Аннотация: Статья опубликована в журнале Международной Академии Конкорд Bulletin d'EUROTALENT-FIDJIP, 2018, N 3
УДК 13
Можно ли устранить противоречие между наукой и религией?
Воин Александр Миронович
Международный институт философии и проблем общества
Любая религия учит людей, как правильно жить в соответствии с тем пониманием ее Учения, которое принято в той или иной конфессии. Но и наука учит людей, как правильно жить, и на этом поле и имеет место противоречие науки с любой религией и конфессией. В истории до сегодняшнего дня наблюдались попытки 2-х типов решения этой проблемы. Первый тип - это запретить либо науку, либо религию. В Средние Века религия пыталась запретить науку, в Советском Союзе большевики запрещали религию, как опиум для народа. Сегодня в мире, особенно в западных странах доминирует второй путь решения проблемы, который сводится к тому, чтобы научиться жить с противоречиями, не устраняя их, на основе толерантности. В статье показывается непригодность обоих этих путей и предлагается третий путь, основанный на философии автора.
Ключевые слова: наука, религия, конфессия, Учение, толкование, метод обоснования
Is it possible to eliminate the contradiction between science and religion?
Alexander M. Voin
International Institute of Philosophy and Society problems
Any religion teaches people how to live correctly in accordance with the understanding of its Teaching, which is accepted in a particular denomination. But science also teaches people how to live correctly, and there is a contradiction between science and any religion and confession in this field. In the history until today, there have been attempts of 2 types to solve this problem. The first type is to ban either science or religion. In the Middle Ages, religion tried to ban science; in the Soviet Union, the Bolsheviks forbade religion as opium for the people. Today in the world, especially in Western countries, the second way to solve the problem dominates, which is to learn peoples to live with contradictions, not eliminating them, on the basis of tolerance. The article shows the unsuitability of both of these paths and suggests a third path based on the author"s philosophy.
Keywords: science, religion, confession, teaching, interpretation, method of justification
Вопрос, будоражащий общество с тех пор, как появилась рациональная наука, и продолжающий его будоражить и поныне и, тем не менее, не совсем понятный и требующий уточнений. Во-первых, о какой науке идет речь? Тут ответ для многих кажется очевидным, хотя на самом деле он далеко не прост. Речь идет о рациональной науке, о науке Нового Времени, той, которая начиналась с Декарта и классического рационализма с его главным лозунгом, гласящим, что мы способны и должны получать истину, отправляясь от опыта и только от опыта, без всякого априори. Именно между этой наукой и религией возникло противоречие и, можно сказать, настоящая война даже с жертвами, пусть количественно не многими, но значительными, по части личностей. Противоречие и причина войны заключались именно в этом постулате рационализма, т.е. в отрицании любых априорных истин, в то время как любая религия стоит именно на таких истинах. Для еще большего уточнения этого пункта нужно заметить, что еще до того, как возникла рациональная наука, существовала наука богословская, которая только себя родимую за науку и считала. Мало того, она и сегодня не умерла, в мире есть много богословских университетов, а в России, если не ошибаюсь, недавно появились кафедры богословия в обычных университетах. Понятно, что у богословской науки с религией противоречий нет. Наконец, сегодня далеко не ясно, что считать настоящей рациональной наукой, поскольку наряду с академической наукой есть тьма альтернативных, начиная с астрологии, которых академическая наука за науку не считает, но сами себя они да считают рациональной наукой. А, кроме того, и в недрах академической науки появилось сегодня немало сомнений и споров по поводу научности конкретных теорий, а, следовательно, и в вопросе о том, что есть рациональная наука. (А если неясно, что есть рациональная наука, то неясно с чем мирить религию). Все это отдельный очень важный и сложный вопрос, который может увести нас далеко от темы. Отчасти я к нему еще вернусь в этой статье, но для начала я ограничусь определением рациональной науки, как такой, которая танцует от опыта и только от него (не вдаваясь в уточнения, в частности в уточнение, как именно она танцует от опыта). И противоречие именно такой науки и религии буду рассматривать. И, надеюсь, это не вызовет возражений если не у всех, то у большинства тех, кого интересует данная проблема.
