Аннотация: Эта небольшая книжка - первый туристический путеводитель по Куршской косе, выпущенный в Новой Литве специально для российских туристов. Он существенно отличается - и мы надеемся, что в лучшую сторону - от всех, появлявшихся здесь ранее. Эта книжка чем-то напоминает собой настоящий украинский борщ: непонятно, как они его там делают, и лучше не спрашивать, что они туда кладут (там можно найти всё, что растёт в огороде и бегает по двору), но если его начинаешь есть, то обнаруживаешь, что это - вкусно! Надеемся, что российский читатель, приезжающий в эти места отдохнуть, а, значит, и расслабиться, оценит живой стиль рассказа и тот вариант литературного русского языка, которым пользуется автор.
Издатель
Нида - это литовский приморской курорт, который находится у Балтийского моря, в пяти, примерно, километрах от границы Литвы и Калининградской области. Летом там бывает довольно весело.
Большая часть этой книги создавалась в 1996-1998 годах. С тех пор прошло уже 10 лет, и кое-какая информация могла устареть. Но поскольку, несмотря на внешние перемены, внутренне человечество, по нашему убеждению, не меняется, то в этом тексте книжки, мы тоже ничего не меняли, так как смотрим неё, как на своеобразный памятник своей эпохи.
Книга в России не была в продаже, поэтому российский читатель - кроме тех, кто приобрёл её в Литве - с ней незнаком, и для него может быть интересен взгляд на жизнь в Литве, глазами смотрящего на неё изнутри.
НИДА - БЕЗ ТАЙН
Туристический путеводитель по Ниде и Куршской Косе
детям до 16 лет и 'крутым' интеллигентам читать воспрещается!
Первое издание
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПРОГУЛКИ ПО НИДЕ
Все мысли и суждения, выраженные Автором в этой книге, являются исключительно его частным, субъективным мнением, и поэтому никак не претендуют ни на бесспорную истину, ни на какие-либо обобщения.
Автор
ДЮНЫ НИДЫ
Если пройти берегом Куршского залива примерно километр на юг от центра Ниды, то мы подойдём к дюне Парнида - первой из 8-ми километровой гряды движущихся дюн, которые тянутся отсюда до самого посёлка Пилкоппен (Морское). Всё время идя по тропинке и по мостику переправившись через небольшой ручей, вытекающий прямо из-под дюны и берущий своё начало неизвестно где - местная загадка, достойная царя Соломона, мы увидим ступени деревянной лестницы, ведущей на смотровую площадку, что находится на самой вершине дюны. Отцы города, не веря в возможный бешеный спрос на билеты, ещё не придумали здесь - на радость людям и назло природе - устроить лифт или фуникулёр. Поэтому представители рода Homo Sapiens Vulgaris всю дистанцию между подножием дюны и её вершиной преодолевают пока хоть и бесплатно, но зато самым банальным образом - путём простой поочерёдной перестановки левой и правой ноги.
И вот, затратив минут пять времени, и став легче на полстакана пота, мы - на вершине. Здесь, на добросовестно забетонированном пятачке земли местные власти уже несколько лет сооружают солнечные часы - грандиозный гранитный монумент, которым они рассчитывают украсить этот уголок Куршской косы.
Теперь, если мы встанем спиной и к Ниде, и к монументу, то нам откроется самая красивая панорама из всех, что можно наблюдать на косе. С этой точки можно одновременно видеть и зелёные воды Куршского залива и синее, всё в блёстках отражений полуденного солнца, море; а между ними - лентой расстилающуюся перед нами узкую полоску суши, которая со стороны моря покрыта лесом, а со стороны залива - белыми валами дюн. Некоторые из дюн, находящихся между Нидой и Первалкой*, выше дюны Парнида (её высота 52 м), но с большинства из них особо прекрасных панорам не увидишь из-за того, что их склоны и вершины сплошь засажены низкорослыми горными соснами, часто заслоняющими наблюдателю весь вид.
Дюна, песчаный склон которой начинается сразу за дюной Парнида, примерно в полукилометре от нас, называется Диджёи ('Большая'). Это - одна из движущихся дюн. Ветер, почти всегда дующий с запада - с моря, постоянно пересыпает её песок таким образом, что она всё время понемногу сдвигается в сторону залива. Передвижение этой массы песка, медленное и, казалось бы, незаметное, за достаточно большие промежутки времени не только становится значительным, но и не раз в прошлые времена было источником больших бед для местного населения. В 1869 году немецкий геолог Берендт установил, что в период с 1837 по 1861 годы эта дюна сдвигалась в сторону залива со средней скоростью 13 метров в год. За те 24 года она продвинулась на восток на 320 метров. Считается, что в настоящее время скорость её движения составляет от 2 до 5 метров в год. Именно под этой дюной находилась старая Нида, что в XVIII веке была полностью засыпана её песком.
В небольшой долине, расположенной почти прямо под смотровой площадкой, сразу после франко-прусской войны 1870-1872 годов, были поставлены бараки для французских военнопленных, которым приходилось работать на озеленении местных дюн и на строительстве Большой Защитной Дюны, что сейчас протянулась вдоль всего морского побережья Куршской косы. Многие из людей, содержавшихся в этом лагере, умерли от истощения и болезней. С тех пор это место и зовётся Долиной Смерти.
В ясную погоду со смотровой площадки можно хорошо видеть дюну Скландитою ('Планеристов'), находящуюся уже на российской территории, километрах в пяти от государственной границы. Дюна Скландитою - самая высокая дюна на Куршской косе. Считается, что её высота составляет 63 метра. Бывает, что после сильных западных ветров её высота несколько увеличивается, а после продолжительных восточных, наоборот - уменьшается. Своё современное название эта дюна получила в межвоенный период из-за находившегося там учебного лагеря планеристов, где курсанты немецких лётных училищ проходили практику на планёрах.
Чуть левее Большой Дюны, километрах в двух от нас, в залив выдаётся поросший лесом мыс Гробшто. Он - уже на территории Калининградской области. Государственная граница проходит как раз перед ним, где-то посередине бухты. Несколько лет назад, когда граница ещё не охранялась так строго, туда можно было пройти. Мыс Гробшто интересен тем, что там лес и движущаяся дюна соприкасаются. Наползающий песок медленно, но неудержимо заваливает лес, и можно видеть, как у подножия крутого склона дюны стоят деревья, уже наполовину засыпанные песком. Кое-где видны только ветки их верхушек, торчащие из песка, словно руки утопающего. Но даже эти, уже почти полностью погребённые под песком деревья всё-таки борются до конца и зеленеют наперекор торжествующему празднику смерти. Глядя на них, можно представить, как другие чёрные деревья, раскинув свои застывшие в неподвижности ветви, стоят под толщей дюны - подземный заколдованный лес, где не слышно ни щебета птиц, ни шума ветра, и где оцепеневшую тишину вечной ночи осмеливается нарушать только зловещий скрип ползущего песка...
На самой оконечности мыса Гробшто виден небольшой холмик, называемый Дюной Венишуоле ('Одиночка'). Раньше её высота составляла 18 метров. После озеленения косы и возведения вдоль её морского берега Защитной Дюны, она, точно так же, как и другие дюны, не получает из моря дополнительного песка и поэтому её высота постепенно уменьшается. Ветер, постоянно пересыпая песок дюн в сторону залива, делает их шире и ниже. Ещё три десятка лет тому назад высота всей дюны Парнида почти совпадала с высотой её вершины; а насколько меньше она стала сейчас, каждый может судить сам, сравнив высоту её озеленённой - а, значит, и не подвергшейся эрозии - вершины, с современным уровнем её южного склона.
__________
* Первалка - это самый маленький посёлок литовской части Куршской косы.
АЛТАРЬ
Если от большого деревянного креста пройти по направлению к границе, то в той стороне можно найти стоящую в дюнах реконструкцию языческого алтаря, которая была установлена там местным скульптором несколько лет назад.
Как известно, любой алтарь, как языческий, так и христианский, - это, прежде всего, жертвенный стол. Алтарь, о котором мы говорим, представляет собой небольшой, неправильной формы гранитный стол, на каменной столешнице которого вырезан глаз, смотрящий в небо.
Поскольку мы уверены, что желающие посмотреть на алтарь найдут его без особого труда, то мы не указываем его точное местоположение, тем более, что это просто удовольствие - искать вещь, пусть и хорошо спрятанную, но о которой известно доподлинно, что она существует и что её здесь можно найти.
МИРАЖИ
Если нам случится быть на смотровой площадке дюны Парнида в ясный день, то, повернувшись направо, лицом к морю, и присмотревшись, на горизонте можно увидеть иногда что?то, напоминающее собой как будто сверкающий своими снастями парусник, плывущий над морем в серебряной дымке. Когда летом 1993 года Автор неожиданно для себя обнаружил этот неопознанный объект, то сердце его, перед тем, как забиться быстрее, на миг остановилось, словно он стал одним из избранных, которым было дано созерцать редкое земное чудо - мираж, стоящий в воздухе над раскалёнными песками дюн; один из тех, упоминания о которых встречаются в старинных хрониках о Куршской косе.
Всегда - чем больше бывает первая радость, тем сильнее за ней наступающее разочарование. И то, что бывает окутано серебряным сиянием - не всегда серебро; точно также, как то, что блестит - не всегда золото. Благодаря биноклю этот неопознанный плавающий объект был опознан, и оказался плавучей нефтяной платформой, которую русские деловые люди, словно знак вечной дружбы, поставили у самой литовской границы.
Позже Автору удалось найти место, откуда без труда поисков, но зато и без романтики открытия, можно почти ежедневно наблюдать оптические причуды природы, которые, правда, не так впечатляющи, как настоящие миражи, но которые всё равно являются очень близкими их родственниками.
Чтобы наблюдать их с комфортом, нужно в тёплый безветренный день устроиться за столиком любого кафе на набережной Ниды так, чтобы нам хорошо был виден Куршский залив. Теперь, если мы внимательно на него посмотрим, то увидим, что прерывистая линия противоположного берега, мысы которого островами выступают на горизонте, парит над поверхностью залива. Если мы подойдём к самой кромке воды и посмотрим на них, чуть пригнувшись, то промежуток между этими островами и линией горизонта увеличится, и тогда можно будет рассмотреть, что и их деревья, и редкие крыши далёких домиков отражают сами себя от слоя тёплого воздуха, как от зеркала, и, повиснув над заливом, в воздухе сливаются с перевёрнутыми половинками своих отражений.
МАЯК
Обозревать и фотографировать Ниду и её окрестности лучше всего с Нидского маяка, что стоит на вершине дюны Урбо, примерно в километре от центра посёлка. Стоит он на месте старого маяка, строенного немцами ещё в прошлом веке и полностью разрушенного в войну. Тот маяк, судя по сохранившимся фотографиям, был настоящим украшением довоенной Ниды, а со стороны моря - её исключительно привлекательной визитной карточкой. Так уже не строят. Местные рассказывают, что обломки его стен, снесённых взрывами снарядов, и по сей день лежат в песке по склонам дюны: на кирпичи их разобрать не смогли, так как при ударе молотком по кладке, извёстка, замешанная по старинному рецепту, выдерживала, и разрыв кладки шёл по самим кирпичам.
Высота нового маяка 29 метров, а считая её от уровня моря - 81. Без сомнения, туристы найдут его без труда.
По правилам, которые соблюдаются неукоснительно, посторонним вход на маяк строго воспрещён! Исключения делаются только для догадливых.
