Великая философская битва 20-го столетия

Воин Александр Мирнович: другие произведения.

Великая философская битва 20-го столетия

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]

© Copyright Воин Александр Мирнович (alexvoin@yahoo.com) Обновлено: 10/08/2020. 21k. Статистика. Статья: Израиль Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Речь идет о философском споре прошлого столетия между сторонниками классического рационализма, абсолютизировавшими научное познание, и их противниками, релятивизировавшими его. В этом споре победу одержали релятивизаторы, что отразилось на дальнейшей эволюции западного общества и всего человечества и привело к нынешнему глобальному кризису. В статье показано, что неправы были и абсолютизаторы научного познания и его релятивизаторы. Правильную связь между научным познанием и объективной действительностью дает только разработанный автором единый метод обоснования научных теорий.

А. Воин

9.8.20

Речь пойдет о философском споре прошлого столетия между сторонниками классического рационализма в науке (Декарт, Паскаль, Бекон и их последователи), абсолютизировавшими научное познание, и их противниками, релятивизировавшими его (Кун, Фейерабенд, Куайн, Поппер, Лакатос и др.).

Общим для всех представителей классического рационализма было убеждение, что наука, отправляясь от опыта и только от опыта, способна давать истинное и абсолютно надежное, не изменяемое впредь знание, а новое знание лишь добавляется к ранее добытому. И в этом и есть особый эпистемологический статус науки. Как именно добывает наука знание из опыта, разные представители классического рационализма представляли по-разному. Например, так называемые эмпирики полагали, что наука извлекает свои выводы непосредственно из опыта с помощью индукции, т.е., если мы поели красные ягоды и не отравились, отсюда следует научный вывод, что все красные ягоды съедобны, и т.п.

Сомнения в правильности как общих, так и частных положений классического рационализма высказывали уже Кант и Юм. Юм писал, что опыт постоянно обновляется (в смысле появления новых опытных данных) и выводы, сделанные путем индукции из прежнего опыта, могут не соответствовать новому опыту. Но особенно очевидной эта несостоятельность стала после появления теории относительности, пришедшей на смену механике Ньютона, когда окончательно выяснилось, что из одного и того же опыта можно извлекать качественно разные и по виду даже противоположные выводы и представления (типа время абсолютно и время относительно). Тогда возник и получил широкое распространение целый ряд течений в теории познания, релятивизирующих научное познание и отрицающих и опровергающих не только эмпириков, но и весь классический рационализм и вместе с ним рационалистическое мировоззрение, как таковое. Это такие течения, как философский релятивизм, онтологический релятивизм Куайна, лингвистический релятивизм Сепира и Уорфа, социальный пост позитивизм Куна и Фейерабанда и др. Они отрицали не только представление эмпириков об извлечении наукой выводов непосредственно из опыта с помощью индукции, они отрицали, что наука вообще способна давать нам выводы истинные и надежные и доходили даже до утверждения, что наука ничем не отличается от гадания на кофейной гуще [Фейерабенд]. Они утверждали также, что понятия науки никак не привязаны к опыту, что они "теоретически нагружены" и выводятся одно через другое в бесконечной регрессии [Куайн]. Что представители разных научных парадигм (фундаментальных теорий) не имеют общего языка и не в состоянии понять друг друга и договориться, кто из них прав, кто ошибается [Кун]. Что выводы науки зависят от принятых в обществе социальных воззрений (Эйнштейн принял теорию относительности, начитавшись предварительно Маха [Кун]). И т.д.

