
      - Похоже, попал, - сказал Евгений. - Осталось полтора часа, а ехать минут сорок.
      
      Олег выбежал на мостовую и замахал рукой бежевой старой 'волге', быстро шедшей в дальнем ряду. Она притормозила и по дуге приблизилась к тротуару.
      
      - Куда вам? - с сильным акцентом спросил кавказец, слегка опустив стекло.
      - В Шереметьево, в аэропорт.
      - Сколько?
      - 50 долларов, - ответил Евгений не задумываясь.
      - Садысь!
      - Счастливо тебе успеть, - напутствовал Олег. - Позвони из аэропорта.
      - Опаздываешь? - спросил кавказец, отъехав.
      - Опаздываю. Машина сломалась. Через полчаса надо там быть.
      - Успеем! - успокоил водитель. - Куда лэтишь?
      - В Париж.
      - Вах! - покачал он головой. - Самый лучший место.
      
      Выйдя из машины, Евгений протянул кавказцу зеленоватую купюру, сокрушенно покачал головой.
      
      - Что, опоздал?
      - Не знаю, сейчас посмотрю.
      
      Вылет задерживался на час по техническим причинам. Регистрация на рейс Air France продолжалась. Евгений сдал сумку в багаж и спросил, почему нет второго посадочного талона.
      
      - Потому что у вас второй рейс от Парижа до Сан-Франциско - другой авиакомпанией. Тут Air France, а там Delta, - объяснили ему.
      - Так что, и багаж снова получать? - спросил он.
      - Нет, багаж не надо. Только билет зарегистрируйте.
      
      Евгений быстро прошел пограничный контроль, предъявив паспорт с американской визой В-1. В буфете он купил за рубли плоскую флягу армянского коньяка, сел на черное сиденье в длинном ряду, разделенном никелированными подлокотниками, отвинтил пробку и хлебнул из горлышка. Рядом сидели и стояли несколько молодых людей, знакомых между собой.
      
      - Вот человек с утра заправляется, - улыбнувшись, кивнул на Евгения его сосед.
      - Хочешь? - протянул ему флягу Евгений.
      - Спасибо. Рановато, - отказался тот.
      
      Евгений убрал флягу в нагрудный карман рубашки, подошел к телефону-автомату на стене и позвонил Олегу.
      
      - Успеть-то успел, - сказал он. - Но в Париже теперь всего час остается на пересадку.
      - Куда тебе больше? - успокоил Олег. - Из одного самолета вышел, в другой зашел. - Сашке привет от меня передавай.
      
      Олег никогда не был в Париже и не знал аэропорт имени Шарля де Голля и его особенностей.
      
      ----------
      
      Евгений проспал весь полет. Из самолета высаживали на летное поле. Автобус долго вез его между зданиями, и когда он оказался, наконец, у конторки регистрации, до отлета его рейса оставалось полчаса. Девушка постучала по клавишам и сказала беззаботно:
      
      - Рейс закрыт.
      - Как закрыт? Вот мой билет!
      - Закрыт, - повторила она.
      - С какого терминала он отправляется? - спросил Евгений.
      - F, - ответила девушка и посмотрела на него с удивлением. - Вы хотите туда ехать?
      - Я уже еду, - тихо выкрикнул Евгений.
      
      Он повернулся, нырнул под ленту барьера, разделяющего очереди пассажиров, с советской бесцеремонностью оттеснил какого-то господина, собиравшегося выйти из стеклянных дверей, и заскочил в готовый отъехать автобус-челнок.
      Челнок долго тащился по аэропорту, и, наконец, остановился у дверей, над которыми Евгений со слабой надеждой увидел большую букву F. Он первым выскочил из автобуса и побежал вверх по лестнице. На регистрацию стояла очередь примерно из пятнадцати человек.
      Евгений проворно зашел через выход, встал перед пожилой дамой, приближавшейся к освободившемуся месту у стойки. Excuse me, mam, - сказал он и указал ей рукой назад, в толпу, словно ее ожидало там что-то очень важное. Дама обернулась, а Евгений протянул женщине за стойкой свой билет. Та застучала по клавишам. Дама позади долго всматривалась в мелькавших в зале людей, никого не нашла, обернулась, и ничего не поняв, стала снова ждать своей очереди.
      
      - Рейс закрыт, - снова услышал Евгений.
      - Это не по моей вине, - сказал он, тяжело дыша. - It's not my fault. Там мой багаж. I must be on the same plane with my baggage! - Он указал на багажную квитанцию, приклеенную к обложке билета.
      - Oh! Oh! - всполошилась женщина за конторкой и снова застучала по клавишам.
      - Please! Do something, - сказал Евгений тихим голосом. - I can't miss this plane.
      
      Женщина, не поднимая глаз, кивнула и застучала еще быстрее. И через несколько секунд Евгений увидел перед собой голубую картонку посадочного талона. Он быстро схватил ее, вложил в паспорт и бросился за угол, в коридор, где впереди, над головами толпы, виднелись магнитные рамки проверки на безопасность. Евгений проталкивался вперед, пока перед ним не начались три линии, разделенные лентами барьеров. У входа в них стоял французский Шариков, с идиотской улыбкой повторявший 'В очередь, сукины дети! В Очередь! (Keep in line!)' и зорко следивший, чтобы никто не прошел без посадочного талона.
      Продвижение Евгения замедлилось. Он взглянул на часы: до отлета оставалось 12 минут. Наконец, рамка осталась позади. Он выскочил по пологой медленной ленте эскалатора наверх, в огромный посадочный павильон терминала F. Перед ним оказались ворота F-1. В талоне его значилось F-50. И он побежал по длинному залу, расталкивая изумленно расступающихся пассажиров. Вслед ему не раздалось ни единого недовольного выкрика.
      Метров за пятьдесят Евгений увидел очередь перед нужными воротами и сбавил скорость. Он подошел к веренице людей и встал в конец.
      
      - Сан-Франциско? - выдохнул он.
      - Yes! - ответила ему старушка с буклями, обернувшись с сочувственной улыбкой. - We missed our plane here, in Paris, last year.
      - I can't miss the plane, - сказал Евгений, стаскивая с себя куртку и вытирая лицо носовым платком.
      
      Он предъявил посадочный талон, прошел последний контроль, но вместо самолета снова оказался на летном поле, спустившись по винтовой лестнице. В Париже было много теплее, чем в Москве, и светило солнце. Евгений беспокойно огляделся и вошел в автобус. Поднявшись по трапу в самолет, он снова недоверчиво спросил у стоявшей в дверях стюардессы: 'Сан-Франциско?' 'Yes!' - ответила она приветливо. Он разыскал свое место, оказавшееся у прохода, сунул куртку в отсек над головой, сел, пристегнулся. Достал из кармана рубашки флягу, отвернул пробку, отхлебнул коньяка и огляделся, успокаиваясь.
      Рядом с ним сидела очень красивая девушка. Мулатка лет двадцати двух с тонкими европейскими чертами лица. Он увидел у нее в руках газету 'Коммерсантъ' и спросил: 'Вы читаете по-русски?' Она посмотрела на него насмешливо и сказала без акцента с московским выговором: 'Читаю, представьте!'
      
      - Ну что вы сердитесь, - сказал Евгений. - Мы же не в Москве, а в Париже пока. И направляемся в Сан-Франциско. В таких обстоятельствах трудно предположить, что русский - ваш родной язык.
      - Меня и в Москве за иностранку принимают, - ответила девушка. - Особенно таксисты. Недавно сажусь у Юго-Западной. Куда, спрашивает. Университет. Он говорит: 500 рублей. Ты что, спрашиваю, мужик, оборзел? А! Так ты наша! Ну тогда 50. И девушка засмеялась таким заразительным смехом, что Евгений тоже не удержался и улыбнулся.
      - А я сегодня два раза чуть на самолет не опоздал, - сказал он. - Приятель меня подвозил, и машина у него сломалась. Потом рейс задержали. Из-за этого здесь, в Париже, бежал, как сумасшедший, расталкивал всех.
      - И напрасно, - сказала мулатка. - Я бы не побежала. Куда торопиться? Ну, опоздали бы, что такого? Полетели бы позже.
      - Мне нельзя опаздывать, - сказал Евгений хмуро.
      
      Девушка пожала узким плечиком под тонкой кожаной курткой и опять сосредоточилась на 'Коммерсанте'. Стюарт, раздававший напитки, дошел до них.
      
      - Bordeau, please, - попросила она.
      - Коньяк, - сказал Евгений, но стюард не понял его произношение, и ему пришлось ткнуть пальцем в маленькую бутылочку на его тележке.
      - У меня с утра было нехорошее предчувствие, - сказал он, глотнув из стаканчика.
      - Это у вас от коньяка, - ехидно заметила она.
      - Нет, коньяк - это следствие. Хотя, может быть, вы и правы, - задумчиво сказал он. - Но теперь больше ничего не случится. На сегодня хватит. Нам здесь сидеть рядом придется довольно долго. Давайте познакомимся, что ли?
      - Давайте, - легко сказала девушка. - И можно на ты.
      - Это славно, - ответил он. - Меня зовут Женя.
      - А меня Марианна.
      - Ты надолго в Сан-Франциско? - спросил он.
      - Не знаю. Как получиться, - ответила она сдержанно.
      
      Женя почувствовал, что она не хочет говорить о своих планах. Она взглянула на экран впереди, в середине салона, и сказала: 'Кино начинается. Давай смотреть'. И надела наушники. Женя попробовал следить за ходом действия, но совершенно не улавливал смысла быстрой английской речи персонажей.
      
      - Ты понимаешь? - спросил он Марианну.
      - В общем, да, - ответила она, высвободив одно ухо. - У меня с английским все в порядке. Я ИНЯЗ закончила в этом году.
      - У! - позавидовал Женя. - А я читаю хорошо, но со слуха ни фига не понимаю. Слишком быстро.
      - Я тебе буду переводить, - предложила она.
      
      И стала шептать ему на ухо короткие фразы и отдельные слова. Он несколько раз переспрашивал, не понимая. Марианна легонько стукнула его кулачком по плечу и сказала, злясь и смеясь: 'Какой ты бестолковый, Евгений!'
      
      ----------
      
      Когда через десять часов на экране появилась карта, на которой маленький самолетик приближался к Сан-Франциско, ему показалось, что он знает Марианну очень давно. Но она по-прежнему ни слова не сказала о том, куда и зачем летит, и не спрашивала Женю о цели его поездки.
      
      - Тебя встречают? - спросил он, когда они выходили из самолета.
      - Скорей всего, нет, - пробормотала она уклончиво. - А тебя?
      - Вообще-то должны. Только человек, которого я никогда раньше не видел.
      - Как же ты его найдешь?
      - Постараюсь узнать по описанию. А, может, у него табличка будет. Слушай! И что, мы вот так расстанемся и больше никогда не встретимся?
      - А ты хочешь? - спросила она насмешливо.
      - Ну в общем - да, - ответил он серьезно.
      - Тогда дай телефон, я тебе позвоню.
      
      Женя задумался. Потом написал в записной книжке два номера и вырвал листочек.
      
      - Этот здешний, - указал он. - Спросишь Александра Ивановича. Он скорей всего будет знать, где я нахожусь. А этот московский. Ты же вернешься в Москву?
      - Обязательно! - сказала она весело.
      - Тебе сейчас куда? - снова спросил он.
      - Мне в город, - быстро ответила она.
      
      Они прошли пограничный контроль и таможню.
      
      - Вот он, кажется, - сказал Женя, увидев в толпе встречающих седого кудрявого мужчину лет 45 в тонких золотых очках.
      
      Тот, тоже приглядываясь к Жене, шагнул навстречу и спросил:
      
      - Евгений Бахметев, если не ошибаюсь?
      - Он самый, - ответил Женя. - Здравствуйте, Александр Иванович. Вам привет от Олега Пьянова. - Они пожали друг другу руки.
      - Отдохнуть с дороги не хотите? - поинтересовался Александр Иванович. Он говорил мягко, подчеркнуто вежливо; улыбался доброжелательно.
      - Нет, некогда, - замахал рукой Женя. - Нам бы скорей переговорить.
      - Хорошо, пойдемте в машину. Поговорим и решим, куда ехать.
      - А можно нам сперва девушку подвезти? - попросил Женя, обернувшись к Марианне, стоявшей чуть в стороне.
      
      Александр Иванович поглядел на нее, слегка вскинул брови, потом спросил приветливо:
      
      - Куда барышне нужно ехать?
      - В город, - ответила она, улыбнувшись открыто. - На Union Square.
      