Нас, живущих на суше, маяк не располагает к земному. Наверное, поэтому всегда и везде считалось, что любой смотритель маяка, уже в силу своей профессии, должен быть склонен к философии. Целые пять тысяч лет, что прошли от появления первого маяка, это утверждение принималось на веру, как очевидное, но доказать его почему-то никто не спешил. А ведь с тех пор жила на свете огромная куча народу, у которой была масса свободного времени, - и потому странным кажется, что ни у кого не нашлось пяти свободных минут на это доказательство. Люди предпочитали воровать, насиловать, грабить, резать друг друга поодиночке и целыми группами, словом, развлекались тысячью разных способов - лишь бы не заниматься делом! Сегодня эти пять минут времени у нас есть, и мы, используя подаренную нам господином Сократом науку логику, то утверждение сейчас попробуем доказать для одной, отдельно взятой страны.
Итак, поскольку людям богатым, здоровым и счастливым некогда ломать себе голову над вечными истинами жизни и смерти, то философами становятся или от бедности, или от несчастий, крайне редко - от скуки, и никогда - от изобилия. Настоящий философ - явление редкое. Но, если принять, что философия - это любая, внутренне непротиворечивая система взглядов, то выйдет, что простую, банальную любовь к деньгам можно назвать своеобразной философией, а всех литовцев, следовательно, - своеобразными философами. В Литве смотрители маяков - литовцы. Значит, смотрители маяков - философы!
Смотровая площадка Нидского маяка, по центру которой установлен его фонарь, с внешней стороны обнесена железными перилами, доходящими человеку до пояса. Эти перила, не имея в себе ни особой художественной, ни исторической ценности, сварены из простых металлических реек, просветы между которыми составляют (внимание!) сантиметров по пятнадцать, не более. От перил сразу вверх начинается крупная проволочная сетка, с ячейками (внимание!) сантиметра по четыре каждая. По одной из версий, эти меры предосторожности приняты с тем, чтобы в дни кризисов дежурные философы не скатывались за борт, а по другой - чтобы наивные птицы не принимали фонарь маяка за ночное солнце.
Именно из?за этих особенностей конструкции маяка, туристам, попавшим на его смотровую площадку, часто на выбор предлагается дилемма: или уронить честь своей диаспоры догадливых, или же ни за что обидеть смотрителя. Если турист, желая сделать несколько панорамных снимков Ниды, прижмёт свой фотоаппарат к сетке и будет стараться попасть объективом в узкий просвет между проволоками, то смотритель очень тактично укажет ему, что удобнее присесть и делать снимки через широкий просвет между рейками перил - чем все останутся довольны; если же турист присядет сразу, даже не сделав вида, что собирался снимать через сетку, то смотритель будет бесконечно сильно разочарован и, возможно, для него это маленькое происшествие станет поводом для очередного кризисного дня.
***
Если тебе, читатель, повезёт быть на маяке во время заката и сразу после одной из тёплых летних гроз, то ты увидишь там картину, по своим краскам редкую для северных широт.
Остановись там, открой глаза навстречу трепещущему золоту солнца, что безмятежно вливается в полыхающие радугой воды Балтийского моря, - и оно очарует и почти загипнотизирует тебя. Ты увидишь, как оттенки, словно презирая законы обыденности, переливаются, играют зайчиками, брызгают каплями цвета и свободно переходят один в другой, порой создавая на воде или на суше такие мимолётно?эфемерные цветовые образы, как, например, облако алого тумана, что после ливня парит - просвечиваемое касаниями гаснущего светила - между чёрными соснами притихшего вечернего леса.
***
Влюбись в закат, забудься в нём под поцелуями розового света, отбрось всё, поверь в Вечность, обманув себя, и - кто знает? - может быть, из-под завесы мирского, тебе - на секунду - вдруг приоткроется тайна, и - на мгновение - будет дано понять мысли Бога, сверкающие своей бездной?
ЛИТОВСКИЕ КРЕСТЫ
Свою страну литовцы исстари называли краем Девы Марии, а чужеземные путешественники - страной крестов. Здесь большие деревянные кресты, самые разнообразные по своей форме, наряду с деревянными резными столбами, называемыми коплитстульпис*, во множестве стояли не только возле костёлов и на могилах, но и рядом с усадьбами крестьян, вдоль дорог, а также возле родников, в полях, на холмах и в лесах под деревьями.
Особенно много таких крестов было на западе Литвы - в Жямайтии, где они местами стояли так часто, что расстояние от одного до другого порой не превышало всего нескольких десятков шагов. Кресты украшались резной орнаментикой; иногда на них устанавливались миниатюрные часовенки, называемые коплителес, - вырезанные из дерева небольшие домики, в которые ставились освящённые фигурки христианских святых.
Прикреплённые прямо к деревьям старые, источенные временем, коплителес, на которые можно случайно наткнуться в лесах Жямайтии и по сей день, на нечаянного зрителя производят, пожалуй, наибольшее впечатление. Глухое место, безлюдье и подсознательное чувство неведомой угрозы, что в лесу незаметно овладевает городским жителем, уже сами по себе могут заворожить страшной мистикой леса; а когда взгляд, скользя по листве, неожиданно упирается во встречный взгляд деревянного божка, обитающего в своей замшелой часовенке, кажется, от сотворения мира, и которого человек никак не был готов здесь увидеть, то в первый момент душа вздрагивает и застывает, на миг поражённая его мрачным, гипнотически-притягивающим очарованием, и только потом, придя в себя, человек вспоминает, что это всё-таки не лесной демон, а хороший и добрый персонаж.
Места, отмеченные крестами, коплитстульпис и часовенками - это далеко не всегда места страдания или места погребения усопших: часто это места, с которыми связаны какие-нибудь предания или исторические события. Крестом могло быть отмечено место, чем-то особенное, - например, родник, вода которого считалась целительною. Часто такой крест устанавливался просто на красивом месте - как знак ожидания милости Бога или же выражение благодарности за уже оказанную милость.
Литовские крестьяне установкой таких крестов отмечали важные события своей жизни: свадьбу, рождение ребёнка, выздоровление больного, основание нового хозяйства, урожайные годы. Установка креста, посвящённого радостному событию, была семейным праздником, которой оканчивался обильным застольем с медовухой и пивом.
Крестами отмечали и большие несчастья: неурожай, голод, эпидемии, стихийные бедствия, трагическую утрату кого-нибудь из близких.
Таким образом, эти кресты служили, скорее, не символом христианской веры, но своеобразным календарём, в котором фиксировались исторические и большие семейные события.
Любопытно, что власти и церковные и светские к этой народной традиции относились недоброжелательно, видя в ней реликт языческих верований - как, впрочем, оно и было на самом деле.
Первый запрет на самовольную установку крестов был объявлен в Восточной Пруссии ещё в 1426 году Миколасом, епископом Замбским.
Второй появился в 1752. Им Тышкевич, епископ Жямайтийский, запрещал устанавливать на крестах фигурки святых, которые своей неуклюжей, грубоватой формой нарушали принятые в церковном искусстве каноны - и тогда упрямые жямайтийцы начали ставить кресты со своими любимыми святыми в глухих лесах, подальше от чужих глаз.
Во времена Российской Империи, когда Литва входила в состав её Северо-Западного края, его генерал-губернатор граф Муравьёв запретил как ремонтировать кресты старые, так и устанавливать новые на не освященной земле - то есть фактически везде, кроме земли церковной.
В межвоенный период, когда Вильнюсский край принадлежал Польше, на установку крестов литовскими крестьянами и польские власти смотрели косо и, случалось, за это наказывали денежными штрафами.
Никто не знает ни точной даты, когда был объявлен последний запрет, ни того, был ли он официально объявлен вообще, но зато все в Литве знают, что с конца 40-х и по начало 90-х годов установка крестов не входила в список занятий простых и безопасных. Именно в этот период кресты почти полностью исчезли из литовского ландшафта, сохранившись только в немногих укромных местах.
***
Самым ярким примером крестов, которые устанавливаются людьми, просящими милости у Бога, может служить знаменитая Гора Крестов, находящаяся в 12 км от Шяуляй, четвёртого по величине города Литвы. Там на небольшом холмике, очень преувеличенно называемом горой, установлено более 50.000 самых разных крестов - больших, средних и совсем маленьких. Кроме крестов деревянных, железных и посеребренных, есть и позолоченные - установленные, видимо, теми, кто напрасно думает, что, раз Бог создал человека по своему образу и подобию, то, значит, и он должен любить золото.
Крестов там так много и стоят они так плотно, что, если в солнечный день смотреть на холм издалека, то кажется, что он весь сверкает, словно горящий металлический лес.
На этом холме ставить кресты начали очень давно. По преданию, первый крест был установлен ещё в те времена, когда днём, на виду у соседей, люди чтили Христа, а вечером, среди своих, поклонялись старым языческим богам. И один человек подрабатывал тем, что вечерами подслушивал под окнами, кто кому молится, и доносил властям.
Однажды тайные язычники его поймали и на этом самом холмике стукнули намертво по голове, рядом поставили крест и на шею этому прадедушке стукачей современных повесили доску с надписью: 'Ты хотел крест? Получай!'.
Простота в манерах с тех пор, увы, исчезла навсегда, и сейчас кресты здесь, конечно же, ставят совсем по другим поводам.
Есть места, представление о которых можно составить по рассказам. Другие же надо непременно увидеть самому. Гора Крестов - одно из таких немногих мест. Для тех, кто сомневается, стоит ли тратить время и силы на такую поездку, напомним, что в сентябре 1993 года Гору Крестов посетил сам папа римский Иоанн Павел II.
Шяуляй находится в 150 км от Клайпеды, и туристам, отдыхающим на литовском взморье, совсем несложно посетить это замечательное место, так как, выехав из Клайпеды одним из утренних поездов, они ещё до полудня будут на месте. Возвратиться можно так же просто и быть в Клайпеде поздно днём или рано вечером.
__________
* Один из коплитстульпис можно увидеть и в Ниде - справа от тропинки, что ведёт из посёлка на дюну Парнида.
ЛЕГЕНДА О ДЕРЕВЯННЫХ КРЕСТИКАХ
Один из больших деревянных крестов есть и в Ниде. Им отмечено место, с которым связано одно местное поверье. Найти этот крест можно на южном склоне дюны Парнида, метрах в двухстах от обзорной площадки, если идти по направлению к морю. Он был установлен здесь в 1990 году.
По дошедшим до наших дней обрывкам старых преданий, здесь когда-то была священная роща язычников-куршей, где они приносили кровавые жертвы своим древним богам, прося их о процветании в жизни и о помощи в беде. В X??? веке, после завоевания крестоносцами всей Восточной Пруссии и части Западной Литвы, местные язычники были обращены в христианство, их мрачные идолы - сожжены, а древние боги - постепенно забыты. Остались только три вещи, которые часто бывают сильнее времени: привычка, традиция и трепетная, подсознательная вера в непознаваемые силы природы, которая и заставляла жён рыбаков во время бури приходить в старую рощу, чтобы оставить там крестик, сделанный из двух сухих веточек, связанных между собой, - дар богам природы в обмен на благополучное возвращение мужчин на берег.
За минувшие столетия движущийся песок засыпал старую рощу, но люди сохранили память об этом особенном месте. От прошлых поколений нам осталось поверье, что если женщина оставит здесь своими руками сделанный маленький деревянный крестик, то она обретёт спокойствие и твёрдость духа, сможет избавиться от сглаза, а также, если её помыслы будут чисты, она может просить и получить прощение от душ людей, которых она когда-то чем-то обидела, и которых уже нет с нами.
Говорят, что крестик, поставленный там в самые благоприятные - 1, 6 и 12 лунные дни, лучше всего делать из дерева, выброшенного морем - тогда он будет иметь наибольшую силу.
Считается также, что не следует приходить сюда, имея на себе или в руках изделия из металлов.
Интересно то, что, по утверждению местных старожилов, действует это место только на женщин; на мужчин же пребывание здесь не оказывает никакого влияния.
