Обоснованием сегодня занимается наука. Она потому и потеснила религию на этом поприще, что обоснование со ссылкой на то, что так Бог велел, перестало быть убедительным из-за возможности широкого разно толкования того, что именно велел Бог. Наука же отличается от религии гораздо большей четкостью и однозначностью своих понятий и выводов. На начальном этапе Нового Времени, когда наука только начала бурно развиваться, существовала даже своего рода научная вера, вера в абсолютность научного познания, в абсолютную надежность, однозначность и неизменяемость добываемого наукой знания. И естественные науки, такие как физика, скажем, довольно близки к этому идеалу. В частности, ученые естественники, те же физики, например, таки обладают общим языком, который позволяет им в отличие от теологов, договариваться (пусть не сразу) по поводу того, что есть истина, и принимать всем научном сообществом какие-то гипотезы как доказанные теории, а все прочие отвергать. Но, во-первых, уже давно стало ясно, что идеала этого наука, даже физика, все-таки не достигает. Даже физика меняет свои понятия и выводы при переходе от одной так называемой парадигмы, т.е. фундаментальной теории к другой. Как, например, при переходе от ньтоновской механики к теории относительности Эйнштейна, когда время, бывшее абсолютным, стало относительным, а скорости, складывавшиеся по формуле Галилея, стали складываться о формуле Лоренца. А во-вторых, гуманитарные и общественные науки, которые как раз и отвечают за такие вещи, как ценности, справедливость и т.п., к этому идеалу и не приближались. А после того, как выяснилось, что и физика, якобы, не без греха, и на Западе восторжествовали философские учения, релятивизирующие научное познание (экзистенциализм, философский релятивизм, пост позитивизм и т.д.), в общественном сознании утвердился плюрализм (у каждого своя правда), а гуманитарные и общественные науки в этом отношении сползли вообще на уровень религии. Сегодня такие науки как философия, социология, психология и даже макроэкономика разбиты на множество школ, между которыми точно также нет общего языка, как между представителями разных религиозных конфессий. И свои мысли их представители имеют манеру излагать, так сказать, с точностью до наоборот, т.е. сплошная "субстанция, как инстанция". Т.е. получается, что и гуманитарные и общественные науки в их нынешнем состоянии, также как и религия, не дают нам общего языка, необходимого для мирного разрешения международных и внутренних конфликтов в государствах через признаваемое всеми определение справедливости, справедливого решения их. Что мы и наблюдаем на многочисленных международных конференция с участием политиков, представителей духовенства от разных религий и ученых гуманитариев и общественников, на которых все в один голос кричат, что мы за мир, но каждый за мир только на его условиях. В результате договориться, как правило, не удается, а если и удается, то эти договоры ненадежны и вскоре нарушаются, ибо договорившиеся стороны не чувствуют и не признают их справедливости. Т.е. получается как бы, куда ни кинь, всюду клин. И все это порождает философствования о конце истории, о неизбежной гибели человечества и прочее уныние с одной стороны и фанатизм, экстремизм и терроризм - с другой.
Я в моей философии ("Неорационализм - духовный рационализм", Direct Media, серия Университетская библиотека Online, М., 2014; "Единый метод обоснования научных теорий" Алетейя, СПб, 2012; "Глобальный кризис. Причины и пути выхода" (LAP publishing, Саарбрюккен, 2012 и др.) показал, что, хотя естественные науки и та же физика таки меняют свои понятия и выводы при смене одной фундаментальной теории другой, но метод обоснования выводов при этом остается одним и тем же и он как раз и дает представителям этих наук общий язык и способность договариваться всем мировым сообществом по поводу истинности. И я этот метод, который до сих пор существовал лишь на уровне стереотипа естественно научного мышления и потому нарушался иногда даже в физике, сформулировал, доразвил и представил эксплицитно. Кроме того, хотя выводы и понятия новой теории качественно отличаются от выводов и понятий предыдущей, но в области действия предыдущей они количественно практически совпадают. Это означает, что сменяемая теория при условии, что она обоснована по единому методу обоснования научных теорий, остается истинной и надежной в области ее применимости, а новая теория со своими новыми понятиями и выводами только расширяет эту область. А это уже совсем не то, что утверждают релятивизаторы науки, а именно, что понятия, которыми пользуется наука для описания действительности, никак с этой действительностью не связаны, не связаны с опытом (Куайн В. Онтологическая относительность. // Современная философия науки. Печенкин А. М., Логос, 1996.), что любая научная теория ничем в принципе не отличается от гипотезы и рано или поздно может быть и будет опровергнута (Поппер К., Реализм и цель науки. // Современная философия науки. Печенкин А. М., Логос, 1996), принципиальная невозможность обоснования научных теорий, по крайней мере, обоснования, которое не было бы со временем отвергнуто и заменено другим (Лакатос И., Бесконечный регресс и основания математики. // Современная философия науки. Печенкин А. М., Логос, 1996). И т.п. И если бы мы могли перенести этот метод в сферу гуманитарных и общественных наук, то получили бы общий язык, позволяющий договариваться при разрешении международных и внутренних конфликтов на основе справедливости, одинаково понимаемой всеми.