      Александр Иванович задумался, потом сказал: 'Ну что ж. Может быть, это и нам подойдет'.
      Они остановились на углу улицы, круто уходившей вверх, рядом с небольшой площадью. Александр Иванович вынул из багажника черный пластиковый чемодан на колесиках с выдвижной ручкой и поставил его на тротуар перед Марианной. Девушка, несмотря на долгий перелет, выглядела свежей и отдохнувшей. 'Спасибо', - поблагодарила она.
      Женя тоже вышел из машины. Он, задрав голову, поглядел на бронзовую позеленевшую статую женщины с трезубцем и венком в руках, стоявшей на одной ноге на высокой колонне, на толстые пальмы по углам площади. Дул резкий ветер и гнал по небу обрывки низких облаков, похожих на дым. В просветах мелькало голубое небо. Солнце то освещало мостовую и зелень газонов вокруг, то вновь скрывалось в дымке. От усталости, бессонной ночи, смены обстановки все вокруг казалось Жене нереальным, зыбким. И Марианна как будто тоже была частью этого миража. 'Позвонишь?' - спросил он ее. Она кивнула, улыбаясь. А он, неожиданно для себя, слегка обнял ее за плечи и поцеловал в шоколадную щеку.
      
      - Она кто? - спросил Александр Иванович, когда они снова сели в машину.
      - Она к делу не относится, - сказал Женя.
      - Хорошо. Сейчас поставим машину и поговорим где-нибудь в кафе. Вы, наверное, есть хотите? К тому же, если решите сразу получить деньги, то здесь как раз банк рядом. Можно заказать на завтра.
      - Поесть потом. Поехали сразу в банк. У меня обратный билет на завтра, на четыре часа.
      - Сколько точно вам нужно?
      - А сколько можно вывезти?
      - До десяти тысяч наличными.
      - Тогда закажите ровно десять тысяч.
      - Вообще говоря, это не мое дело, - сказал Александр Иванович, - но мне крайне любопытна вся эта история с вашими деньгами.
      - Я понимаю, - ответил Женя. - Вы очень мне помогли, и сейчас помогаете, тратите свое время. Да и хлопоты лишние. Имеете полное право спрашивать. Давайте сейчас все-таки закажем деньги, а завтра я вам расскажу, все, что вас интересует. Эти десять тысяч я должен скорее отвезти обратно и передать на лечение одной девушке. Она очень больна. Если бы вы даже перечислили деньги в Москву, такую сумму мне сейчас, после обвала, никто все равно бы не выдал. Вот и пришлось самому ехать.
      - Вы не боитесь с такой суммой в Москву?
      - Ничего, обойдется.
      
      ----------
      
      Утром Александр Иванович издалека увидел Евгения, стоявшего на тротуаре у дверей, над которыми сияла большая голубая вывеска 'Citibank'. Пока Александр Иванович получал и пересчитывал деньги у стойки, Женя, сгорбившись, сидел на диване возле окна и смотрел себе под ноги. Он явно больше никуда не торопился.
      
      - Вот! Ровно десять тысяч, - сказал Александр Иванович, положив перед ним на стол пачку сотенных купюр.
      - Спасибо, - ответил Женя безучастно и убрал деньги в карман куртки.
      - Пересчитайте, - сказал Александр Иванович. - Мало ли что.
      - Извините за беспокойство, только сейчас все это уже ни к чему. - Женя махнул рукой. - Опоздал.
      - Как опоздали? - не понял Александр Иванович.
      - Я ночью звонил туда, на Украину ... И мне сказали, что Алла умерла вчера днем.
      - Алла - это та девушка, которой вы собирались помочь? - уточнил Александр Иванович.
      - Да.
      - И куда вы теперь? Домой?
      - Куда? - переспросил Женя. - Не знаю. Мне теперь все равно. Поеду на Маркизовы острова.
      - Это где же такие острова? - удивленно спросил Александр Иванович.
      - Точно не знаю. Кажется, около Новой Зеландии. Недавно рекламу видел в журнале: 'Пропади на Маркизовых островах'.
      - И куда прикажете остальные деньги переслать? - спросил Александр Иванович с беспокойством.
      - А сейчас где они у вас хранятся?
      - Вложены в бумаги, в акции под 5% или около того.
      - Вот и пусть пока лежат. Если проявлюсь через интернет или еще как-нибудь, мне отдадите, а если на самом деле пропаду, то отошлите их в благотворительный фонд. Знаете какой-нибудь фонд?
      - Знаю, - сказал Александр Иванович. - Здесь есть Фонд помощи русским детям. Существует еще с довоенных времен. Там старорусские старушки заседают, шлют деньги в Россию в детские дома, в больницы.
      - Во-во! Это подходит, - обрадовался Женя. - Им и отдайте.
      - Вы вчера обещали рассказать вашу историю, - напомнил Александр Иванович. - Сумма-то значительная. Торопиться вам теперь, как я понял, некуда. На Маркизовых островах вас никто не ждет. Уделите мне часок, чтобы я в качестве вашего доверенного лица чувствовал себя спокойно.
      
      Женя поднял голову и посмотрел на него.
      
      - Это долгая история, - сказал он.
      - Ничего, я сегодня свободен, - ответил Александр Иванович. - Здесь недалеко есть помещение специально для деловых встреч. Там можно поговорить спокойно.
      - Хорошо. Пойдемте в помещение. Проведем деловую встречу, - согласился Евгений, невесело улыбнувшись.
      
      Они вошли в стеклянный вестибюль высокого здания, над входом которого на широком козырьке была установлена металлическая надпись полуметровой высоты: 101 Second Street. В просторном зале стояли столы, стулья, широкие скамьи. Сквозь отверстия в полу росли деревья. За столиками сидело несколько человек. 'К ленчу еще народ наберется, - сказал Александр Иванович. - Если хотите большего спокойствия, пойдемте наверх'. Женя вслед за Александром Ивановичем поднялся по ступеням из непрозрачного стекла на второй этаж. Там не было ни души.
      
      - Здесь, правда, курить нельзя, - заметил Александр Иванович извиняющимся тоном.
      - А я все равно не курю, - ответил Женя и сел за крайний стол в углу. Он помолчал, потом сказал нерешительно. - Даже не знаю, с чего начать. Вы когда уехали? Перестройку застали?
      - Застал. По крайней мере, инфляция уже началась. Считать стали тысячами.
      - Тогда можно долго не распространяться, - сказал Женя. - Мне от того времени больше всего помнятся борьба с пьянством, Чернобыльская авария и путч в августе 91-го. А потом как-то все быстро покатилось. Работа стала такая: хочешь - ходи, хочешь - не ходи. Не выгонят, но зарплата такая, что хватает ее на две бутылки пива. Еще левые договора случались, и кое-как прожить можно было. Но тут жена устроилась на товарно-сырьевую биржу. Смотрю, она раз домой вернулась в час ночи, другой - под утро. Я говорю ей: дело твое, но я тогда тоже так себя вести буду. А она отвечает, что ей меня видеть и то противно. Люди, говорит, миллионы зарабатывают, а ты сидишь, в компьютер пялишься за десять тысяч 'деревянных' и палец о палец не ударишь. Ну и ушла через неделю.
      - Но женщина не уходит в никуда, - заметил Александр Иванович мягко.
      - Ну да, ну да, - закивал Женя. - Я потом тоже понял. Узнал, что она с брокером там сошлась. На бирже. А тогда поверил. Думал, что она ушла из-за того, что я денег мало получаю. Неудачник, короче. Детей у нас не было ...
      - А родители ваши? - спросил Александр Иванович.
      - Мать умерла, отец еще до того развелся и жил много лет с другой семьей. Короче, на работу смысла нет ходить. Другой не найдешь просто так, без знакомств... Один раз на Соколе зашел в церковь. Тогда еще мало было действующих церквей. 'Всех Святых' она называлась. И там на иконе Божьей Матери прочел цитату из какого-то тропаря: 'Исцели болезни многострадающей души моей'. Надо же, думаю! Как будто для меня написано. Потом огляделся: одни бабки кругом. И я среди них. Обрядов не знаю, службу не понимаю. 'Исцели болезни ...' Но никто не исцелит.
      
      Женя замолчал, уставившись невидящим взглядом через стекло вниз, на улицу. А Александр Иванович сказал тихо:
      
