|
|
Вот поравнялись. Врезавшись в цепь наступающих врагов Яша ударил оказавшегося рядом фашиста в бочину, провернул трёхгранник, мгновенно выдернул его вместе с куском окровавленного мяса и тут же изо всей силы пырнул набегающую на него новую цель... -Русские не сдаются! - бешенно орал он в жарком упоении боя. -На, сволочь, получай! |
СДАВАЙСЯ, РУС!
ПОСВЯЩАЕТСЯ ВОИНАМ ВЕЛИКОЙ
ОТЕЧЕСТВЕННОЙ И ВОЕННЫМ ПИСАТЕЛЯМ
Девятого мая, в один из недавних Дней Победы, около двух часов пополудни, в самое пекло, долговязый и жилистый семидесятидвухлетний старик Яша Виноградарь из Минска присел передохнуть на одну из обшарпанных скамеек сбоку-припёку тельавивской Центральной автобусной станции. По-местному "Таханат-мерказит". И рядом - многоголосый "шук". Рынок, то есть. Почти как от слова "шум".
Старик был в чёрном кителе, при полном военном параде и слегка выпивши. Слегка. Все "русские" ветераны в этот день выпили. После торжественной части. Вскладчину. Украдкой от новых "командиров" впервые образованного в этой стране Совета ветеранов - участников ВОВ. По мерке: по чарке, по "сотке", по стопке, по... "нашей, фронтовой"! После чего, почти не закусывая, все отправилсь по домам.
Как человеку особой судьбы, Якову "посчастливилось": он поучаствовал сразу в трёх локальных схватках Второй мировой и выжил. В девятнадцать лет он служил батальонным разведчиком на финской и в белом маскхалате скользя на лыжах через Финский залив подобно ножевой позёмке таскал по льду "языков", огибая непрошибаемую артиллерией и танками линию Манергейма.
"Я был батальонный разведчик,
А ён - писаришка штабной.
Я был за Отчизну ответчик,
А ён спал с моёю женой..."
В смертельной схватке с немецко-фашистскими оккупантами Яков предстаёт перед заинтересованным читателем как командир отделения "сорокопяток". Ночью, при плохой видимости, украдкой, замаскировавшись под цвет окуржающего дерьма, вручную выкатываешь эти лёкие пушчонки перед линией своих пехотных окопов и замираешь. А когда нахрапистые фашисты на танках, не встречая сопротивления, наперегонки, нагло прут на наши позиции - тут их! - бронебойными и осколочными. Не успел перезарядить свою пушчонку или промазал и... Неоднажды артиллерия оставалась без стрелкового прикрытия, и Яша Виноградарь, собрав горстки своих пушкарей, остервенело бросался на фашистов в штыковые контратаки, спасая людей, защищая от врагов боевую технику и свои "сорокапятки". Это действовало. Русский штык - грозное и последнее перед смертью оружие в обороне и в атаке. "Прощай, Родина!" - так прозывались и Яшины "сорокопятки".
Командир батальона и друг Яши Володя Попов, ставший под конец войны подполковником, был грамотным и находчивым воином. Он подметил: в горячих делах его долговязый дружок не свирепел безрассудно, наливаясь кровью, как древние викинги, а бледнел, как Александр Македонский. И, как древние евреи в бою, расправлялся с противником хладнокровно и расчетливо. Володя назначил Яшу командиром батареи и не ошибся. Команды от Яшки-артиллериста исходили толковые, точные. Как в характеристике выбраных целей поражения, определении дальности расстояния, так и в выборе снарядов. Где бронебойными, где осколочными, где фугасами, а где шрапнелью. Это знать надо.
На третьей своей войне Яков побывал в Северной Корее. Всё в том же качестве артиллериста. Только по гаубицам. Лепестки нежных роз, чайные домики, похожие на женские бонбоньерки для шляп, сладковатый запах горького миндаля... Стрелять, правда, не пришлось, но на парадном иссиня-чёрном ветеранском кителе Виноградова вместе с гордой солдатской медалью "За Отвагу", двумя орденами "Отечественной войны" и орденом "Боевого Красного Знамени" красовались также медали "За взятие Кенингсберга", за освобождение Монголии и за "трах-бурум-турурум" Кореи. Там, в Корее, Яков и звание полковника получил. А дружок его Володя Попов так и остался подполковником. Его просто-напросто отставили. Он там с радисткой, с любовницей генерала спутался. Володю с радисткой так вместе в один день и демобилизовали....