Второй вопрос, точнее группа вопросов: что значит устранить противоречие между наукой и религией, зачем его устранять и что мы хотим получить в результате устранения? Ведь устранить это противоречие можно очень просто, по-большевицки. Можно провозгласить религию опиумом для народа и запретить ее. Как говорится, нет тела - нет дела. И противоречить нечему. Но большевики уже отошли в историю, а религия по-прежнему жива в России и Украине. Значит, не все так просто. Вспомним также, что в эпоху Просвещения, когда рациональная наука только завоевывала свой авторитет в борьбе с религией, ее отцы основатели отнюдь не требовали запретить религию, а пытались устранить противоречие с ней на путях создания "религии разума". Т.е. чтобы вера в Бога оставалась, но без фанатизма.
Напрашивается вывод, что религия все-таки нужна людям даже в век торжества рациональной науки. Это возможно только в том случае, если религия, помимо сферы действия, общей с наукой, каковой является сфера истины, имеет еще и свою сферу, где наука ей не конкурент и не может ее заместить. И такая сфера, действительно, у религии есть. Это сфера духа. Наука, в частности психология, может сколько угодно объяснять, что для психического здоровья полезно быть в хороших отношениях с ближними и даже любить их. Но от этой болтовни возникает только оскомина, а настоящей любви не возникает. А вот религия способна реально такую любовь пробуждать. Это не говоря уже о такой форме религиозной духовности как любовь к Богу. На этом поле конкуренцию религии может составить только искусство. Но искусство может быть как духовным, так и бездуховным и даже анти духовным. Причем высочайшие образцы духовности являет собой искусство, вдохновляемое именно религией: музыка Баха, иконы Рублева и Дионисия, архитектура многих церквей и храмов, романы Толстого и Достоевского. Бывает одухотворенное искусство, связь которого с религией не столь очевидна, но ее, тем не менее, можно отследить через систему ценностей, исповедуемую авторами такого искусства. Конечно, существует искусство, никак не связанное с религией и ее ценностями, но, тем не менее, в том или ином смысле духовное, например, воспевающее, а значит, делающее объектом духа природу, красоту и т.п. Но такое искусство - не конкурент религиозной духовности, но лишь дополняет ее. В любом случае, отказ от религии обеднит общество духовно. Это не говоря о том, что искусство может быть анти духовным, проповедующим насилие, разнузданный секс и т.п. и, как показывает опыт, недостаток правильной духовности ведет к превалированию духовности искаженной, фанатичной и анти духа. Отсюда следует вывод, что нам нужно такое устранение противоречия между наукой и религией, при котором религия бы сохранила свое свойство быть мощным источником духа, но при этом, чтобы она была источником правильного не фанатичного, не искаженного духа.
Тут возникает такое предположение. Если наука и религия имеют каждая свою сферу действия, то и противоречия между ними нет. Пусть каждая занимается своим и не сует нос в чужую сферу. Правда, при этом остается проблема искривления и фанатизации религиозного духа, но это уже другая проблема, с наукой не связанная (в предположении, что наука с религией не пересекаются). Но, оказывается, развести таким образом науку и религию не получается, как не получается отделить проблему противоречия науки и религии от проблемы фанатизации и искривления религиозного духа и проблемы антагонизма между различными религиями и конфессиями. Все это одна проблема. Не получается, потому что невозможно развести вполне дух и истину, дух и рацио. И дело не в том, что любая религия включает в себя свою картину сотворения мира и ни одна такая картина не соответствует естественно-научной, не говоря о том, что эти картины не совпадают у разных религий. Это противоречие, когда-то весьма волновавшее как ученых, так и Церковь, давно разрешено предположением простым и естественным. А именно, что религиозную картину сотворения мира не надо понимать буквально, что это всего лишь аллегория, что день и год у Бога не равен дню и году человеческим и т.п. И на этом сошлись и ученые и богословы. Но эти картинки, важные для религии на заре ее существования для произведения впечатления на широкие массы трудящихся, сегодня не так уже и важны для нее. Зато исключительную важность для каждой религии представляет учение, как жить или что такое хорошо и что такое плохо. И вот тут то и зарыта собака пересечения духа и рацио и противоречия религии и науки.
Любого вида духовность связана с некоторой идеей. А любая идея имеет рациональный аспект. Возьмем, например, такой вид духовности, как патриотизм, любовь к Родине. С одной стороны патриотизм это чувство, чувство любви к Родине. Но с другой стороны тут же появляется вопрос, а что значит любить Родину, в чем это должно проявляться, что человек должен делать во имя любви к Родине, а чего не делать. Вопрос, кстати, весьма актуальный сегодня и в России и в Украине и во многих других странах. Причем, имеет место целый веер идей, по-разному определяющих, что значит любить Родину. Настолько по-разному, что сторонники разного понимания патриотизма, могут оказаться по разные стороны баррикад с оружием в руках и стрелять друг в друга. И те и другие будут патриотами и будут любить Родину и свой народ.
