Почти с рождения, точнее с десятимесячного возраста я рос сыном "врага народа", поскольку в год моего рождения роковой 1937-й был расстрелян мой отец. А став взрослым, после того как я написал свою первую философскую книгу "Неорационализм", я сам стал "врагом народа". Разница между нами только в том, что мой отец был "врагом" конкретного советского народа, а я постепенно стал "врагом многих народов".
Естественно, мой отец не был действительно врагом советского народа. Мало того, в гражданскую войну он воевал за установление советской власти, т.е. за этот самый советский народ. А настоящими врагами народа были те, кто отца осудил и расстрелял. И мотивировались они не благом народа, а своим властным интересом: для того чтобы захватить власть, им нужно было уничтожить тех, кто за советскую власть действительно боролся.
И я свою первую книгу "Неорационализм" написал в заботе о благе всего человечеств и в первую очередь народа Израиля, в котором я тогда жил. А для того чтобы понятней было, как я стал "врагом" сначала израильского народа, а затем и ряда других, надо хотя бы вкратце объяснить, как вообще философ может стать "врагом народа" и почему элиты ряда стран, заметим, демократических стран, могут увидеть в чьей-либо философии опасность для себя. И это при том, что в этих странах есть не просто декларируемая свобода слова, но там ежедневно происходит такая публичная полива властей и разных групп и персон в публичном пространстве, что от изобилия этого продукта становится дурно. И никто при этом во "враги народа" не попадает. Ну, там, время от времени какого-нибудь политика или ушлого журналиста, если он докапывается до серьезного компромата на сильные фигуры, убивают. И это широкой публике понятно, к этому явлению она привыкла. Но вот зачислять во "враги народа" и преследовать в демократической стране философа, к тому же не слишком известного, это непонятно и это требует объяснения. Особенно если учесть, что дипломированных философов, ежегодно выпускаемых многочисленными университетами мира, развелось как грибов после дождя, но никто их кроме их студентов и коллег по кафедре в упор не замечает, не говоря, чтобы считать врагами народа. И даже если замечают в какой-либо "Марьиной роще", то это мало беспокоит реальные силы. Но философия философии рознь.
Не философия сама по себе задевает интересы и чувства сильных мира сего и мощных групп. Их задевает идеология, противная ими принятой и ее подрывающая, ей серьезно противостоящая. А на этой принятой идеологии основывается их сила и положение в обществе более, чем на аппарате принуждения. Какая судьба ждала человека, написавшего чего-нибудь, не то что подрывающее марксистскую идеологию, но хотя бы слабо вякающего против нее, знают все, кто там жил. Но и о том, что и сегодня в мире идет жесточайшая борьба между различными идеологиями и даже течениями внутри одной идеологии, тоже всем известно. Но любая идеология имеет в основании философию. И хотя далеко не всякое философствование может претендовать на то, чтобы послужить основанием новой идеологии и опровергать уже существующие, но настоящая большая философия - это непременно новая идеология и опровержение уже существующих. И мое превращение во врага народов - этому подтверждение.
В своей первой книге "Неорационализм" я построил новые теории: познания, детерминизма, свободы, этики и рациональную теорию духа, каковой до меня не существовало ни новой, ни старой. Ну и что, спросит читатель, каким-таким силам в мире это мешало, чьи идеологии подрывало да еще так сильно, что на это стоило обращать внимание в ситуации, когда в мире есть не одна идеология и все они воюют друг с другом и в частности пытаются опровергнуть философские основания одна другой? Как, например, это было в случае советской и пресловутой буржуазной идеологий. Сколько тон бумаги и сколько времени в передачах по радио и телевидению было потрачено на опровержение одной сторонниками другой. Да кто на этом фоне заметит какие-то новые теории познания и т.п., да еще от никому пока неизвестного философа?
Первые, кто заметил, были силы, выстроившие себя на упомянутой буржуазной идеологии. Но не просто буржуазной, той старой, с которой воевал еще Маркс, а ее нового варианта, именуемого неолиберализм. Адепты которого опирались и молились не столько на философию, лежащую в основании буржуазных революций, сколько на философию собственно неолиберализма: экзистенциализм, фрейдизм и близкие философские учения.
В основе этих учений лежит кризис рационалистического мировоззрения в форме классического рационализма Декарта, Бекона Паскаля и т.д., на котором встала и расцвела европейская цивилизация Нового времени, включая и пресловутую классическую буржуазную и марксистскую идеологии. И та и другая принимали и опирались на главный тезис классического рационализма, гласящий, что истина едина и наше познание, научное, правильно и надежно отражает действительность и дает нам эту самую истину. И нужно опираться на него, не только создавая всякие там технические вещи, но и проектируя правильное устройство общества, мораль, систему ценностей и т.п. Ну, да, представления об этой правильности у марксизма и буржуазной идеологии в ее классическо варианте разошлись, но спорили они между собой в плоскости этой самой научной истины с уверенностью, что истина одна и в научном споре она может быть установлена. (Как это имеет место в разных науках, включая физику).
Кризис рационалистического мировоззрения связан с некоторыми ошибочными представлениями классического рационализма, склонного абсолютизировать научное познание. В частности полагавшего, что наука никогда не меняет своих понятий и выводов, только добавляет новые. Неверность последнего стала очевидной после появления теории относительности, в результате чего появились философские учения, релятивизирующие научное познание. Первыми такими релятивизаторами были экзистенциалисты, но затем появилось много других, в частности пост позитивисты, считающиеся наибольшими тяжеловесами в этой области. Оттолкнувшись от ставшего неоспоримым факта, что наука таки меняет свои понятия и выводы при переходе от одной парадигмы (фундаментальной теории) к другой, они стали утверждать, что мы не можем полагаться на выводы науки (которые могут поменяться), особенно при проектировании правильного устройства общества, системы морали и ценностей и т.п. А на что ж тогда, пардон, полагаться? А вот на то, что надежно и никогда нас не подведет. А не подведут нас никогда, по мнению экзистенциалистов, наши ощущения и свобода.
Легко видеть, что с точки зрения науки этот тезис выглядит весьма сомнительно. Научно доказано, что подводят-таки нас наши ощущения. Ну, там всякие миражи в пустыне и т.д. И неограниченная свобода, включая свободу убийства, большинством людей не может быть принята. Но вот отбросить ограничения морали в области половых отношений - это ж какая перспектива приятных ощущений? Тем более, что ограничения эти откуда взялись? Сначала их навязывала нам религия, которую наука упразднила. Упразднила, но под эти же ограничения подвела свои научные обоснования. А теперь, оказывается, и наука нам не указ, ненадежна, блин, по части выводов. Так чего ж мучиться и ограничивать себя в приятных ощущениях? Тем более, что папа Фрейд "доказал", что человек не властен над своим либидо, а оно властвует над ним. А чтобы нас не ширяли ножичком всякие там чересчур освободившиеся типы, мы подправим неограниченную свободу тезисом, что свобода одного кончается там, где начинается свобода другого. Где именно она начинается - дело темное, но ни к чему углубляться, раз уж сама наука не может разобраться в своих понятиях и выводах. Непонятно и как папа Фрейд мог чего-либо доказать и какой смысл вообще имеет теперь слово "доказать" в ситуации, когда любое доказанное завтра может оказаться неверным. Но все это по боку, если появилась такая приятная возможность: на все, что нас устраивает и сулит приятные ощущения, ставить ярлык "наука доказала", а на все, что не нравится - "наука ничего доказать не может". И все это прикрыть обтекаемым словцом "плюрализм".