Квартира Якова в Тель-Авиве - "схар-дира" - располагалась в высотном доме неподалёку. Но притомившись, да и спешить было некуда, старик присел на скамейку. Стянув на время с угловатого лысого черепа головы тяжелую офицерскую фурагу, старик ловко пристроился на скамейке так, что крохотный абажурчик тени от жидкой кроны какого-то неизвестного ему юного деревца-былинки, вкопанного позади него в квадратик земли на обочине асфальта, защищал сидящего от прямых лучей жалящего солнца и одновременно как бы увенчивал.
Привычка постоянно уклоняться от прямого воздействия обжигающего местного светила появилась у Виноградаря два года тому назад, сразу после первого солнечного удара на "доисторической родине". Бывший воин и по городским улицам передвигался лишь по теневой стороне или от тени к тени и плавно, без резкостей, чтобы не вспотеть. И вообще, тут, в данной жаркой местности, ему очень пригодились его солдатские навыки.
Иврит на старости лет давался ему туго. То есть, совсем никак. Ни читать, ни писать. От неординарности иврита прочитывать буквы и писать их в зеркальном отражении справа-налево было так тяжело, что голова раскалывалась. Словом, будучи когда-то очень грамотным человеком, закончившим инженерный вуз после войны, здесь Виноградарь превратился в полного неуча.
Как приземлились в аэропорту Бен-Гуриона у него с языком произошла большая история. Его фамилию "Виноградарь!" по-русски выкрикнули по громкоговорящей системе на весь аэропорт и пригласили в кабинет. Аэропорт, как по чьему-то магическому мановению на мгновение замер, а захваченный врасплох заслуженный старик восхищённо подумал:
-Ну, здесь у них уважают возраст! Персонально приглашают, сочувствуют. На каком же языке я с ними объясняться буду?!
-С какой целью вы прибыли в нашу страну? - на привычном русском задал ему вопрос какой-то квёлый мужичок средних лет в чёрном штатском и в тяжёлых роговых очках с тонированными стёклами.
-На воссоединение с семьёй. Жена, правда, умера лет пятнадцать тому назад. Но дети уже давно здесь живут. Лет десять как все сюда перебрались. Вот, встречают,.. с цветами...
-Какими иностранными языками вы владеете?
-Немецким.
-Например?
-Хенде хох!
- А ещё?
-Гитлер капут!
-Полагаю, - сухо заметил мужичок, - вряд ли это знание пригодится вам на нашей родине.
После некоторой паузы он продолжил:
-Вы работали на секретном оборонном заводе. Можете рассказать или сообщить что-нибудь о характере продукции этого предприятия.
-Ничего особенного, это общеизвестно, оптические системы управления артиллерийского огня. Да ещё очки. Такие, вот, приблизительно как у вас.
-А подробности?
-Какие подробности? В последние десять-пятнадцать лет перед пенсией я вообще работал в отделе кадров. Наша задача была оберегать секреты, а не разгадывать их и разглашать.
-А в каких отношениях находились вы с КэГеБэ?
-Да ни в каких, -вспыхнул Яков. -Никакой нужды в этом не возникало.
-Знакомы ли вы лично или можете сообщить нам фамилии тех, кто "стучал", кто был агентом КэГеБе? - снова спросил мужичок, склонившись над бумагой-вопросником и ставя там "галочки" золотым "Паркером".
-Знал бы - всё сказал! -рубанул сплеча ветеран. -Но я таковых не знаю и в окружении моём таких не водилось.
-Так ли уж?
-Да вы сами-то не из тех ли будете, молодой человек? Вы в каком звании?
-Это вас не касается. Вы еврей?
-Да.
-Тогда почему у вашей мамы Златы было такое нееврейское имя? И ваша фамилия...
-Моя мама была болгарской еврейкой. Злата Иосифовна. А что до фамилии, то вы должны понимать, что в России виноград никогда не произрастал и фамилия моя, что назвается, "вновь образованная".
-Но вы не обрезаны?
-Да. Но зачем весь этот балаган? Это как раз то, что, как я понимаю, вас не должно касаться. - взорвался старик и его тщательно скоблёная бритвой лошадинная нижняя челюсть резко дёрнулась, намертво сомкнувшись с верхней, характеризующейся изжелта серой кожей и впалыми щеками.
Старик явно нервничал; ему стало неприятно, когда он вдруг понял, что попал на свой первый в жизни настояший допрос. И что ни одному его ответу почему-то не доверяют.