Такая релятивизация научного познания вызывала отталкивание у многих философов и ученых, особенно у представителей естественных наук, которые никак не могли согласиться с приравниванием их к гадателям на кофейной гуще, справедливо чувствуя, что в добываемом ими знании есть нечто объективное и привязанное к опыту. Но и не признать ставшего очевидным факта, что наука таки меняет свои понятия и выводы при переходе от одной фундаментальной теории к другой (Ньютон - Эйнштейн), они тоже не могли. Отсюда возникло течение ряда ученых и философов (Фреге, Пеано, Гильберт, Рассел, Карнап, Шлик), стремившихся переделать саму науку таким образом, чтобы впредь она уже не меняла ни понятий, ни выводов, или исправить классический рационализм, сохраняя его суть. Так Гильберт и Рассел пытались найти такую систему аксиом, из которой вытекали бы все уже существующие и принципиально возможные в будущем научные теории, но вынуждены были признать несостоятельность своих попыток [10]. Логические эмпирики Карнап и Шлик пытались исправить эмпиризм, заменив индукцию на pervision, т.е. выдвижение гипотез и их верификацию. Они предложили такой принцип различения между наукой и не наукой: утверждение имеет познавательный смысл (является наукой) в том и только в том случае, если оно в принципе проверяемо (верифицируемо). С тем, что, если утверждение в принципе не проверяемо, то его вряд ли можно считать научным и познавательным, трудно не согласиться. Но, как справедливо заметил в дальнейшем К. Поппер, верификация, заключающаяся в том, что некий эксперимент подтверждает данную теорию (совпадает с ее предсказанием), хотя и является аргументом в ее пользу, но отнюдь не доказательством ее истинности и научности. Поскольку это не гарантирует нам, что любые другие эксперименты и наблюдения будут совпадать с предсказаниями данной теории. Т.е. это ничем не лучше позиции эмпириков.

Далее Поппер уточнил Карнапа и Шлика следующим образом. Он заменил верифицируемость теории на фальсифицируемость.

По Попперу мы не можем в принципе верифицировать теорию, т.е. доказать, обосновать ее истинность, гарантировать истинность ее выводов. Вот одно из его высказываний, подтверждающих, что в этом вопросе его позиция совпадает с позицией вышеупомянутых релятивизаторов научного познания:

"...предлагаемое мною решение центральной проблемы обоснования... настолько же недвусмысленно отрицательное (в смысле невозможности обоснования истинности теории - мое), насколько оно является таковым для любого иррационалиста или скептика" [Поппера 1996, 93-94].

С принципиальной невозможностью верифицировать теорию тесно связана знаменитая поперовская погрешимость любой научной теории, утверждение, что любая научная теория рано или поздно столкнется с опровергающим ее экспериментом и будет опровергнута.

Но, утверждает он, мы можем фальсифицировать теорию с помощью контр примера (мысленного или полученного в эксперименте), ее опровергающего.

Возникает вопрос, а что же да следует считать наукой по Попперу и в каком смысле? В эпоху классического рационализма и вообще вплоть до Поппера понятие научности не отделялось от понятия истинности. Поппер же решительно разводит эти понятия. По Попперу теория является научной, если она принципиально фальсифицируема. Не зависимо от того, фальсифицирована она уже или еще нет, и вне всякого отношения к ее истинности.

Но даже если допустить, что требованием принципиальной фальсифицируемости Поппер совершенно четко разделил все теории на научные и не научные, то, что нам дает это разделение при таком понимании научности, и защищает ли оно науку от релятивизаторов ее?

Очевидно, что это ничего не дает и защищает науку от релятивизаторов ее не более чем позиция эмпириков или Карнапа и Шлика. Если мы, гуляя в лесу, обнаружили на поляне некие красные ягоды и, съев их, не отравились, то из этого опыта согласно и эмпирикам (по индукции) и Карнапу со Шликом (верификация) следует "научный и истинный" вывод, что все красные ягоды съедобны. По Попперу этот вывод не является истинным, но по нему истинных выводов наука нам вообще не дает (не гарантирует), но научным то он является вполне и по Попперу. Ведь единственное требование научности у него это фальсифицируемость выводов. А чем этот вывод не фальсифицируем? Так зачем нам, спрашивается, такое понятие научности и такие научные выводы, если, следуя им, мы будем травиться? И где тут защита особого эпистемологического статуса науки? Ведь по Попперу любая ахинея, если она принципиально фальсифицируема, есть наука. Как подобная "мудрость" в течение полувека вплоть до наших дней может считаться непререкаемой истиной, уму непостижимо.