      - Церковь Всех Святых в земле Российской просиявших. Здесь тоже такая есть.
      Женя взглянул на него и переспросил. - Просиявших? Это славно. - Потом продолжал. - Так что осталось только пить. Сначала я все-таки еще на работу ходил, а потом сорвался. В штопор ушел. И случилась одна вещь ... С чего все и началось-то. Рассказывать трудно, потому что я так и не уверен до сих пор, что на самом деле было, а что мне вообразилось. Вроде, просто совпадения, но больно уж их много.
      Короче, пил я вторую неделю подряд. Утром стоял на кухне и думал, как бы опохмелиться. Было 10 июня 1994 года. Это я потом установил и запомнил. А тогда мне все равно было, лишь бы выпить. Вдруг слышу голоса. Неясные, из соседней комнаты. Подумал, что телевизор забыл вечером выключить, но вспомнил, что уже променял его на прошлой неделе соседу на две бутылки водки. Голоса неясные, мужской и женский. Словно что-то обсуждают и смеются. Пошел посмотреть и вижу в комнате на стене цветок. Не нарисованный, а как будто живой. И не просто живой, но растущий прямо на глазах вверх по стене. Как в ускоренной съемке. Стебель медленно тянется вверх, листья разворачиваются, цветок распускается. Я забыл про голоса. Зато вспомнил аспиранта Мишу из Новгорода. Он рассказывал, как ездил шабашить куда-то в Казахстан. И там они гнали бражку из воды с сахаром с помощью старой стиральной машины. Потом в магазине сахар кончился, и вместо сахара они стали использовать черный хлеб. И на третий день употребления этой бражки из черного хлеба Мише привиделся в бараке черт. Вернее, сразу два. Один большой привел другого поменьше. И оба уселись на Мишину койку. Миша был тот еще шутник, и я тогда не очень ему поверил. Но почему-то этот цветок на стене мне сразу напомнил его рассказ. Я подошел, хотел потрогать цветок рукой, но он исчез, и остались просто старые обои. На них - узоры завитками. Зато опять слышу мужской голос. Теперь как будто из кухни. Кто-то явственно сказал: 'Чернильницу!' И дальше смех; мужской и женский.
      Я пошел на кухню, выпил большую кружку воды и подумал, что дело плохо, что надо как-то остановиться. А с другой стороны, что толку, что остановишься? Жена не вернется. Работа накрылась. Другого ничего, кроме как нажимать кнопки на клавиатуре, я не умею. Деньги кончились. Друзья от меня устали. И от бессилия, от тупика этого полезли мне в голову всякие волшебные палочки, феи с тремя желаниями, джины из кувшинов и прочая дребедень. И стал я прикидывать, чтобы выпросил у всей этой сказочной силы.
      Первым делом, конечно, пива пару бутылок. А потом, чтобы пиво прямо из крана текло ... Нет, так никогда не остановишься. Чтоб Машка вернулась? От своего брокера, после всего, что было? Нет, и Машку не стал бы возвращать. А вот чтобы почувствовать себя хорошо. Свежим, с ясной головой, и во рту чтобы не было мерзкого привкуса. И потом найти работу. Серьезную, на новом софте, на басурманских компьютерах. И чтоб за нее еще деньги нормальные платили. Вот чего бы спросил.
      Так, может быть, это и самому можно устроить? Хотя бы поесть чего-нибудь для начала. Нашел черствую горбушку и стал ее резать. Нож тупой. Сорвался с твердой корки и отмахнул с указательного пальца левой руки, прямо с подушечки, круглый кусок кожи. Кровь пошла, но не сильно. И тут представилась мне такая штука, что если подписать этой кровью некий договор, хотя бы просто пустую страницу, то и начнет сбываться, что ни пожелай. А что платить придется, душа в ад пойдет, так она и так уже почти там. Самому смешно стало. Достал записную книжку, которую мне отец подарил. В ней в конце были такие странички с дырочками вдоль корешка, чтобы легко отрывать. Так вот, я открыл книжку на первой страничке с дырочками, обмакнул спичку в ранку на пальце и расписался внизу, а сверху место как бы для текста оставил. Бросил книжку на стол, пососал палец, приложил кусок ваты и обмотал скотчем. Вернулся на кухню, отрезал со второго раза половину от горбушки. Сел, грызу ее и смеюсь сам над собой. Совсем крыша съехала, договора кровью стал подписывать.
      Ничего, конечно, не случилось. И чувствовал я себя по-прежнему скверно, только как-то без опохмела прилег на диван и заснул. Проснулся от звонка в дверь. Пришел Гоша, институтский друг. Я слышал, что он стал большим человеком, но сам больше года его не видел. Он совсем облысел с тех пор. Хорошо, что я тебя застал, говорит. А в руках у него ничего нет, только две бутылки пива. Хочешь, спрашивает. Я говорю: давай. На кухне открыл, ему первому протягиваю. А он: я, мол, за рулем, не буду. И вообще я по делу, на минутку, так что ты сам пей. Ты как, говорит, работаешь? Нет, отвечаю. В поиске. Он обрадовался. Давай твой телефон. А то я его потерял. Я тебе завтра позвоню. Может хорошее место обломиться. Только чтоб завтра был, как огурец. Пиво допей и больше ничего. Где у тебя ручка, бумага какая-нибудь? В комнате на столе поищи, говорю, а сам от пива не могу оторваться. Он вышел, кричит: диктуй! Потом вернулся. Отдыхай, говорит, спи. А я тебе завтра утром позвоню. И ушел. А я пиво допил и опять заснул. Проснулся часов в пять утра. Думаю, Гоша не позвонит. Но душ принял, побрился, рубашку погладил. И тут он звонит. Часов в восемь. Назвал адрес и сказал подъехать к девяти. Из проходной по внутреннему спросить Федорова, сказать, что от него, от Гоши. Я приехал, а это оказался Инкомбанк. Часа три они со мной разговаривали. Два программиста и один начальник. А потом спрашивают: Можешь завтра выйти? Могу, говорю. Ну вот и славно. Я домой вернулся, тут Гоша звонит. Ну как, спрашивает. Да все путем, говорю. Подошел, вроде. С меня причитается. Он говорит: сочтемся. А ты, спрашиваю, тоже в этом банке? Он отвечает, что нет, что Федоров, что со мной разговаривал, его бывший подчиненный. Ты давай, говорит, старайся. Поддержи марку родного ВУЗа. Постараюсь, говорю. А что у них за спешка такая? А Гоша объясняет, что у них какой-то проект новый. Чуть ли не за 20 лимонов баксов, а парень, что до меня работал, на машине насмерть разбился. Я слыхал, говорит, от ребят, что ты без работы сидишь. Ну и сразу к тебе. Там, говорит, и мои бабки участвуют, в этом проекте. Так что давай. А с зарплатой что? С зарплатой, говорю, на словах все в порядке. Зарплата в рублях приличная, а премии обещали валютой платить. Ну и ладно, говорит.
      Я нашел на столе записную книжку, хотел убрать, но полистал и увидел, что листок с моей кровавой подписью исчез. Видно, Гоша как раз на нем телефон записал и унес. Я хотел, было, ему перезвонить, попросить тот листок обратно. А потом думаю: какое это теперь значение имеет? Глупость все. Еще смеяться будет. Если сразу не заметил, что это кровь была, то и потом не догадается.
      Вышел я на работу и обо всем забыл. Пить перестал. Только если в праздник, в офисе, за компанию. Я там, в банке, всем занимался: и интерфейсы проектировал, и код писал, и производительность повышал. Интересно было. И времени не жалел, потому что в первый раз пришлось заниматься серьезными вещами. Чувствовал себя на месте. И платили хорошо.
      А Олег Пьянов там еще до меня работал. Он администратором был, сетями занимался и защитой данных. Я системных паролей не знал и не лез, куда не просили. Меньше знаешь, крепче спишь. Мы с ним особенно не общались.
      Два года прошло, и все было нормально. Но один раз я засиделся на работе, все код отлаживал. Вдруг вижу, запустился процесс, по времени стартовал. И пока выполнялся, то пароль в системе некоторое время был виден незакодированным. Прокольчик, думаю, у вас, господин Пьянов. Конечно, в систему никто, кроме 3-4 человек доступа не имеет, но мало ли что.
       Из любопытства полез рыскать по базе. Нашел Гошины данные. Вижу, денег у него около ста тысяч долларов на счету крутится. Если, думаю, это все его, а не фирмы, то сумма порядочная. И как будто позавидовал, что у меня таких денег нет и никогда, наверное, не будет. Зарплаты мне хватало. Машину я не водил, и она мне даром была не нужна. А квартира после ремонта вполне меня устраивала. Двушка на Шаболовке в кирпичном доме. Телевизор, видеомагнитофон, барахло всякое я прикупил. Но вот, позавидовал. Просто сумме позавидовал.
      На следующий день я Олега тихо предупредил один на один. Он сразу же исправил способ запуска задач и все пароли сменил. Потом приходит уже к вечеру. Спасибо, говорит. С меня бутылка. И, правда, потом бутылку коньяка армянского принес. Мы с ним ее вместе и распили. С тех пор у нас дружба началась. Не так, чтобы очень близкая, но стали друг другу доверять.
      С папашей мы встречались редко. У него свои дела, у меня - свои. На 50-летие его, помню, ходили еще с Машкой на банкет в ресторан. А потом созванивались раза два-три в год. В общем, без особой нежности. А тут он мне звонит вечером домой и говорит, что хочет встретиться завтра. Мол, разговор нетелефонный. Какие же, спрашиваю, сейчас, при Ельцине, нетелефонные разговоры могут быть? Ну, приезжай ко мне. А он говорит: нет. Назначил встречу в обед в Столешниковом. Я пришел, смотрю: он постарел, но ничего, огурец огурцом. Плащ новый, шляпа, ботинки, 'дипломат' кожаный. Все путем. Сентябрь был, но тепло, солнечно. Листья опадают. Сели мы на лавку в сквере возле каменного Ленина позади здания с мордами основоположников на фасаде. Он сказал, что работает в мэрии, в аппарате Лужкова, и что у него неприятности, и под него копают. И он хочет мне деньги передать на хранение. А потом забрать, когда все уляжется. Ты, говорит, в банке работаешь? Так еще лучше. Положи себе на счет. Я предложил ему самому счет открыть. Но он говорит: нельзя, пусть будет на твое имя. А много ли денег, спрашиваю. Сто тысяч с небольшим, говорит. В рублях? Но он похлопал по 'дипломату' и сказал, что в долларах. И что, прямо сейчас брать? Ну да, когда еще? Только домой не носи, а прямо в банк.
      У меня был сейф на работе, где я CD с дистрибутивами хранил. Я туда деньги переложил. Десять пачек по 10 тысяч и еще одна пачка тоненькая. В ней долларов восемьсот было. А 'дипломат' отнес домой и убрал в шкаф. Потом, думаю, верну. И две недели по 10 тысяч на свой счет вносил. Сначала боялся, но знакомая операторша меня успокоила. Тут, говорит, большинство и не такими суммами ворочает. Так что получил, сиди тихо, и никто тебя не тронет.
      Только я все наличные вложил, как звонит папашина жена и убитым голосом зовет на его похороны. Как же так? От чего он умер? А про себя вспоминаю, каким он молодцом выглядел, да и было ему всего 56 лет. А она отвечает, что сначала он в больницу попал с воспалением легких, а там у него случился обширный инфаркт.
      Я приехал в крематорий, утешал ее. Дочка у них осталась, моя сводная сестра, лет двадцати. Жена его про деньги ничего не спросила. Похоже, не знала. И я решил себе их оставить. Как папаша сказал, 'пока все уляжется'. А там, думаю, половину сестре отдам. Вроде, наследство.
      Выпил на поминках, послушал речи про то, какой папа был хороший. Пришел домой и задумался. Грустно было: и отца жалко, и сам, считай, совсем один остался. Вспомнил листочек, подписанный кровью, который Гоша унес. Хотел работу найти - пожалуйста, нашлась работа. Позавидовал Гошиным деньгам - вот тебе и деньги.
      Чепуха, думаю, совпадение. Никакой нечистой силы нет. Но так просто такая мысль не отвяжется. Хочется еще попробовать, проверить. Стал прикидывать, что же мне теперь хочется.
      Больших денег, миллионов? Ну, нет. С ними потом не будешь знать, что и делать. Эти-то сто тысяч лежат, и тронуть их страшно. У папаши, думаю, не даром инфаркт случился. Да инфаркт ли еще? К тому же когда я работал в МВД по договору, устанавливал им базу данных со всеми покупками машин и дорогой мебели за последние несколько лет, то оперы прямо говорили, что ищут с другого конца. Не преступление раскрывают по уликам, а смотрят, кто большие деньги тратит, и на того дело заводят.
      И понял, что материально мне ничего не надо. Но скучно. Все Машка вспоминается. Все-таки три года вместе прожили. И познакомиться не с кем. На работе девчонки хорошенькие мелькают. Но на работе, сами знаете, не полагается. А после работы некогда и негде. Олег, друзья из института - все семейные, со своими заботами. А я один, везде один.
      Летом ездил в отпуск в Турцию. Но там наши бабы попадались такие: только пить, трахаться и траву курить. Еще немки были, некоторые красивые. Но я языков не знаю. По-немецки никак, по-английски еле-еле. Познакомился с одной, оказалась проститутка. Говорит, давай двести долларов вперед.
      Вспомнил я все это и решил, что хочу познакомиться с девушкой. С хорошей. Не то, чтобы жениться, а именно познакомиться. Устал все время один быть.
      Решил и забыл, что решил. На два дня ездил на конференцию в Обнинск. Вернулся домой вечером, часов в семь. Только вошел, слышу телефон. Алла звонит, Машкина подруга. Она в Москве училась в институте. А сама была откуда-то с Украины. Из Винницы, что ли. Раньше она к нам часто в гости приходила. Иногда жила дня по три, по четыре. Тихая, скромная. Симпатичная, но не яркая. Не красавица. Такое лицо надо рассмотреть. Я-то ее так и не оценил, пока она у нас появлялась. И никогда она мне не казалась сексуально привлекательной. Еще до того, как Машка ушла, она окончила институт и уехала обратно. Прописки московской у нее не было, замуж за москвича выйти не сумела, ну и вернулась в Винницу.
      А тут звонит, говорит, что приехала в Москву, находится на Павелецком вокзале, и что брат ее почему-то не встретил. И к телефону у него дома никто не подходит. Я говорю, приезжай, если хочешь. Только Машки здесь больше нет. Она говорит, что знает, что звонила ей несколько раз из дому.
       Короче, приехала она. Поздно уже было, магазины закрыты, а у меня поесть нечего. Сам только вернулся. Пошли, говорю, в ресторан. Она мне: что ты, дорого! Я отвечаю, что теперь недорого, что зарплата у меня большая. Пошли в новый ресторан, недавно только открылся на Донской. Заказал я ей мясо с грибами в горшочке - самое дорогое, что у них было. Вина выпили. Она, правда, мало пила. Может, всего одну рюмку. Пришли домой. Я принес ей постель во вторую комнату. Стели, говорю, на диване. И ушел в ванную. Иду обратно в халате, смотрю, у ней дверь приоткрыта, и телевизор работает. 'Женя, - зовет меня. - Зайди на минутку'. Смотрю, она причесалась, надела брюки, кофточку красивую белую. Погоди, говорю, я тоже оденусь. Неловко стало в халате. Она машет рукой: Ничего. Передача интересная идет о театре. Я вспомнил, что она и раньше все театром увлекалась. Сел в кресло, смотрю на экран. Чувствую, сейчас засну. Утром встал рано, а уже времени час ночи. Посмотрел на Аллу. Вижу, она на меня косится, как будто чего-то ждет. Или кажется. Ну, думаю, кажется - не кажется, а попробовать надо. Пересел к ней на диван и молча стал ее целовать. Она сразу вся замерла, обнимает меня. Но только я начал кофту расстегивать, она отодвинулась и шепчет: 'Нет! Ты меня потом сам будешь презирать!' Так и сказала 'презирать'. Я отвечаю, что не на улице же ее подобрал. Мы, мол, старые знакомые. Всегда, говорю, ты мне нравилась, только Машка мешала. И в тот момент сам этому верю. И кажется мне, что лучше девушки, чем Алла, нет и быть не может. А она только головой качает: 'Нет, нет'. На нет и суда нет, говорю.
      Ушел, лег, но заснуть не могу. Неужели, думаю, так и кончится? Слышу легкие шаги в коридоре. Она приоткрыла дверь и заглянула. А у меня маленький красный фонарик над кроватью горел. Ты не спишь, спрашивает? И вошла в комнату в длинной ночной рубашке. Снимай, говорю, свой балахон и иди сюда. Она просит: 'Выключи свет, пожалуйста'. Я выключил, а через несколько секунд опять включил, похулиганил. Она зажмурилась, словно топиться собралась, стянула рубашку через голову, и так, с закрытыми глазами, нащупала кровать и встала на нее коленями. Я ее хорошо рассмотрел: грудь очень красивая, а сама немного полная, но складная. Без недостатков. После шлюх, после Турции, полез я к ней со всякими штуками, но вижу, что она ничего не умеет. Потом только до меня дошло, когда она вскрикнула. Девушка! Я обошелся с ней нежно, как мог, пока она вся не задрожала, не вцепилась мне в волосы. И уже не кричала, а только воздух в себя втянула, как обожглась.
      Утром она отворачивается, не сморит на меня. 'Маша всегда говорила, что ты примерный, а ты вон какой'. Какой? Она задумалась. Опытный, говорит. Разве это плохо, спрашиваю? Она не отвечает. Мне бы взять отгул, остаться с ней, приласкать. Все-таки дело не рядовое для нее, раз в жизни случается. А мне загорелось дела какие-то на работе делать. Сказал, что вечером поговорим, и уехал.
      Прихожу вечером, а Аллы нет. Написала мне записку, что брат ее объявился. Он, оказывается, на дачу ездил, и у него на обратном пути машина сломалась. Так что она к нему поехала, и что позвонит мне. И пока она в Москве была пять дней, виделись мы еще только один раз. В театр ходили. В 'Современник', на Чистых прудах. А на следующий день ей уезжать. После спектакля я говорю: поехали ко мне. Она засмеялась как-то невесело, как будто ее уже один раз обманули, и больше она не попадется, и отвечает, что совсем получилось не так, как она ожидала. И тебе, говорит, тоже не понравилось, я почувствовала. Я стал ее уговаривать остаться, пожить у меня. Что тебе дома делать? В библиотеке работать? Но она опять улыбнулась грустно и сказала, что я ее не люблю, и что ничего из этого все равно не выйдет. Не надо, говорит, меня провожать. Потом поцеловала меня и спустилась в метро. А я повернулся и пошел мимо Грибоедова по Покровскому бульвару. Дошел до пруда. А там утки, лебеди плавают. И тут мне мысль пришла, что опять сбылось, что задумал. Хотел с девушкой познакомиться и познакомился. Именно с девушкой. И споткнулся о камень. Кусок кирпича на дорожке валялся. Я поднял камень и думаю: 'Сейчас попаду вон в того лебедя!' До него было метров пятнадцать. Кинул кирпичный обломок снизу вверх, не метясь. Лебедь стал взлетать, но все равно камень в него попал. В лапу. Потому что он когда летел над самой водой, одну лапу поджал, а другая висела. Не очень мне его было жалко, но представилось, что и с Аллой я обошелся, как с этим лебедем. Может быть, это тоже была она, белая лебедь.
      Постоял я, усмехнулся, что такая чушь в голову лезет, и зашел в заведение напротив трамвайной остановки. Там когда-то пивной зал был, а теперь сделали кафе. И в том кафе случайно встретил давнего знакомого Костю. Он со мной в одной группе учился. Но как закончили институт, так больше ни разу не виделись. Неприятный был тип, скользкий. В кафе он сидел еще с одним мужиком. Костя меня позвал к ним за стол. Я когда первый раз взглянул на того, кто с ним был, подумал, что ему лет двадцать. Еще удивился, что Костя с такой молодежью общается. Но потом пригляделся и вижу, что он просто выглядит молодо. Артисты так выглядят, когда их накрасят, причешут. Нет, думаю, ему не меньше двадцати восьми, а может и все тридцать пять. Красавец; черты лица правильные. Волосы черные, вороные, глаза темно-синие. Взгляд нахальный. И все время легкая улыбка на лице. Звали его Валера.
      Выпили водки за встречу. Костя начал меня расспрашивать, что да как, где работаю. А Валера этот как услышал про банк, сразу спрашивает, знаю ли я Гошу. Это, мол, его давний клиент. Ну и как он поживает, спрашиваю. А Валера отвечает: 'Отлично! Лыс, как бильярдный шар; нищ, как церковная крыса; глух, как пень!' Лыс-то он давно был лыс. А вот знал бы ты, думаю, какой он нищий. Но спрашиваю:
      
