Лежишь в траве возле ''ямки'' с водой, а вода тёплая, бежать ей некуда: нацедилась из под земли чистая, тёплая. Купалась весь день, в траве лежала, в небо смотрела - летала там со стрекозами, птицами, а как ласточки низко залетали, застригли хвостиками: ну что за прелесть были эти хвостики - ножнички маникюрные, однако нужно собираться: шлёпки - бывшие босоножки с начала лета, а сейчас уже июль, платьечишко ситцевое в цветы необыкновенные... ну и купальник. Это из за него я здесь, на ''ямках'' одна.
Ванькина майка между ног зашитая - бабушкина гадская идея, ноу хау! До сих пор стыдно. Мама моя такая модная женщина. Приедет бывало, весна была: красное пальто - трапеция, а все ещё поясками затягивались.
На одном ухе берет, ещё краснее. Я так просто не показывалась на глаза неделю после её отъезда. Потому как вопросы задавали исключительно мне, как буд то я была её личным выдумщиком нарядов... Подумать только - красное! В деревню! О французском берете речь вообще не идёт. Мы с бабушкой его и прятали, ну куда там, такой скандал, уж лучше пусть вся деревня на ушах и я на ушах после её отъезда. А вот при маме и глаз не смели поднять, только из под тишка рассматривали эти ну очень интересные фасончики.
И я в маечке Ванькиной - тьфу!
Домой! Гроза: небо темнеет, забирает воздух , тихо - тихо тянет с земли, и всё от возмущения и страха немеет и от радостного предчувствия. Если в такой момент не побояться и не бежать, а встать и прислушаться: сколько же чувств перемениться за время которому нет измерения. И страх от чего то, не поддающийся разумению, и восторг идущий оттуда же из глубины веков... Двух человек в прошлом году молнией убило: постуха и ягодника какого то, я взрослых плохо знаю. Страшно. Бежать во всю прыть десяти лет, прятаться, спасаться, заземляться, закрывать занавески и не подходить к окну, и не охать, когда лупонёт. А лупонуло так, что мы присели, хотя и так сидели на стульчиках в избе. А дед замешкался в летней кухне и теперь мы за него боимся - бабушка его ругает по привычки многолетней. Я думала он внимания не обращает на эту воркотню, а однажды слышала, как дед плакал и просил не пилить его, потому что мочи уже у него нет выносить это гыр-гыр-гыр. - Мария, говорит - пожалей ты меня! - У меня аж в груди захолодело, никогда я деда таким жалким не видела. Да и то верно, бабушка начинает ругать меня, а я шмыг и ругайся сколько влезет с мухами например, их у нас страсть сколько летом было. Дед озвереет или бабушка от чёрного роя, как кинуться с газетой скрученной в самую гущу событий мушинных... Я не любила, ни летнюю кухню с её мухами и мухабойнями, с горячими супами в жару, с печкой и пылающим поддувалом, с несчастным дедом, которому и убежать то некуда. Ну уж если бежал ( раз в месяц обязательно бежал), то почему то всегда с дрянными, постыдными приключениями, это я по его лицу наутро понимала, что случилось непопровимое. Но это непопровимое к обеду распровлялось, появлялись глаза, всё ещё стесняющиеся смотреть на белый свет, да по моему не сильно пока свет и цвет различающие... Почему он спутывался с самыми плохими женщинами в деревне, не знаю. И вот зачем их домой потом тащил ( в прямом смысле) это вообще былоуму не постижимо. Но судя по бабушкиным реакциям - двум: ругаться и драться, ей было невыносима эта дружба мужа с ''последними'' в деревне. Сама она была бабёнка хоть куда! И эта мысль не давала покоя. Все красивые мучаются этим: ну как же я такая красивая с таким вахлаком живу.
Дед пересидел грозу в летней кухне, мы отсиделись в избе. Мне хотелось к деду, с ним свободней как то, он мечтать в слух любил. Вот говорит, построю землянку у Хомутины ( речка хомутом и остров посредине, а на этом острове ягод, травы для скотины, для покоса...) будешь ко мне прибегать в гости, рыбачить будем. Рыбачить я не любила, а вот на лодке с дедом кататься, все ребятишки завидовали. Не часто такое счастье случалось, ну уж если случалось, тут уж я сама себе завидовала. Ну и для полного восторга ребячьего дед камышей нарвёт весь берег устелит- угощаю!
Надо сказать одна я купалась на ''ямках'' не из за смешного самодельного купальника только. А по причине замкнутости и рано проснувшегося желания созерцать.
Бог видя такую страсть к ощущениям много дал приключений в жизни.
Вот и деда не стало и бабушка умерла, но всё таки вздохнула перед смертью. Смилостивилась судьба , дала старика, бывшего военного, о таком мужчине бабушка мечтала глядя затуманеным взглядом через деда-вахлака, с пистолетом посватовшимся ( дело после войны) как тут откажешь, так под пистолетом и женились. Родители и гости вели себя смирно - дед в штрафном батальёне воевал! Это тех, кто струсил в начале войны, семнадцати летки какие нибудь, вот их потом долго учили смелости в таких батальонах. 300 грам штрафных для храбрости и в атаку, а сзади уже войска, не побежишь. Вот так они штрафные и учились побеждать свой страх, а потом уже ничего и никого не боялись, вот только моя бабушка твёрдым орешком оказалась и всю жизнь мстила за своё скороспешное замужество. Умирала она с одной болью, почему так поздно встретила любовь свою. Хорошо, что встретила.
Про другую боль, что её не одолела, но сьела - не говорю, что, эта боль по сравнению с разочарованием!
И мамы нет, кто помнит её, помнит её модную! А я так и живу с тягостным сомнением, моя ли это мама была... Могла ли такая чудесная женщина быть моей мамой. Наезжала, как та гроза - волнующая, странная, непонятная, недоступная - всегда желанная и недолгоя.
А я вот смотрю на небо: птицы, стрекозы, мухи...а вот мух в Голландии нет, мушки какие то меленькие и черт бы их побрал - красивые. Облака!!!!! Вот что!!!!! Облака кучевые, перистые, вот что похоже... царство небесное - везде и для всех, потому что все умрём, это точно. Хоть в чём то можно быть уверенным: весна, лето, осень, зима, вот этого и держись. Как там они мои старички - помирились?! А может бабушка с этим военным стариком, глупая, дед самый что ни наесть военный - мой дед. И мама выбражуля, уж такая была модница, уж такая модница. Это под общее рукоплескание и приятие можно дифелировать, а вот в деревню в красном французском берете попробуй сунуться в начале 70 х!