Мои знакомые американцы, никогда не жившие в России, при упоминании в разговоре слова "дача" всегда, задают один и тот же вопрос: что это такое? Я пытаюсь как можно понятнее объяснить им значение этого слова, но им очень трудно понять, что оно означает для человека, живущего, а в моем случае долго жившего, в большом российском городе, который называется Москва. Для меня дача - это не просто дом и участок при нем в пригороде города, а целый отдельно существующий мир, который занимает в моей душе особое только ему принадлежащее место. Этот мир включает в себя и лес, и поле, и проселочные, в дождь трудно проходимые дороги, и чистый лесной и полевой воздух, и плеск воды в лесной реке, и грозу с громом и сильным ветром, когда кажется, что деревья раскачиваются с такой силой и так низко наклоняются, что вот-вот упадут на твой дом. Это и соседи по даче, и дачная компания, которая была в детстве и в юности с игрой в волейбол на спортивной площадке в зеленой зоне, и конечно же, с обязательными вечерними танцами на пустой даче под патефон. Это и наши первые влюбленности и переживания, а то и настоящая любовь, которую некоторые из нас, мальчишек и девчонок из нашей дачной компании, пронесут затем через всю свою жизнь.
Впервые меня семилетнего мальчика привезли на дачу летом 1940 года. Я, проживший уже все свои семь лет в Москве, не один раз ездил на московском метро и был уверен, что если я выкопаю у нас на даче большой вертикально идущий тоннель, то обязательно свяжу нашу дачу с московским метрополитеном. И я, впервые приехав на дачу, в углу участка около старого, заброшенного колодца стал методично ежедневно копать эту яму. Но к моему огорчению, так до тоннеля метрополитена не докопался. На следующее лето мы успели прожить на даче всего две недели, когда в воскресенье 22 июня 1941 года началась война. Наши родители уехали тут же в Москву и на даче остались только дети и их бабушки и дедушки. И мы вместе с нашими соседями начали рыть траншею, в которую мы должны были прятаться, когда вражеские самолеты прилетят нас бомбить. Почему-то мы были уверены, что немецкие самолеты обязательно прилетят нас бомбить. До настоящего времени на дачной земле остался рубец от этой военной траншеи. Уже через месяц дачи опустели. Многие взрослые ушли на фронт, другие работали в военных организациях и на оборонных предприятиях, а большинство дачных детей и их бабушек и дедушек были отправлены в эвакуацию, подальше от войны. Дача опустела.
Начиная с лета 1943 года, когда военные действия на фронте позволили отогнать немцев от Москвы и настроение в стране повернулось на победу, в нашем дачном поселке снова стали появляться люди. С каждым годом количество дачников увеличивалось. Пришли фронтовики, начался ремонт, а в некоторых близлежащих от нашей дачи местах началось и новое строительство. Рядом с нашим дачным поселком воздвигался новый так называемый "генеральский поселок". Строили его пленные немцы. Они стали часто появляться и у нас. Предлагали что-нибудь починить или построить, предлагали в обмен на хлеб или какую-нибудь другую еду разные самоделки или дешевые колечки. Это были в основном молодые ребята и им хотелось кушать. Вели они себя всегда очень вежливо и приветливо. Похоже, что они очень дорожили этой сравнительно свободной жизнью вне лагеря летом за городом на строительстве "генеральского поселка".