      - А почему он глухой-то?
      - А он заболел прошлой зимой, уши простудил и оглох. А денег у него нет, из-за того, что он товар купил в Китае, привез его сюда, а им тут все завалено. И погорел.
      
      Я еще удивился, что он про Гошины деньги говорит, хотя я ничего не спрашивал, а только подумал.
      Долго я с ними сидеть не стал, хотя выпили порядочно. А когда уходил, Валера, усмехаясь неприятно, пожал мне руку, посмотрел нагло в глаза, словно знал обо мне что-то, и сказал: 'Алле напиши: пусть бережет себя'. Неужели, думаю, я им спьяну что-то про нее разболтал? Но припомнить точно не могу. Опьянел как-то сразу и сильно. Еле домой доехал.
      Как раз дело было этой весной. Сначала я ей звонил чуть не каждый день. И все думал: какая еще мне жена нужна? Тихая, добрая, скромная. Потом она стала разговаривать коротко. Все куда-то торопилась, чем-то занята была. А один раз попал на ее мать. Она меня спросила: 'Вы ничего не знаете?' И рассказала, что Алла заболела. Что-то с почками. Диета; на камнях горячих сидит. С чего это у нее? Просто так, говорит, ни с чего. Никого в роду с такой болезнью не было. Не надо ли деньгами помочь? Пока не надо. А к телефону сейчас подойти не может, спит.
      Потом от Аллы пришло письмо. Писала, что у нее все время слабость. Голова не работает. Читать почти ничего не может. По телевизору только 'Спокойной ночи, малыши' смотрит. Письмо это писала две недели с перерывами. А в конце, что все помнит и благодарна. Оба, мол, мы виноваты. Не поняли ... Не разглядели ... Короче, оправдывает меня, успокаивает. Я хотел бросить все, сорваться к ней. Но тут начался обвал.
      Я-то узнал раньше других. Заметил, что в базе данных активность большая. Деньги уходят со счетов, да помногу. Вспомнил Леню Голубкова, Мавродия, пирамиду его. Вы слыхали об этом? 'МММ' его контора называлась. И понял я, что скоро все кончится. Что делать, думаю? Снять сто тысяч наличными? Так не дадут. Да и опасно. И вспомнил, что Олег Пьянов как-то рассказывал, что у него друг живет в Америке. Вы, то есть. Ну, дальше вы знаете.
      А у нас там, в России, все завертелось, посыпалось. Никто ничего не покупает, денег ни у кого нет, валюта не продается. Обвал, короче.
      Я позвонил Алле через неделю после этого. А мать ее говорит, что ее подключили к искусственной почке. Это стоит больших денег. Я пообещал, что денег достану, а сам заметался. Денег-то нет, и одолжить не у кого. И решил ехать сюда, к вам. Визу легко дали. Во-первых, я уже был в Америке в прошлом году. В Лас-Вегасе на выставке. А во-вторых, почти никто никуда не ехал: денег не было. Кредитные карточки российские за границей не принимали. Так вышло, что я все время опаздывал. Бежал в Париже по аэропорту и думал: Успею - спасу ее. Вспомнил, как давно, лет десять назад, купался в шторм в Черном море и чуть не утонул. Было чувство, как будто с живой силой борюсь. Я - на берег, а она меня не пускает, уносит в море. И здесь так же. А теперь думаю: Лучше бы я опоздал в Москве или в Париже. Она, может быть, еще жива бы была. Видно, эти деньги на доброе дело не годятся.
      
      - Вот и все, - закончил Женя и огляделся. Внизу, среди деревьев, почти все столики были заняты. И здесь, на втором этаже, несколько человек неторопливо ели сэндвичи и читали газеты.
      - Интересная история, - сказал Александр Иванович, помолчав. - Очень характерная для нашего времени. Очередной пузырь лопнул.
      - Какой пузырь? - не понял Женя.
      
      Александр Иванович посмотрел на него и мягко улыбнулся.
      
      - Вы никогда не задумывались, о чем чаще всего с наибольшим удовольствием говорят люди?
      
      Женя молчал.
      
      - По-моему, - продолжал Александр Иванович, - чаще всего люди говорят о том, чтобы разбогатеть и потом ничего не делать. Так было в России, насколько я помню, так и здесь дело обстоит, в Америке. Работать приходится всем, но в голове почти у всякого сидит: 'Эх, мне бы (называется сумма, на которую хватает воображения), и я бы зажил так, как хочу. Не далее, как вчера, в банке одна черная кассирша сказала другой: 'If I get a couple of millions I'd live the way I'd like to'.
      Нормальный успешный бизнес приносит 4-5% прибыли в год. Но и в бизнесе это мало кого устраивает. Хочется получить быстро и много. И есть люди, которые, зная о такой особенности психологии масс, организуют пузыри. Пузырь надувается быстро, много быстрее, чем развивается нормальный бизнес. И накапливает деньги людей, увлекшихся приманкой мгновенного богатства. При этом только немногие организаторы пузыря знают, когда он лопнет. Иногда это даже от них самих прямо не зависит. Процесс частично выходит из-под контроля. Но повлиять на результат они могут. Вам, например, повезло. Вы заранее узнали о том, что пузырь скоро лопнет.
      
      - Узнал, а что толку? - вздохнул Женя. - И что же, давно эти пузыри существуют?
      - Думаю, давно, - сказал Александр Иванович. - Например, революция в России 1917 года - грандиозный пузырь. Тогда большинство населения занималось сельским хозяйством. И всем казалось, что земля и есть основное богатство, которое надо постараться быстро получить, а не скупать по десятине, по клинышку. Надули пузырь, пообещав передел собственности на землю. Земля - крестьянам. Каждому хотелось быстро урвать себе кусок пожирнее. Потом пузырь лопнул. Известно, что из этого получилось. Земля перешла государству и оказалась никому особенно не нужна. А социализм за 74 года своего существования отучил людей от нормальной работы. Все равно ничего не заработаешь, все распределяется по очередям и талонам. Жажда справедливости стала выражаться фразой: 'Им дали, а нам не дали'. С такой психологией народ лезет в пузырь с особой охотой.
      - А кто же их надувает? - спросил Женя.
      - А вы оглянитесь по сторонам, - Александр Иванович сделал плавный жест рукой, словно приглашал Женю взглянуть на людей за соседними столиками. - Тут все участвует: телевидение, радио, газеты. Теперь еще интернет. Если внимательно изучать, что говорят и пишут, то станет ясно, кто надувает пузырь. Чем была хороша 'МММ'? Незамутненностью эксперимента. Это не какой-нибудь 'Гермес' со свихнувшимся Неверовым во главе. Никакой нефти даже упоминать не надо. А просто деньги - деньги штрих, как придумал Карл Маркс. Надуть пузырь посильнее и успеть убежать прежде, чем он лопнет. В каждой стране пузырь раздувают по-разному, исходя из местных особенностей.
      
      Тут на поясе у Александра Ивановича зазвонил мобильный телефон. Он взял его, сказал 'Hello', и передал Жене: 'Это по вашу душу'. Женя послушал, попросил у Александра Ивановича ручку и что-то записал в книжечку. Лицо его просветлело. - Да, - сказал он. - Да, обязательно позвоню, как только вернусь. - Он вернул телефон. - Эта девушка, Марианна, - сказал он, - единственное светлое пятно в моей жизни за последнее время. Ничего я больше не хотел и не загадывал. Она появилась, когда я уже в бездну заглянул. И такая хорошенькая!
      - Симпатичная девушка, - согласился Александр Иванович, улыбнувшись. - Знаете, рассказ ваш любопытный. Только я в мистику не верю. И мне показалось, что вы, извините меня, сами себе морочите голову и создаете психологические проблемы. Все эти так называемые сбывшиеся желания - обычные совпадения и случайности, каких полно в жизни. Что такое сбылось? Хотели вы денег, ну да их все хотят. Много и сразу; я уже говорил. А то, что вы их получили, так сами правильно оценили: наследство. Во все времена это был один из немногих законных способов быстро разбогатеть. Мой вам совет, вы не обижайтесь, что я как будто вас учу, я примерно на десять лет старше. У меня тоже бывали кризисы. Со всяким, наверное, это случается. Так вот, поезжайте на Маркизовы острова или куда вы там собрались. Девушку свою пригласите, - Александр Иванович постучал пальцем по телефону на поясе, - и забудьте всю эту чертовщину, как дурной сон. А о деньгах не беспокойтесь. Будут нужны, свяжитесь со мной, я вам пришлю, куда укажете. А пока пусть лежат вложенные в бонды под 5% подальше от пузырей.
      
      Женя посмотрел на Александра Ивановича. Взгляд у того через очки в тонкой золоченой оправе был ясным и вместе с тем мягким и напоминал о Чехове на последних фотографиях. Кудрявые седые волосы были аккуратно подстрижены. От него веяло спокойствием и уверенностью.
      
      - Наверное, правы вы, - сказал Женя. - Спасибо вам за все, за хлопоты, за участие. Не отвезли бы вы меня еще напоследок в аэропорт, а?
      
      Пока Женя сдавал в багаж свою сумку, Александр Иванович купил газету 'San Jose Mercury news' и проглядывал ее.
      
      - Что за черт! - вскрикнул он вдруг и впился глазами в мелкие строчки первой полосы. Подошел Женя. - Черт знает, что! - повторил Александр Иванович. - Пахилко умер!
      - А кто это? - спросил Женя.
      - Знакомый, - ответил Александр Иванович. - Можно сказать, приятель. Не то удивительно, что умер, хотя ему и пятидесяти не было. А то, как умер. У него была своя фирма. Часть сотрудников работала здесь, остальные из Москвы. Почти все - русские. Ну были у него проблемы. Кредит не мог продлить, зарплату нечем было платить служащим, но это же не повод. Вы послушайте: Сперва убил жену и сына. Да сын-то был его любимец. Умница, отличник. А после сам зарезался. Невероятно!
      - Да, странно, - согласился Женя. - Ну, я пойду. Спасибо, еще раз.
      