Женщина ни в коем случае не должна никому говорить ни о том, что она поставила здесь свой крестик, ни о том, что она собирается это сделать - иначе быть несчастью*. Может быть, именно по этой причине местные жители или избегают разговоров на эту тему или же стараются всячески запутать спрашивающего.
Таково предание. Как и со всеми старыми преданиями, которые трудно, а порой и невозможно проверить, отношение к нему разное даже у местных жителей. Одни в него верят, не сомневаясь, другие же относятся к нему очень скептически. Однако, несмотря на противоречивость мнений, Автору случалось видеть, как местные, проходя через это место, - на котором всегда стоит около двух десятков чьих-то крестиков - останавливались, чтобы поправить чужой упавший крестик - потому только, что они считают, что это на целый день приносит удачу в маленьких домашних делах.
__________
* Считается, что один из двух известных надёжных способов смягчить или даже избежать его состоит в том, чтобы взять один из там стоящих крестиков (а лучше найти свой там ранее поставленный крестик) и сжечь его в своём домашнем очаге.
СЛУЧАЙ С НЕМЕЦКИМИ ТУРИСТКАМИ
Слово рождает демона. Раз сказанное Слово - это тот ключ, что замыкает магический круг; это толчок, от которого астральная змея закусывает свой хвост; оплодотворённое Словом Следствие порождает Причину, и предугаданное явление, вызволенное Словом из тёмных недр Возможного, неудержимо вторгается в мир и, раздвинув для себя пространство, прочно занимает своё место во времени. Слово - это страшно. Слово - это сила. Слово - это страшная сила в неосторожных руках.
Какими-то тонкими нитями мистического предопределения с легендой о деревянных крестиках связано происшествие с двумя немецкими туристками, что совсем недавно, летом 1995 года, стало на Куршской косе темой разговоров на весь тот сезон.
Приехав в Ниду, эти туристки, женщины уже в возрасте и, кажется, двоюродные сёстры, остановились в гостинице 'Расите', где собирались пробыть всего несколько дней, так как не было ясности с погодой - предмета очень важного для туриста - будет ли она портиться дальше или же улучшится.
В один из дней, гуляя по окрестностям посёлка, они - хоть и были признаки, что погода может совсем испортиться - зашли далеко в дюны. Незаметно для них самих, как это часто бывает в дюнах, женщины дошли почти до самой границы с Калининградской областью. На своё несчастье, они наткнулись на двух литовских пограничников, которые, угостившись сигаретами, объяснили им, что в пограничной зоне прогулки запрещены и им следует немедленно вернуться.
Надо заметить, что русские солдаты, охраняющие границу с другой стороны, к нарушителям относятся гораздо строже: если бы немки, не будучи случайно замечены литовцами, прошли дальше, то неизбежно попали бы в руки к пограничникам российским, и для них начались бы большие неприятности. У русских такая прогулка через границу называется или 'незаконным пересечением государственной границы', что наказывается тюремным заключением сроком до нескольких лет, или же она называется 'шпионажем', что хуже первого в 10 раз.
Так вот, попади эти женщины к русским, для них последствия могли бы быть очень серьёзными, совершенно несравнимыми с потерей пачки сигарет - чем дело ограничилось в случае с литовцами, но, по сравнению с тем, что с ними произошло дальше, те возможные неприятности - если можно было бы события повернуть вспять - им показались бы просто небольшим стрессом.
Нет дорог без развилок, и нет такой развилки, где не стоял бы придорожный камень, на котором огненными, но невидимыми для нас буквами не было бы написано: 'Налево пойдёшь - коня потеряешь, направо пойдёшь - голову сложишь, прямо пойдёшь - жив и счастлив будешь...'. Чтобы мы ни делали и куда бы мы ни шли, каждым своим движением, каждой мыслью и каждым своим шагом мы делаем свой выбор. Он и есть тот крест, что несём мы по жизни. И раз уж не дано нам счастья навсегда отказаться от муки выбора, то наилучшее, что можем мы сделать - так это нести его не как крест, но как знамя; и то наибольшее, о чём можем просить у жизни - так это о благословенном даре уметь читать надписи на своих придорожных камнях.
Итак, не дойдя до границы, женщины повернули назад, и, казалось, вовремя: небо совсем потемнело, и полосами стал накрапывать мелкий дождь. Немки, надеясь успеть в Ниду до грозы, шли коротким путём - дюнами. Но гроза началась раньше. Сверкнуло, ударил гром. Кто бывал в дюнах не раз, тот знает, что в пасмурную погоду у человека там могут возникать или обостряться чувства тоски, одиночества, а иногда и страха. Можно представить, что могли чувствовать тогда эти женщины: совершенно одни в дюнах; всё небо в набухших чёрных тучах; дождь; где-то невдалеке гром и молнии. Было страшно и они, поскольку гром бил уже где-то рядом, легли на песок и так хотели переждать грозу, но из-за ливня скоро были вынуждены встать и идти дальше.
Но не успели они сделать и сотни шагов, как вдруг прямо над ними полыхнуло фиолетовое пламя и небо взорвалось громом. И тут, прямо на глазах - на миг ослеплённых - той из них, что шла слева, в её сестру, что шла рядом, в двух шагах, ударила молния - прямо в грудь!
Господи! Что за ужас так, в секунду, терять близкого человека! - почему? - за что? Потом можно стоять так над человеком, который ещё минуту назад с тобой разговаривал, можно смотреть на него обезумевшими глазами и всё не верить, что он уже не встанет, что уже - всё, что Господь уже забрал его душу...
До Ниды было около километра и совсем немного времени прошло, пока уцелевшей женщине удалось вызвать из посёлка машину скорой помощи; хотя какие тут уже врачи, ведь смерть из тех вещей, которые - не поправить. Когда этот микроавтобус заехал на дюну, где случилось несчастье, то гроза ещё не прошла полностью и, к ужасу медиков, одна из молний попала в металлический кузов машины - правда безо всякого вреда для людей, отделавшихся только испугом.
У погибшей женщины, которая, как оказалось, выходя на прогулку, надела на шею массивное металлическое ожерелье - что, по мнению всех, и послужило причиной трагедии - в груди было обугленное отверстие такого размера, что туда можно было бы просунуть руку.
Сестре покойной, когда прошло первое потрясение, пришлось хлопотать о похоронах. То ли ей показалось, что похоронить несчастную в Литве будет дешевле, то ли литовская земля была для них родной и, желая предусмотреть внезапную болезнь или несчастный случай, между ними всё было оговорено заранее, - мотивы остались неизвестны, но местом последнего пристанища была выбрана Литва, и эта немка поехала в Клайпеду оформлять нужные бумаги. В Клайпеде же, в довершение её бед - словно бы Провидению хотелось ещё раз напомнить нам поговорку 'несчастья ходят парами' - у неё украли все деньги и документы.
Автор, когда ему стала известна эта печальная история, решил выяснить, как на такой случай посмотрели бы древние литовцы. И вот что, порывшись в библиотеках, удалось узнать: литовцы-язычники верили, что молнии - это оружие и знак власти верховного бога Перкунаса, который носит их у себя за поясом. Так же, как ни странно, очень часто считалось, что молнией Перкунас убивает человека, которого полюбил и хочет взять к себе, и тот после смерти попадает в небесное поместье Перкунасу, где пользуется всеобщим уважением и любовью.
В том же году в дюнах, на том месте, где произошло несчастье, в память о нём, по литовскому обычаю, был установлен деревянный крест. Этот крест находился метрах в семидесяти от большого деревянного креста, что стоит на дюне Парнида.
ПОГРАНИЧНАЯ ЗОНА
В советские времена, из-за очень строгих правил въезда на Куршскую косу, приехать сюда мог не каждый желающий: местные ездили свободно, а всем остальным надо было получить или особое разрешение на посещение родственников, или путёвку в один из санаториев. Основной причиной этих строгих правил было то, что Куршская коса была тогда настоящим природным заповедником, и надо было ограничивать число посещавших её людей, чтобы не нанести вреда её хрупкой природе. Для посещавших Куршский заповедник существовало много правил, которых следовало придерживаться: в лесу можно было ходить только по специальным дорожкам, нельзя было ставить палатки, разжигать костры, нельзя было ни взбираться на дюны по их склонам, ни спускаться по ним, нельзя было рвать полевые цветы, собирать травы, ломать ветки деревьев, и нельзя было делать многое другое из того, что делать хотелось. Формально эти запрещения остались, но, так как за их нарушение никто не наказывает, то их никто и не соблюдает.
К этим правилам, за соблюдением которых наблюдали лесники, пограничники добавляли свои ограничения. Куршская коса считалась пограничной зоной, и здесь, как, впрочем, и по всему побережью, запрещалось ходить к морю с 11 часов вечера до 6 утра. Каждый вечер у самой кромки воды вдоль всей линии берега проезжала специальная машина пограничников, которая вспахивала песок так, что получалась непрерывная расчерченная полоса шириной метра в три. Любой след, оставленный на этой полосе, был чётко виден, и пограничники могли легко установить, что кто-то проходил из моря на берег или с берега в море. Ночью, время от времени, вдоль берега проходили патрули, а каждые несколько минут пляжи просвечивались сине-белым светом мощных прожекторов. Так ловили шпионов.
Часто в эти сети попадались загулявшие дачники. Их, до выяснения личности, задерживали и отводили на пограничную заставу, где - чтобы им было не так томительно дожидаться тревожного утра - перед ними ставили большой бак с картошкой, давали в руки столовый нож и предлагали эту картошку почистить, взамен обещая свободу. Если задержанный в самом деле оказывался не шпионом, то это обещание всегда сдерживалось.
Все эти пограничные строгости, которые в Литве ушли в небытие уже давно - одновременно с дешёвыми продуктами, остались и действуют в соседней Калининградской области, где продукты, кстати сказать, теперь тоже очень недёшевы!
Один фотограф рассказывал о своей попытке пройти в посёлок Морское (бывш. Pillkoppen), что находится на русской территории километрах в десяти к югу от Ниды. Там он собирался сделать несколько пейзажных снимков. Зная, что едущим на машинах приходится долго ожидать таможенного досмотра, он отправился пешком. За три минуты миновав литовскую таможню, где ему задали только один вопрос: взял он с собой паспорт?*, он по шоссе пришёл к русскому погранично-пропускному пункту. Там ожидало досмотра четыре машины. Фотографа поставили в очередь за последней и велели ждать. Через час ожидания ему удалось уговорить солдата вызвать офицера. Появившись, тот был удивлён, что человек идёт пешком, но, поскольку инструкция этого не запрещала, согласился с тем, чтобы человек не ждал наравне с транспортными средствами и прошёл без очереди.
Когда же на вопрос, куда фотограф направляется? - тот отвечал, что идёт в Морское фотографировать дюны, - лицо офицера стало очень серьёзным. Он объяснил, что Куршская коса - это закрытая пограничная зона, по которой иностранцы имеют право только следовать транзитом. В случае с пешеходами это означает быстро идти по шоссе, никуда не сворачивая и не оглядываясь по сторонам. А что касается его намерения фотографировать дюны, то делать этого он вообще не советует, так как в дюнах могут располагаться военные объекты, и эти действия будут рассматриваться как шпионаж. Единственное, что он мог бы посоветовать, поехать сейчас в посёлок Рыбачий к начальнику пограничной заставы и попробовать получить его разрешение на съёмку дюн. Если начальник не будет против, то он назначит фотографу день и час съёмки и даст в сопровождающие солдата, который и будет показывать, что и где можно фотографировать.
Выслушав всё это, фотограф, одинаково напуганный как возможностью провала своей миссии, так и перспективой её успеха, передумал, развернулся и быстро-быстро пошёл по шоссе в сторону Ниды, никуда не сворачивая и не оглядываясь по сторонам.