-Неважно, если вы считаете себя евреем, подпишите вот это, -оставаясь совершенно невозмутимым, мужик в чёрном придвинул к старику какую-то бумагу, испещрённую загадочными печатными знаками-червяками.
-Что это?
-Бумага о сотрудничестве... Если вы, конечно, еврей.
-Ни о чём таком нам не говорили в Сохнуте. Я должен посоветоваться с родными, с зятем, наконец. Он здесь давно живёт...
-Ладно, идите, вы свободны. Кстати, вот вам моя визитная карточка. Если что,.. сами понимаете.- Как бы устало предложил следователь. -И пригласите, пожалуйста, следующего, кто там ещё за дверью.
-А вы меня не арестовывали! И визитка ваша мне совсем ни к чему. Я не хочу мараться обо всё это. Там не было и здесь не будет! И "следующего" сами себе приглашайте. Это ваша работа. А вы мне не начальник и не командир!
Впоследствии, за два года пребывания в стране так и не научившись читать даже вывески на магазинах, бывший воин разгадывал шараду местной жизни медленно и раздумчиво, как следопыт-разведчик, украдкой считывающий количество прошедшей вражеской техники по отпечаткам в осклизлой колее грунтовой дороги... Сначала, один за другим и в одно время прошли четыре танка, взрезая почву своими стальными траками; затем немцы протащили гаубицу; затем - три грузовика и походная кухня...
И Девятого мая в Тель-Авиве, отдыхая на скамейке, старик непроизвольно отмечал, как на той стороне улицы, то и дело раззёвывались двери какого-то учреждения с широкими комфортно затемнёнными от яркого солнца окнами под броской зелёной вывеской. "Это банк "Дисконт", - пришёл к выводу Яков. - "Апоалим" другой, он - лавановый".
За спиной бывалого воина в это время судорожно вибрировали глухие кирпичные стены какого-то промышленного здания, вовлечённые в содрогание шурующими там на полную катушку машинами и агрегатами. "Наверное, станки, - по шуму догадался Яков. - Токарно-револьверные".
А потом бывший разведчик и артиллерист сделал новое открытие. В разжиженном неимоверной жарой сером асфальте перед ним - бросилось в глаза - кое-где изредка, как позитив после негатива, впечатывались следы от "шпилек" женских туфель.
-Это противоестественно! - воскликнул в Якове первый внутренний голос. - Здесь такая жара! Здесь лучше всего сандалии!
-А это русские женщины щеголяют в туфлях на шпильках! -ответил первому внутреннему голосу Якова второй.- И им хоть бы что!
К остановке, на которой продолжал скамейничать старик Яков, подошёл и отчалил от неё голубенький городской автобус. Воздух на таханат-мерказит показался ему вдруг мерзким и раздражающим. Резкий запах выхлопных газов высокооктанового бензина щекотал ноздри. В воздухе завис несносный аромат вначале закисшего в уксусе, а потом благополучно сгоревшего на угольях зажиренного коровьего мяса, густо проперченного красным и черным молотым перцем. И о чём-то гортанно, как бы с подхаркиваньем, балобонили между собой проходящие за спиной прохожие.
Понимать? Старик Виноградарь понимал кое-что из того, что говорилось на иврите, когда обращались именно к нему. Но язык у него чесался поговорить на "родном". Особенно выпивши и особенно прямо сейчас.
-Ей, парень, и почему ты сидишь прямо на асфальте? Тебе места на скамейке мало? - запросил он своего единственного соседа, сидящего на земле рядом в позе "лотоса".
На загорелом до черноты парне - джинсы и цветная тюбетейка. От слов старика парень вздрогнул:
-А как вы узнали, что я русский?
-Да видно тебя издалека. Общее выражение лица. Мимики многовато. И сидишь ты как-то неловко, не по-ихнему.
-Ну, здесь все сидят на корточках или на прямо земле, - извиняющее заметил тюбетеечник. - И у нас в Бухаре - тоже.
-Ты вот что должен запомнить, - возразил Виноградорв. - Одна из древнейших моисеевых заповедей гласит: "И не сидите, как аравитяне, в пыли"...
- А что, Дедушка Моисей был европейцем?
-Не думаю,- отмахнулся Виноградарь. - Но, понятно, что он призывал не коприровать аравитян...