      Они пожали друг другу руки. И Женя двинулся по длинному коридору к далеким посадочным воротам навстречу загадочным Маркизовым островам, которых на самом деле, может быть, и вовсе нет на свете. А Александр Иванович, не выпуская газеты из рук, с расстроенным лицом направился через туннель перехода на стоянку к своей машине.
      
      Часть II
      
      Женя сидел на диване у себя в комнате. Перед ним на низком столике стояли бутылки, тарелки, стаканы. Марианна в кофточке снежной белизны с кружевными рукавами и в плотно облегающих ее стройные ноги джинсах и черных изящных туфлях вошла в комнату. Женя поднялся ей навстречу. Он обнял ее одной рукой за плечи и посмотрел в большое зеркало, висевшее на стене.
      
      - Правда, похожи? - спросил он.
      - Кто? Мы с тобой? - засмеялась она. - Кто это тебе сказал? Я - черная, а ты - белый.
      - Ты не черная, а коричневая, - возразил он. - А я не белый, а смуглый.
      
      Действительно, в их хрупких фигурах с маленькими изящными руками и ногами, даже в чертах лиц было много общего.
      
      - Просто мы подходим друг другу, - сказала Марианна, освободилась от его руки и плюхнулась на диван. - Добавь еще виски! - потребовала она.
      - У меня такое чувство, что мы с тобой знакомы уже очень давно, - сказал он.
      - В другой жизни, - пробормотала она, глотнув из стакана.
      - В другой? - переспросил он. - А ты веришь в другую жизнь?
      - Ни во что я не верю, - ответила она, обняла его поцеловала в губы и отстранилась. - Трахаться будем?
      
      Женя посмотрел на Марианну. Она, улыбаясь, откинулась на мягкую спинку дивана. Но глаза ее сверкали похотливым огнем. Через несколько минут он целовал и ласкал ее упругие смуглые груди с черными сосками. Она вдруг встала, сбросив с плеч расстегнутую кофту, и сказала: 'Иди приготовь постель. Мне надо привести себя в порядок'.
      Марианна вернулась из ванной в одних туфлях на высоком каблуке. Взяла со стола стакан и остановилась перед зеркалом. Женя подошел к ней сзади. Он хотел ее обнять, но она отстранилась.
      
      - Не мешай, - сказала она, оглядывая себя. - Эх, все на месте, только росточек подвел. А то хоть в модели.
      
      Она обернулась, бесстыдно и спокойно посмотрела ему прямо в глаза:
      
      - Ну что, хороша?
      
      Он хотел что-то ответить, но она распахнула на нем халат.
      
      - Так, что мы имеем? Э-э! Вполне прилично. Много лучше, чем можно было ожидать. Идем скорей! Я ужасно хочу!
      
      ----------
      
      Когда ночью Женя в очередной раз проснулся от ее настойчивой ласки, она зажгла светильник над постелью и склонилась над ним, пристально глядя ему в лицо. Он моргал и щурился от багрового света. 'Что, хреново? - спросила она участливо, но при этом сама выглядела свежо и молодо. - Полечиться хочешь?' Женя пробормотал, что пива нет, а виски он сейчас пить не в силах. 'Я не про то', - перебила она. Легко, мягко, как кошка, соскочила с кровати, взяла с кресла свою черную кожаную сумочку, включила настольную лампу и склонилась над письменным столом. 'Иди сюда!' - позвала она.
       Женя, согнутый болью в затылке и пояснице, с невыносимой сухостью во рту, прошлепал босыми ногами по полу и встал рядом с ней. Он увидел на темной полированной поверхности стола крупинки белого порошка. Марианна тонкими шоколадными пальчиками взяла коктельную трубочку.
      
      - Что это? - прохрипел Женя.
       - Кокос, - ответила она. - Лекарство. - И вдохнула часть порошка в правую ноздрю тонкого в переносице чуть приплюснутого носа. Потом протянула трубочку ему. - Давай ты!
      
       Он послушно потянул в себя воздух вместе с порошком и через минуту смеялся радостным, безмятежным смехом, а Марианна тащила его в смятую постель.
      
      ----------
      
      На третье утро она исчезла, пока он еще спал.
      Женя нашел в ванной пластмассовый контейнер для контактных линз, в котором Марианна хранила кокос. Один цилиндрик контейнера был пуст, зато во втором, для линзы левого глаза, оставалось порошка на одну дозу.
      Днем, изнемогая, он сходил в магазин и купил пива и водки. Выпил бутылку пива, посидел, прислушиваясь к чему-то, затем налил полный граненый стакан водки и махнул его одним духом. Сморщился, торопливо открыл еще пива и судорожно запил.
      Водка еще оставалась на дне бутылки, когда Женя заснул на диване в полумраке комнаты пасмурным апрельским вечером.
      Проснулся он в полной темноте и тишине. Только индикатор видеомагнитофона показывал время - 2:54. Женя долго лежал неподвижно, потом со стоном встал, пошатываясь, дошел до стены и включил свет.
      Из зеркала на него смотрел человек в мятой рубашке и вельветовых штанах, с черными, торчащими в разные стороны, вихрами волос. Его отекшие глаза имели несчастное и измученное выражение.
      Женя дрожащими руками поднял со стола водочную бутылку, но пить не стал, и поставил ее обратно. Подошел к шкафу, посмотрел через стекло на книги, открыл дверь, достал том в темно-красном твердом переплете, зажег торшер, погасил верхний свет и улегся на диван.
      Читал он долго. За окном с бесчувственным железным скрежетом прогромыхал первый трамвай, и в комнате стало светло. Женя погасил свет. В ванной он чуть-чуть улыбнулся своему отражению.
      
      ----------
      
      Марианна пришла около одиннадцати. Веселая и свежая.
      
      - Ты как? - спросила она.
      
      Женя махнул рукой и вымученно улыбнулся.
      
      - Такой отходняк вчера был, - сказал он. - Думал, сдохну. Чувствовал себя хуже, чем Ленин со Сталиным перед смертью. Решил прерваться.
      - Кокос плохой был, - определила Марианна, но Женя не слушал.
      - Деньги кончаются, - сказал он. - И вообще, я ночью думал ... На себя со стороны посмотрел. Что я за человек? Ничего не добился. Семьи нет. Злой, бесчувственный. В общем, как чукчи говорят, 'плохой человек тайга пришел'.
      
      Марианна покрутила пальцем у виска.
      
      - Точно кокос был левый. Плохой человек! А где ты хороших-то видел?
      
      Женя подумал.
      
      - Ну, Александр Иванович хороший. Тот, что в Сан-Франциско нас встречал.
      - Что в нем хорошего? Деньги твои взял? Так еще неизвестно, отдаст или нет. А даже если отдаст. Он же проценты с них получает.
      - Нет. Он обещал все вернуть. С процентами.
      - Обещал! Знаешь анекдот: Ты же обещал на мне жениться! Мало ли что я на тебе обещал!
      - Хорошо, возьмем искусство. Алеша Карамазов, князь Мышкин...
      - Это идиот, что ли? Так в названии уже все сказано. А Алешу твоего все любят. Это - да. Только без секса. - Марианна цинично усмехнулась. - Зато злодеи все милашки! - Она заговорила с увлечением. - Ставрогин, Свидригайлов! А Иван, Иван Карамазов? То же злодей еще тот. У Толстого Долохов, Куракин. У Шекспира вообще злодей на злодее. А про добрых кто писал? Ну?
      - Тут приходит Марианна, а глаза такие начитанные, начитанные! - засмеялся Женя. - Лесков писал о праведниках. Целую коллекцию собрал.
      - Лесков, - сказала она пренебрежительно. - Кто это - Лесков? Кто его знает? Молчи лучше в тряпочку. Тоже мне злодей нашелся. Живи и радуйся.
      
      Женя смотрел на Марианну и невесело улыбался.
      
      - Такая ты хорошенькая, и все у тебя просто. А я ночью взялся Краснова читать. Петра Краснова, царского генерала. Он пишет: 'Я могу бороться с немцами, с союзниками, с Думой силой оружия. Но как бороться с ними?' С революционерами, то есть. И сам отвечает: молитвой и крестным знамением.
      - Что-то я не въезжаю, - сказала Марианна. - Это белогвардейский генерал, а ты здесь с какого боку? Тебе-то с кем бороться?
      - Да это долго все объяснять, но только я решил окреститься. В церкви Всех Святых на Соколе. Всех Святых в земле Российской просиявших. Александр Иванович объяснил, что это полное название.
      
      Марианна поморщилась.
      
      - Дался тебе этот Александр Иванович, - сказала она. - Сбежал в Америку, устроился на теплое место и начал опиум для народа распространять. Колбасный эмигрант!
      
      Она ухмыльнулась. Женя тоже улыбнулся, глядя на ее подвижное лицо, но ответил:
      
      - А я все-таки окрещусь.
      - Да на здоровье! - сказала она. - Только сегодня не ходи. Все равно сразу не окрестят.
      - Нет, сегодня пойду, - упрямо сказал он.
      - У меня сегодня день рожденья, а ты хочешь меня бросить и пойти по церквам лоб расшибать! - выкрикнула она насмешливо.
      - День рожденья? Сегодня? Не может быть! Выдумываешь! - не поверил он.
      - На! Смотри! - Она достала из сумочки паспорт и сунула ему.
      
      У Жени перед глазами замелькали серые страницы с надписями черной тушью.
      
      - Действительно, первое мая, - поразился он.
      - Вот так, - сказала Марианна, убирая документ. - Так гуляем или нет?
      - Гуляем, - махнул рукой Женя. - А сколько тебе лет? Я год рождения не заметил.
      - Отстань, - сказала она. - Ты что не знаешь, что у женщины не спрашивают возраст? Хочешь кокосу? Классный, без отходняка, от нового дилера. А? Я уже пробовала. А завтра крестись на здоровье.
      
      Она обняла его за шею и впилась в губы обжигающим поцелуем. И Женя вместе с ней заворожено пошел в соседнюю комнату.
      
      ----------
      
      Женя шумел в душе водой, а Марианна накинула его халат, встала у окна и курила, глядя с высоты третьего этажа вниз, на Шаболовку. От трамвайной остановки по дорожке шла стройная женщина в светлом плаще. Подходя к дому, она подняла голову и посмотрела вверх, прямо на Марианну. Марианна усмехнулась. 'Явилась, не запылилась!' - процедила она.
      В дверь позвонили. Марианна открыла замок, не снимая цепочки, и спросила:
      
      - Кого вам?
      - Мне Женю, - ответила женщина.
      - Он занят, - сказала Марианна. - Зачем он вам?
      - Я его жена. Можно мне войти? Я подожду, - сказала женщина настойчиво.
      - Бывшая жена, - поправила Марианна, но открыла дверь.
      
      Вошла женщина лет тридцати чуть выше Марианны. Симпатичное ее лицо имело строгое упорное выражение.
      
      - Зачем пришла? - спросила Марианна бесцеремонно, стоя перед ней.
      - Мне нужно поговорить с Евгением, - ответила вошедшая сдержанно.
      - Знаю я, что тебе нужно, - сказала Марианна. - Брокер брокером, а лишняя площадь не помешает.
      - Я не желаю с вами разговаривать. Тем более в таком тоне, - ответили гостья, чуть заметно краснея.
      - Ты давай, топай прямо в ЖЭК и выписывайся из квартиры! Поняла? И чтоб духу твоего здесь не было! - скомандовала Марианна неожиданно низким голосом.
      - Это не ваше дело ..., - начала, было, женщина, но Марианна обеими руками крепко вцепилась в ее светло-русые красиво уложенные волосы и пригнула голову вниз.
      - Сука! Вали отсюда, тебе сказано! - прошипела она сквозь зубы, и глаза ее сверкнули зеленым недобрым светом.
      
      Женщина, согнувшись, послушно отступила назад, направляемая Марианной. Когда она оказалась на лестничной площадке, Марианна толкнула ее в лицо и не спеша закрыла дверь. Женщина, поправляя волосы, стала спускаться по лестнице. Остановилась на следующей площадке и крикнула тонким голосом, в котором звучали злые слезы:
      
      - Погоди! С тобой в другом месте поговорят!
      - Брысь! - весело крикнула Марианна, приоткрыв дверь.
      
      И гостья торопливо застучала каблуками вниз.
      