Аналогичная ситуация и с религиозной духовностью, с верой в Бога. Во имя любви к Богу и к ближнему, но при неправильном понимании того, что такое хорошо и что такое плохо и чему именно учит и требует от человека Бог, творилось на Земле и продолжает твориться тьма массовых преступлений и изуверства. Лучший пример тому в истории это религиозные войны, инквизиция, истребление еретиков и изуверская аскеза средневековья. А сегодня это ИГИЛ и прочий мусульманский фанатизм с террором и священной войной против немусульманского мира и между различными конфессиями внутри него, а также всевозможные тоталитарные секты христианского и не христианского окраса.
Но наука тоже претендует на то, чтобы давать нам правильное представление о том, что такое хорошо и что такое плохо и как нам жить. Вот на этом поле и происходит пересечение с противоречием между наукой и религией и между различными религиями, которые по-разному учат, как жить. Рассмотрим, как в принципе можно разрешить это противоречие. Причем так, чтобы сохранить за религией ее свойство быть источником мощного духа.
Существует два принципиально разных пути для этого, которые я условно назову абсолютистским и релятивистским. Абсолютистский связан с представлением, что на вопрос о том, как жить и что такое хорошо и что такое плохо, существует единственный правильный ответ и наука способна его нам дать. (Так полагали основоположники классического рационализма и посему этот путь можно назвать еще классически рационалистическим). А для преодоления противоречия с религией, нужно убедить представителей всех религий и конфессий признать, что это и есть то, что требует от них их Бог. А релятивистский путь - это признание, что никакой такой единой для всех истины вообще нет, тем более в вопросе о том, как жить и что такое хорошо, а что плохо. А даже, если есть, то наука не дает нам ее, поскольку она периодически меняет свои понятия и вводы. Поэтому у каждого народа, у каждой религии и конфессии и даже у каждого индивидуума, так сказать, свое добро и зло, в общем, сплошной плюрализм. При этом опять получается, что никаких противоречий преодолевать не надо, но уже не потому, что их нет, а просто нужно научиться жить с этими противоречиями, нужна толерантность, поликультурность, политкорректность и т.д.
Эта последняя точка зрения и вместе с ней второй, релятивистский путь разрешения противоречия между наукой и религией, восторжествовали на Западе после того, как произошел кризис классического рационализма и вместе с ним рационалистического мировоззрения как такового. И доминирует на Западе эта точка зрения и этот путь посей день. А кризис классического рационализма произошел после появления теории относительности, когда стало ясно, что вопреки базовым постулатам этого рационализма наука таки меняет свои понятия и вводы при переходе от одной фундаментальной теории к другой. (Время, постоянное у Ньютона, стало относительным у Эйнштейна, а скорости, складывавшиеся по формуле Галилея, стали складываться по формуле Лоренса и т.д.). Отсюда был сделан пресловутый вывод про "все относительно": раз меняются понятия и выводы, то никакой единой истины нет, у каждого своя правда, толерантность, растянутая до беспредела, "пусть расцветают тысячи цветов" и т.д.
Правда, поскольку доведенная до логического предела толерантность приводит к таким парадоксам, как необходимость мириться с убийствами и т.п., то на эту толерантность было наложено ограничение: "до тех пор, пока ваше добро и зло не вредит другим". И эта модель была распространена и на проблему разрешения противоречия между наукой и религией.