__________
* По соглашению (которое сейчас уже, к сожалению, не действует) между Литвой и Калининградской областью, раньше их жители могли пересекать границу свободно, без визы, только предъявив паспорт.
НИДА, ПАЛАНГА, ГИРУЛЯЙ
Всего в Литве есть два места, которые можно назвать популярными приморскими курортами: Паланга и Куршская коса.
Паланга - курорт большой и шумный. Это - большой проходной двор. Сюда люди приезжают 'погудеть'. Здесь, как в большом городе: всё, что имеет теоретическую вероятность случиться, рано или поздно случается. Жизнь в летней Паланге кипит днём и ночью. Причём ночью шансов подвергнуться оскорблению действием у туриста значительно больше. Что такое палангская отдыхающая публика, можно судить по такой её черте: в последние сезоны здесь было в моде, рассчитываясь с официантом, вынимать из кармана и небрежно показывать окружающим всю свою пачку денег. Развлечений в Паланге намного больше, чем в Ниде. Здесь как для лиц молодых, так уже и не очень, больше возможностей и для всех родов флирта. Хотя в Литве проституция официально пока и запрещена, в Паланге, откликаясь на нужды граждан, летом открываются и действуют нелегальные и полулегальные публичные дома. Из них вторые - дороже. Так что приверженцы одноразовой, хотя навряд ли стерильной, любви тут имеют выбор и могут без труда найти себе занятие по душе.
Одним словом, Паланга - место весёлое во всех отношениях.
Куршская же коса - место романтическое и респектабельное одновременно. Здесь самая красивая литовская природа и самые чистые воздух, леса, пляжи и море. Сюда приезжают отдыхать. Здешняя публика - это новая литовская буржуазия, политики, богема и иностранцы - в основном немцы. Рекордным по количеству немецких туристов был 1992 год; тогда на Куршской косе их побывало около 30.000. В административном центре Куршской косы - Ниде, обычно отдыхает и Президент Литвы. Раньше в Ниде находилась и дача Косыгина (русский читатель, наверное, ещё помнит, кто это такой), но её снесли несколько лет назад, оставив только развалины фундамента. Так как они гораздо менее впечатляющи, чем развалины римского Колизея, то мы не будем уточнять их местоположение. Любят отдыхать в Ниде и знаменитые, в литовских литературных кругах, писатели. Раньше, когда у них был здесь свой Дом творчества и отдыха, они жили лучше.
Курортная жизнь на Куршской косе тише и спокойнее, чем в Паланге. Её несомненным преимуществом является ещё и то, что литовская шпана сюда не едет, а потому уровень преступности здесь очень невелик. Здесь даже по ночам можно гулять спокойно, не опасаясь наткнуться в темноте на кулак какого-нибудь хулиганствующего балбеса.
Что до цен проживания, то на обоих курортах они примерно одинаковы. Правда, если внимательно присмотреться, можно заметить некоторую разницу в качестве обслуживания. Иногда кажется, что на Куршской косе владельцы ресторанов и другие предприниматели от туристического бизнеса следуют скандинавским принципам и стараются не мошенничать по мелочам: в маленьком посёлке новости распространяются быстро - обманешь одного, и никто больше не захочет иметь с тобой дела. Палангские же мелкие дельцы, по-видимому, более разумным считают восточно-европейский подход к делу: если каждого удастся кинуть по разу, то потом тебе будет уже просто незачем иметь с этими людьми дело.
Некоторые литовцы Паланге и Куршской косе предпочитают Гируляй.
Гируляй - это пригород Клайпеды, удалённый от неё примерно на 8 км и расположенный на берегу моря. Большинство местных поездов делает остановку на его железнодорожной станции, и поэтому он удобен для непродолжительного отдыха - здесь, в отличие от Ниды и Паланги, не надо тратить дополнительно ни сил, ни времени, ни денег на то, чтобы добраться до цели. Из-за того, что стоимость проживания здесь почти наполовину ниже, чем в Паланге, а море - ничуть не хуже, то Гируляй выбирают для отдыха обычно люди небогатые: те, для кого просто побыть у моря - уже праздник.
Раньше, в советские времена, в Гируляе было около десятка пионерских лагерей, куда летом отдыхать приезжали дети со всей Литвы. Наверное, и сейчас ещё у многих уже одно только название этого посёлка вызывает ностальгию по светлым дням детства. В последние годы многие из пионерских или, как их теперь называют, школьных, лагерей не действуют, и их администрация сдаёт комнаты отдыхающим. Сдают комнаты также и местные жители.
Вообще-то, назвать Гируляй курортом можно только из очень большой любви к нему: там слишком чувствуется близость живущей своей жизнью Клайпеды, и нет того, что создаёт атмосферу курорта - пёстрой толпы людей, которые свои проблемы оставили дома. Хорошо отдохнуть в Гируляе можно, особенно людям семейным, но разница между ним и той же Нидой будет та же, что между будним днём и воскресеньем.
ЧАЕВЫЕ
Капитализм принёс в Литву, по крайней мере, одну бесспорно положительную вещь: официантов бояться перестали, и давать на чай теперь стало не принято. Эта безумная прихоть перешла в исключительную собственность новых снобов и старых пижонов - но их и так нормальными людьми никто не считает.
Давайте на чай или нет, вас всё равно поймут не так. Не давать - вам же выйдет дешевле. Если не дадите таксисту, горничной или официанту, то, возможно, человек и подумает - в сто первый раз за день: 'какой несовершенный мир!', но душевной травмы он не получит, обиду не затаит и назавтра цианистый калий в кофе вам не положит, а, быть может, - если дело происходит в Ниде - ещё выбежит, увидев вас на улице и будет затаскивать к себе за рукав: 'Заходите, заходите же! Может Вам у нас вчера не понравилось?'. А вот если дадите, то после неискренней, а потому и непродолжительной радости, он наверняка серьёзно задумается над тем, что раз, кроме платы, ему дают ещё и на чай, то, значит, он запросил мало и - чтобы таким же образом клиент не надул его ещё раз - цены надо срочно повышать!
К министрам, парламентариям и чиновникам приведённые выше рассуждения не относятся.
Но зато они относятся ко всем тем местам Ниды и Паланги, где туристу надо платить. В Ниде такого пока ещё нет, но в Паланге некоторые владельцы не самых лучших кафе, напуганные бродящим по Литве призраком скорого банкротства, клиента стараются деликатно воспитывать. У них в меню есть блестящая по своему литературному стилю запись, на классическом литовском, разумеется: 'За обслуживание - наценка 5%' - или 7, 10, 12 - смотря по тому, какое именно счастливое число хозяину в детстве нашептала цыганка. Понимать эту запись надо, как прозрачный намёк на то, что в конце трапезы проценты будут приплюсованы к счёту автоматически. И всем будет хорошо. А если клиент, в придачу ко всему, окажется ещё и хорошим парнем и накинет что-то ещё и на чай, то будет ещё лучше!
ПОГОДА, НЕПОГОДА, РАЗВЛЕЧЕНИЯ
При всём хорошем, у Ниды есть два существенных недостатка, мешающих ей стать чем-то большим, чем провинциальный морской курорт, каким она, несмотря на довольно значительное количество здесь бывающих иностранных туристов, пока является.
Первый из них - это переменчивый климат. Но он от Бога, и его приходиться принимать таким, как он есть. Ветра здесь дуют почти всё время с запада, со стороны моря. Из-за какой-то природной аномалии - или же в соответствии с каким-нибудь правилом, наверное, известном синоптикам, но, увы, неизвестном Автору, - облака в этих местах обычно формируются где-то на другой стороне Куршского залива. Очень часто, когда над самой Нидой расстилается ясное синее небо, можно видеть, как на горизонте, почти точно следуя далёкой линии противоположного берега, из ничего - только из соприкосновения двух воздушных потоков, холодного морского и тёплого континентального, рождаются белые барашки облаков, что затем не спеша уплывают, гонимые пастухом-ветром, в своё путешествие над зелёными равнинами материка.
Солнечных дней в Ниде больше, чем во многих других регионах Литвы. Профессиональные фотографы, работавшие на Куршской косе, даже утверждают, что здесь бывает трудно дождаться погоды, когда однообразная синева неба сменится на лёгкую облачность, которая для пейзажных съёмок более благоприятна.
Из-за моря, которое и прогревается, и отдаёт своё тепло медленно, весна на Куршскую косу приходит недели на две позже, но зато и лето здесь держится дольше. Бывают года, когда прекрасная солнечная погода почти без перерыва здесь держится весь сезон, с середины мая по сентябрь. В такое удачное лето море становится прозрачно-изумрудного цвета. Тёплое и ласковое, оно начинает напоминать Средиземное. Тогда жизнь кипит: пляжи и гостиницы полны людей, а на улочках Ниды становится тесно от беспричинно улыбающихся лиц.
В эти благодатные сезоны Нида, пожалуй, в самом деле становится местом, где можно выбросить из головы грустные мысли, забыть о планах на будущее, жить только настоящим днём и радоваться тому, пусть даже немногому, что у тебя есть, - то есть погрузить себя в то редкое состояние, которое на Востоке называется Нирваной, а на Западе, кажется, - счастьем.
Но зато в те сезоны, когда холодными затяжными дождями небеса наказывают туристов и местных за их прошлогодние прегрешения, Нида становится грустным местом. Тогда-то и проявляется второй её недостаток - почти полное отсутствие развлечений, кроме тех, которые можно назвать эпикурейскими: вкусно поесть в одном из многочисленных ресторанчиков, чем-нибудь хорошим это запить, в паузе между завтраком и обедом прогуляться по городку, сходить к морю, полежать на пляже, лениво пополоскаться в свежей морской воде и, для разнообразия, всё это повторить после обеда - при условии солнечной погоды, разумеется.
При таком распорядке дня тела отдыхающих никак не могут пожаловаться на недостаток внимания со стороны местных коммерсантов. Другое дело - их души. Оным, забытым, заброшенным и полностью предоставленным самое себе, остаётся только радоваться красотам удалённой от большой цивилизации природы и запаху соснового леса - порой такого густого, что, кажется, ещё немного, и его, как мёд, можно будет есть ложкой. Но из местного меню развлечений для душ - это, пожалуй, будет почти и всё: кроме ресторана, вечером пойти некуда!
Проблема развлечений становится серьёзнее в дни ненастные, когда отдыхающим бывает просто некуда деть от скуки и свои бессмертные души, и охочие до всего земного тела.
В плохую погоду:
- люди с фантазией могут развлекаться сном, в надежде, что здесь - как в немецком банке, и каждый непотраченный день жизни им обязательно вернётся с процентами;
- люди без фантазии могут искать забвения в напитках крепких и не очень;
- люди весёлые могут там же искать приключений;
- люди серьёзные могут смотреть в окно, вспоминать свою жизнь и делать запоздалые выводы;
- шахматисты могут силою брать королев и получать полцарства за коня;
- заезжие карточные шулера могут радоваться полному рабочему дню;
- аферисты от других прикладных ремёсел могут наслаждаться днём, свободным от работы;
- люди, склонные к метафизике более, чем к биллиарду, могут без помех искать истину и в пламени свечи, и в себе самих, и в серой пелене туч;
- а склонные к философии могут думать над тем, что вот, как капли дождя, отстукивают, убегая в никуда, секунды. Вырастая, минуты составляются в часы, а те, проскользнув по невидимой кромке между 'было' и 'будет', вливаются в Реку Времени, оставляя нам только пыль воспоминаний и удивление: где мы? что мы? есть ли мы? если прошлое - уже ничто, будущее - пока ещё ничто, а данное нам 'сейчас' - это всего лишь математическая точка, величина условная и бесконечно малая, а потому и она - ничто? Так живём ли мы?