Мы, дачные дети, подрастали, зимой учились в московских школах и к концу учебного года мечтали о поездке на дачу. Выезд на дачу происходил, как правило, в июне, и мы, только приехав, тут же бежали смотреть, кто из нашей дачной компании уже здесь. Через несколько дней компания была уже в полном сборе и начиналась наша обычная и такая необыкновенная летняя дачная жизнь с посиделками на необитых штакетником заборах, ловлей бабочек и стрекоз для гербария, походами на речку, хождением в лес за земляникой, игрой в волейбол, катанием на велосипедах и обязательными вечерними встречами с танцами под патефон. В нашем дачном детстве мы весь день в хорошую или плохую погоду ходили босиком. Какой приятной ощущалась земля под нашими босыми ногами. Лужи казались всегда теплыми, грунт в луже был мягким и нежным и ласкал твои босые ноги. Только вечером после ужина перед тем, как идти танцевать или просто гулять по поселку, мы мыли ноги и одевали какую-то обувь. С водой в то время на нашей даче были проблемы. Всего один колодец и тот достаточно далеко. Воду всегда экономили, поэтому обычно прямо на улице ставился таз с теплой ( а чаще холодной) водой, в котором мы, дети, по очереди мыли ноги. Купаться мы ходили на речку Клязьма. Когда-то, еще до войны, там была плотина, Для того, чтобы попасть на пляж, надо было перейти на другой берег Клязьмы по длинному-длинному деревянному мосту. Как правило это кончалось тем, что кто-нибудь обязательно засаживал занозу в свою голую ступню и, возвращаясь домой, со страхом думал о предстоящей страшной процедуре вынимания этой занозы с помощью швейной иголки, предварительно обожженной на огне спички.
Шли годы. Мы взрослели. Закончили школы, Поступили в институты. Стали меньше бывать на даче. В свободное время старались ходить с друзьями в походы, а летом правдами и неправдами "дикарями" отправлялись на юг к морю. Но вот и этот период пролетел. Обзавелись семьями. Появились дети. И снова нас потянуло на дачу. На даче прошло детство наших детей. И они, как и мы, радовались голубому небу, яркому солнцу, грибным дождям, прохладной реке и тенистой прохладе леса. И они, как и мы, ходили за земляникой и грибами и наслаждались прелестью природы Подмосковья. А как все мы радовались, когда вдруг находили птичье гнездо с птенчиками прямо над дверью сарая или видели рыженькую белочку с пушистым хвостом, которая прыгала с ветки на ветку прямо рядом с дачей. А парочка дятлов в красных шапочках, которая облюбовала большую сосну пред террасой! Мы каждый год с тревогой ожидали их возвращения из теплых краев. Вдруг не прилетят к нам? Но они возвращались из года в год много-много лет подряд. А может быть, это были уже их дети?
Радостно было, когда в выходные дни на даче собиралась вся семья. Накрывался на террасе стол, ставили настоящий самовар, который растапливался настоящими сосновыми шишками. За столом собиралось старшее, среднее и младшее поколение семьи. Пили, ели, разговаривали. Приезжали гости и к нам, и к нашим родителям, а потом и к нашим детям. Дача объединяла и сближала всех. Но вот наступала осень. Все уезжали с дачи. Но каждый раз, когда наступали погожие осенние дни, мы старались на выходные опять поехать на дачу, побыть на природе, зарядиться свежестью осеннего леса, насладиться красотой пожелтевших деревьев, надышаться чистым лесным воздухом.
Дети выросли. Появились внуки. И дача стала для них тоже родным и любимым местом. И все повторялось и у внуков. И купание в реке, и сбор земляники, и все, все чему радовались мы, живя летом на даче.
А мы, став бабушками и дедушками, еще больше полюбили дачу и старались бывать там чаще не только летом, но и весной, и осенью. Нам нравилось приехать на дачу не только в хорошую погоду, но даже и в хмурый весенний или осенний день утром в субботу, поработать на участке, пообедать на свежем воздухе и поужинать внутри дачи, предварительно хорошо протопив печку.
И вот наступил тот самый страшный для нас и нашей дачи 1996 год. Все лето мы жили на даче. К этому времени перед нами встал вопрос отъезда на постоянное жительство в США. Одной из главных причин, по которой мы никак не могли решиться на отъезд, была дача. Но вот в один погожий осенний день 1996 года нам позвонили соседи по даче и сообщили , что какие-то подонки подожгли нашу дачу, кинув в окно второго этажа бутылку с зажигательной смесью. Дача сгорела полностью за каких-то 20 минут. Кто это сделал? Почему? У какого злого и бессердечного человека поднялась рука на это, мы так и не узнали. Но вопрос об отъезде был решен нами окончательно и бесповоротно в этот же вечер.