К остановке подскочил и ушёл очередной автобус, унеся в урчащем чреве бухарского парня. За спиной старика обьявился крохотный боевой мальчонка лет семи-восьми, в шортиках, в кипочке и со школьным ранцем за спиной. Мальчонка не ждал никакого автобуса, он проходил мимо и тут же вцепился обеими руками в деревце-былинку за спиной деда. Хилый стволик под тяжестью школьника тут же согнулся до самого афальта. Дед не выдержал:
-Брось дерево мучить! - И добавил на иврите: - Лама ата мишугаим? (Что означало: Ну, почему ты такой безумный?)
Малыш внимательно всмотрелся в деда и ответил серьёзно, с полным осознанием:
-Да жизнь наша такая мешугаимная, дедушка!
Пацанёнок бросил деревце и ускакал; деревце отхлестанулось в обратную сторону.
Виноградов от души расхохотался.
-Простите, у вас тут не занято? - прервал дальнейшие стариковские размышления ломающийся басок подростка.
Оглянулся: какой-то белобрысый паренёк. С широкой, как у дворового кота, рожей обгорелого на солнце и шелушащегося лица. В правой руке незнакомец держал серый бумажный кулёк с беленьким холмиком пломбира, высовывающегося из него.
-А что, земеля, - спросил его Яков, - не знаешь ли, что это за деревце, под которым мы сидим?
-Это акация! - с готовностью откликнулся паренёк. - Неприхотливое такое растение. Не то кустарник, не то дерево... Короче, древовидное. Судя по цельнокрайним обратнояйцевидным листочкам это акация средиземноморская. Её теперь даже в пустыне Негев высаживают. Для закрепления песков и создания почвенного слоя. Здесь вообще в лесопосадках доминируют алепская сосна, акация и австралийский эвкалипт.
-Вот как?!-оживился старик.- А мы когда под Сталинградом стояли, под сорок семь - сорок девять градусов северной широты, называли этот кустарник "караганой". Мы там, в этой зелени с желтыми цветками, свои противотанковые пушки-сорокопятки от фашистов прятали.
-Ну, да. -подтвердил паренёк. -Класс "Двудольные", семейство "Бобовые", род "Карагана" или "Мимозы".
-А лет тридцать тому назад, в семидесятых, -продолжал Яков, -как сейчас помню, у нас на заводе изготавливали оптику с лазерным наведением для уралтрансмашевской САУ "Акация". На специальном гусеничном шасси. И представляешь, на этой самоходной артиллерийской установке было целых три системы ведения огня. А оборудование?! Специальное оборудование для самоокапывания, которое позволяло САУ за двадцать-сорок минут оборудовать собственный окоп для стрельбы.
И старик спросил своего молодого соседа, как ему было свойственно, прямо в лоб:
- А ты, что, ботаник?
-В некотором роде, да. С третьего курса ушёл. Вот, думал, может, здесь сады буду разводить... Если там не пришлось. Да в армию забирают. Тиранут - курс молодого бойца у меня в июне начинается.
-А ты, наверное, русский?
-Ну, да! Только объеврееный... В составе семьи.
-Тебя, наверное, Володей зовут?
- Ну, да! А как ещё?
Нотки некоего непонятного превосходства в голосе старика уловил парень. Тут он его более внимательно оглядел. Прижмурился от золотого и серебряного блеска орденов и медалей на кителе. И спохватился.
-Поздравляю вас с днём Победы! - сказал он приподнято.
-Да что поздравлять? Как говориться, проехали... Это вы ещё генералом, может, будете. И в историю попадёте...
-Ну, никто не виноват, что так получилось, - утешительно заехал парень. - История...
-Да как получилось?! Эти русские были везде... Не пускали, приспосабливаться приходилось.
-И, опять же шь, што вы мне, батя, хотели сказать? -настороженно вопросил парень. -Я-то, вообще, с Украйны. А вы это, извиняйте, в каком звании находитесь, я-то не разбираюсь ещё?
-То-то и оно! Воевал я воевал, а только генерал-майором в отставку вышел. Потому что русские везде, засилье, а я - еврей.
-Послушайте, отец, да что вы такое говорите?! - мягко возразил парень. -Все знают, что евреи умные и техничные.
Они в самолётах, они в танках, они в артиллерии, в штабах и при штабах. И звание у вас - ого-го! - любой позавидует!
-Хм, - задумался Виноградов.
Что-то далёкое, как тень прошлого, пробежало перед его глазами. И он хохотнул: - Но мог бы я и генерал-лейтенантом на пенсию выйти. А это воинское звание у русских выше, чем генерал-майор...