К такой толерантности возникает вопрос: что значит, не наносит ущерб или не вредит другим? Вред это зло. А "не вредит" это, если не добро, то, по крайней мере, не зло. Т.е., получается, что, провозглашая "у каждого своя правда", толерантность и т.п., мы хотели убежать от постулата рационалистов-абсолютистов, гласящего, что истина едина, а пришли к необходимости все той же единой истины, которая однозначно отделит нам добро от зла. Правда, теперь эта единая истина уже не противоречит мертво толерантности и тому, что у каждого своя правда и свой путь к Богу. Да, люди разные, народы разные, разные условия жизни у разных народов. И отсюда следует, что нельзя навязать всем абсолютно жестких одинаковых правил поведения. Но разные люди живут в одном обществе, в одной стране, а разные народы, живущие в разных странах, живут вместе с тем на одной планете, в одном, сегодня глобальном, мире. И как писал Есенин "И плюнул бы ему я в рожу, Когда б и от него не ожидал того же". Поэтому в каждом обществе мы вынуждены устанавливать правила общежития в виде морали и закона, определяющие однозначно, что есть зло, а что не зло. Здесь надо подчеркнуть слово "однозначно", означающее единство истины. Однозначность здесь необходима, потому что закон, который можно понимать и так и сяк, это не закон или "закон что дышло, куда повернешь, туда и вышло". По такому закону общество не может жить. Но с другой стороны, тут остается место и для толерантности: за пределами того, что запрещено законом и моралью, веди себя, как хочешь и выбирай себе свой путь к Богу. Ну, а для человечества, живущего сегодня в глобальном мире, нужны свои законы и своя мораль, обеспечивающие не нанесение вреда ни одному народу.
Ну, примирили мы таким образом единство истины с толерантностью. Но кто и как нам будет устанавливать эту единую истину? Кто и как нам будет определять, где вред, а где не вред?
На Западе, особенно в среде либералов, упорно пытаются отмахнуться от проблемы и этих вопросов. Мол, мы давно уже определили, где проходит граница между тем, что можно и что нельзя, и у нас все хорошо и все счастливы. Ну, если не все, то большинство и уж во всяком случае, гораздо больше, чем в других странах. Граница проходит по насилию. Насилие должно быть запрещено, а все, что не насилие, разрешено. Отец шлепнул по попе ребенка, который пытается перебежать дорогу с сильным движением в неположенном месте, мать наорала на него - это насилие, нужно этого ребенка отобрать у родителей. Мужчина прижал к стене красотку, которая нисколько против этого не возражала, а потом они поссорились, и она пожаловалась в полицию - это насилие и статья "сексуал харасмент". Препятствовать проникновению в страну нелегальных эмигрантов - это насилие, не толерантно. А вот проституция, порнография, сексуальные извращения, если не по принуждению, то все в порядке и запрещать это, значит нарушать права человека и на страны, которые запрещают гей парады и однополые браки нужно накладывать экономические санкции.
Нет проблемы доказать логические противоречия в этой позиции либералов. Показ порнографии детям запрещен, хотя в этом точно так же нет насилия, как и в показе ее взрослым. Но тут додумались (тоже не сразу), что детскую психику можно покалечить и без насилия. А взрослую психику без насилия, значит, покалечить нельзя? А откуда берутся психи, расстреливающие своих соучеников, или проституток, или геев, неизвестно. Распространение наркотиков тоже запрещено, хотя наркомана никто не заставляет их покупать, т.е. насилия тут нет. И т.д.
Но логически пробить господ либералов невозможно. Они не слушают логических доводов, их не устраивающих, и, несмотря на непрерывную болтовню про свободу слова, владея большинством СМИ на Западе, не дают появиться в них ни одной статьи, опровергающей эту их позицию. К счастью, в последнее время, особенно в связи с наплывом нелегальных эмигрантов в Европу и Америку и безобразным поведением многих из них, на Западе началось нарастающее неприятие обществом либералов и их идеологии. Но это не значит, что теперь все само собой придет в норму без всякой теории. Наоборот, есть опасность, что ситуация качнется в противоположную крайность с ростом фанатичного национализма и неоправданного насилия. Поэтому задача теоретического определения границы между добром и злом становится только актуальней и тем более возникает выше поставленный вопрос: кто и как нам будет определять, где вред, а где не вред?
Религия, разбитая на множество религий и конфессий, между которыми нет общего языка, неспособна это сделать. Ну а наука, обладает ли она общим языком, который позволил бы ей установить эту самую единую истину, отделяющую добро от зла?