И вот на базе этого плюрализма с фрейдизмом, экзистенциализмом и прочими релятивизмами в искусстве, претендующем на название высокое, развились и стали доминировать в мире такие направления, как нигилизм, модернизм и постмодернизм, пропагандирующие и опирающиеся на упомянутые философские идеи. А в масс искусстве стали доминировать примитивные и перегруженные сексом, включая извращенный, шоубиз, реалити шоу и прочая блевотная эстрада. Причем это масс искусство настолько подавило искусство обычное, которое базировалось на нормальную систему ценностей, и даже то новомодное, претендующее на статус элитарного, которое опиралось и пропагандировало новую систему ценностей, но не хотело опускаться до уровня масс искусства, что народ в массе своей просто перестал интересоваться искусством, которое не масс. Люди просто перестали читать книги и воспринимать любое искусство, требующее напряжения мозгов и бередящее глубокие чувства. И за отсутствием спроса нормальное искусство практически умерло. То, что сохранило за собой название искусства сегодня, это одна из разновидностей развлечения, способов оттянуться и оторваться. Тот, у кого нет денег на ресторан, казино, проституток, наркотики, тот смотрит по телевизору или в интернете порнуху, скотский юмор или, в крайнем случае, детективные и прочие стрелялки и триллеры и считает себя приобщенным к искусству.
Но все это - лишь внешнее проявление тех глубинных изменений, которые произошли в людях и обществе, в мировоззрении, системе ценностей. И которые проявляют себя не только в искусстве и его восприятии массами, но в самых разных сторонах жизни общества и процессах, текущих в нем. Произошла сексуальная революция, в результате необычайно распространились порнография, проституция и извращения, включая педофилию. Все это существовало и раньше, но никогда - в таких количествах. Существовало, но запрещалось законом и порицалось общественным сознанием. Сегодня все это не только не запрещается и не порицается в так называемых развитых странах, но пропагандируется всей мощью СМИ и современного масс искусства и навязывается силой так называемым недоразвитым странам под лозунгом защиты прав человека в одной упаковке с демократией и политическими правами. (Как будто демократия и политические права не существовали до сексуальной революции, и без признания прав гомосексуалистов, однополых браков, операций по изменению пола и т.д. демократии быть не может).
Но произошла не только морально-нравственная деградация общества, но и интеллектуальная. И это не удивительно, если вспомнить, что в основе всех этих изменений лежит релятивизация научной истины. Признание относительности истины привело к тому, что в науку, особенно гуманитарную и общественную набилось множество посредственности, переливающей из пустого в порожнее с точностью понятий и высказываний "до наоборот". Из науки это перекинулось в образование, особенно высшее, поскольку в университетах преподают ученые. А поскольку элита в развитых странах готовится в университетах, где преподают им всякую "субстанцию, как инстанцию" преподаватели, мыслящие с точностью до наоборот, то затем появляются политики и дипломаты в стиле Джейн Псаки, экономисты, которые не могут предсказать, не говоря предотвратить, экономический кризис и т.д.
Но деградирует морально и интеллектуально не только элита, но и общество в целом. Что приводит к появлению и усилению различных антисоциальных явлений: коррупции, наркомании, постоянных сексуальных скандалов, психических расстройств, суицидов, бессмысленных расстрелов в школах и не в школах. И к бессмысленным антисоциальным и зачастую агрессивным движениям, вроде битников, хиппи, "желтых жилетов" и т.п. В основе всех этих движений и обслуживающего их масс искусства, большей части рока и всяких рэпов, лежит тотальный нигилизм или в поздне советской терминологии "чернуха". Т.е. тотальное отрицание и очернение не только того действительно плохого, что есть в современном западном (или не западном) обществе: засилья олигархов, несправедливого распределения богатств и т.д., но и всего того, на чем держится организованное общество: институтов государства, морали и т.д. И при этом тотальном отрицании всего и вся - полное отсутствие какой-либо конструктивной положительной программы. И, действительно, положительная программа может быть основана только на знании того, как устроен мир, общество и человек. А если вы отрицаете саму способность нашего познания давать нам надежное знание, то какая тут может быть положительная программа? Все сводится только к выплеску эмоций, разжигаемых до экстаза популярными рок, рэп и эстрадными кумирами с максимальным использованием секс темы и символов. Понятно, что результат подобных движений может быть только деструктивным.
Хороший пример всей этой деградации - украинский комик Зеленский, имеющий реальные шансы стать очередным украинским президентом. Комик с юмором ниже пояса, с декларируемым интересом "жить в кайф", не имеющий ни малейшего опыта политической или экономической деятельности крупного масштаба и никакой собственной политической и экономической программы.. И тем не менее поддерживаемый значительной частью населения, воспитанного на относительности истины и морали. С вытекающим отсюда убеждением, что для того чтобы руководить государством, не нужно никаких знаний и никаких высоких человеческих качеств. Достаточно чернушно поливать все и всех, пусть во многих случаях и справедливо и не бесталанно, и заигрывать с публикой с помощью грязного юмора, чтобы стать эффективным президентом. А как же, вот ведь и Рейган был актером. То, что Рейган прошел длинный путь от актера до президента, миновав по дороге такие этапы как бизнесмен, общественный деятель, губернатор крупного штата, что он имел богатую и четкую политическую и экономическую программы (последняя даже получила название рейганомики), находится за пределами понимания питекантропов 21-го века.
Все это привело к ослаблению и упадку западной демократии как таковой. К конфликтам между государствами этого лагеря и внутри государств. К появлению мощных сил, вырвавшихся из-под национального суверенитета этих государств и влияющих на ситуацию во всем мире во имя своих корыстных интересов, таких как транснациональные компании официальные и теневые, включая преступные синдикаты, занимающиеся нелегальным распространением оружия, наркотиков, порнографии, включая детскую, и живого товара. Экономическая мощь этих корпораций измеряется миллиардами, а некоторых и триллионами, будучи не только соизмеримой с мощью отдельных государств, но зачастую во много превосходящей.
В результате авторитет демократии как идеологии в мире и в самих демократических странах упал. Что в сочетании с тем, что авторитет другой рациональной идеологии, сиречь марксизма, упал в мире еще раньше, привело к возрождению и расцвету древних иррациональных идеологий, фанатичной религиозности и фанатичного же национализма во всем мире, включая сами демократические страны.