Кроме того, что это попперовское разделение всех теорий на две категории на основе принципиальной фальсифицируемости ничего не дает с точки зрения защиты особого эпистемологического статуса науки, оно на самом деле не дает и сколько-нибудь внятного разделения на науку и лженауку. При этом разделении в одну категорию попадают теории, которые по интуитивному ощущению в одну категорию с точки зрения научности никак попадать не должны. Например, в категорию научных попадают и выше разобранная "теория", гласящая, что все красные ягоды съедобны на основании единичного опыта, и механика Ньютона.

Слабость и не научность подхода Поппера видна еще из того, что он умудрился зачислить в науку всю физику и химию, т.е. любые физические и химические теории. А с другой стороны все теории касающиеся влияния космических факторов на земные процессы, по старинке именуемые астрологией, зачислил оптом в лженауку. Но мало ли какой бред, в том числе принципиально не фальсифицируемый, т.е. не научный даже по Попперу, можно насочинять в области физики или химии. И всякий такой бред нужно считать наукой только потому, что он из области физики или химии? И ведь сочиняют-таки, и ходит это в современной физике за науку. Теория Большого Взрыва, например, принимается очень многими физиками (к счастью не всеми) за науку, в то время как это - принципиально не фальсифицируемая теория. По мере развития астрономии, астрономические наблюдения позволяют нам подобраться по времени все ближе и ближе к теоретической точке Взрыва, но абсолютно в эту точку, никакие наблюдения нам никогда не позволят попасть. А значит, эта теория принципиально не фальсифицируема. Ведь за любой сколь угодно малый интервал времени, могут иметь место события, изменяющие или начисто опровергающие нашу теорию. И таки в очень малый интервал времени вблизи этой предполагаемой точки уже обнаружено явление "инфляции", предшествующее тому Большому Взрыву, о котором шла речь в первоначальной теории этого Взрыва и качественно и количественно отличающееся от него.

С другой стороны, классическая астрология - не потому лженаука, что занимается изучением влияния космических факторов, в частности расположения звезд на различные процессы на Земле, а потому что делает это ненаучным методом. Но уже давно научно исследовано и доказано, например влияние луны на приливы и отливы. Но если луна влияет на приливы и отливы, то почему она не может действовать, допустим, на психику человека в случае лунатизма и почему здесь нельзя строить нормальные научные теории? К сожалению, принятое с подачи Поппера зачисление целых областей знания, таких как физика или астрология, целиком в науку или в лженауку привело к тому, что целый ряд по настоящему научных исследований в области влияния космических факторов на процессы на Земле, таких как работы Чижевского, Шноля и других, долгое время объявлялись лженаукой, астрологией. Потому что объект исследования у них был общий с астрологами.

Правда, Поппер укрепляет свой фаллибилизм тем, что свои принципиально фальсифицируемые теории он ранжирует по степеням предпочтительности:

"Я говорю о предпочтительности теории, имея в виду, что мы представляем себе или предполагаем, что эта теория представляет собой большее приближение к истине и что у нас есть основания так считать и предполагать". [Попперб 1996, 94]

Он заявляет, что теория, которая соответствует большему числу фактов (опытов) предпочтительней той, которая соответствует меньшему количеству.

В этом есть определенная логика, но от того, что мы из двух теорий выберем предпочтительную по Попперу и, допустим, более надежную, мы все равно не знаем, насколько она надежна и когда она нас подведет. Не говоря о том, что она лишь предположительно более надежна.

Короче, фаллибилизм Поппера никак не решил проблему особого эпистемологического статуса науки, не дал внятных критериев, отделяющих науку от лженауки, и не разрешил кризис рационалистического мировоззрения. А признание Поппера непререкаемым авторитетом в этой области лишь усугубило проблему и привело современную философию в состояние, когда она не способна решать никаких проблем. В то время как сегодня как никогда человечество нуждается в философском разрешении ставших перед ним экзистенциальных проблем.