- а граждане, к философии несклонные, могут настырно нашёптывать склонным правильный, по их мнению, ответ: 'Иллюзию в реальность превращает боль. Это она, со своими скорбными спутниками, страданием и страхом, заставляет поверить, что мир стоит и земля вертится. Радость дарит нам крылья, боль даёт нам тело. Наш логический казус разрешается без труда: мне больно - значит я существую!'
- а те туристы, которые знают, что новую страну всего полезнее и легче познавать через её прекрасных дочерей, чему плохая погода - не помеха, могут дополнить свою эрудицию тем, что в Литве у всех незамужних девушек фамилии всегда обязательно оканчиваются или на '-айте', или на '-ите', или на '-юте'; а у всех замужних - всегда на '-ене'. Неизвестно, как это знание поможет туристам в их чёрной работе, но, по крайней мере, эта тема, при отсутствии лучших, может стать великолепным поводом для знакомства: надо только спросить у красавицы, ошарашенной неожиданным вопросом: 'Какое окончание имеют фамилии разведённых?' - и затем, пока та будет судорожно думать над правильным ответом, брать её просто голыми руками!
- люди же, склонные на курортах скучать менее, а отдыхать - более, могут придумывать себе развлечения сами - так же, как им удаётся это делать и на Большой земле. Все свежие идеи тут будут только приветствоваться.
Кое-что для организации культурной жизни курорта делают местные власти. Ежегодно в первых числах июня в Ниде проходит праздничное открытие сезона. К этой дате обычно приурочивается небольшой фестиваль - иногда с участием известных литовских звёзд эстрады. При удачном расположении планет, разнообразные фестивали и праздники летом проходят здесь каждый уик-энд. В Нидском костёле по субботам бывают концерты церковной и классической музыки. В небольшом выставочном зале посёлка за лето сменяется несколько художественных выставок. Для молодёжи действует несколько дискотек. Для людей посолиднее - варьете в Юодкранте. Как видим, кое-какие развлечения тут есть. Но, как для курорта хорошего, их всё-таки немного. Здесь всё ещё человек должен искать развлечений, хотя следовало бы сделать наоборот.
Правда, для отдыхающих есть ещё одна немаловажная нидская бенефиция: это очень доброжелательная общая атмосфера курорта. Здесь люди начинают улыбаться уже к вечеру первого дня. Говорят, так происходит и с теми, кто никогда ранее ни в чём подобном замечен не был.
На Куршской косе не развлекаются, но отдыхают. Уже после проведённых здесь пары дней ею можно заболеть точно так же, как иные заболевают лучшими мировыми курортами или просто прекрасными местами дальних стран. Эта болезнь приятная: если по возвращении домой человек продолжает незаметно для себя улыбаться на улице, то он, несомненно, болен.
Если же его вид начинает вызывать косые взгляды встречных, в которых читается вопрос и вызов: 'А чему ты, собственно, радуешься, подонок?' - то, значит, его болезнь стала заметна и окружающим. Но даже при тяжёлых случаях причин для беспокойства нет: от работы, коллег и суровой прозы города дня через два выздоровление наступит само по себе - полное и безо всяких остаточных компликаций на голову.
ЛЮБОВЬ К ТУРИСТАМ
Туристов в Ниде ждут. Весной, ещё до начала сезона, особенно когда лето кокетливо запаздывает показать своё солнечное лицо, местные жители ходят с потухшими взорами и, надеясь в душе, что всё окажется иначе, говорят друг другу с отчаянием: 'Нет, в этом году лета не будет; оно кончится, не начавшись, и туристы не приедут'. А те и в самом деле не едут. Тогда опечаленные торговцы и члены их семей - а летом ими становится большинство населения Ниды - начинают вспоминать с ностальгией, как хорошо было раньше и, расстраивая себя до слёз, бесконечное число раз подсчитывают, сколько в такое же время уже было бы заработано в прошлые годы.
Но вот море потихоньку нагрелось, и туристы, наконец, поехали. И на лицах местных жителей сразу поселяется выражение по-детски беззаботного счастья: для них жизнь засветилась надеждой и приобрела смысл. Сезон начался.
К хорошему человек привыкает быстро. Недели через две, уже привыкнув к туристам и начав складывать заработанные на них деньги в банки и прятать их на балконах среди банок с солёными огурцами - как это принято поступать с деньгами в Литве, люди снова начинают жаловаться на судьбу и ругать скупость немецких туристов. В этой фазе сезона по Ниде начинают ходить совершенно невероятные истории про то свойство человеческой души, которое немцы называют бережливостью. В один сезон, например, рассказывали, как один немецкий турист купил себе почтовую открытку на одном конце Ниды, а потом, прогулявшись по городку, на другом его конце увидел такую же, но ценой на десять пфеннигов дешевле. Решив, что его бессовестно обманули, он забыл и про курорт, и про море, и про отдых и побежал за два километра обратно, чтобы вернуть открытку и получить назад свою марку. На этом деле он меньше чем за час заработал 0,1 марки. Когда об этом случае стало известно всем, то чувство национальной гордости в людях сразу возросло: ведь литовцы по такой низкой почасовой оплате работать отказываются!
А что до почтовых открыток, то по богатству ассортимента первое место по Литве делят между собою открытки с цветочными композициями и открытки с видами Куршской косы. Появлению последних способствовали немецкие туристы, которые создали спрос. Сейчас, покупая себе открытку, туристы - и не только из Германии - наверняка мучаются с правильным выбором и остолбенело задают себе жгучий вопрос, почему цены на одинаковые по формату открытки иногда различаются почти в два раза?
Автор тоже этим заинтересовался и постарался выяснить, в чём тут дело. Оказалось, что для маленькой Ниды выпускать открытки большими тиражами невыгодно. А при маленьких значительная часть их себестоимости приходится на работу фотографа. Кстати, большинство из нидских открыток - это бизнес местных фотографов. Те их них, кто, по наивности своей, заказывал их в литовских типографиях, рассказывают, что они, полностью получив оттуда свой тираж, позже узнавали, что владельцы типографии считали для себя делом чести напечатать их больше заказанного количества, и разницу - как военный трофей, взятый с бою на невидимом фронте рыночной экономики - присвоить себе. Им эти дополнительные открытки обходились только по цене бумаги. Причём эти нехорошие люди, чтобы побыстрее продать этот - скажем прямо - не совсем безупречным способом полученный дефицитный товар, сбывали его торговцам по меньшей цене. И бывало так, что фотограф приходил предлагать свои свежие открытки магазину, а ему говорили: 'Спасибо, не надо. Такие у нас уже есть. Их нам принесли вчера и предложили по цене в два раза меньше вашей'.
Сейчас фотографы, занимающиеся этим бизнесом, стараются пользоваться услугами эстонских или польских типографий. Это - дороже, и риск, что часть открыток будет украдена - тот же, но вероятность, что их повезут через все таможни продавать в Литву - всё же меньше, а потому - меньше и обида.
Так что те туристы, которые думают, что, покупая самые дешёвые открытки, они поддерживают здоровую конкуренцию, на самом деле часто, сами того не ведая, своими деньгами укрепляют в литовском народе веру в то, что воровать - дело выгодное; каковое утверждение, впрочем, и до них никто никогда не подвергал сомнению.
У немецких туристов, несмотря на все их многочисленные - до избыточности - достоинства, есть и одна совершенно восхитительная черта: из передовых наций они первые на свете додумались до того, чтобы почтовые открытки с видами тех далёких и близких мест, которые они посещают, посылать не только своим друзьям, но также - обязательно - и самим себе, на свой домашний адрес, чтобы их получить, прочитать и порадоваться им (мне пишут!) уже по своему возвращению. Так как понять умом, зачем они это делают, человеку абсолютно невозможно, то не стоит и пробовать; а потому на эту добрую немецкую традицию лучше всего смотреть так, как смотрят на неё нидские торговцы, поднаторевшие в правильном толковании непреходящих ценностей бытия - не стараясь понять умом, они ей просто радуются сердцем.
Повидав многих, местные утверждают, что, кроме немцев хороших, есть и плохие; такими им чаще всего представляются лица старшего возраста, которые, будучи (интересно, почему?) непоколебимо убеждены, что восточнее Германии нет ни жизни, ни, тем более, никаких разумных её форм, предпочитают всеми предметами туристического обихода (включая не только туалетную бумагу, но и открытки с видами Куршской косы) запасаться ещё у себя дома, не внося, таким образом, никакого сколько-нибудь существенного вклада в развитие литовской экономики, - а таких фраеров местные о-о-очень не любят.
На этом фоне перестаёт быть тайной, почему местные так сокрушаются о том, что в Ниду не едут датчане и прочие шведы - с теми здесь было бы ещё смешнее.
Немцы же, исполненные внутренней гордостью того, что они - немцы, на туземное население смотрят, в свою очередь, как на варваров, стараясь, по деликатности своей, не кричать им об этом в лицо. Упрямые же туземцы, подозревая это, и желая во что бы то ни стало последнее слово оставить за собой, меж собою зовут тех 'лифтёрами', намекая как на их истинный социальный статус, так и на то, что среди приезжающих в Ниду немцев всё ещё мало встречается выдающихся представителей творческой и другой интеллигенции.
Но раз кем-то всё равно уже была продана врагу та главная военная тайна страны, что сейчас здесь особого переизбытка интеллигентов не наблюдается (ведь не каждый же, в самом деле, кто кончил и поимел диплом - интеллигент), то мы - чтобы не обидеть ни одну из спорящих сторон - пойдём на компромисс и скажем, что в своих выводах обе они правы.
Если бы у местных спросили об их предпочтениях и симпатиях в той пёстрой ярмарке лиц, что в удачный сезон прямо-таки наводняют Ниду, то они сказали бы, что самыми желанными туристами из всех - да не обидятся немцы - в Ниде считаются русские. У тех русских, которые в нынешние, непростые для стран Восточной Европы времена могут позволить себе поехать куда-нибудь отдыхать, большие кошельки очень удачно сочетаются с широкими душами. И они, в отличие от немцев, прекрасно понимают, что человеку не дано знать, что будет с ним завтра, и будет ли у него это завтра вообще. Поэтому, если есть возможность, надо жить и радоваться жизни сейчас. А деньги? Чтобы они были, бесполезно экономить на последнем - надо лучше думать, как заработать их больше. Так считают русские. Хотя истина, как всегда, лежит где-то посередине, одного такого русского здесь предпочитают трём немцам. Местных жителей искренне огорчает только то, что сейчас их приезжает в Ниду не очень много.
Правда, всё ещё живёт в народе легенда о русском характере, которая эту идиллию несколько портит: русский, если он решил гулять, будет веселиться сам и позовёт веселиться с собой всех, кто находится поблизости. В море шампанского будут острова веселья, ветер слов и корабли шуток, проплывающие по заливам смеха. Никто не останется в стороне. Но в конце праздника всегда есть риск, что от выпитой водки у хозяина вечеринки начнётся белая горячка, и он - по старинному русскому обычаю - перекрестится и с топором в руках начнёт гоняться за гостями и крушить мебель. Поэтому некоторые эксперты рекомендуют людям слабонервным, случайно попавшим на такое застолье, всегда удаляться по-английски, не прощаясь - и делать это загодя, до кульминации праздника.
Но, несмотря на слухи о таких страшных историях, которых, кстати, в Ниде никогда не происходило, русских здесь всё равно любят и ждут - при условии, что они не приедут на танках*.
В отличие от соседних Латвии и Эстонии, где даже воздухе, кажется, растворена взаимная ненависть национальных групп, в Литве национальной проблемы нет. Здесь есть только богатые и бедные. Неважно, кто ты, но если у тебя есть деньги, то ты здесь - человек наилучшей национальности. А если их у тебя нет, то будь ты даже прямым потомком Витаутаса, Великого Князя Литовского, кому ты будешь здесь интересен?