В результате сегодня, куда ни кинь, всюду мы видим силы, которые так или иначе связаны, эксплуатируют идеологии и их вариации, базирующиеся на признание относительности познания, или порожденные этим признанием. И тут появляется товарищ, который доказывает, что хотя наука, действительно, меняет при переходе от одной фундаментальной теории к другой свои понятия и выводы, но это отнюдь не означает той относительности познания, на которой они все себя выстроили. В моей теории познания и разработанном в дальнейшем на ее основе едином методе обоснования научных теорий я опроверг построения всех релятивизаторов науки, включая пост позитивистов. И показал, что хотя наука и меняет свои понятия и выводы, но метод обоснования теорий остается неизменным единым методом обоснования, выработанным в процессе развития естественных наук. Правда, он до сих пор не был представлен в явном виде и работал в естественных науках на уровне стереотипа естественно научного мышления, подобно грамматике языка у его носителей, которые эту грамматику не изучали в школе. А в гуманитарных и общественных науках он вообще не работает, потому там и процветает "субстанция как инстанция". Но я представил этот метод эксплицитно и показал возможность его применения с соответствующей адаптацией и в гуманитарных и общественных науках. А главное я показал, что хотя при смене фундаментальных теорий и происходит изменение понятий и выводов (абсолютное время у Ньютона становится относительным у Эйнштейна и т.п.), но если обе теории обоснованы по единому методу обоснования, то обе они истинны. Истинны в том смысле, что обе позволяют на основании опытов прошлого предсказывать результаты опытов будущего с заданной точностью и вероятность. Только новая теория позволяет делать это в расширенной области действительности.
Надо сказать, что такой смысл истинности отличается от смысла, принятого в классическом рационализме и привычного для большинства людей и сегодня. А именно, так называемого онтологического смысла, суть которого в наших представлениях об объектах, описываемых научной теорией. Скажем, изначального представления об электроне, как о шарике точечного размера с массой и зарядом. Но такие представления наука меняет и принципиально не может не менять. (Мы знаем, что представление об электроне как о точеном заряженном шарике сменило представление о нем, как об электронном облаке, размазанном по орбите вокруг ядра атома, затем, как о пакете волн и т.п.). Но с точки зрения вопроса, можем ли мы полагаться на выводы науки, нам важен не этот онтологический смыл истинности, а указанный мной выше. Пусть электрон оказался не шариком, как это предполагалось при построении теории тока в проводнике. Но поскольку эта теория обоснована по единому методу обоснования, то полученные на ее основе предсказания относительно прохождения тока по электрическим цепям будут верны с заданной точностью и вероятность. Т.е. мы вполне можем полагаться на эту теорию, проектируя и создавая эти цепи. И то же самое будет и с гуманитарными и общественным теориями, если мы научимся их обосновывать по единому методу обоснования. И тогда не будет "субстанции как инстанции" и "хотели как лучше, а получилось как всегда". Но тогда придется дисквалифицировать всех нынешних ученых гуманитариев и политиков, и вообще всех, выстроивших себя на относительности истины.
Первыми это поняли израильские неолибералы. Их напрямую касалась не только моя теория познания, но и основанная на ней моя теория оптимальной морали, опровергавшая ту анти мораль, которую они навязывали обществу под лозунгом относительности морали. Замечу, что левые, включающие в себя объявленных неолибералов и разделяющие в массе своей их собственно неолиберальные взгляды, властвовавшие в Израиле с момента его обоснования, к этому времени лишились политической власти, уступив ее правым. Но сохраняли за собой практически полный контроль за такими важными сферами, как судопроизводство, полиция, СМИ, академический мир. И этого было достаточно, чтобы без проблем расправиться с неизвестным пока философом, философия которого могла подорвать их идеологию. Что произошло после того, как я начал выступать с "Неорационализмом", я описал в автобиографической повести "Философия и действительность". Здесь изложу это вкратце.
Когда я начал выступать со своей еще не опубликованной книгой "Неорационализм", показывая ее разным израильским философам и общественным деятелям, и нашел, наконец, профессора тельавивского университета Розена, который собрался опубликовать ее на английском в солидном издательстве (параллельно моя публицистическая книга "Записки оле", в которой я громил проявления анти морали в израильской действительности, должна была выйти в солидном журнале), на меня стравили втемную психопата с ножом в надежде, что он меня прикончит. В драке, в которой я был один против нескольких человек (правда, с ножом был только этот психопат), я оказался проворней и ранил психопата. Рана была не смертельной, но через 10 дней он скончался от мощного нагноения раны, которого никак не должно было произойти в передовой израильской больнице, в которую он был доставлен через 15 минут после ранения. А мне грубо пошили дело с обвинением в преднамеренном убийстве. Полиция запугала нейтральных свидетелей происшествия, которых было человек 50 и которые после этого отказывались свидетельствовать, что подтверждается отчетом частного сыщика, нанятого моим адвокатом по моей просьбе. А против меня выставили 6 свидетелей обвинения, которых были друзьями и родственниками погибшего, причем трое из них вообще не присутствовали при происшествии. Несмотря на это, мне удалось на суде при перекрестном допросе свидетелей обвинения, который я сам вел (мне удалось добиться такого права), выжать из них подтверждение значительной части моей версии событий. В частности суд был вынужден признать, что я таки да был атакован с ножом и защищался. Причем это был второй случай, когда этот психопат нападал на меня с ножом. (В первом драка закончилась без результата) И несмотря на это, суд влепил мне 9 лет, не признав оправданной самозащиты, хотя ряд видных адвокатов, с которыми мне пришлось консультироваться во время процесса и после него, были согласны со мной в том, что это была оправданная самозащита.
Через 3 года состоялось, наконец, рассмотрение моего обжалования в Верховном Суде. "Наконец" потому что до этого трижды меня привозили в Верховный Суд для рассмотрения, и трижды рассмотрение откладывалось, не начавшись, под предлогом, что не хватило времени на мое дело. В четвертый раз суд выкрутил мне руки, заставив принять без рассмотрения сделку, по которой мне снижали срок до 3-х лет, которые я уже отсидел, и я выходил на свободу, но с сохранением обвинения в непреднамеренном убийстве. Я вынужден был принять эту сделку, понимая, что если не приму, то буду сидеть все 9 лет с постоянным откладыванием рассмотрения моей апелляции. (Для того мне и откладывали перед этим трижды рассмотрение, чтобы я это понял). Суду же нужна была эта сделка, чтобы скрыть от общественности все безобразия следствия и предыдущего суда, которые всплыли бы в процессе рассмотрения моей жалобы. Тем более, что в апелляции я убедительно вскрывал и доказывал эти безобразия и, поскольку обсуждения в Верховном Суде привлекают внимание общественности, то это невозможно было бы скрыть, даже при том, что СМИ были под контролем левых.