Так какова действительная связь выводов науки с опытом, как именно наука извлекает свои выводы из опыта и может ли наука гарантировать нам истинность своих выводов и предсказаний?

Ответ на эти вопросы дает разработанный автором единый метод обоснования научных теорий. (А. Воин. Единый метод обоснования научных теорий. Direct-Media, М. - Берлин, 2017, изд. 2-е; https://www.academia.edu/30443977/ ). Точнее этот метод был выработан в процессе развития естественных наук и более-менее окончательно сложился в механике Ньютона, но до сих пор не был представлен в явном виде и работает в этих науках на уровне стереотипа естественно научного мышления, аналогично тому, как работает грамматика в языке до того, как она написана. Благодаря этому ученые естественники способны договариваться между собой и принимать рано или поздно всем сообществом некоторую гипотезу как доказанную теорию, а конкурентные отвергать, хотя и делают это менее эффективно чем, если бы метод был представлен в явном виде. Гуманитариям же этот метод вообще не ведом и потому они разбиты на множество школ, подобным религиозным конфессиям, между представителями которых нет общего языка.

Ответ, который дает единый метод обоснования на вышеупомянутые вопросы таков. Теория, обоснованная по единому методу, гарантирует нам истинность своих выводов и предсказаний с заданной точностью и вероятностью в области привязки к опыту ее аксиом. Теория, не обоснованная по единому методу обоснования, никакой гарантии своим предсказаниям не дает и потому наукой в строгом смысле слова не является. Хотя и может быть пред наукой, например, еще не опровергнутой гипотезой. Это дает науке четкое отделение от не науки и ее особый эпистемологический статус.

Тут может возникнуть вопрос, как может обоснование по единому методу обеспечить теории ее истинность, если при смене фундаментальных теорий происходит смена понятий и выводов? Понятие истинности теории, обоснованной по единому методу обоснования, отличается от того, которое было принято в классическом рационализме и которое подразумевается многими учеными и философами и сегодня. Эту последнюю можно назвать онтологической истиной, т.е. истиной, дающей суть понятий: время абсолютно или относительно, электрон - шарик, облако или пакет и т.д. Такой абсолютной истины, как мы теперь хорошо знаем, наука нам не дает, понятия и выводы такого рода в науке меняются. Формулы науки, например формулы скорости у Ньютона и Эйнштейна, с одной стороны имеют отношение к онтологии, ибо дают онтологическое представление о скорости и других понятиях. Но с другой стороны мы используем формулы, для того чтобы "на основании опытов прошлого предсказывать результаты опытов будущего". Так вот по большому счету нам именно это от науки и нужно. Вопрос о том, абсолютно ли время или относительно, имеет отношение к психологическому комфорту ученых и эвристическую ценность. Но на практике нам нужно только, чтобы, пользуясь формулами теории, мы не сломали себе шеи, т.е. не получили в будущем результат опыта, сильно отличающийся от предсказанного по формуле. Так вот такого рода истину нам и гарантирует с заданной точностью и вероятностью единый метод обоснования. Будем ли мы рассчитывать точку приземления снаряда по теории Ньютона или по теории Эйнштейна, несмотря на то, что в этих теориях онтологически разное представление о времени и скорости, мы в обоих случаях гарантируем, что отклонение реального места попадания снаряда от расчетного будет не больше заданной величины с заданной вероятностью при соблюдении условий, для которых создавались обе теории.