-Так ведь, там, в штабе, вы, наверное, не один еврей были?
-Да все мытам евреями были! - хохотнул Виноградарь. - Мы на Новый год Хануку зажигали. Денщик у меня только русский был, Вася Ярославский. Он мне как за брата родного приходился.
-Ну, тогда я вам напрямки скажу. Приспосабливаться везде приходится. Я был Владимир, а здесь - стал Зеев. Потому что звуки "бет" и "вет" у них по мягкости не различаются. И вместо Владимир у них получается Блядимир. А Зеев - это волк по-ихнему. И, вы, главное, не поддавайтесь пропаганде. Они тут такую лапшу навешивают! Вам хорошо: вы их язык не знаете... И что Холокост - это наказание белым евреям за их как бы ассимиляцию. А того конкретно в толк не возьмут, что если бы не жертвы Холокоста, не удары Красной Армии, то и страны бы такой не было, где мы сейчас на солнышке греемся.
За разговором бежало время, то есть, земля вращалась, перемещалась тень от стебелька акации, Яков двигался и вскоре оказался почти плечом к плечу со своим молодым собеседником. Зеев тоже обратил внимиание на их неожиданное сближение и встал:
-Извините, мне пора идти.
Потом посмотрел на акацию, перевёл взгляд на крохотный венчик тени падающий от акации на лысую голову старика и, отчего-то помедлив, сказал:
-Может, мы не зазря в этой тени разговариваем, и вы ещё тоже и генералом-лейтенантом станете, и в историю ещё раз попадёте. Извините, мне пора итти. Всего вам доброго!
Парень ушёл и тут же на его место рухнул, широко развалясь и бецеремонно почёсывая в паху, навсегда загорелый до крепости позднего осеннего листа некий восточный человек. Они были почти ровесники, разве что русский еврей лет на пять постарше. Чем-то он сразу раздразил генерал-майора в отставке: то ли своей неопрятной одеждой, то ли бездумной самодовольной тупостью своего одутловатого лица, то ли своим слишком панибратским, покровительственным и как бы вызывающим поведением. Тому бы сидеть и молчать, но тот напросился.
-Оле-хадаж? -скосив глаза на парадного соседа, и сплёвывая под ноги жёлтую насвайную слюну, пренебрежительно вопросил этот дуралей Виноградаря.
-Кэн!.. Хадаш-мамаш, - в тон ему ответил ветеран.
-Ата русит?
-Аваль йегуди.- Он знал, что "русит" в переводе с иврита означает "разрушитель" и подумал: "Ни здравствуй, ни прощай... Вот нехристь какая, поганец!" Подумал и спохватился: "Но ведь и я тоже нехристь?! Он - мой брат". На мгновение Виноградов ужаснулся своей догадке, но тут же отмахнулся от неё. С недавних пор привык он "тут" называть себя "иегуди", но "там" его спрашивали о его национальности гораздо реже, и он по-прежнему идентифицировал себя в окружающем мире как "русский".
-Ма ата роце мимени? - Чтобы остановить неприятный и ненужный ему поток вопросов, резко спросил старенький советский генерал своего "заокеанского" сверстничка. То есть, типа "Что ты хочешь из-под меня?"
На что услышал в ответ:
-А то, что пока вы там погоны и медали выслуживали мы тут страну строили.
-Кто, ты, что ли, страну строил? - взвизгнул Виноградарь. - Это ты-то?! Ещё скажешь, что ты и воевал за неё? Да ты только вчера прикатил сюда со своим ханутом из Сирии. Это мы кровь проливали на полях сражений! Да это я сам лично по сталинскому приказу переправлял оставшееся после войны оружие водным путём через Чехословакию сюда. Это лично я подготовил два карантина еврейских добровольцев, чтобы они показали кузькину мать и туркам, и англичанам. Ах, ты... козёл!..
И тут началось.
"Востоковед", как сразу же прозвал его про себя генерал, в силу своей ментальности, попытался подержать своего разгневанного собрата "за халат", то есть за лацканы парадного кителя; ненароком сдёрнутая им сизая от времени солдатская серебряная медалька генерала "За Отвагу" со звоном брякнулась об асфальт, и тот, как бы впрыснув скорость в мышцы, так быстро заработал своими артиллерийскими кулачищами на длинных рычагах, что неустоявший под напором "востоковед", отступая назад, споткнулся и опрокинулся через спинку скамейки на прохожую часть тротуара.