Но на этом эпопея не закончилась. Она и не могла закончиться на этом, поскольку цель операции была не дать моей философии пробиться. А оставшись жив и выйдя на свободу, я мог продолжить свое дело, что и собирался сделать. Наконец, и на предыдущем этапе операция не ограничивалась лишь юридической борьбой. С самого начала борьба шла по всем полям и всеми способами. И во время следствия и после суда плоть до пересмотра дела против меня применялся весь мыслимый арсенал средств, чтобы сломить меня, заставить замолчать, отказаться от своей философии. На меня клеветали в прессе, нарушая закон "субъюдице", меня запугивали. На меня натравливали уголовников, послушных воле начальства (а таковые всегда находятся в любом государстве), в надежде, что либо меня убьют в драке, либо я поврежу кого-нибудь так, что мне намотают новый срок, и тогда можно будет забыть о доказательстве моей невиновности по первому делу. И как следствие можно будет поставить крест на моей философии, ибо никто из философов не захочет уже углубляться в нее, учитывая, то автор - махровый уголовник-рецидивист. Оказывалось давление на моих друзей и близких, чтобы они оставили меня, вплоть до того, что особо упорных изгоняли с работы и лишали источника существования. А на меня таким образом оказывалось психологическое давление и одновременно я лишался контактов с внешним миром и возможности борьбы за свое оправдание. Я уж не говорю о том, что ни профессор, который собирался издать мой "Неорационализм", ни редакция журнала, намеревавшаяся опубликовать мои "Записки оле" ничего не издали и не опубликовали.
И все это продолжилось и по выходе моем из тюрьмы даже в расширенном ассортименте. По-прежнему оказывалось давление на любого человека, с кем у меня налаживался контакт. Например, на зав. кафедры философии Бар Иланского университета профессора Алекса Блюма, недавно приехавшего из Америки и по неведению согласившегося ознакомиться с моим "Неорационализмом" и успевшего до того, как на него наехали, выразить мне свой восторг по поводу него. Он также предложил мне сделать сообщение на кафедре по моей теории познания и вообще передо мной открывались блестящие перспективы. У него хватило характера, несмотря на давление, сдержать свое слово насчет доклада, который, кстати, прошел более чем успешно. Но после доклада он сказал мне, что это все, что он мог для меня сделать, и то только чтобы сдержать слово и не потерять уважения к себе. А моим новым друзьям, пытавшимся по цепочке связей устроить меня на работу в солидную государственную фирму, было передано из отдела безопасности этой фирмы, что им следует отдалиться от меня, потому что я "враг народа". Во враги народа меня могли зачислить только те, кому мешала моя философия. Впрочем, было и еще достаточно признаков, что со мной расправляются именно за мою философию.
Теперь уже изгоняли с работы и лишали заработка не моих друзей, а меня самого, под самыми разными предлогами. В том числе не только с работ инженером, на какие меня теперь, как правило, просто не брали, но даже с низкооплачиваемых пролетарских работ. Здесь зачастую использовали темный элемент, находящийся на крючке у полиции, чтобы затеять со мной драку, а затем обвинить меня в ней и уволить под этим предлогом. При этом ни разу, тот, кто затевал драку, не понес никакого наказания. Не стоит и говорить, что теперь о публикации моих философских работ в Израиле не могло быть и речи.
Все это вынудило меня оставить Израиль. Я собирался добраться до Америки и там продолжить бороться за признание моей философии, все еще не понимая достаточно ситуацию, не понимая, что мне противостоит не израильские именно неолибаралы, а неолибералы в любой стране мира и не только неолибералы. И что поэтому в Америке мне также как и в Израиле не дадут пробиться. Но до Америки я добраться не смог по той простой причине, что не было денег на дорогу. В результате я оказался опять в родном Киеве. Все это я подробно описал в упомянутой моей книге.
В Киев я вернулся вначале 92-го года, когда в Украине был полный политический, экономический и идеологический хаос. И хотя мое возвращение сюда было вынужденным, тем не менее, я рассчитывал, что в этом хаосе никому не будет дела до моей философии и я смогу ее спокойно развивать и продвигать. Но я ошибался. Правда, мне удалось в первые-же месяцы по приезде издать за свой счет "Неорационализм" тиражом 1000 экземпляров. (Я привез с собой 100 с небольшим долларов и при потрясающей тогдашней бедности населения этого хватило). Но даже это предприятие едва не сорвалось, по причине наезда властей на начальство типографии, печатавшей мою книгу, с запретом выдавать мне уже готовый тираж. Преодолеть это препятствие удалось только потому, что деньги за работу я еще не заплатил, а они им нужны были позарез. Да еще я за две бутылки водки уговорил работягу-печатника вынести мне распечатку книги, а имея ее на руках, я мог изготовить тираж книги в любой другой типографии за малую часть этой цены, т.к. не нужно было уже делать набор текста (по тогдашней технологии). Кстати, эта история - хороший пример того, как новая большая философия, способная повлиять на идеологию, воспринимается любой властью в любой ситуации. Хитрый лис Кравчук, тогдашний украинский президент и бывший советский секретарь по идеологии, еще не зная, какую новую идеологию он будет проводить в Украине, не столько понимал, сколько чувствовал своим компартийным нюхом, что, какова бы ни была эта идеология, новая большая философия ему может помешать.
Факт публикации книги в сочетании с упомянутым хаосом в стране, помогли мне все же несколько продвинуться с признанием моей философии. Я предложил мою книгу вниманию зав. кафедры философии Киево Могилянской Академии профессору Горскому. Она ему весьма понравилась, он предложил мне сделать сообщение по моей теории познания на его кафедре, а после этого предложил читать в Могилянке курс лекций по современным теориям познания на базе моей теории познания в качестве приглашенного иностранного профессора. (Я сохранял тогда израильское гражданств и сохраняю его посей день). Опять, как и в случае с Алексом Блюмом, а еще раньше с профессором Розеном в Израиле, у меня возникло ощущение, что я уже прорвался, и опять я обманулся. По окончании семестра, несмотря на то, что и зав. кафедры, и студенты были довольны моими лекциями, мне не продлили договор под надуманным предлогом, будто меня брали на место преподавателя, уезжавшего на стажировку в Америку, и вот теперь он вернулся. Хотя никто ни о каком преподавателе при подписании договора мне не говорил.
И опять началась борьба против меня по всему полю. Правда, на сей раз она несколько отличалась от израильского периода. Первое отличие было в том, что там главными и практически единственными моими противниками были неолибералы. Ну, не только явленные самопровозглашенные неолибералы, но все те, кто, даже не провозглашая себя неолибералом и даже будучи противником их по каким-нибудь другим линиям, например в смысле патриотизма, исповедовал, тем не менее, главные неолиберальные ценности, вытекающие из относительности истины и морали. Там эта публика, как я сказал, тогда сильно доминировала во всех сферах израильской действительности, за исключение политической власти, которую тоже лишь недавно уступила правым. Здесь же этот сорт публики тогда еще не успел набрать такой силы (Он и теперь еще не так силен здесь, как тогда был в Израиле). Все-таки это была бывшая советская республика, только что обретшая независимость. К тому же республика, в которой рационалистическое учение марксизма с его верой в единство истины на момент распада Союза имело больше сторонников, чем в самой России. (Подавляющее большинство новой украинской элиты на тот момент продолжало хранить в тайниках свои партийные и комсомольские билеты).