А евреи? Они чувствуют себя здесь как все и даже лучше. Те из них, кто не послушался своего вечного предчувствия, нашёптывающего им по ночам, что погромы уже не за горами - и не уехал, теперь спокойно себе живут, занимаются своими делами да делишками и складывают в стопочки денежки свои и чужие. А когда парламент запишет, наконец, в конституцию, что евреи - это Богом избранный народ, то тогда, наверное, вернутся и уехавшие.
А чтобы нас, после всего выше- и нижесказанного, не поняли превратно, откроем тебе, читатель, одну тайну. Но пусть всё это останется между нами, и только давай - без обиды! А теперь упрись покрепче в пол ногами и приготовься не упасть! Вот она, страшная правда: Автор сам на одну свою половину русский; на другую же, не исключено, что - литовец; а на третью, вполне возможно, что и еврей, - хотя по паспорту всегда был не прочь быть немцем!
Но хватит, наконец, со всеми проблемами национальными и около них - пусть о том болит голова у тех, у кого она больна: а в Ниде всех любят одинаково сильно в любое время года. Хотя и здесь, как и всё в природе, любовь местных к туристам развивается циклами, и при их наплыве она обязательно становится меньше - словно к верной супруге, которая всё равно никуда не убежит. Но зато в годы критические - когда, словно возвещая приближение обещанного в Апокалипсисе, их наплыв вдруг иссякает - эта любовь становится почти что пламенной. Конечно же, если уж разбираться начистоту, то истинным объектом этой любви являются не туристы сами по себе, но туристы, как ходячие носители своих упитанных кошельков; и все чувства местных, оправдывая их звание человеков, относятся именно к содержимому тех последних. Любовь же к туристам - чувство вторичное, точно такое же, как и неравнодушие павловской подопытной собаки к свету лампочки, объявлявшему, что наступает лучшее время дня - время кушать котлеты по-киевски!
Но любое сильное чувство - говорим ли мы о чувствах к лицам или к благам мирским - это всегда и тяжкое испытание для человека, его испытывающего. И наибольшее в нём бремя для большинства из наших местных - это невозможность для них правильно разрешить основную проблему местного торгашеского бытия: как совместить своё чувство собственного достоинства с необходимостью угождать капризам туристов и дачников, которые, платя всё, что с них просят, желают не только получать взамен и всё то, что они хотят, но и непременно желают, чтобы с ними при этом были бы ещё и вежливы? Из-за этой-то проблемы местные одновременно есть и причина, и жертва циклов своего процветания и упадка, так как в благополучные сезоны почти каждому из них случается иногда - думая, что это благополучие будет продолжаться вечно - невольно или вольно нахамить паре туристов за день - и тем отвести свою уставшую душу, чтобы потом через год удивляться самим - а где же прошлогодние туристы? и уж не исчезли ли они как класс? и уж не вымерли ли как биологический вид?
Но в Ниде и эти, и все другие недостатки с избытком компенсируются какими-нибудь замечательными достоинствами. И одним из них является то, что здесь ещё есть то, что называется вечерней жизнью города.
В Ниде, в отличие от остальных литовских городов, люди, в страхе перед злодеями, не прячутся по домам после 8 часов вечера. Здесь преступность вообще очень мала. Многие местные жители даже не запирают свои дома и только понаслышке знают, что такое ограбление или квартирная кража. Такое положение вещей они объясняют тем, что из Ниды на материк ведёт только одна дорога, один конец которой упирается в российскую таможню, а другой - в полицейский пост у Юодкранте; и потому преступников, если такие объявятся, нетрудно вычислить и схватить - при желании, естественно. Летом, конечно, бывают заезжие гастролёры, специализирующиеся по кражам из гостиниц - но где их нет, а по относительному количеству случаев Ниде очень далеко до Паланги и той же Клайпеды, где такие преступления - не исключение из правила, но норма жизни. Здесь почти нет и хулиганов - уж местные, во всяком случае, этим не грешат. А также - вопреки слухам и мыслям, к которым так и располагают окружающие Ниду сосновые леса - мало в Ниде и изнасилований. За несколько прошедших лет здесь припоминают только один случай, имевший место на борту одной из частных яхт.
У Ниды есть и одно совершенно уникальное достоинство: она - единственный город в Литве, который не имеет своего вытрезвителя.
Словом, здесь много уже сделано и делается для того, чтобы отдыхающая публика не чувствовала себя в Ниде так, как она чувствует себя дома.
И вот так, среди местной суеты и в атмосфере повальной любви к чужим деньгам, в непрерывном балансировании по грани между страстью их иметь и безумием их тратить, среди зависти и веселья, среди беспечности и тяжёлой работы, в беспрерывном празднике золотой туристической лихорадки картинки дней быстро мелькают одна за другой.
Незаметно, как молодость, проходит лето. Сезон и праздник, словно по календарю, обычно утихают и заканчиваются в последние два-три дня августа, и уже к сентябрю Нида вдруг совершенно пустеет. Последние туристы, прогуливаясь по Ниде и встречаясь по двадцать раз на дню, начинают здороваться друг с другом, а заходя в кафе - просто купаются в неподдельно горячей благожелательности их владельцев. Когда же после первых дождей уезжают и они, то местные жители спускаются с припорошенных золотой пылью облаков и вдруг как-то сразу становятся благоразумными, как немцы; и тоже начинают считать, что можно себе позволить, а что нельзя. И когда завесой серых заунывных дождей осень отделяет прожитое от оставшегося, то местные, за лето удачно поменяв ненужные дни своих жизней на нужные в хозяйстве наличные, сворачивают свои торговые дела и, радуясь наступившему, наконец, морю свободного времени, невольно скорбят о кончившейся летней суматохе. И в долгие осенние вечера не один из них думает про себя о том, как бы сделать, чтобы весна и лето случались чаще, а дни рождения - реже?
Осень. Конец чего-то, что не случилось. Сезон, когда прекрасные слова выдохлись, а поэзия, вслед за птицами, упорхнула в тёплые края. Госпожа Осень, забрав романтику, одаривает благоразумием и простой мудростью, и дальше, до следующего лета, жизнь будет говорить с нами прозой.
__________
* Щепотка цинизма делает литературу пикантнее и служит на благо читателя тем, что помогает ему не заснуть; а поскольку принято, что образованному читателю можно говорить всё, то Автор надеется, что он не примет эти строки на свой счёт и не обидится.
ЗИМА
За печальной процессией серых осенних дней, которые как бы подводят черту под ещё одним прожитым годом, звенящими по подмёрзшей земле шагами приходит Королева Зима и прячет под своим белым покровом надежды, иллюзии и любовь - казалось бы ещё недавно, но уже навсегда отошедшего в прошлое лета. Их семена, укрытые ласковым снегом, непременно дождутся весны и взойдут новыми надеждами, новыми иллюзиями и новой любовью. А пока что Зима, эта светлоликая сестра смерти, играет свою музыку, и в танце кружатся снежинки.
Зима. Тому, кто придумал бы, как привлечь туристов в Ниду и в это время года, местные жители поставили бы памятник ещё при жизни, а сам он жил бы долго, счастливо и детям своим оставил бы миллионы. А сейчас зимами жизнь в посёлках Куршской косы замирает. Из-за отсутствия клиентов в Ниде продолжают работать всего несколько магазинов, ресторанов и кафе. Улицы, продуваемые студёным ветром, пустеют. Кругом покойно, бело и холодно.
Но несколько нидских гостиниц - правильнее сказать, лучшие из нидских гостиниц - работают и зимой, порой имея на этом доход больше летнего. Когда в комнате тепло и не дует, а шуму ветра за окном можно противопоставить нежный шелест ассигнаций, мягким клубком свернувшихся в кармане, то в Ниде очень хорошо себя чувствуешь и зимой. А когда, войдя со скрипучего мороза, улавливаешь доносящуюся с ресторана внизу симфонию супа из угрей или бельканто разных вкусных литовских разностей, ароматы которых маленькими дразнящими шельмами струятся по коридорам и поражают человека прямо в голову, сердце и желудок, то все мысли о суетном лете исчезают, как не относящиеся к реальной, манящей своими зимними соблазнами, действительности.
Зимой отдохнуть в Ниду наезжает и литовская буржуазия, для которой любая погода - хорошая, и столичная мафия, для которой, как известно, вообще нет плохих времён года. Упаси, однако, Бог читателя, замороченного газетами, подумать, будто бы мафия приезжает сюда для каких-нибудь тёмных дел вроде грабить, насиловать, трясти мелочь у прохожих, обижать старушек или бить стёкла в домах полицейских. Ничего подобного нет и близко! Обе эти группы граждан известны в Ниде как приятные в общении, иногда даже очень интеллигентные люди, и - чем похвалиться может далеко не каждый интеллигент - щедрые и платежеспособные клиенты, заворачивающие в эти края отметить день рождения, свадьбу, Новый Год или просто день радости, но ещё никогда - день чьих-нибудь похорон!
Но большинство зимних радостей здесь, как и везде, - удел людей обеспеченных. Для местных же жителей, не имеющих чести принадлежать ни к мафии, ни к буржуазии, зимой наступают тяжёлые времена. Денег, заработанных на туристах летом, до весны хватит не всем. Государственная работа, на которой, кстати, платят мало, есть у немногих. Некоторые семьи зимой работают дома: готовят из янтаря сувениры для летних распродаж. Некоторые, несомненно, с тоски, пьют. Молодёжь, вернее, лучшая её часть, учится. Что делают остальные - тайна, разгадать которую, пожалуй, не легче, чем раскрыть загадку Сфинкса: Автору это сделать не удалось, и он подозревает страшные вещи.
ПОДЛЁДНЫЙ ЛОВ РЫБЫ
Зимой, когда Куршский залив сковывается льдом, по выходным дням из Клайпеды, из окрестных районов и даже из центральной Литвы в Ниду приезжают любители подлёдного лова. Тогда с набережной посёлка можно видеть, как по льду, примерно в полукилометре от берега, тёмными точками разбросаны сидящие фигурки рыбаков. В иные дни их там бывает до 500 человек. В прошлые годы на туристов, занимавшихся любительской рыбной ловлей, власти смотрели сквозь пальцы и не требовали покупать ни особого разрешения, ни лицензии.
Автор, поддавшись на уговоры знатоков и желая узнать доподлинно, в чём же заключается очарование подлёдного лова, несколько раз посещал зимнюю Ниду, чтобы в нём участвовать. Как оказалось, для начинающего в этом занятии ничего особо сложного нет, кроме нюансов, в знании которых здесь, также как и в любом другом деле, и заключается подлинное мастерство.
Самое главное - это очень тепло одеться; затем, выбрав себе на льду место, надо специальным инструментом* продолбить во льду дырку шириной примерно в ладонь - через неё будем вытаскивать пойманных рыб; потом, запасшись терпением, надо будет долгие часы сидеть над ней с коротенькой удочкой в руках, медитируя и надеясь в душе, что в этой дуэли интеллектов рыба окажется не умнее человека и когда-нибудь заглотит опущенный в воду крючок с наживкой. Если, к удивлению рыбака, такое событие вдруг произойдёт, то рыбу следует немедленно вытащить из воды.
Обычно только к концу дня неофит понимает, в чём же всё-таки заключается удовольствие и самая прелесть рыбалки: если к вечеру, не замёрзнув насмерть и ни разу не провалившись под лёд - к великому огорчению рыб - он благополучно доберётся до набережной Ниды и зайдёт в любое кафе, то он сможет сидеть там в теплоте, блаженно вытянув вконец окостеневшие ноги, и тихо радоваться, что всё уже позади.