Я в моей философии показал, что это можно сделать с соответствующей адаптацией. Понятно, что в гуманитарных и общественных науках мы не можем достигать той точности и однозначности определений и выводов, что и естественных, потому что для этого нужна количественная соизмеримость свойств, которой обладают объекты естественных и не обладают объекты гуманитарных и общественных наук. Мы не можем измерять справедливость, любовь и т.п. в метрах и килограммах. Но я показываю, что, вопреки широко распространенному представлению, что мы вообще не можем соизмерять объекты гуманитарных и общественных наук, такая соизмеримость существует на качественном уровне, на уровне больше - меньше, лучше - хуже. Мы ж постоянно спорим, скажем, по поводу того, какая форма налогов более справедлива, и т.п. И хотя в таких оценках всегда присутствует доля субъективности, но в крайних случаях несправедливость становится для всех очевидной, что говорит о наличии за этими оценками и тяжелой объективности. И это позволяет нам применять единый метод обоснования научных теорий и в гуманитарных и общественных науках, используя эту соизмеримость на качественном уровне. Как именно это делать, я показал в моих упомянутых уже и других работах. В частности, используя единый метод обоснования, я построил теорию оптимальной морали ("Неорационализм - духовный рационализм", Direct Media, серия Университетская библиотека Online, М., 2014, часть 4), и предложил новую трактовку учения Библии (" Эволюция духа. От Моисея до постмодернизма", Direct Media, серия Университетская библиотека Online, М., 2013). При этом я показал, что оптимальная мораль, базирующаяся на природе человека и общества, в основе своей совпадает с христианской десяти заповедной моралью, но отличается от нее тем, что Библия не дает и не может давать нам внятного ответа на очень многие вопросы морального характера, выдвигаемые жизнью, а особенно в наше сложное время, а рационально построенная теория оптимальной морали позволяет такие ответы получать. Дело в том, что моральные императивы, даже такие как "не убий" и "не укради", при всей видимой абсолютности их, на самом деле не являются абсолютными, а обусловлены обстоятельствами. В том же Ветхом Завете, где впервые сформулированы эти императивы, сказано, что за такие и такие преступления положено убить. До полного непротивления злу насилием не дошло и ни одно христианское государство, даже в эпоху средневековья. И сегодня даже в самых цивилизованных странах или претендующих на такое звание, в которых, скажем, запрещена смертная казнь, все равно разрешено убийство при оправданной самообороне, не говоря об убийстве врага на войне. Т.е. "не убий" это вообще, при, так сказать, нормальных обстоятельствах. А при неких специальных обстоятельствах - "убий". Некоторые из этих специальных обстоятельств оговариваются как в Библии, так и в уголовном законодательстве современных цивилизованных стран. Но поскольку жизнь бесконечно разнообразна в порождаемых ею обстоятельствах, то оговорить их все наперед невозможно даже для случая "не убий". А что уж говорить о таких моральных императивах, как "возлюби своего ближнего" или иных более сложных. Или, как можно извлечь из Библии однозначный ответ на беспрерывно возникающие проблемы морального характера, порождаемые нынешним бурным научно-техническим прогрессом: клонировать или не клонировать человека, до каких пор можно внедряться в его геном, искусственное оплодотворение, искусственный интеллект и т.д. и т.п.? И гуманитарные и общественные науки в их нынешнем состоянии не могут дать научно обоснованного ответа, который может быть принят всеми, на эти вопросы. А вот единый метод обоснования и в частности оптимальная теория морали позволяет такие ответы получать. Что я и показал в упомянутых работах.
Тут въедливый читатель может воскликнуть: "Это Вы, господин Воин, заявляете, что Ваша философия может решить все проблемы и избавить человечество от угроз самому его существованию. Но таких заявителей сегодня - пруд пруди. Как говорится, если Вы такой умный, то почему Вы такой бедный? Почем Ваша философия до сих пор не всемирно признана и не применяется на практике при разрешении, скажем, международных конфликтов?"