Главным моим противником, по крайней мере, на начальном периоде этого нового этапа стала академическая элита, прежде всего, гуманитарная, особенно философская, но, в конечном счете, вся академическая. Во-первых, философская и прочая гуманитарная элита, бывшая при советской власти идеологической прислужницей партии и по долгу службы занимавшаяся тем, что беззубо, но яростно "громила" пресловутую буржуазную идеологию, включая неолиберальную, теперь в поисках нового хозяина с кормушкой (старый почил во Бозе и платить уже не мог) прямо в воздухе переобулась. И из идейных противников неолиберализма превратилась в его горячих сторонников, намного опередив в этом остальное общество. И мой погром теоретических основ этого неолиберализма был им еще больше не в масть, чем израильским неолибералам. Не возвращаться же им было назад в марксизм, который теперь не мог их прокормить.
Но еще больше задевало и гуманитарную и всю прочую академическую элиту то, что моя теория познания и единый метод обоснования мешали им делать карьеру на болтовне а ля "субстанция, как инстанция". А не только гуманитарии и общественники, но и немалая часть естественников и технарей в поздне советское время выстроили свои карьеры на этой самой "субстанции, как инстанции". (Это при полном почтении к тем реальным достижениям естественных и технических наук, которые имели место в Союзе). Причем на Украине эта "субстанция, как инстанция" была гуще, чем в России.
Эта академическая элита и по сей день - мой яростный противник. Но по мере, так сказать, движения Украины в сторону Европы и усвоения ею в целом, а не только учеными гуманитариями, европейских ценностей, прежде всего, не уважения к закону и прочих доблестей, а неолиберльных, т.е. по мере распространения в ней масс искусства: шоубиза, реалити шоу и прочей блевотной эстрады, желто-прессного масс медиа типа гордоновского журнала "Бульвар" и так называемого высокого искусства в виде сексуальных откровений новомодных украинских писательниц, норовящих превзойти сам Запад по части это самой откровенности, вся эта публика активно подключалась к войне против меня академиков. Тем более что я не ограничился изданием "Неорационализма", а продолжал бурно писать и распространять, где мог, новые книги и статьи, в которых продолжал дальше громить их идеологический базис и вскрывать негативные последствия этой идеологии для общества.
И, наконец, к числу моих врагов присоединились украинские националисты. Мой рационализм задевал их, потому что любой национализм иррационален и боится опровержения своей иррациональности, да я и напрямую выступал против национализма. Правда, я выступал против любого национализма, а не против украинского только и после того, как я вышел со своими писаниями в интернет пространство, у меня объявились противники и из числа русских националистов. Были и сейчас есть и еврейские. Кроме того, я за патриотизм, который отличается от национализма любовью к своему, а не ненавистью к чужому. Поэтому далеко не все националисты, в частности украинские против меня. Зато те, кто против, в силу природы национализма, как такового, гораздо опасней и либералов и академиков.
Другая особенность этого украинского периода по сравнению с израильским - в методах и приемах борьбы. Я написал выше, что в Израиле борьба против меня шла по всему полю. Но, как сказал Козьма Прутков "Нельзя объять необъятное". Всегда можно найти чего-нибудь новенького.
Во-первых, также как и в Израиле шло прессование с изгнанием и вытеснением меня со всех позиций, которые мне удавалось захватить, начиная с оплачиваемой работы, но не только. Как я уже сказал, с позиции профессора в Могилянке меня выперли по окончании семестра. Аналогичная история повторилась в Соломоновом университете, где я в течение двух семестров преподавал религиоведение и философию иудаизма, на базе моей собственной герменевтики, развитой в книге "Эволюция духа. От Моисея до постмодернизма". Как и в Израиле гнали меня, а чаще не пускали и на инженерные работы и даже пролетарские.
Первую часть "От Моисея.." мне удалось опубликовать за свой счет в Киеве тиражом 300 экземпляров, хотя тоже не без проблем. Но после этого мне не удалось, посей день, опубликовать в Украине ни одной философской книги или статьи. Примером того, насколько бдительно стоял здесь на страже академический истеблишмент и какой силой он обладает в государстве, служит история, когда бывший министр образования и науки Украины Табачник дал согласие на издание моей книги по единому методу обоснования в качестве учебного пособия для ВУЗов. Но не успела книга выйти, как его сняли, после чего книга так и не вышла. Сняли его под давлением этого истеблишмента и нациков не только из-за моей книги, но и она сыграла свою роль. В другом случае редактор философского журнала Esententiae Хома, опубликовавший мою статью, как письмо в редакцию, оправдывался, что не смог опубликовать ее как статью из-за сопротивления коллег.
Убедившись, что здесь мне перекрыли дорогу намертво, я стал публиковать публицистику в приличных украинских газетах, мало-мальски претендующих на интеллектуальность. Первой такой газетой была "Зеркало недели", претендующая на номер один в украинской интеллектуальной журналистике. 4 мои статьи научно-философской направленности, прошли на ура и заведующая сектором науки и образования просила меня присылать еще и еще, не дожидаясь выхода уже присланных и одобренных к печати. Но затем они выходить перестали, а на мои звонки заведующая отвечала, что есть срочные материалы, которые обязательно нужно публиковать раньше моих, затем просила меня ждать и не беспокоить ее звонками, а потом перестала отвечать на мои звонки. Подобная история повторилась еще в нескольких украинских газетах, а в газете "День", где строптивая первая зам. главного редактора Логинова (Лигачева?) упорно противостояла давлению и продолжала печатать мои статьи одна за другой, после пятой статьи ее понизили из первого зама в просто замы, а после шестой просто выперли из газеты. После чего мои статьи перестали принимать вообще в эту газету, а через некоторое время - в любую вообще украинскую газету. При том, что формально в Украине СМИ как бы независимы, не подчинены государству, принадлежат разным партиям, финансируются из разных кошельков и т.п. Это, кстати, прекрасно иллюстрирует, как в Украине понимается такая европейская ценность, как свобода слова и прочие нормальные западные ценности. В отличие от неолиберальных, типа свободы порнухи и чернухи. Да и чему тут удивляться, если на самом Западе происходит аналогичная трансформация ценностей. Если в Украине вот-вот может стать президентом грязный комик Зеленский, то в Италии уже давно в парламенте была порно звезда Чечолина. Я уж не говорю о том, сколько там на разных властных должностях есть объявленных гомосексуалистов и лесбиянок, не говоря про необъявленных. И попробуйте сегодня на Западе опубликовать что-нибудь против гомосексуализма и однополых браков. (Я уж не говорю про философию, подрывающую теоретический базис всего этого).