__________
*По-литовски этот инструмент, пешня то есть, называется dalbis. По местному поверью, удачу в подлёдной рыбалке приносил ворованный dalbis.
МЕСТНЫЕ ЗАНЯТИЯ
В любой картине есть фон. Этот фон мы и попробуем сейчас нарисовать.
Несколько лет назад, в ту славную эпоху митингов, когда Литва, вдруг проснувшись и обнаружив, что коммунисты почти полвека морочили ей голову, решила выйти из состава 'Советской Империи Зла', политиками становились, часто видя в том свой единственный шанс, люди с улицы. В обстановке тех дней, когда говорить то, что думаешь, часто считалось непатриотичным, лучшие из них, сами изумлённые этим неожиданным урожаем на политиков, нередко делали стремительную карьеру тем, что говорили завороженному народу именно то, что он и хотел бы услышать - как, впрочем, это и принято делать в цивилизованном мире.
Поскольку наибольшую радость у возбуждённой толпы, которой дали чуть-чуть понюхать сладкого вина свободы, вызывал лозунг 'Будем бедными, но свободными!', то его повторяли особенно часто. Сейчас же, когда политики этот лозунг честно претворили в жизнь, причём особенно успешно - его первую часть, непостоянный в своих желаниях народ жалуется и не хочет быть счастливым.
А так как двум кризисам - экономическому и, особенно, моральному, конца пока не видно, то население, не имея возможности ни эмигрировать, ни отказаться от пагубной привычки принимать пищу ежедневно, старается не пренебрегать никаким заработком. Причём, из-за того, что воровать по крупному разрешается только на государственных должностях, простой народ вынужден перебиваться всякой мелочью, а также заниматься физическим трудом.
Новые времена - новые воры. Если раньше быть вором в Литве было стыдно, но выгодно, то сейчас это занятие стало престижным. Во дворцах, на вокзалах, на площадях и улицах слова 'Он - вор' сейчас звучат не менее респектабельно, чем в Старой Англии звучало: 'Он - Рыцарь Круглого Стола!'. Не исключено поэтому, что азы этого искусства, наряду с Законом Божьим, вскоре начнут преподавать в школах.
Но хуже всего плохого то, что в отличие от некоторых южных стран, где часто на лице даже у честного человека написано, что он - вор, в Литве у воров чаще всего благообразные лица честных людей - и все её проблемы происходят как раз от этого!
Следует всё же отметить особо, что на фоне той непосредственной изящности, с какою без спросу берут чужое на более восточных, чем Литва, территориях бывшей империи, родные воры литовские кажутся даже не альтруистами, но светлыми ангелами, с ясных ликов которых можно иконы писать!
Оптимистами бывают от недостатка опыта, пессимистами же становятся от нехватки духа. Чтобы нас не обвинили в излишнем пессимизме, приведём одну исповедь, подающую нам надежду, что есть способ изменить мир к лучшему.
Бывший рабочий одного литовского государственного мясокомбината рассказывал, как после своего увольнения он, поднакопив денег и подучив немецкий, отправился на заработки в Германию. Какое-то время помыкавшись по стране, ему повезло найти место на одном небольшом немецком мясокомбинате. Когда платят марками, лень, в том числе и врождённая, у людей обычно проходит. Наш рабочий трудился на совесть и получал по труду.
Поначалу, правда, было трудно; многое ему было непривычным и казалось странным. Особенно же удивляло то, как же это на мясокомбинате, да нет ни обысков на проходной, ни самой проходной! Но через месяц, объяснив себе всё немецкой чудаковатостью, он преодолел внутренний стресс и привык к западноевропейскому стилю работы.
Однажды, уже в конце второго месяца, его позвали к хозяину в кабинет. Шеф, пригласив его сесть, предложил чашку кофе и спросил, как работа и доволен ли он получкой? Рабочий смекнул, что пришёл его звёздный час, и что сейчас ему надо показать себя дипломатом, быть на высоте и ловить удачу. И он сказал, что получка отличная, а затем, развивая тему, начал льстить, что он вообще очень рад, что работает в такой фирме, где начальник заботится о рабочих так, словно он им - отец родной, и, что когда он работал в Литве, за всю его жизнь ни одному из его начальников ни разу даже в голову не пришло спросить, доволен ли он. Выслушав эти сладкие речи, шеф неожиданно спросил:
- А зачем тогда воруешь?
- Я? Да ни в жизнь! Чтобы я, да взял что-то чужое! Да никогда! Оклеветали враги!
Шеф молча включил телевизор, вставил видеокассету и кино закрутилось. Сюжет фильма был прост, а постановка реалистична. Разинув рот и вылупившись на экран, растерянный рабочий увидел себя, снятого на своём рабочем месте: вот конец одного рабочего дня, и вот он отработанным движением засовывает за пазуху кусок вырезки; вот конец следующего дня и следующий эпизод, где он задумчиво перебирает свой инструмент и, наконец, явно сомневаясь в правильности выбора, один из казённых ножей прячет за пояс; вот другой день и другой...
После просмотра всей кассеты шеф, выдержав паузу, сказал, что ему, после неоднократного наблюдения за рабочим, стало ясно, что тот ворует не потому, что эти вещи ему действительно нужны, но потому, что для него воровать - просто застарелая привычка, перешедшая в душевную потребность. Из этого положения есть два выхода, и пусть рабочий выберет сам: или его немедленно увольняют и все его данные вносят в компьютер, так, что по всей Германии его никогда больше никто не примет на работу; или же он, для своего же блага, добровольно согласится подвергнуться самой настоящей порке - тогда его данные в компьютер вноситься не будут, а сам он будет работать дальше, если, конечно, перестанет воровать. Не колеблясь ни секунды, рабочий дал своё письменное согласие на эту порку и тут же во дворе одним из сторожей был немедленно выпорот без всякой жалости. Потом, отлежавшись пару дней, он снова приступил к работе. Как он сам рассказывал впоследствии, с тех пор к воровству он стал чувствовать искреннее и непреодолимое отвращение.
Среди теней и бликов новых времён трудно однозначно ответить на вопрос, а как же относятся к ним сами литовцы? Те из них, кто пробился в буржуазию, любят, сидя в ресторане и, запивая устрицы пивом, говорить: 'Пусть лучше все воруют, лишь бы снова не пришли коммунисты!'. Остальные же, о которых, повторяя старую армейскую поговорку и несколько преувеличивая, можно сказать, что в обед у них на первое капуста с водой, на второе капуста без воды, а на третье вода без капусты, - в своих суждениях менее категоричны. Надо ли говорить, что устрицы, у которых даже по глазам видно, что они не любят не только буржуазию, но и пиво, в своих суждениях о новых временах категоричны и того менее?
В мрачную советскую эпоху, от которой, если верить людям, а не газетам, у большинства остались самые светлые воспоминания и сожаление, как об утерянном рае (который несколько портили длинные очереди и некорректные милиционеры), работа была у всех. И даже больше того: нигде не работать считалось за редкое счастье. Это была привилегия художников и представителей других свободных профессий. Были ещё подпольные предприниматели - эти своеобразные экономические диссиденты, - которые, до изнеможения трудясь в теневой экономике, имели деньги и предпочли бы не работать на государство, если бы не закон, по которому человека, нигде не работавшего больше трёх месяцев, могли посадить на три года за тунеядство (русский читатель должен помнить те правила). Такие предприниматели поэтому, выбирая меньшее зло, для вида старались устроиться на работу или сторожами, или пожарниками, или куда-нибудь ещё, где не надо было ходить на работу каждый день. Из-за этого в литовских городах устроиться на работу сторожем было почти также трудно, как и пожарником.
Раньше, до кризиса последних лет, в Ниде самым крупным предприятием был рыбный завод, производивший копчёную рыбу и консервы. У завода было несколько своих траулеров, ловивших рыбу по всему Куршскому заливу. Всего на нём работало около 400 человек - из 2500, составляющих население Ниды. Из оставшихся, часть людей работала в государственных учреждениях: в местной больнице, в школе, в различных конторах. Многие работали в гостиницах, санаториях и пансионатах, которые тогда были заполнены и зимой. Летом, в дополнение к основному заработку, многие сдавали комнаты дачникам - а тех приезжало в Ниду более 100.000 в год, что было примерно в три раза больше, чем в последнее время.
После демаркации в 1993 году морской и сухопутной границ между Литвой и Калининградской областью, за российской границей - по какому-то роковому совпадению - оказалась та часть Куршского залива, где была вся рыба и куда, разумеется, литовские рыбаки теперь не допускаются. Граница проходит километрах в двух от центра Ниды, где-то посередине Большой Дюны. По заливу у берега она отмечена красными буями, за которыми постоянно дежурит русский пограничный катер, по всей видимости, дожидающийся там наступления часа 'X'.
Сама же Большая Дюна вместе с прилегающей к ней территорией является ещё и природным резерватом. С литовской стороны граница резервата обозначена щитками с надписями на литовском и немецком языках, уведомляющими, что по резервату гулять запрещается. Поскольку люди всё равно там гуляют, то бывает, что литовские солдаты - не от избытка служебного рвения, а просто от скуки - устраивают засады на туристов. Пойманных, после небольшого, деликатно проведённого психологического насилия, обратно в Ниду отпускают живыми - и больших денег за это не берут.
Вернёмся же к местным: незадолго до демаркации Нидский рыбный завод был приватизирован, успешно обанкротился и закрылся без особых, по этому случаю, торжеств. Бывшие же рабочие из класса пролетариата перешли - без паники, но и без радости - в подкласс люмпенов и, надо думать, что сейчас, в весёлой суматохе летней Ниды, они находят способы развлекаться по-своему.
Больше всего от наступления новых времён в Ниде выиграли те, кто сдавал комнаты дачникам: для них этот заработок из дополнительного стал основным, а бывшее хобби превратилось в уважаемую здесь профессию. Туристам, кстати, дешевле всего выходит останавливаться именно в частном секторе. Им надо только знать, что в отличие от той же Паланги, где сдающие комнаты приходят на пятачок у Автобусного вокзала искать себе жильцов, в Ниде и других посёлках косы принято, что дачники ищут себе комнаты сами - спрашивают, ходят по домам, стучатся в двери - и где-нибудь им обязательно их открывают с радостью.
На летний период безработица на Куршской косе кончается: знающие немецкий устраиваются работать администраторами, барменами и горничными в гостиницы; не знающие - устраиваются туда же подсобными и другими рабочими. Некоторые из местных начинают торговать на улицах сувенирами, янтарём и мороженным. Некоторые занимаются ловлей рыбы, другие - её копчением, третьи - её продажей. Летом доходным делом становится возить туристов между Клайпедой и Нидой. Этим занимаются имеющие свои микроавтобусы и автомобили. Все, кто хочет работать, находят себе место ещё в мае, и летом нанять хорошего работника бывает трудно.
Как один из парадоксов эпохи достоин упоминания тот факт, что на нидской бирже труда в 1997 году был зарегистрирован всего 1 (один) безработный.
Один мелкий клайпедский бизнесмен рассказывал, как он купил патент на уличную торговлю сувенирами и в середине июня попробовал найти себе продавца из местных. Зная людей и не надеясь найти идеал, кандидатам он ставил всего три условия: не пить, не воровать и, по возможности, знать хотя бы несколько слов по-немецки. Поскольку он сам был не местный, то он обратился к старосте посёлка с просьбой порекомендовать ему нужного человека. Когда же на вопрос, какой человек ему нужен? - он сказал свои три условия, то все, бывшие в кабинете, растерялись и сказали, что требования чересчур велики. Бизнесмен этому не поверил. Однако дня через три, устав от бесплодных поисков и уже успев перезнакомиться чуть ли не с половиной жителей, а другую их половину - насмешить до слёз, он снял два условия из трёх. И подходящий человек сразу нашёлся. Позже бизнесмен убедился, что продавец, устраиваясь на работу, был с ним честен - он в самом деле немного понимал по-немецки.