Выше я уже упомянул, что после того, как произошел кризис рационалистического мировоззрения, на Западе в философии, в теории познания и эпистемологии восторжествовали и продолжают доминировать школы, релятивизирующие науку, утверждающие, что никакого общего языка у представителей науки нет. Фейерабенд договорился до того, что наука вообще не отличается от гадания на кофейной гуще [1]. Кун утверждает, что ученые, представители различных парадигм, (фундаментальных теорий) не способны понимать друг друга [2]. Куайн утверждает, что понятия науки не привязаны к опыту [3]. Лакатос утверждает, что наука время от времени меняет "обосновательный слой", т.е. не имеет единого и неизменяемого метода обоснования своих теорий [4]. Ну, а если нет единого метода обоснования, то не может быть и единой истины или, по крайней мере, невозможно договориться о том, что она представляет. (С помощью одного метода будет доказано, что дважды два четыре, а с помощью другого, что дважды два пять). И т.д.
Но так ли это на самом деле?
В сфере гуманитарных и общественных наук мы наблюдаем картину, аналогичную той, что в сфере религии. Представители этих наук разбиты на множество школ, между которыми нет общего языка и они не способны принять всем сообществом какую-либо теорию как доказанную и отбросить конкурентные. Что служит аргументом в пользу отсутствия общепринятого единого метода обоснования научных теорий, который один только может дать этот самый общий язык. Но ученые естественники, да, обладают способностью договариваться и принимать, пусть не сразу, какую-либо теорию как доказанную и отбрасывать конкурентные, как это имеет место в случае механики Ньютона, электродинамики Максвелла, квантовой теории света и т.д. Что наводит на мысль, что, по крайней мере, в сфере естественных наук, такой метод существует, хотя он и не был до сих пор представлен эксплицитно.
На основании моей теории познания [5] я опроверг утверждения релятивизаторов науки и представил эксплицитно единый метод обоснования научных теорий, который был выработан в процессе развития естественных наук, прежде всего физики, но до сих существовал лишь на уровне стереотипа естественно научного мышления [6]. Я показал, что, хотя понятия и выводы меняются при переходе от одной фундаментальной теории к другой, но, если обе теории обоснованы по единому методу обоснования, то понятия и старой и новой теории привязаны к опыту и только к опыту (хотя у новой теории эта привязка имеет место в более широкой области действительности, чем у старой). А также, что, хотя выводы старой и новой теории отличаются друг от друга качественно (онтологически), но и те и другие являются истинными (новые - в расширенной области действительности) в том смысле, что "предсказывают результаты будущих опытов на основании прошлых опытов" с заданной точностью и вероятностью. (Будем ли мы рассчитывать движение тела в области скоростей, далеких от скорости света, по формулам Ньютона или Эйнштейна, мы можем гарантировать отклонение результата от предсказанного на величину не более заданной с заданной вероятностью). Все это только для теорий обоснованных по единому методу обоснования и, естественно, в условиях, для которых теория создана. Для теорий, не обоснованных по этому методу, мы ничего гарантировать не можем.
Благодаря тому, что ученые естественники владеют единым методом обоснования хотя бы на уроне стереотипа естественно научного мышления, они худо ль бедно имеют между собой общий язык и способны всем сообществом, пусть не сразу, принимать или отвергать конкретные теории, как доказанные, а другие отвергать. А представители гуманитарных и общественных наук, которым этот метод вообще неведом, не имеют общего языка и разбиты на множество школ, не способных договориться и принять всем сообществом ту или иную теорию, как доказанную. Но это не значит, что этот метод не может применяться и в этих науках. Я показал возможность применения этого метода с соответствующей адаптацией в сфере гуманитарных и общественных наук. Эта возможность существует, несмотря на то, что в этих сферах, как правило, не существует единиц измерения свойств их объектов (нет килограммов любви или метров справедливости). Существует она благодаря тому, что хотя нет единиц измерения, но соизмеримость в принципе есть. (Мы знаем, какую женщину мы любим больше, а какую меньше, хоть и не можем оценить это в каких-либо единицах). В результате, хоть мы и не можем добиться такой же точности предсказаний как в естественных науках, но такая точность в этих сферах и не нужна. Я проиллюстрировал эту возможность на многих примерах. В частности в соответствии с требованиями единого метода обоснований я построил теорию оптимальной морали, теории детерминизма и свободы и рациональную теорию духа [7]. В последней я показал, что дух и духовность не обязательно есть хорошо и что даже хороший дух имеет тенденцию со временем портиться и как отличать хороший дух от плохого, и что делать, дабы он не портился.