      - С кем это ты тут любезничала? - спросил Женя, вытирая голову полотенцем.
      - С твоей бывшей, - усмехнулась Марианна.
      - С Машкой? - удивился он. - И чего ей было нужно?
      - Квартиру твою пришла разменивать.
      - Ого! И что ты ей сказала?
      - Чтоб отдыхала, - засмеялась Марианна.
      - И она ушла? - засомневался Женя.
      - Ушла, как миленькая. Я ее быстро на место поставила, - ответила Марианна. - Ты замок сменил? Ключей у нее нет?
      - Сменил. Давно еще, когда ремонт делал, - сказал Женя.
      
      Они вышли на Шаболовку.
      
      - Тормози кого-нибудь, - приказала Марианна.
      - Куда поедем? - спросил Женя, оглядываясь на пустынную по случаю праздничного дня улицу.
      - В бездну, - ответила она.
      - Куда, куда? - переспросил он.
      - В 'Бездну'. Ну, ресторан такой. Крутой.
      - А! Хорошее название. Я читал, что в Берлине до войны был русский ресторан 'Тихий омут'. То есть, где черти водятся. Но 'Бездна' тоже неплохо.
      
      ----------
      
      Они сидели недалеко от эстрады.
      
      - Ты все это съешь? - спросил Женя, кивнув на стол, уставленный закусками. Он нагнулся к самому уху Марианны, чтобы перекричать гром музыки. Она утвердительно кивнула и улыбнулась, сверкнув белоснежными зубами. - Съем! - прочел он по губам.
      За соседним столом сидели двое мужчин бандитского вида и очень красивая молодая женщина в открытом платье. Один из них, среднего сложения, с парой золотых зубов, подливал ей вина и подкладывал в тарелку, но разговаривал почти исключительно со своим соседом, здоровенным парнем с маленькой круглой коротко остриженной головой, с толстым носом, мясистыми губами и огромными ручищами. Графин с водкой на столе перед ними быстро пустел. Верзила не смотрел на своего соседа. Он давно заметил Марианну и не сводил с нее глаз.
      Марианна встала, взяла сумочку и направилась в фойе. Она шла легкой танцующей походкой, слегка вертя круглой попкой, прикрытой короткой черной юбкой. Бандит провожал ее взглядом, поворачивая вслед за ней свою маленькую круглую голову.
      Женя отвлекся, задумавшись. Музыканты сделали паузу, и в наступившей тишине стал слышен стук ножей и вилок и говор посетителей. Марианна показалась в дверях зала, и тотчас же здоровяк встал из-за стола и двинулся ей навстречу. Поравнявшись с Марианной, он остановился и заговорил с ней. Она нахмурила брови и тоже остановилась, не глядя на него. Потом покачала головой и двинулась, было, дальше, но он протянул огромную лапу и придержал ее за предплечье левой руки. Женя встал и быстро пошел по проходу вдоль барьера, уставленного большими горшками с цветами. Справа от него за столом мелькнуло очень красивое мужское лицо, показавшееся ему знакомым. Женя успел сделать еще несколько шагов, пока вспомнил, что это Валера, который был вместе с Костей в кафе на Чистых прудах.
      Марианна высвободила руку. Сумочка скользнула с ее плеча, и верзила ухватился теперь за ее ремешок. Тогда она резко дернула сумочку вниз и сказала со злобной гримасой, исказившей красивое лицо: 'Отвали, козел!'
      Подошел Женя и встал между ними лицом к бандиту. Тот сверху вниз смерил его щуплую фигурку бычьим бессмысленным взглядом. Левой рукой схватил его за горло, оскорбительно задев подбородок. 'Ты мне тут не нужен!' - прорычал он, готовясь нанести правым кулачищем сокрушительный удар. Но, взглянув в близкие карие глаза, помедлил. В этих глазах не было страха. На лице маленького человечка, стоявшего перед ним, блуждала пьяная отрешенная улыбка.
      
      - Шел бы ты отсюда без несчастья, - сказал Женя тихо, но явственно.
      
      Что-то было в его голосе и манере такое, что вызвало у громилы чувство внезапной смертельной опасности. Он отпустил Женю и оглянулся. Вокруг все было спокойно: ни ментов, ни охраны. Женя взял Марианну под руку и повел к оставленному столу.
      
      - Але! Стой! - взревел бандит, очнувшись от наваждения, не видя перед собой реальной силы, которой он всю жизнь только и привык подчиняться.
      
       Слева промелькнул насмешливый красавец в клубном мягком пиджаке и ярком галстуке, смотревший с любопытством, словно в цирке, ожидая от дрессированного медведя смешного трюка.
       Женя обернулся и сказал по-прежнему тихо, но строго: 'Пошел на ...! Чтоб ты сдох!'
      Ярость красной волной залила глаза бандита. Он рванулся вперед, но поскользнулся, наступив на валявшуюся на ковре половину апельсина, и тяжелая его туша упала ничком на ковер, неловко взмахнув руками. Падая, он попытался ухватить Женю за руку, но не достал и лишь царапнул ногтями тыльную часть его ладони возле большого пальца.
      На беду верзилы официант уронил не только апельсин, но тарелку и высокую рюмку, от которой при ударе об пол отломилась тонкая ножка. Она торчала вверх анемичным матовым стеблем. Прямо на косо обломленное острие этого стебля нанизалась толстая шея упавшего. У него хватило сил подняться на четвереньки и прижать руки к рваной ране, из которой горячей яркой струей хлестала кровь, заливая рубашку и пиджак. Но тут же он захрипел и снова грузно свалился на бок.
      Марианна отступила подальше от кровавых брызг на ковре. К ней подошел Валера и, по-прежнему улыбаясь, насмешливо подытожил: 'А не быкуй, и будешь цел!'
      Женя, не в силах сойти с места, смотрел, как грузное тело на полу перед ним содрогалось и хрипело, а по залу уже спешили два высоких, коротко стриженных молодца в темных костюмах и белых рубашках.
      
      
      ----------
      
      Лейтенант сидел за барьером и сосредоточенно писал. В отделение вошел Валера.
      
      - Здравия желаю! - поздоровался он и улыбнулся развязно, придавая частный оттенок своему служебному обращению. - У вас задержанный Бахметев?
      
      Лейтенант поднял глаза от бумаги и пристально посмотрел на него, ничего не отвечая.
      
      - Что смотришь? - продолжал Валера насмешливо. - Думаешь, наконец-то серьезное дело, убийство. Прославиться хочешь. Брось, лейтенант. Ничего не выйдет. Обычный несчастный случай.
      
      Лейтенант покраснел, но зло и официально спросил:
      
      - Вы кто такой? Что вы здесь делаете?
      
      Валера в ответ достал из кармана удостоверение и раскрыл перед ним. Потом приказал уже без насмешки:
      
      - Приведите задержанного!
      - Минутку, - сказал лейтенант почтительно.
      
      Он вышел из-за барьера и, звеня на ходу ключами, пошел по коридору отделения. Скоро он вернулся с Женей и указал ему на стул:
      
      - Садитесь. С вами товарищ из ФСБ хочет побеседовать.
      
      Женя сел на стул, взглянул на Валеру. Тот веско сказал:
      
      - Разговаривать будем не здесь. Я его забираю. Пишите расписку о передаче задержанного.
      - А как же протокол? - растерянно спросил лейтенант.
      - Так он у вас почти готов, - ответил Валера, мельком взглянув на бумагу через барьер. - Давайте сюда, он подпишет.
      
      Лейтенант, как завороженный, взял разлинованный лист, исписанный до самого низа, и протянул Жене. Тот прочитал и сказал: 'В 'не обнаружено', 'не' пишется отдельно'.
      
      - Пиши: 'с моих слов записано верно' и подписывай, грамотей! - скомандовал Валера.
      - Можно ваше удостоверение на минутку, - попросил лейтенант, писавший расписку. Но Валера как будто не слышал.
      - Передал задержанного Бахметева Е.В. в распоряжение капитана ФСБ Нечаева В.А., - четко продиктовал он.
      
      ----------
      
      Нечаев отпер черный двухдверный 500-й 'мерседес' с длинным капотом.
      
      - Садись, - сказал он Жене.
      
      За окном замелькали огни города.
      
      - И куда мы едем? - спросил Женя. - На Лубянку?
      - Домой к тебе едем, - сказал Валера. - Или ты хотел в обезьяннике ночевать?
      - Я - особо опасный. Меня в одиночку посадили, - сказал Женя.
      - На Лубянке сейчас, по-моему, даже тюрьмы действующей нет, - заметил Валера. - И потом, что произошло? Несчастный случай. Ты-то здесь причем? Ты же его не трогал, так?
      - Не трогал, - согласился Женя. - Он сам упал.
      
      Женя все время говорил нехотя, словно каждый раз отрывался от какой-то важной мысли, которую никак не мог для себя прояснить. Нечаев как будто что-то вспомнил, усмехнулся и спросил, на секунду повернувшись к Жене:
      
      - Значит, девушка Алла тебе не понравилась? Не грамотная? Марианна-то получше будет, а? - Он цинично засмеялся.
      
      Женя помолчал, потом хмуро спросил:
      
      - Ты что, тоже с ней трахаешься?
      - Я-то? - переспросил Валера, улыбаясь. - Она моя сестра.
      - Откуда ты про Аллу знаешь? Неужели я Марианне спьяну проболтался?
      
      Нечаев перестал улыбаться. Держа руль левой рукой, он правой достал из внутреннего кармана пиджака бумажник, раскрыл его на колене, вынул оттуда маленький листок бумаги и, не оборачиваясь, показал Жене. Женя узнал пожелтевшую страничку с зубчиками по одному краю. На ней сверху размашистым Гошиным почерком был записан телефон, а внизу стояла выцветшая бурая подпись, сделанная спичкой почти пять лет назад.
      Женя потянулся к листку, но Валера спрятал его в бумажник, а бумажник снова убрал в карман.
      
      - Текст-то где? - спросил Женя глухо.
      - Зачем тебе текст? Сбылось же все, что ты хотел. - На Валерином лице снова появилась издевательская улыбка. - Все, за что было уплачено.
      - Чем уплачено? - спросил Женя.
      - Чем? Давай подведем итог, - жестко ответил Нечаев, останавливая машину у подъезда.
      
      Они поднялись на третий этаж. Нечаев, не дожидаясь приглашения, прошел в комнату и сел в кресло.
      