Начну с уточнения того, что дает или может дать моя философия. Конечно, она решает не все проблемы и потому не надо ее шельмовать по схеме, что если она не решает всех проблем, то она вообще не нужна. Во-первых, она сама, в частности единый метод обоснования или теория оптимальной морали не решают никаких проблем, они лишь дают инструмент для решения этих проблем. Ведь даже в физике, где единый метод обоснования изначально работал и работает , пусть на уровне стереотипа естественно научного мышления, принятие или отбрасывание всем мировым сообществом физиков какой либо теории происходит отнюдь не сразу, а в результате обсуждения, которое может растягиваться на десятилетия. Соответственно и решение конкретных проблем в гуманитарной и общественной сферах с применением единого метода обоснования потребует обсуждения, усилий и времени. Но одно дело, когда мы знаем, что проблема решаема, имеем инструмент и продвигаемся в направлении ее решения, другое дело, когда молчаливо признавая, скажем, невозможность справедливого разрешения международных конфликтов, мы для видимости ведем какие-то разговоры о справедливости, а на самом деле пытаемся разрешить их на основе, так сказать, интересов, т.е., по сути, соотношения сил.
Вот, скажем, ООН сегодня не эффективна, потому что решения, принимаемые ею по поводу конкретных конфликтов на основе голосования большинства, далеки от того, чтобы быть справедливыми, поскольку голосующие слишком по-разному понимают справедливость или попросту пренебрегаю ею, а заботятся о своих интересах. А вот если бы ООН приняла своего рода конституцию на основе оптимальной научно обоснованной системы ценностей (т.е. обоснованной по единому методу обоснования), то разброс в понимании справедливости существенно сократился бы, а выдавать за справедливость свои интересы было бы намного трудней.
Теперь по поводу того, что много есть таких, которые утверждают..., и почему мою философию до сих пор всемирно не признали. Если из этих многих, претендующих на создание достаточно всеобъемлющей философии, позволяющей решать глобальные проблемы, выделить тех, которые имеют научные степени к. ф. м. н., PhD и выше, которые являются авторами десятка и более опубликованных философских книг и многих статей и, скажем, были членами программного комитета Всемирного Философского Форума под эгидой ЮНЕСКО или, что-нибудь в этом роде, то из этих многих останутся единицы. Причем у каждого из этих немногих оставшихся наверняка найдутся оппоненты, опровергающие их результаты. Я имею в виду оппоненты не из своры интернетных ботов, а солидные оппоненты из академических кругов. А у меня, при том, что по упомянутым характеристикам я принадлежу к этой узкой группе претендующих на достаточно всеобъемлющую философию, таких оппонентов нет. И это при том, что я годами, а точнее уже десятилетиями стучусь во все академические и, прежде всего, философские двери, добиваясь серьезного обсуждения моей философии и единого метода обоснования в частности. Т.е. академический и, прежде всего, философский истеблишмент не может опровергнуть мою философию и в частности единый метод обоснования научных теорий, но не желает признать и потому замалчивает. И не просто замалчивает, но ведет против меня борьбу по всему полю, чтобы не допустить признания моей философии. Подробности этой борьбы читатель может узнать из моих книг "Путь философа" (Ridero, 2016) и "Наука и лженаука" (Direct Media, М. Берлин, 2014). В частности мне потребовалось 10 лет с момента, когда в 1982 я закончил мою первую философскую книгу и начал с ней выступать и до издания ее первого варианта ("Неорационализм", Укринтермедас, 1992). И почти 20 лет с момента, когда я закончил цикл статей по единому методу обоснования и до издания вышеупомянутой книги по методу.
Но и, не вдаваясь в подробности борьбы за признание моей философии, можно оценить ситуацию по следующему факту. Вот недавно прошумела история с предложением комиссии по борьбе с лженаукой при Президиуме Российской Академии Наук запретить гомеопатию, как лженауку. Я не стану обсуждать здесь, оправдано или не оправдано запрещать гомеопатию. Но по ходу выяснилось, что в течение предшествующих десятилетий ВАК утвердил в звании кандидатов и докторов наук десятки тысяч гомеопатов, т.е., как теперь выяснилось, представителей лженауки. И можно себе представить, сколько вообще понабилось в академическую науку жуликов, лжеученых и просто карьерной бездари из-за отсутствия общепринятых объективных критериев, отделяющих науку от лженауки, критериев, которые дает только единый метод обоснования. А когда я обращаюсь в комиссию по борьбе с лженаукой, в Президиум РАН и к ее президенту лично с предложением обсудить единый метод обоснования, меня, грубо говоря, посылают нафиг. Вот отсюда пусть читатель и делает вывод, почему моя философия до сих пор не получила широкого признания.