Пока Виноградарь, отряхивая, поднимал с полу сбитую в схватке форменную фурагу и вспоминал некстати, что буквально вчера вечером они с приятелем отрошашанали по четыре "мерки" "смирновки", он не обратил внимания на то, что востоковед в это время как бы барахтаясь под захиревшей акацией, пытаясь встать, вытащил из кармана мотороловский мобильник и нажал на кнопку.
Тут же за углом раздался рёв мощной полицейской сирены и муторно-зелёный "додж" миштары с зарешёченными окнами вывалился прямо на дерущихся стариков. Четверо миштаэровцев выскочили из автомобиля и кольцом окружили Виноградова. На них были тёмно-зелёные свитера цвета грязного бутылочного стекла грубой вязки в комбинации с латками кожи на груди, спине и на локтях, кованные армейские ботинки со шнуровками и песочные штаны с чёрными разводами...
-Рус! -заорал в мегафон один из миштаэровцев, - Сдавайся!
И повторил:
-Сдавайся, русит!
От этих слов кровь прилила к голове Виноградова и он как бы потерял способность ориентироваться во времени и пространстве. Он вдруг увидел себя в светленьком березняке под Харьковом в 1943 году. Была ранняя весна, в лесу ещё лежали белые сугробики снега, советские войска, продвигаясь вперёд с тяжёлыми боями и с тяжелейшими потерями, в третий раз брали Харьков, отбивая его у фашистов. Ворвавшись в березовую рощицу, батарея Виноградова пыталась развернуться, окопаться и занять боевые позиции, как вдруг на них обрушился смертельный шквал пристрелянной к березняку тяжёлой артиллерии противника.
-Ах-ах! Уф-уф! - копмаундили землю тяжелые пушечные снаряды фашистов и только что бывшие белыми снежные бугорки вокруг покрылись вывороченной чёрной землей и алой свежей кровью боевых товарищей Виноградаря.
Яша был контужен взрывной волной и плохо соображал. В голове шумело, но звуковая дорожка войны отошла от него куда-то далеко в сторону. И вдруг, именнно там, в этой дальней стороне зародились в его глазах и стали бесшумно нарастать в масштабе немецкие пехотинцы. Рты их были широко распахнуты и они что-то беззвучно и яростно кричали. Но что?
Поматывая головой от нестерпимой боли, угнездившейся в ней, Яков весь напрягся, ведь это смерть его бежала навстречу ему, и различил:
-Сдавайся, рус! Рус, сдавайся! Рус капут!
И память вернулась к Виноградарю. Страшно ощерившись, он подобрал с вывороченной земли винтовку своего убитого взрывом ординарца с примкнутым трёхгранным штыком и недвижно притаился за щитком опрокинутой "сорокапятки".
Вот поравнялись. Врезавшись в цепь наступающих врагов Яша ударил оказавшегося рядом фашиста в бочину, провернул трёхгранник, мгновенно выдернул его вместе с куском окровавленного мяса и тут же изо всей силы пырнул набегающую на него новую цель...
-Русские не сдаются! - бешенно орал он в жарком упоении боя. -На, сволочь, получай!
...Миштаэровцы испуганно расступились перед остервенелым стариком, обнаряженным в незнакомую им чудную воинскую униформу. А Виноградарь побежал, высоко вскидывая свои мотыли. Задыхаясь, он затравленно бежал ещё целых два квартала за "таханат-мерказит", пока вдруг из-за пригорка не показались родные "Т-34". Командир батальона подполковник Володя Попов соскочил с брони и сказал:
-Жив, земеля! А я-то уже и не надеялся! Ну, слава Богу!
Чуть позже Яков безучастно сидел на обуглившемся стволе белой берёзы в окорвавленной марлевой повязке на голове. Мимо, стоя в конной повозке и весело взмахивая вожжами, промчался их батальонный комсомольский вожак - голубоглазый Петька Другарук, и пока миштаэровцы выкручивали и заламывали старику руки, накидывая стальные "браслеты", он только и делал, что с огорчением думал:
-Эх, жаль, я у того парня, что был, фамилию не спросил! Не внук ли он того, моего Володи Попова? А почему бы и нет?
Вскоре после этого случая семья Виноградаря в полном составе перебралась в Канаду.
Владимир Морган
*****
Это наша кнопка
"Заграница"
Путевые заметки