      - Подведем итог, - повторил он. - Помниться, тебе позарез надо было опохмелиться, и ты подписал контракт. Кто потом появился? Правильно, Гоша с пивом; с двумя бутылками, как ты и хотел. Что такое две бутылки пива? Ерунда! Но в тот момент они для тебя были важней всего на свете. За это первое незначительное желание и плата была небольшая: Гоша всего-навсего оглох. Еще ты захотел хорошую работу и большую зарплату. И тебя, запойного, сразу взяли в банк. Надо же было место освободить. Пришлось устроить аварию со смертельным исходом тому, кто до тебя работал.
      Потом ты увидел Гошин счет, позавидовал, пожелал денег. Банальное желание. Захотелось денег, как обезьяне - банан. - Нечаев хохотнул собственному каламбуру. - Причем, ты сам не знал, зачем тебе деньги. Но ты их получил. Столько, сколько захотел. За это твой папаша отправился на тот свет.
      Дальше девушка Алла. Целку тебе захотелось ...
      - Хватит! - прервал его Женя. - А за что урка сегодня заплатил в ресторане? Какое у меня было желание? Ну?
      - Так тут вообще все просто, - объяснил Валера ласково. - Ты хотел его смерти? Хотел. Прямо об этом сказал. Вот и получил. Никакой дополнительной платы за это не требуется. Как с лебедем. Швырнул камнем и попал. Алла, кстати, и сейчас была бы жива, если бы ты так не желал успеть на самолеты в Москве и в Париже.
      - Ты слишком много обо мне знаешь, - сказал Женя, глядя на Нечаева воспаленными глазами. - Это странно. Даже для кэгэбиста много. Но все подстроено. Я сам по пьянке проболтался.
      - Считай, как хочешь. Но ты зашел слишком далеко.
      - Никуда я не зашел, - огрызнулся Женя. - Что я особенный, что ли, чтобы мне какие-то договора подписывать? Фауст! - он криво усмехнулся. - Я самый обычный человек. Все это выдумки!
      - А ты помнишь цветок на стене? Тот, что рос на твоих глазах? Можешь называть это как угодно. Delirium tremens, например. Но человеку простой ясной жизни, занятому активной практической деятельностью, карьеризмом, - Валера коротко засмеялся, - никто никогда не явится и никаких контрактов подписывать не поднесет. Для этого нужно оказаться в состоянии отчаяния, заглянуть в бездну, вот как вы сегодня с Марианной заглянули. - Он снова хохотнул, довольный шуткой. - Еще нужен досуг, способность к абстрактным размышлениям. Медикаментозное влияние - Валера щелкнул себя по шее, - тоже способствует, но необязательно.
      - Так что, даже праведнику могут явиться? - спросил Женя.
      - Праведникам являются ангелы, - веско заметил Валера. - О злодеях прирожденных, так сказать, тоже беспокоиться не приходиться. Они и так делают, что положено. А вот люди колеблющиеся, сомневающиеся представляют основной интерес. Живущих по так называемой совести, праведников, как ты выразился, во все времена было мало, а сейчас остается все меньше и меньше. Катастрофы XX века слишком многих из них досрочно отправили на тот свет. - Нечаев ткнул пальцем в потолок. - Примером своей жизни они не успели и не смогли воздействовать на податливое большинство. И даже, наоборот, показали, что живя праведной жизнью, погибнешь первым. Хоть на войне, хоть в лагере, хоть просто в обществе. Зато злодеи расцвели. Но заметь: среди таких, как ты, среди подписавшихся, мало кому удается воспользоваться контрактом.
      - Да! - крикнул Женя. - Я давно это понял! Раскольников, Смердяков, Иван Карамазов! Они сделали только первый шаг, испугались и - назад. Возможности имели большие, но не сделали ничего.
      - Почти ничего, - поправил Нечаев с улыбкой. - Почти ничего, за что надо было расплачиваться чужим несчастьем. Ты о них говоришь, как о реальных людях. Но для примера они годятся. В отличие от них, ты уже понаделал достаточно.
      - А Булгаков? - исступленно перебил Женя. - Он-то жил на самом деле! Бунин, Краснов пишут о революции и не могут обойтись без упоминания бесовщины, не знающей жалости, милосердия. Вспоминают, как люди сатанели. И Булгаков сам насмотрелся дьявольщины в Киеве в 18-м и в 19-м году. Но спустя двадцать лет приводит Воланда в Москву, чтобы посмотреть на москвичей. А то он их не видал! Не он ли сам со свитой громил Россию? Только выглядела тогда их компания совсем не так симпатично, как Бегемот, и не так справедливо, как Азазелло...
      - С Булгаковым особый случай, - разъяснил Нечаев. - Он всю эту механику постиг умом, прошел по самому краю, но заглянуть туда, - Валера показал теперь в пол - ему было не позволено. Он сам просился. Написал пьесу для Сталина, а Сталин не дал ей ходу. Изобразил Воланда со свитой, но при жизни книгу не издали. А почему? Потому что он сам просился. Никто ему не являлся и чернильницу с кровью на пальце не открывал. Не был он, что называется, человеком зла. Вот ничего и не вышло.
      - Так и я не человек зла! - снова вскрикнул Женя.
      - Не ори, - сказал Валера насмешливо. - Ты, хоть и без удовольствия, но дел понаделал достаточно. И после первого шага не остановился. Как там Экзюпери сказал? 'Мы в ответе за всех, кого замочили'. Впрочем, это не Экзюпери, это из другого текста. - Валера недобро скривился.
      - А кто тогда настоящий пример? Великие люди? Так, что ли?
      - В общем, да. Кого бы взять? Ну, хоть Ленин - классический пример. Сифилитик. Сорока семи лет. Сидит за границей, ни партии, ни влияния. Взять топор или пистолет и убить сам боится, то есть не прирожденный злодей. Но тут явился ему контракт во время приступа. Подписался, и пошло дело!
      - Что же, из-за него целую страну разорили?
      - Причем здесь страна? С ней случилось то, что должно было случиться. Но возглавил-то кто? Кто не остановился перед любой платой? Вот, что значит сила подписи в подходящих руках!
      - А Сталин? - спросил Женя. - Он тоже подписался?
      - Сталин был грабитель, убийца, осведомитель и растлитель с ранней молодости. Ему ничего подписывать не требовалось. Он стоял на верном пути с самого начала.
      - Но я-то не такой. Я окрещусь, - тихо сказал Женя.
      - Ты не равняй себя с великими, - усмехнулся Валера. - Никуда ты уже не уйдешь! - повторил он. - По одной дороге не пойдешь сразу в две стороны. Жизнь прожить заново нельзя. Либо с Богом, либо ... Ты слишком много натворил: три косвенных смерти, одна прямая, по твоему желанию. Не говоря уже о мелочах. Так что не дури. Бери у этого, как его? Я никак не могу запомнить фамилию. Какая-то итальянская. Мартини или Кампари? Короче, у Александра Ивановича бери деньги назад и живи в свое удовольствие.
      - Значит, Ленин все-таки ..., - пробормотал Женя. - Нет! С дороги можно повернуть обратно!
      - Как знаешь, - сказал Нечаев неожиданно равнодушно. - Я заболтался с тобой. Пора. - Он встал с кресла и вышел из комнаты.
      
      Нечаев спустился вниз. Навстречу ему открылась входная дверь, и в подъезд вошла Марианна с сумочкой через плечо и с пластиковым пакетом из 'Седьмого континента'.
      
      - Ну, как он? - спросила она.
      - Плох, - ответил Валера деловито. - Я ему поддакивал и про Достоевского и про Булгакова, но все без толку.
      - Он любит о книжках чирикать! - ухмыльнувшись, подтвердила Марианна.
      - Про Ленина я удачно ввернул. Он поверил, но все-таки до конца не сломался. Особо с ним не возись. Увидишь, что уперся - кончай. А то денег не получим.
      
      Марианна кивнула и застучала каблучками вверх по ступеням.
      Женя открыл дверь на ее звонок. Он стоял на пороге, всклокоченный сильней, чем обычно, маленький, щуплый, тонкий и смотрел на Марианну сумасшедшими потерянными глазами. Она, не говоря ни слова, бросила пакет на пол, обняла его за шею и впилась в губы своим особенным, лишавшим его воли поцелуем.
      
      - Ну, ты мужчина! - выдохнула она, наконец отстранившись. Он такой здоровенный! Одним ударом бы тебя убрал, а ты ничего, улыбаешься. Еще послал его на три буквы. Вот это я понимаю!
      - Откуда ты знала, что я дома? - спросил Женя.
      - Так мне Валерка позвонил, сказал, что вытащит тебя, - объяснила она.
      - Он что, на самом деле твой брат?
      - Ну да, - ответила она. - Только мамы у нас разные. Давай скорей коньяка накатим, расслабимся. Я до сих пор вся трясусь.
      - Я не буду, - покачал головой Женя.
      - Давай, давай! - повторила она, проходя в комнату и вытаскивая из пакета литровую бутылку 'мартеля'.
      
      Женя молча достал из шкафа рюмку, поставил на столик и налил в нее коньяку.
      
      - А ты? - спросила она. - За мой день рожденья?
      - Мы уже в ресторане за тебя выпили, - ответил Женя.
      - Какой же ты! - вскрикнула она, стукнув его черным кулачком по плечу. - Тогда за тебя! Ты тоже сегодня как второй раз родился. Он бы тебя убил, если б не поскользнулся. Постой, покажи! Что это у тебя? - Она схватила его правую руку, на кисти которой возле большого пальца рдела свежая глубокая царапина.
      - Это он за меня удержаться хотел, - объяснил Женя скорбно и сел в угол дивана.
      
      Марианна сделала большой глоток, примостилась рядом и припала к его губам. И он почувствовал сквозь ее влажную ласку обжигающий аромат 'мартеля'.
      
      - Я все равно с тобой пью, - сказал он вскоре глухим голосом, поднялся и достал вторую рюмку. - Давай выпьем за спасение; за то, что никогда не поздно повернуть.
      
      Марианна молча чокнулась с ним, чуть пригубив, и проследила, как его рюмка опустела.
      ----------
      
      Была уже глубокая ночь, когда в третий раз бешеные завывания Марианны, сидевшей на Жене, наконец, стихли. Она, тяжело дыша, опустила на грудь запрокинутую в акте голову и сползла на кровать. Женя, нежно провел рукой по ее плоскому коричневому животу и почти сразу заснул, откинувшись на подушку.
      Марианна минуть пять полежала тихо, потом бесшумно соскользнула с кровати, отодвинув стоявшую на полу почти пустую коньячную бутылку. Легко ступая светлыми подошвами по паркету, она вышла на кухню, прихватив свою сумочку. Зажгла свет, достала одноразовый шприц и маленькую коробочку с ампулами. Отломила у одной кончик, и набрала в шприц прозрачную жидкость. Убрала пустую ампулу и стеклянный обломок обратно в коробочку. Потом так же тихо прокралась в комнату.
      Женя спал в кровавом свете ночника. Правая рука его лежала поверх простыни, и царапина была хорошо видна. Марианна осторожно села на кровать и левой рукой крепко прижала к постели его правое запястье. Женя неровно дышал в мертвом пьяном сне. Она осторожно нацелилась, подведя иглу шприца к его руке, потом резко вонзила острие в середину царапины. Женя повернул голову, скривившись, и потянул руку на себя, но Марианна навалилась всем своим гибким сильным телом на его предплечье и нажала большим пальцем белую головку поршня. Потом быстро выхватила шприц, спрятала его за спину и отстранилась, глядя Жене в лицо. Он высвободил правую руку, поскреб царапину и на секунду открыл глаза. Улыбнулся. 'Киса моя, - пробормотал он невнятно. - Жизнь моя!' Перевернулся на правый бок и снова заснул. Марианна посидела с минуту неподвижно, встала, оглядела кровать, пол вокруг, и удовлетворенно чуть слышно процедила сквозь зубы: 'Не проснулся!' Вышла в соседнюю комнату и, натягивая легкие белые кружевные трусики, сказала, ухмыльнувшись сама себе в большое зеркало: 'Хо-хо! И не проснется!'
      
      ----------
      
      Нечаев остановил черный 'мерседес' на красный свет светофора и нажал кнопку на телефоне. 'Здорово, - сказал он в трубку. - Скучаешь? Как раз работенка есть. Бери билеты в Сан-Франциско. Хоть на завтра. Бизнес класс. И сразу мне перезвони. Спешка? Спешки нет, но тянуть нельзя. Пузырь лопнул. Окончательно. Надо забирать бабки. Да! И машину в прокат закажи. Получше. На неделю. Думаю, управимся. Все, звони'.
      ----------
      
      Черный 'линкольн', плавно покачиваясь, заехал на обширную стоянку между высокими офисными корпусами, сверкающими голубоватым зеркальным стеклом, и встал на одно из немногих свободных мест недалеко от выезда. Марианна сквозь черные очки поглядела на себя в зеркало, вделанное в солнцезащитный щиток, слегка взбила черные жесткие волосы и сказала:
      
      - Люблю с тобой ездить. Не то, что с клиентами. Вечно что-нибудь не так. То машина старая, дребезжит, стекла не закрываются, печка не работает, бррр... А то вообще в метро или в автобусе. Все ноги оттопчут. И погода здесь - прямо лето. Получше, чем в Москве.
      - Тропики, - отозвался Валера. - Он выйдет вон из той двери. Лучше, чтобы он пока нас вместе не видел, так что вперед.
      
      Она, неторопливо ступая на высоких тонких каблуках, пересекла стоянку и направилась к подъезду правого здания. Дверь открылась, и навстречу ей вышел Александр Иванович. За прошедшие три года он еще больше поседел, а в остальном почти не изменился. Она улыбнулась ему сдержанно и печально.
      
      - Вы меня помните? - спросила она.
      - Кто вас видел хотя бы раз, никогда не забудет, - ответил Александр Иванович галантно. - Как поживает Евгений?
      
      Лицо Марианны мгновенно исказилось. Она достала маленький платочек и приложила поочередно к большим зеленым глазам.
      - Я из-за этого и приехала, - ответила она, всхлипнув. - Женя умер.
      - Как умер? Из-за чего? - удивился Александр Иванович.
      - Мы так и будем здесь стоять? - спросила она с укоризной.
      - Простите. Поедем в кафе.
      
      Они зашли в заведение с зеленой круглой вывеской над дверью, по которой шли белые буквы: 'Starbucks coffee'. Марианна села за столик и достала сигареты, но Александр Иванович покачал головой.
      
      - Здесь нельзя курить, - сказал он.
      - Вы тут, в Америке, совсем с ума посходили! - ответила она сердито.
      - Расскажите, что случилось с Бахметевым, - мягко попросил он. - Он тогда, в 98 году, уехал на Маркизовы острова и пропал. Я пробовал его найти, но он не отвечал по электронной почте, а телефон я не знал.
      - Никуда он не ездил, ни на какие острова, - сказала Марианна. - Он вернулся в Москву и запил. Я уговаривала его лечиться. Он все обещал, обещал, а потом ... - Она махнула рукой, всхлипнула и отвернулась, стараясь удержать слезы.
      
      Александр Иванович положил руку на ее темную изящную ладонь.
      