И наконец, я показал что, с помощью дополнительной адаптации этот метод может быть использован и для научно обоснованного толкования учения Библии и предложил это толкование [7]. Эта адаптация заключается в том, что, во-первых, речь идет о рациональной, а не теологической части Учения. Т.е. о вопросах, что есть хорошо и что плохо и как люди должны жить, а не о вопросах, что такое Царство Небесное, Бог ли Иисус Христос или только Сын Божий и т.п. Во-вторых, в качестве постулатов для рационального толкования Учения (аналогичных постулатам физической теории или аксиомам в математике) я принимаю только высказывания Бога Отца, данные в виде заповедей и закона евреям в Синае, и высказывания Иисуса Христа, записанные по памяти евангелистами. Последние уточняются с учетом возможности неправильного понимания учениками слов Иисуса Христа. (Я показываю, что это может быть сделано). Все остальное, что есть в Библии, вся историческая и пророческая часть Ветхого Завета, а также его Еклезиаст, псалмы, Песнь Песней, книга Иова и т.д., всякая отсебятина евангелистов, Апокалипсис Иоанна Богослова, многочисленные послания Павла, не говоря о позднейших толкователях, зачисленных церковью в святые, я в отличие от богословов не считаю за свято, и рассматриваю просто как толкования частных лиц, которые могут быть как верными, так и не верными. Далее, я показываю, что полученные таким образом постулаты непротиворечивы, а значит, могут служить основой для непротиворечивого цельного учения. И наконец, на основе этих постулатов я делаю развертку учения, как это делается в естественных науках при применении единого метода обоснования. После всего я показал, что моральная часть Учения (при правильном его толковании) совпадает с теорией оптимальной морали, построенной мной на чисто рациональной основе [9].
Таким образом, признание предложенного мной толкования учения Библии с предварительным признанием единого метода обоснования научных теорий позволит устранить противоречия между различными конфессиями Христианства (в вопросе, как нам жить) и между Христианством и наукой. Но предложенный метод толкования можно применить и к Корану и тогда будут устранены противоречия и между различными конфессиями Ислама и между Исламом и Христианством. Причем это устранение противоречий в понимании, где проходит граница между хорошо и плохо в отношениях людей в обществе и народов в мире, не противоречит свободе выбора пути к Богу там, где мы не переходим этой границы. Тут остается место и для толерантности и для "у каждого своя правда" и для существования разных религий и конфессий.
Важно подчеркнуть, что этот путь позволяет не только устранить противоречия между Христианством, Исламом, различными их конфессиями и наукой, но и сохранить свойство религии быть мощным источником духа. Ведь если мы говорим верующему: пожалуйста, верь в своего традиционного Бога, но жить ты должен не так, как учит твой Бог, а так, как учит наука, то какой может остаться после этого религиозный дух? Аналогично, если мы говорим верующему: можно жить по правилам, которые дал Бог, в таком понимании этих правил, как принято в твоей конфессии и религии, а можно - как в любой другой конфессии и религии. Для верующего человека Бог есть истина, а истиной не может быть и это и противоположное. А если Он - не истина, то зачем Он вообще нужен? Не говоря о том, какой такой могучий дух может порождать такой Бог?
А если мы говорим верующему, что, да, Бог есть истина, только твои учителя из твоей религии и конфессии, также как учителя других конфессий и религий неправильно толковали, чему действительно учит Бог, то это не потрясает его веру в Бога и не разрушает его духовной привязанности.
Ссылки:
1. Feyerabend P. Against Method (3rd ed.), London: Verso, 1993, P. 246
2. Kuhn Tomas. Objektivity, Value Judgment and Theory Choice // T. Kuhn. The Essential Tension: Selected Studies in Scientific Tradition and Change. University of Chicago Press. 1977. P. 338.
3. Quine W. V. O. Ontological Relativity // The Journal of Philosophy. 1968. Vol. LXV, Љ7. P. 185 - 212
4. Lacatos Imre. Mathematics, Science and Epistemology. Cambridge: University Press. 1978. P. 3 - 23
5. Воин А. Неорационализм - духовный рационализм, часть 1, Direct Media, М. - Берлин, 2015
6. Воин А. Единый метод обоснования научных теорий. Direct Media, М. - Берлин, 2017, изд. 2-е.
7. Воин А. Неорационализм - духовный рационализм, части 2- 5. Direct Media, М. - Берлин, 2015
8. Воин А. Эволюция духа. От Моисея до постмодернизма. Direct Media, М. - Берлин, 2015
9. Воин А. Неорационализм - духовный рационализм, часть 4. Direct Media, М. - Берлин, 2015