После того, как мне окончательно перекрыли доступ к украинским газетам, а заодно и к украинскому радио-телевидению, я еще какое-то время продвигал свою философию через различные публичные площадки типа научных и философских семинаров и т.п. Это была уже чисто альтруистическая деятельность, не дающая никакого заработка (хотя в то время и в газетах заработок был символический), но после некоторого начального успеха меня и здесь начали систематически выжимать, пока не выжали окончательно. Так, например, я создал и какое-то время вел открытый университет при библиотеке Вернадского, главной научно-технической библиотеке страны. До меня там случались эпизодические семинары, попав на один из которых, я выступил в прениях, после чего ответственная за "культурно массовую работу" предложила мне сделать отдельный доклад, за ним еще один, ну а затем возникла идея этого университета. Университет начал быстро процветать, в смысле обрастать участниками и посетителями из числа научных сотрудников и преподавателей ВУЗов. И тут его дирекция библиотеки закрыла без всяких объяснений.
Еще я 4 года вел на базе моей философии семинар "Философия и проблемы общества" при киевском Доме Ученых. И здесь я тоже потихоньку стал обрастать сторонниками из научной среды. Здесь, учитывая определенный вес, который я потихоньку набрал в этой среде, постеснялись просто так закрыть семинар и удушили его более элегантным способом. А именно всех этих научных сотрудников и преподавателей стали прессовать по месту работы с тем, чтобы они перестали посещать семинар и тем более сотрудничать со мной. Ну, и когда на семинаре остались одни пенсионеры, которым скучно до бесконечности смотреть дома телевизор, я сам закрыл семинар.
Но к этому времени расцвел уже интернет - это новое царство свободы и я ринулся добиваться признания моей философии через него. И таки добился с его помощью кое-каких результатов. Мои статьи и книги, в том числе переведенные на английский, собрали миллионы посещений на разных площадках и, наконец, меня заметили где-то там. Не знаю, где именно, но в 2010-м я получил персональное приглашение не только принять участие во Всемирном Философско Форуме под эгидой ЮНЕСКО в Афинах, но и стать членом его программного комитета. Я сделал на этом Форуме 5 докладов, больше чем любой другой участник его, после чего стал систематически получать приглашения на всевозможные международные конференции и конгрессы, включая Всемирный Философский Конгресс. Мои статьи стали помаленьку публиковаться в различных российских философских и аналитических журналах и сборниках (но не в украинских), где до этого на меня было такое же табу, как на Украине. А затем, начиная с 2012-го, начали одна за другой выходить мои книги в издательстве Direct Media (М. - Берлин). Наконец, недавно мой "Неорационализм" (первая половина книги) вышел в журнале Международной Академии Конкорд на английском, а я стал членом этой академии. Но если кто-то думает, что на этом борьба закончилась, то он ошибается. Я же давно уже перестал впадать в эйфорию от временных успехов.
Как и раньше в тех случаях, когда моим противникам не удавалось предотвратить мой прорыв на каком-нибудь направлении, где они меня не ожидали, они брали реванш после этого, оттесняя меня на прежние позиции и даже загоняя в минус. В данном случае, во-первых, против меня применили массивное шельмование с клеветой и всякими прочими получившими в постмодерной действительности широкое распространение приемами с целью отвратить от меня потенциальных читателей, почитателей и тем более людей готовых со ной сотрудничать. Эти приемы применялись против меня и раньше с момента моей посадки. Но интернет с его анонимными троллями и ботами, и просто жаждущими любой ценой привлечь к себе внимание и накачать рейтинг, но не умеющими ничего, кроме как поливать грязью направо и налево, и которым невозможно в интернете ни морду набить, ни к суду привлечь, представляет особо благодатное поле для этого. К счастью серьезные площадки в интернете постепенно очистились в значительной мере от этого сорта публики, мешающей серьезному обсуждению серьезных проблем. Но одновременно многие из этих площадок попали явно или неявно под контроль академического истеблишмента и меня с этих площадок начали разными способами выжимать или "укорачивать" меня на них. Например, была такая отличная площадка www.inauka.ru, на которой я, что называется, хорошо сидел: из 50 размещенных на главной странице анонсов наиболее рейтинговых статей всегда было не менее десятка моих. Ее просто закрыли под предлогом прекращения финансирования со стороны министерства образования и науки. Была еще электронная библиотека www.ihtik.ru, вторая по популярности в Рунете после библиотеки Машкова, где в разделе "Философия" я полностью доминировал, причем большинство моих работ хозяева разместили там по своей инициативе, даже не спрашивая моего согласия. Потом ее закрыли, не помню, под каким предлогом, а когда через два года вновь открыли, мои работы там урезали до минимума, а новые перестали размещать без объяснений. В отличной электронной научной библиотеке www.scitechlibrary.ru, где поначалу мои статьи и книги безотказно принимались, начиная с какого-то момента их намертво и без объяснений перестали принимать, хотя там до сих пор "висит" около сотни моих работ того начального периода. Аналогичная история произошла с сервером www.trinitas.ru, с журналом "Стратегия России" (хоть последний уже не интернет, а печатная пресса) и рядом других.
Но и там, где мне не перекрыли доступ намертво, мне вредят разными другими способами. Мой личный сайт www.world.lib.ru/w/woin_a_m/ дважды исчезал, и только после скандала мне удавалось добиться его восстановления. Мои статьи на этом и других сайтах время от времени исчезают или портятся. Сайт моего института (НКО) www.philprob.narod.ru перевели с платформы Yandex на платформу Ukoz. Казалось бы, ну и что, тем более что не только мой, но и все прочие, бывшие на Yandex. Но на Yandex у меня была посещаемость свыше 100 тысяч в год, а на Ukoz она упала до нуля. На большинстве площадок, где я все еще размещаю мои работы, происходят всевозможные игры со счетчиками, чтобы понизить мой рейтинг. Например, я размещаю статью на www.academia.edu, а после этого со ссылкой на academia распространяю ее в философских группах на Fecebook и еще ряде мест. За пару дней суммарная посещаемость этой статьи по всем этим площадкам, как правило, несколько сот посещений. Все посещающие попадают на текст статьи только через www.academia.edu, но на самой www.academia.edu счетчик показывает только несколько посещений этой статьи.
Сокращение моего присутствия на качественных площадках в интернете в сочетании с финансовым прессингом, из-за которого я не мог себе позволить не только ездить на заграничные конференции, но даже принимать в них дистанционное участие (ибо таковое требовало взноса в 2-3 сотни долларов), привело к тому, что постепенно в течение ряда лет после афинского форума меня перестали приглашать на такие значимые события как Всемирный Философский Конгресс. (Кстати, в афинском форуме я смог принять участие только потому, что там меня освободили от взноса за участие и обеспечили бесплатное проживание на месте). Ну, а когда интерес к моей философии где-то там подзатух, меня перестали публиковать и в российских философских журналах и приглашать персонально и на российские конференции.
Но писать я не перестал, и полностью вытеснить меня из интернета не получалось. Да и события в мире объективно подогревали интерес к моей философии, поскольку она давала ответ на острые проблемы, порождаемые современным развитием, чего нельзя было перекрыть и затемнить вполне ни с помощью эрзац философствования, в изобилии наполнившего сегодня информационное пространство, ни даже с помощью подворовывания моих идей по кусочкам. В результате интерес к моей философии "где-то там" хоть и подзатух, но продолжал булькать, что не давало покоя моим противникам и вынуждало их применять ко мне более жесткие меры, а именно воздействовать на мое здоровье.