       - Вы не знаете Олега Пьянова? - спросил он. - Он работал вместе с Евгением. Я с ним тоже потерял связь.
      - Нет, ответила Марианна, успокаиваясь. - Никогда не слышала про такого. Женя умер ночью от сердечного приступа. Кажется, он начал принимать какие-то лекарства от алкоголя, но потом опять выпил. А ему нельзя было. У него никого не осталось. Мама давно умерла, отец - тоже. С женой развелся, детей не было. Он перед смертью просил меня забрать у вас его деньги. Я еще посмеялась тогда: сам заберешь. А вышло, как он сказал.
      
      Александр Иванович пристально посмотрел в ее продолговатые зеленые глаза. Она не отводила скорбного искреннего взгляда. Но что-то мелькнуло в нем такое, что Александр Иванович отвернулся к окну и отхлебнул кофе, стараясь скрыть смущение.
      Марианна не спускала с него глаз. Она открыла черную кожаную сумочку и достала сложенный вчетверо листок.
      
      - Я вижу, вы мне не верите, - сказала она устало и печально. - Вот копия свидетельства о смерти.
      
       Она развернула листок и положила его на стол. Александр Иванович посмотрел на блеклую 'слепую' бумагу с черными тенями по углам. Во время копирования порошок в ксероксе, очевидно, кончался. Фамилия, имя и отчество читались довольно ясно, от печати осталась только темная дуга, слова 'месяца мая' еще можно было разобрать, а год не получился совсем. Александр Иванович снял очки и близко поднес бумагу к глазам.
      
      - Это его сводная сестра копировала, - объяснила Марианна. - Где-нибудь на работе, наверное.
      - А Евгений ничего не говорил насчет нее? - спросил Александр Иванович, взглянув на Марианну.
      - Он же не завещание писал, - сказала она. - Сказал как-то, что если вернет деньги, то отдаст ей третью часть.
      
      Александр Иванович кивнул.
      
      - Меня он просил перевести деньги в благотворительный фонд, если не вернется, - сказал он.
      - Он и мне так сначала говорил. А потом мы собирались жениться, и он со мной советовался, куда поедем после свадьбы, что купим ... - Она не договорив, заплакала.
      
      Александр Иванович снова погладил ее по руке и сказал:
      
      - Я недавно переложил деньги на другой счет. Сейчас их много больше, чем мне переслал Бахметев в 98 году. Но банк наложит штраф, если снять деньги раньше определенного срока. Я должен узнать, о какой точно сумме идет речь. Сегодня у нас вторник. Позвоните мне в четверг утром. Я думаю, что смогу ответить вам более конкретно. А сейчас куда вас подвезти?
      - Отвезите меня на автобусную остановку, - скромно попросила Марианна.
      
      ----------
      
      Когда серебристый 'passat' Александра Ивановича затерялся среди машин на улице El Camino Real, со стоянки возле небольшого магазина выехал черный 'линкольн' и остановился рядом с мулаткой. Она открыла дверь, села рядом с Нечаевым и с удовольствием закурила.
      
      - Ну что? - спросил он. - Не отдает?
      - Не то, чтобы совсем не отдает, - ответила она, выпуская дым, - но что-то заподозрил, сучара. Я всплакнула, как полагается, и свидетельство показала, и про свадьбу намекнула, но он темнить стал. Дескать, обещался перевести в какой-то фонд, да сумма не та.
      - Отдаст! - уверенно сказал Валера, недобро усмехнувшись. - Главное, чтобы возни было поменьше.
      
      ----------
      
      Александр Иванович зашел в просторную гостиную, где в кресле сидела перед телевизором его жена.
      - Не нравиться мне эта встреча, - сказал он. - Сумма большая. Просто так отдать постороннему человеку ... А потом сестра объявится или еще кто-нибудь.
      - Я говорила, не связывайся, - ответила жена. - Еще, не дай Бог, IRS начнет проверять. Объясняй им тогда, откуда деньги взялись, и что ты на себя ни цента не потратил.
      - Что теперь говорить, - ответил Александр Иванович. - Я помогал своему другу. Кто же знал, что так получиться. Возьму копию свидетельства о смерти, а деньги перешлю в Фонд помощи русским детям по устному распоряжению Бахметева. А что это ты смотришь?
      
      Но фильм в это время прервала реклама ращения волос. На широкую плешь мужчины на экране стаей слетались искусственные волосы и, словно пиявки, впивались в кожу.
      
      - Черт знает, что! - сказал Александр Иванович. - Лыс, как бильярдный шар, глух, как пень, нищ, как церковная крыса.
      
      Он минут пять посмотрел боевик с Де Ниро и Ал Пачино в ролях гангстера и полицейского, одинаково преданных своему делу, и задремал в кресле. Жена, не дождавшись конца фильма, ушла в спальню. Примерно через час Александр Иванович проснулся, нашарил очки рядом на полке, нацепил их и взглянул на экран. Там теперь рекламировали средство для удаления волос. Специальный пластырь прикладывали к лицу мужчины, к ногам женщины, и удаляли его вместе с волосами. 'Черт знает, что! - снова сказал Александр Иванович. - Бесовщина!'
      
      ----------
      
      Александр Иванович зашел в то же самое старбаксовское кафе, в котором разговаривал с Марианной два дня назад. Он взял кофе, помешивал фанерной палочкой в стакане и поглядывал в окно. Ровно в полдень дверь отварилась и в заведение вошла Марианна, а с ней красавец-брюнет, стройный и отлично сложенный.
      
      - Это мой брат Валера, - сказала Марианна, не поздоровавшись.
      - Нечаев, - представился красавец, но руки не подал, и сел за стол напротив Александра Ивановича.
      
      Тот нахмурился, но назвался Александром и пытливо посмотрел в темно-синие глаза брюнета. Нечаев чуть усмехнулся и как будто едва заметно подмигнул.
      
      - Так какой суммой вы располагаете? - спросил он развязно.
      
      И Александр Иванович, совершенно не собираясь этого делать, тем не менее, стал рассказывать, что вкладывал деньги в различные быстро растущие акции до самого конца 2000 года.
      
      - А потом агент по недвижимости посоветовал продать рискованный stock, потому что, как он сказал, кто бы ни стал президентом, после выборов будет скачок на рынке. И я продал все, а деньги положил в обычный банк на CD, по-русски, срочный вклад. Если их сейчас снять, то пропадут проценты. И общая сумма составит 272564 доллара и 23 цента, - закончил он, заглянув в записную книжку.
      - Да, да! И двадцать три цента, - почему-то обрадовался центам Нечаев. Он насмешливо посмотрел на Александра Ивановича и спросил: - Значит, вы узнали, когда пузырь лопнет, так?
      
      Александр Иванович смутился, отвел глаза от гладко выбритого лица Нечаева, и сдавленно согласился:
      
      - Так.
      - Отлично! - воскликнул Валера. - И когда эту сумму можно будет получить?
      
      Тут Александр Иванович встряхнулся, посмотрел строго и ответил:
      
      - А почему, собственно, вы считаете, что я должен отдать эту сумму вам? Я вас вижу впервые и совершенно не знаю. - Он оглянулся на Марианну, молчавшую с отсутствующим видом, но Нечаев его прервал.
      - Эти деньги награбил папаша Бахметева, - резко сказал он. - Служа в мэрии, он брал взятки за московскую прописку, за удостоверение беженца, еще много, за что. Следовательно, деньги эти должны принадлежать гражданам России, а значит и мне. Нам с Марианной, - поправился он.
      - Позвольте, - слегка повысил голос и Александр Иванович. - В таком случае любой может приехать из России и требовать от меня эти деньги. Но я имею устное распоряжение Бахметева в случае его необращения за деньгами перечислить всю сумму в благотворительный фонд ... - но Нечаев снова не дал ему договорить.
      - Я не любой, - сказал он. - Я первый потребовавший у вас эти деньги. К тому же у меня есть некий документ, на который вам, наверное, любопытно будет взглянуть.
      
      Он достал из бумажника маленький листок с зубчиками по одному краю и положил его на стол перед Александром Ивановичем. На листке сверху синим цветом размашисто через два дефиса были записаны семь цифр. Ниже бисерным нечеловечески мелким и аккуратным почерком черной тушью было выведено: 'Предъявитель сего, Нечаев В.А., является моим доверенным лицом и имеет право на получение всех принадлежащих мне денежных вкладов, сделанных в любой стране'. Под этим текстом стояла бурая подпись, в которой первые несколько букв можно было прочесть, как 'ЕБахм'.
      Александр Иванович вздрогнул, взглянув на листок, но внимательно прочел текст и спросил неуверенно:
      
      - А если он вернется? Или приедет его сестра?
      - Он не вернется, - сказала Марианна неожиданно низким, но четким голосом. - Вам было предъявлено свидетельство о его смерти. А сестре покажете нашу расписку: Деньги выданы по распоряжению покойного.
      - Покойный не может делать распоряжений, - машинально поправил ее Александр Иванович.
      - Как знать, - ответил Нечаев. - Так что? Когда можно будет получить двести семьдесят две тысячи пятьсот шестьдесят четыре доллара?
      - И двадцать три цента, - добавила Марианна.
      - Да, и 23 цента, - подтвердил Нечаев.
      
      Александр Иванович беспомощно оглянулся по сторонам. Но в кафе, кроме них, не было ни души. Даже женщина, торговавшая за стойкой, куда-то ушла.
      
      - Мне надо подумать, - сказал он угрюмо.
      - Подумать? Что ж, подумайте, - согласился Нечаев. - Кстати и вспомните кое-что. Например, Пахилко. Помните, что с ним произошло? - Александр Иванович быстро взглянул на него и отвел глаза, ничего не отвечая. - В жизни всякое может случиться, - продолжал Нечаев менторским тоном. - Долги, крушение надежд, общая неуравновешенность. Суицид - вещь довольно распространенная. Но как насчет того, чтобы бить спящих жену и сына молотком по голове? А сам он как кончил? Вы знаете?
      - Он зарезался, - тихо сказал Александр Иванович.
      - Вы когда-нибудь пробовали зарезаться охотничьим ножом? - вкрадчиво спросил Нечаев.
      
      Александр Иванович сидел бледный. Лоб его покрылся капельками пота.
      
      - Так когда можно будет получить? - снова спросил Нечаев.
      
      Александр Иванович, помедлив, ответил:
      
      - Сумма значительная. Не раньше понедельника.
      - Хорошо, - согласился Нечаев. - В понедельник здесь же, только не в кафе, а на стоянке, ровно в полдень.
      
      Они все трое поднялись из-за стола.
      
      - Так говорите, все хотят знать, когда пузырь лопнет? - спросил Нечаев, открыв дверь и пропуская вперед Марианну и Александра Ивановича. - Бахметев, например, знал, но пользы для себя извлечь не сумел. Вы знали. Даже увеличили капитал, но деньги-то передаете нам. Так, может быть, дело не в этом? - Он засмеялся. - Пока! До понедельника. И не делайте глупостей. Помните о Пахилко.
      
      ----------
      
      Серебристый 'passat' выехал со стоянки и скрылся за деревьями. Валера защелкнул замки 'дипломата' и положил его на заднее сиденье.
      
      - Как бы он не стукнул, - озабоченно сказала Марианна.
      - Раз деньги привез, не стукнет, - ответил Валера, заводя мотор. - Да и не успеет. Мы через три часа будем в Вегасе.
      - Вегас! У-у! - взвыла Марианна, и глаза ее вспыхнули зеленым огнем.
      - Найдешь себе там бычка с большой способностью, - сказал Валера насмешливо.
      - Конечно! Я уже сколько времени пощусь! - ответила она.
      - Скука! - зевнул он. - Надо кого-нибудь убить. Или взорвать что-нибудь.
      - Когда вы в Москве дом взорвали, надолго тебе хватило?
      - Ну что - дом? Ерунда, - Валера небрежно махнул рукой, выруливая на скоростную дорогу. - Хватило, чтобы поболтали пару дней в новостях.
      - А тебе Савинков покоя не дает! - засмеялась она.
      - Савинков - пижон! Обязательно надо было убить Плеве или великого князя. Каляев детей пожалел! Не стал первый раз бросать бомбу. Болван! Детей-то убить - самое удовольствие. Рванули бы поезд. Вот и результат. Чем больше покойников, тем лучше. То ли дело 11 сентября! - Глаза его загорелись. - Пентагон, две башни в Нью-Йорке сдулись! Вот это пузырь, так пузырь! И лопнул красиво, и stock добил окончательно. Но всему свое время. Скоро поедем туда, где новый пузырь зреет. Будет много клиентов, много работы. Всем будет много работы.
      
      - Это куда же? - спросила Марианна.
      
      Нечаев строго взглянул на нее.
      
      - Что за вопросы? Узнаешь в свое время.
      
      Декабрь 2004.
      
      /-\/
  • Комментарии: 34, последний от 03/11/2011.
  • © Copyright Ayv (ayv_writeme@yahoo.com)
  • Обновлено: 11/11/2005. 96k. Статистика.
  • Повесть: США
    • Оценка: 6.38*12  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка