Эйзэ басса!
Есть такой израйльский герой Иосиф Трумпельдор. Выходец из России он, прежде чем прибыть в Палестину, был унтер офицером в царской армии, участвовал в первой мировой, был одним из весьма немногих кавалеров всех трех Георгиев и потерял левую руку. Несмотря на свою однорукость, именно он организовал и возглавил первые отряды самообороны еврейского ишува (поселений) от арабских погромщиков - зачаток будущей армии обороны Израйля. Он погиб в бою с арабской бандой под Тель Хаем, где ныне установлен памятник ему в виде рыкающего льва, задравшего вверх отверстую пасть. Необычной для знакомых нам по картинкам и из зоопарков львов формы. Позже в раскопках были найдены изображения львов, которые водились на территории древнего Израйля и оказалось, что у тех морды были именно такие, какую угодил изваять скульптор, и, таким образом, и скульптор причастился к истории.
Ну, а имя Трумпельдора и его славная жизнь стали официально узаконенной легендой и в качестве таковой обросли всевозможными прибамбасами. Так, официальная эта легенда, изучаемая в израйльских школах, гласит, что, умирая, Трумпельдор сказал что-то вроде: "Как славно умереть за Родину". Мне же довелось слышать от одного древнего старикана, который по возрасту , действительно, мог быть сподвижником Трумпельдора и выдавал себя за такового, что он был с Трумпельдором в том бою и сам слышал последние его слова , что в действительности Трумпельдор сказал совсем не то. То, что сказал Трумпельдор в действительности, совсем не подходило для школьных хрестоматVй. Одним словом, последние слова Трумпельдора были класическое русское "твою мать".
Конечно, старик мог врать. Вообще, он не производил вызывающего доверия впечатления.
Был он жалкий, побитый молью, противно трясущийся, пугливый старикан и сообщил мне свой рассказ в самое ухо, озираясь по сторонам, как будто боялся, что его за противоречие властям могут посадить, как сделали бы в бывшем Советском Союзе. Тяжело было представить его соратником славного Трумпельдора, слышавшим того предсмертные слова.
И я не поверил ему. Но позже, когда жизнь добавила мне еще опыта, хотя я уже и тогда не был младенцем, я стал иначе смотреть на рассказ старика.
Представим себе: отряд в 10-15 человек ведет бой с многократно превосходящей его бандой, заняв круговую оборону,каждый укрывшись за чем можно. Все они знают друг друга лучше, чем если бы прожили жизнь вместе, ибо один бой стоит многих лет совместной жизни. И слышать умирающего могут один - два недалеко лежащих бойца. И вдруг он начинает выступать как кандидат в депутаты на предвыборном митинге или по телевизору. Да, что они, отбившие с ним уже не одну такую атаку, и так не знали, что он, как и они, кстати, посвятил свою жизнь борьбе за Родину и готов умереть за нее? Кому нужна была в такую минуту красная пропаганда?
Ну, а емкое русское "твою мать" способно выразить любые оттенки человеческих чувств по отдельности и вместе взятые, включая и "как славно умереть за родину". А также, как жалко умереть не добив врага и не дожив до победы. Как обидно вообще умирать, когда жизнь так прекрасна. И вообще, "эйзэ баса", какое разочарование, как говорят израильтяне, поймать на лету пулю сердцем.
Ну, а что касается того, мог ли выглядеть бывший герой, соратник Трумпельдора, столь жалко в конце своей жизни, то вспомнил я своего товарища по борьбе за выезд евреев из Советского Союза Амика Диаманта, первого на Украине сиониста новейшего времени, зачинателя борьбы за выезд, творившего тоже немало чудес геройства и изобретательности в борьбе с КГБ. И вспомнил его же в Израйле, сначала оплеванного своими же друзьями, затем всеми оставленного и забытого, рано полностью поседевшего, с начинающимся подергиванием головы и привычкой озираться в разговоре. Вспомнил Юрия Смирного, украинского патриота и демократа еще в 60-е годы, создавшего в Киеве историко-культурный, а на самом деле дессидентский клуб, занятый возрождением украинской культуры, клуб по типу чехословацьких, приведших к "пражской весне". И вспомнил его же, когда я приехал в независимую уже Украину из Израйля в 1992г. и, встретив его случайно, не узнал. Он выглядел еще более жалко, чем тот соратник Трумпельдора - какой-то седой старик (а было ему тогда всего лет 55), по виду совершенный бомж в лохмотьях и грязный, вдруг с рыданием упал мне на грудь и только через несколько минут я разобрал сквозь эти рыдания, что это бувший несгибаемый руководитель нашего клуба (я вместе с еще евреями принимал в нем участие), ныне оклеветанный, оплеванный и выкинутый на помойку жизни в "вильний Украини", за которую он боролся, когда многие из нынешних ее вельможних панов стучали на таких, как Смирный, в КГБ. К тому же Смирный, как позже выяснилось, стал не только жалким стариканом, но и хорошей сволочью, полагая, что раз с ним обошлись не честно, то и ему теперь позволены любые подлости.
Этот список я мог бы продолжить только из свого опыта. А ведь сколько еще такого зафиксировано историей и описано в литературе. Вспомнил я все это и решил, что мог, мог этот старикан бать соратником Трумпельдора и слышать его последние слова.