Попытки моего радикального физического устранения, после того, как я начал выступать со своей философией, имели место, как я это описал выше, еще в Израиле. По возвращении в Киев одна такая имела место где-то через год после возвращения. Меня отравили тогда каким-то ядом так сильно, что я чудом выжил, но, пролежав в больнице неделю под капельницей, вышел с инфарктом, гепатитом, холециститом, катаром кишечника и прогнозом прожить еще пару лет. Но благодаря моей живучести и умению пользоваться народной и нетрадиционной медициной, рецепты которой я сам же совершенствую, я через пару лет вычухался из той ситуации. Чем меня траванули, я так и не узнал, поскольку врачи, хоть и проговорились вначале, что отравление токсическое, но после того, как я малость очухался и стал выяснять, чем именно был отравлен, врачи отвечать отказались, и видно было, что они запуганы. Это наводит на мысль о работе органов безопасности. Но с новой украинской безопасностью у меня тогда конфликта не могло быть. Поэтому, я думаю, это был привет от какого-нибудь старого кагебиста, работающего теперь в новой украинской безопасности и сводящего со мной личные счеты за мою давнюю сионистскую деятельность, из-за которой у него были тогда неприятности по службе. (Тогда на меня было и неудачное покушение, и ордер на мой арест, которого мне удалось избежать, покинув страну за день до того, как пришли меня брать).
Но, по мере того как разгорался мой конфликт с академическим истеблишментом, которого раздражал не только мой единый метод обоснования, но и моя публицистика, разоблачающая его верхушку, и мои письма властям на ту же тему, по мере того, как усиливались позиции неолибералов и постмодернов в СМИ и шоубизе Украины, которых раздражала и моя философия, и моя публицистика, направленная против них, начались систематические попытки разрушения моего здоровья разными методами. К тому же в моей публицистике я "доставал" и сами сменяющие друг друга украинские власти, и олигархов, и националистов, и отсюда, безусловно, мне тоже прилетали ответки в виде ударов по моему здоровью. Применялись в основном два метода: отравления и электромагнитное облучение. И за все время такие могучие силы не смогли тебя отправить на тот свет? - спросит читатель. Не смогли, потому что цель - уничтожить меня за один раз не ставилась. Такой вариант был невыгоден власти, потому что моя философия уже засветилась, и разговоры о том, что мне помогли отправиться на тот свет, непременно привели бы к росту ее популярности и обвинению властей в убийстве философа. Мало того, полагаю, власть принимала меры, чтобы этого не сделали другие силы и не перевели стрелки на нее. Другое дело - отнимать у меня здоровье в такой мере, чтобы у меня не осталось сил продолжать мою философскую работу и продвигать мою философию. Это устраивало и разные силы, которые задевала моя философия и публицистика, и саму власть.
Я, естественно, сопротивлялся этому. Во-первых, я упорно восстанавливал здоровье, прибегая ко все новым и новым средствам народной и нетрадиционной медицины и, как уже сказал, совершенствуя их и подгоняя под свой организм и заболевания. И достигал при этом результатов, которые удивляли даже врачей. Во-вторых, я написал повесть "Итог", а потом многочисленные "Дополнения" к ней, в которых описывал и доказывал наиболее очевидные случаи вредительства моего здоровья, и сбрасывал все это в интернет. Чем достигал прекращения на время атак на меня, хотя по прошествии какого-то времени они вновь возобновлялись. Желающие познакомиться со всей этой эпопеей в подробностях могут найти повесть и "Дополнения" в интернете. Здесь же я приведу лишь пару наиболее ярких эпизодов и остановлюсь на ситуации, сложившейся на сегодня и еще не описанной мной.
5 лет назад у меня сильно ухудшилось самочувствие: сильная слабость, головокружение, потемнения в глазах. Сильно опухли ноги, нижнее давление держалось между 50 и 40. Пошел к врачам, направили в клиники Строжеско (кардио-терапия) и Амосова (кардио-хирургия). Обнаружили сильно увеличенную печень и полно воды в левом легком. Диагноз - врожденный порок сердца. У всех людей в клапане сердца 3 лепестка, а у меня 2. Из-за этого сердце плохо качает кровь, потому и низкое артериальное давление, и скопление жидкости в ногах, в печени и в легком. Сказали, что надо делать операцию, но предварительно подлечить. Назначили сердце укрепляющие, мочегонные и послали в институт пульманологии, выкачивать жидкость из легкого. Когда дней через 10 подошел срок делать мне в пульманологии пункцию и качать жидкость из легкого, в последний момент сделали на всякий случай еще один рентген, и вдруг оказалось, что жидкость из легкого полностью ушла. Проверили печень, она тоже пришла почти в норму. Врачиха из Строжеско сказала, что такого в ее практике не бывало. Но давление и слабость еще оставались. Операцию отложили, и я стал лечиться сначала прописанными лекарствами, а потом своими методами. Через год у меня и давление нормализовалось, и отеки ног прошли, и самочувствие стало практически такое, как было до всей этой истории.
Возникает вопрос: если всему причиной был врожденный порок сердца, то почему он всю жизнь не мешал мне заниматься спортом, работать на тяжелейших физических работах (например, грузчиком в порту), его не обнаруживали никакие медкомиссии, а тут вдруг за несколько месяцев он привел меня в состояние критическое? И второй вопрос: а как же мне удалось без операции почти полностью восстановиться? Ведь порок как был, так и остался. Ответа на эти вопросы я от врачей не получил. Зато, когда через полгода после первого посещения я пришел в институт Амосова второй раз на предмет решения вопроса об операции, врачиха, которая первый раз говорила мне, что с операцией можно не торопиться, сказала, что теперь ее делать поздно, слишком опасно. Это при том, что состояние мое только улучшилось по сравнению с предыдущим посещением. Но как-то мельком она вставила в разговор что-то насчет военного времени (шел 2014-й год). Сложив два плюс два, я понял, что она опасается, чтобы меня на операционном столе не прикончили. Короче, порок, конечно, был и есть, только к ухудшению моего состояния он отношения практически не имел. А сделали мне его скорей всего с помощью электромагнитного облучения. А когда я поднял по этому поводу шум, облучение прекратили до поры, до времени.
Где-то через год, после того как я вычухался из истории с сердцем, у меня обнаружили цирроз печени. Стали искать причину. Распространенные причины цирроза - это алкоголизм и вирусный гепатит. Я никогда не был алкоголиком и не болел вирусным гепатитом. Тот гепатит, который случился у меня вместе с инфарктом после описанного выше отравления, был токсический и к циррозу никакого отношения иметь не мог. Есть еще пара маловероятных, но все же случающихся причин, но, сколько ни искали их у меня с помощью повторяющихся анализов, так и не нашли. Тогда я сам спросил врачей, а может ли быть причиной цирроза отравления. Оказалось, что может, но не одноразовое сильное, а систематическое долговременное. Любопытно, что сами врачи, интересовавшиеся, не был ли я алкоголиком, и не было ли у меня вирусного гепатита, вопроса об отравлениях не задавали. А между тем любой, кто прочтет мою поесть "Итог" и многочисленные дополнения к ней, убедится, что я долгие годы жаловался на систематические отравления, в результате которых нажил и панкреатит, и колит, и язву двенадцатиперстной кишки.