Как же так может быть, что при разной онтологии и разных формулах две теории (обоснованные по единому методу обоснования) дают одинаковые и при этом истинные предсказания (в области их совместной применимости)? Для этого надо вспомнить, как именно из опыта извлекаются формулы (первичные). Мы меняем некоторый параметр (независимую переменную) и замеряем изменения другого параметра (зависимой переменной) и результаты измерения наносим на график в виде точек. Затем мы подбираем формулу таким образом, чтобы соответствующая ей кривая на этом графике прошла через эти точки. Но добиться, чтобы она прошла абсолютно точно через все точки невозможно, поэтому мы удовлетворяемся тем, что экспериментальные точки отклоняются от теоретической линии не более чем на определенную величину Это называется аппроксимация. Но формул, линии которых соответствуют экспериментальным точкам (на конкретном участке, соответствующем конкретной ограниченной области действительности) с заданной точностью может быть в принципе бесконечно много. Т.е. с онтологической точки зрения наши теории - это аппроксимации реальной действительности, которые не дают абсолютного отображения с одной стороны и могут сколь угодно качественно отличаться друг от друга с другой. Но в заданной области действительности они, тем не менее, гарантируют нам одинаковую точность предсказаний результатов будущих опытов. Но только в заданной области (там, где у нас уже есть экспериментальные точки). За ее пределами одни из этих формул (теорий), могут продолжать давать приемлемое приближение к опытным данным, а другие станут полностью непригодными. В частности формулы скорости Ньютона (и вся его механика) перестают работать при скоростях соизмеримых со скоростью света, а формулы скорости Эйнштейна (и его теория относительности) продолжает давать приемлемый результат.

Но тут внимательный читатель может заметить: а как же единый метод обоснования обходит знаменитую попперовскую погрешимость или его заявление, что верификация теории в принципе невозможна, поскольку, сколько бы мы не получили опытных подтверждений теории, всегда остается возможность, что очередной опыт будет опровергать ее? Или, другими словами, как понимать выражение "аксиомы теории, привязанные к опыту"? Если не может быть непогрешимой привязки к опыту теории в целом (по Попперу) и отдельных ее выводов, то откуда берется непогрешимая привязка к опыту аксиом?

Прежде всего, нужно заметить, что теория, обоснованная по единому методу обоснования, должна быть выстроена аксиоматически. Аксиоматика - область чистой математики, описывающая абстрактные объекты, а не реальный мир. Аксиомы по определению есть априорные утверждения, истинность которых не проверяется опытно. А смысл аксиоматической теории в том, что если аксиомы верны, то верны и все выводы, которые можно из системы аксиом получить, независимо от того, получены ли они уже или только потенциально могут быть получены. Для математической аксиоматической теории проблема экспериментальной проверки ее заменяется проблемой выяснения области существования для ее предикатов, или той области действительности, которую она описывает. (Причем, если система аксиом непротиворечива, то такая область действительности обязательно существует, даже если она нам неизвестна пока). Экспериментальная проверка аксиом не есть их верификация или фальсификация в попперовском смысле, а лишь указание, где нам искать ту действительность, которая дает область существования данной аксиоматической теории. А реальная задача, которая встает при - это определение границ этой области. Как именно это делается, это - в упомянутой книге по единому методу обоснования. Здесь замечу лишь, что эти границы, как правило, оказываются существенно отличными от интуитивно полагаемых нами границ до применения к теории единого метода обоснования.

В заключение следует сказать, что кризис рационалистического мировоззрения и победа в вышеупомянутом философском споре релятивизаторов научного познания привели к тому, что философия перестала играть предназначенную ей роль в мире. В эпоху до этого кризиса существовали философские учения, определяющие строй, систему ценностей и т.п. общества. (Философии буржуазных революций, марксизм и др.). И хотя не всегда эти учения определи устройство общества наилучшим образом (поскольку их авторы, хоть и были рационалисты по убеждению, но не владели единым методом обоснования), все равно это было лучше, чем тот хаос, в который человечество погружается сегодня, отказавшись вообще от научно-философского разрешения своих экзистенциальных проблем. Исправить эту ситуацию может только признание единого метода обоснования научных теорий.

© Copyright Воин Александр Мирнович (alexvoin@yahoo.com) Обновлено: 10/08/2020. 21k. Статистика. Статья: Израиль	Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта

"Заграница"

Путевые заметки

Это наша кнопка