И последние события. Где-то, год назад у меня созрела катаракта на правом глазу. (Левый уже дано был прооперирован). Я обратился в поликлинику к офтальмологу, и та порекомендовала мне оперироваться у глазного хирурга из Октябрьской больницы Кривня Василия Трофимовича. Тот сказал, что хочет предварительно обследовать лазером глазное дно и я согласился, хотя и знал, что лазером можно повредить глаз, но вроде шел по рекомендации. Кривень закапал мне оба глаза для расширения зрачков и потом долго светил лазером в оба (хотя речь шла об операции лишь одного). И сказал, что он не может гарантировать успех операции, потому что у меня сетчатка растресканная. После расширения зрачков обычно полчаса - час человек плохо видит, но у меня темнота в глазах сохранялась и на вторые сутки. Заподозрив неладное, я побежал в аптеку, накупил глазных капель и витаминов для глаз. Через несколько дней видимость восстановилась, но не совсем, зрение упало вдвое с 20% до 10%. Пошел в свою поликлинику к врачихе, что направила меня к Кривню, оказалось, что она уже уволилась. В институте микрохирургии глаза, в который я обратился после этого, мне сказали, что такого понятия, как растресканная сетчатка, не существует, и состояние сетчатки не проверяется лазером, для этого есть другой прибор (некий вариант томографа). Полгода назад мне сделали операцию в этом институте, а поскольку после нее зрение никак не стабилизировалось, причем на обоих глазах (из-за чего невозможно было подобрать очки), то месяца полтора назад мне сделали обследование на упомянутом томографе. И оказалось, что у меня на обоих глазах сократился объем стекловидного тела, из-за чего оно теперь не прилегает к глазному дну, а свободно болтается и поэтому фокусное расстояние меняется и из-за этого невозможно уже в принципе подобрать точно очки.
Кстати, непосредственно перед историй с Кривнем у меня наметился новый прорыв с признанием моей философии. Как я уже сказал, интерес к моей философии "где-то там" полностью не исчезал, а потихоньку булькал. И вот он булькал, булькал и вылился в приглашение мне принять участие в 5-м Всемирном Конгрессе Геоверсальной цивилизации, который намечался на июль 2018-го в Найроби. Приглашение, кстати, исходило изначально от заместителя руководителя конгресса, профессора, академика и номинанта на нобелевскую премию С. Фараха, который еще до этого разыскал меня в интернете и рассыпался в комплиментах моей философии. И я принял это приглашение, поскольку в отличие от обычного, на сей раз, устроители обеспечивали участников бесплатным проездом, проживанием и питанием. Ну и само собой не требовали взносов за участие. Ну, и само собой, что противники моей философии из академического истеблишмента отлично помнили, как поспособствовало признанию моей философии мое участие в упомянутом Философском Форуме в Афинах. И как тут было не попытаться воспрепятствовать моему участию в Конгрессе или, по крайней мере, лишить меня возможности развивать успех после него (ослепнув полостью или частично, я уже не смог бы писать новые работы). А в дополнение к диверсии Кривня мне вплоть до самого отъезда на конгресс мотали нервы бюрократическими препятствиями, связанными с оформлением необходимых для поездки документов, так что до последнего момента я не знал, смогу ли вообще поехать.
Что называется, к третьему звонку мне удалось преодолеть эти бюрократические препоны, и на Конгресс я приехал. Но приехал в таком измотанном состоянии, что это отразилось на качестве моего выступления. По возвращении с Конгресса, несмотря на измотанность и проблемы со зрением, я написал за пару месяцев до операции несколько важных статей связанных с Конгрессом и поднимаемой на нем проблематикой будущего человечества. ("Заговор обреченных" и др.). В них я, отправляясь от опыта самого Конгресса, показывал неспособность нынешней гуманитарной науки и философии в частности решать стоящие сегодня перед человечеством задачи, неспособность, связанную с нежеланием гуманитарного истеблишмента признавать единый метод обоснования научных теорий. Эту тему я развивал не раз и раньше, но теперь моим аргументам придавал вес и сам факт моего участия в Конгрессе, и то, что я иллюстрировал свои аргументы тем, что происходило на самом Конгрессе. И похоже, это дало коммулятивный эффект и привело к тому, что я стал академиком Международной Академии Конкорд и опубликовал в ее журналах с десяток статей, включая несколько на английском, а также половину "Неорационализма" на английском же.
Произошло это уже после операции, но идя на операцию, я понимал, что могу получить ответку за эти мои статьи прямо на операционном столе. Но оперировавшие меня врачи оказались порядочными людьми и операцию сделали хорошо. Это не значит, однако, что мои противники отказались на сей раз от ответки и она пришла после операции и продолжается посей день.
Операция катаракты сегодня считается легкой и не только на Западе, но даже в Украине в некоторых местах она делается амбулаторно. А тут после ночного отдыха в палате я вышел на другой день во вполне нормальном состоянии и так же чувствовал себя последующие 3 дня. А на четвертый день на меня накатилась слабость типа той, что была в истории с пороком сердца, начало падать нижнее давление и через несколько дней дошло до 40-50, стали опять отекать ноги, появились головокружения. Плюс к этому обострились все мои хронические болячки: панкреатит, язва, хронический бронхит, остеохондроз и т.д., да еще я начал не только слепнуть, но и глохнуть. Никакой иной причины такому общему обрушению всего организма, кроме массивного облучения, я не вижу. Тем более, что применяя свои наработанные и новые методы самолечения я каждый раз достигаю положительного эффекта, но в отличие от прошлого, этот эффект длится 2-3 дня, после чего меня опять возвращают к состоянию между там и здесь. Т.е. за мной, как в лаборатории за подопытным кроликом, наблюдают и каждый раз, как я отклоняюсь от запрограммированного состояния, мне просто увеличивают дозу облучения.
Я понимаю, что этой статьей могу ускорить эксперимент и побудить моих кураторов поставить в нем точку, списав результат на кого-нибудь другого. Тем более, что при нынешнем хаосе в Украине это не составит труда. Но я не желаю быть безгласным объектом эксперимента и такой ценой покупать себе продление жизни.
Еще мне не хотелось бы, чтобы эта статья была использована в политической борьбе нынешних кандидатов в президенты, дав преимущество одному из них. Я не являюсь сторонником ни одного из них. Но поскольку власть в любой стране отвечает за любое насилие в ней, то я не могу снять ответственность с власти, если применение ко мне электромагнитного облучения продолжится.