После этой и разных других похожих, но здесь не рассказанных историй, можно вздохнуть с облегчением и сказать, наконец, самую правдивую истину: да Бог с ним, с народом! Он тоже бывает хорош! Не надо его ни жалеть, ни трогать, ни будить, пока его спит себе зубами к стенке. А что до его несчастий, то они существенны, но не чрезмерны: есть люди, которые всегда умеют устроиться, и есть люди, которым плохо во все времена.
А главное для нас - чтобы всегда чувствовать себя хорошо - надо постараться самим никогда не записываться в эксплуатируемый класс. Для этого - чтобы позже не корить себя и не раскаиваться - важно уже в самом начале очень тщательно выбирать себе родителей, время и место рождения. Тем же, кто сделал неправильный выбор, поторопился или опоздал, а теперь жалеет и хотел бы что-то изменить для себя ещё в этом своём воплощении, можно посоветовать только одно: всё есть в тебе самом, читатель, и если тебе по жизни вдруг перестаёт везти, - тогда меняй свою маску!
БЛЕФ
Если бы среди местных торговцев проводился конкурс на лучший блеф года, то одним из главных претендентов на первое место стал бы, безусловно, лавочник, которому принадлежит киоск на одном из сувенирных базарчиков Ниды.
Несколько лет назад, в самом начале 90-х, когда кошмаром и гордостью больших и малых литовских городов были рэкетиры, Ниду пытались делить между собой каунасские и клайпедские любительские рэкетирские труппы. Потом им кто-то шепнул, чтобы они этого не делали, и они от этой затеи благоразумно отказались. Так что сейчас Нида с окрестностями представляет собой что-то вроде нейтральной полосы. Почему, зачем и кому это надо - это лучше у них самих и спросить. Но в то время, когда те рэкетирчики ещё пытались работать, то ни мелких торговцев, ни туристов они, как достаточно умные люди, конечно, не трогали, предпочитая собирать деньги у крупных местных торговцев - согласно заранее установленным тарифам, составлявшим, как и везде, примерно 10% от дохода. Вышеупомянутого лавочника, так как дела у него шли успешно, и из определённого ему процента собиралась очень приятная для слуха сумма, главарь банды обслуживал лично.
Поскольку сердца и души у всех лавочников на свете примерно одного и того же размера - чуть меньше среднего, то, как потом стало известно местным жителям, наш лавочник не спал ночами, обливаясь слезами при мысли об этих потерянных деньгах, взамен которых ему не давали ничего, кроме безопасности. Чувствительные сердца, такие, как у нашего героя, обычно успокаиваются, когда, не имея возможности помочь себе, им удаётся испортить жизнь другим. Неизвестно, какой ценой, но ему удалось выклянчить у мафии одну уступку: теперь, когда вся банда на паре дорогих автомобилей подъезжала к его магазинчику за своими процентами, настоящий босс мафии, выходя из машины и подавив приступ смеха, с самым серьёзным выражением лица, громко - чтобы слышали рядом расположившиеся мелкие торговцы - говорил лавочнику: 'Здравствуй, босс! Как ты и приказывал, мы прибыли! Какие будут распоряжения?'. Наш лавочник, изображая крёстного отца мафии, с лицом тоже суровым и серьёзным, бросив строгий взгляд на испуганно притихших конкурентов, впускал настоящего босса в киоск - где, пока мелкие торговцы думали, что лавочник отдаёт там приказы мафии, - тот смирно отсчитывал ей часть своих денежек, чтобы его оставили в покое. Благодаря несомненному актёрскому дарованию, пару лет весь этот блеф принимался местными за чистую монету, и они боялись его почти так же сильно, как потом смеялись.
ПРОЖИТОЧНЫЙ МИНИМУМ
Ровно пять веков спустя после Колумба, в самом начале 90-х, когда мир открыл для себя Литву, а немецкие туристы - Ниду, здесь было время чудес, хаоса и разных экономических парадоксов. Это был период, когда местные деньги сильно упали по отношению к твёрдым валютам, а цены на многие литовские товары, которые, как и получки, тогда ещё регулировались государством, оставались низкими.
Для имевших твёрдую валюту то были золотые годы. Тогда, к примеру, за 1 DM можно было очень неплохо пообедать в хорошем ресторане, а за 100 - две недели быть настоящим арабским шейхом. Такой жизнью были довольны все, кроме простого литовского народа: и немецкие туристы, за пару марок получавшие целую кучу всякого добра, и их обслуживавшие торговцы, любившие немецкие марки просто за то, что они - есть! Среди общего веселья только один народ чувствовал себя неловко и, удивляясь сам себе, зачем он это делает, по привычке продолжал ходить на работу, где получал свои 5-10 долларов месячной получки.
Теперь же, в благословенном году 1997, когда, к счастью, мир ещё не рухнул и до Страшного Суда у нас ещё есть немного времени, вещи и услуги в Литве начинают стоить столько, сколько и должны. Легкомысленные немецкие туристы этого понимать не хотят и думают, что с них везде просят лишнее. Более того: смотря на ценники, они думают, что в Литве им не рады, а потому, отвечая ударом на удар, они бойкотируют кафе и магазины, обижая их владельцев своим нерасположением покупать. Те последние, терпя убытки и находясь в растерянности, ищут причины этого мелкорозничного торгового кризиса и строят различные гипотезы. Самым правдоподобным объяснением происходящего им кажется то, что немцы, готовясь к поездке в Литву, вычитывают в газетах размеры литовского прожиточного минимума и свято верят, что на эти деньги в Литве можно прожить.
Не верьте газетам! На официальный прожиточный минимум в Литве протянет разве что кошка! Если считать не в деньгах, а в продуктах, то есть только один прожиточный минимум - естественный. Он одинаков везде и для всех. Если человеку, чтобы быть сытым и здоровым, - неважно, литовец ли он, англичанин или эскимос, - надо скушать в сутки столько-то граммов хлеба, столько-то сыра, столько-то овощей и фруктов, то это количество одинаково для любого политического строя, любой страны и любой национальности и расы.
Ниже помещены литовские цены на основные продукты питания и некоторые услуги. Читатель, если ему это будет интересно, может посчитать, сколько всего он обычно потребляет дома. Переведя это в литовские цены, он получит настоящий прожиточный минимум, который ему был бы необходим для простой, совсем не роскошной жизни, если бы он вдруг решил поселиться в Литве - чего Автор ему в настоящем, суровом году 1997, делать пока не советует.
Когда всё это местные жители рассказывают какому-нибудь немецкому туристу, то тот, когда дело доходит до цифр, обычно восклицает: 'Боже! Да как же вы тогда живётё?'. Самое грустное, что некоторые в самом деле живут только на этот официальный минимум. Как им это удаётся, непонятно даже самим литовцам. Эту тайну знают только плохо одетые старушки, которых можно увидеть иногда выходящими из магазина с пол буханкой самого дешёвого чёрного хлеба. Да только захотят ли они нам её открыть?
ЖЁЛТЫЕ СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ
Пусть первым бросит в Автора камень тот, кто, благополучно пережив все виражи свободного и радостного полёта наших новых демократий, хоть раз не подумал про себя: 'Если бы те деньги, что у меня есть сейчас, да мне бы в руки лет пять назад!'. Итак, чтобы читателю было над чем думать лет через пять, приводим краткий список литовских цен на славное лето 1997 года от Рождества Христова:
ОБМЕН ВАЛЮТ: 1 USD, скупка- 3,98 Lt, продажа- 4,00.
СКУПКА ЗОЛОТА- 28,00 Lt/гр.
ХЛЕБ (Lt/кг): ржаной-1,80-2,90; хлеб белый- от 1,80; батон- 2,20-2,60.
АРЕНДА 1 ком. квартиры (Lt/мес., без платы за коммунальные услуги): в г. Шяуляй- 100,00-200,00; в г. Вильнюс- 300,00-400,00 .
КОММУНАЛЬНЫЕ УСЛУГИ: отопление- 2,80 Lt/м.кв., вода горячая- 7,45 Lt/м.куб., вода холодная- 2,57 Lt/м.куб., газ- 0,61 Lt/м.куб., электричество- 0,20 Lt/квт.час.
БЕНЗИН '95' (Lt/л.)- 1,77 . В 1998 г.- 1,88.
ТЕЛЕФОН: абонентная плата- 6,00 Lt/мес.; плата за междугородние переговоры (Lt/мин.), по Литве- 0,20; Россия, Польша, Германия- 5,78; Латвия- 1,65; Расценки 1998 г.: по Литве- 0,30, Россия, Польша-3,54; Германия- 5,78; Латвия- 1,65.
ОДНОМЕСТНЫЙ НОМЕР В ГОСТИНИЦЕ в Ниде (Lt/сут): с питанием- 80,00-600,00; без питания-15,00-250,00. В 1998 г.- 25,00-380,00.
ОДНОМЕСТНЫЙ НОМЕР В ГОСТИНИЦЕ в Паланге, без питания- 33,00-1200,00. Одно спальное место в комнате на двоих в Паланге, в частном секторе (Lt/сут)- 10,00-20,00; в Ниде- 15,00-25,00.
ЦЕНЫ В КАФЕ (Lt): чашка кофе (крепкого)- 1,30-2,50; порция карбоната в кафе (Клайпеда)- 10,00-14,00; котлета по-киевски- 14,00-16,00.
Цены в Ниде, как и на любых других курортах, чуть выше, чем в среднем по стране. Но это и лучше - иначе туристов здесь не любили бы аж так сильно.
Необходимо заметить, что уже в 1998 году некоторые клайпедские и палангские кафе - видимо идя навстречу пожеланиям клиентов - начали применять так называемые 'дневные' и 'вечерние' прейскуранты.
Удивительно то, что хотя и в Клайпеде, и в Паланге часто удаётся обнаружить места, где в прейскурантах 'вечерних' цены на те же самые блюда и напитки были выше 'дневных' раза в полтора-два, но в обоих этих городах нет ни одного такого места, где цены вечерние были бы ниже дневных! Этот природный феномен ничем другим, кроме как 'кознями Кремля', объяснить нельзя.
На начало лета 1998 г. самое дешёвое кофе (1Lt чашка) в Ниде было в кафе 'У Луизы', что действует круглый год и находится на первом этаже гостиницы 'Юрате'; самым же крепким кофе (2Lt чашка) можно было наслаждаться в кафе 'Навес', которое можно найти в двух шагах от набережной, в самом начале улицы Куверто. Причём бармен, делающий такое замечательное кофе, оправдывается тем, что поскольку он сам любит, когда ему подают именно настоящее крепкое кофе, и поскольку Христос учил поступать со своим ближним так, как хочешь, чтобы он поступал с тобой, то как раз поэтому такое крепкое, любовно сделанное, кофе он и предлагает своим клиентам! Вот яркий пример того, что есть всё-таки достойный способ совместить коммерцию и заповеди Господни!
Вам могут врать все и по-разному, но только кофе одно не врёт! Цена и качество чашки кофе, подаваемого в кафе, - вот истинный показатель как общего состояния экономики страны, так и рентабельности инвестирования капитала в эту экономику! Неважно, что там будут писать в разных рапортах человеки в пиджаках, и какие столбцы цифр вешать на уши и подавать в различных отчётах, но если в трёх разных кафе вам три раза подряд подали плохое кофе - то ни за что не эмигрируйте в эту страну! Здесь не будут любить ни вас, ни ваши деньги!
Если эту аксиому применить к прибалтийским странам, то выйдет - наперекор и вопреки всем выводам официальных комиссий - что как раз в Литве и есть самые благоприятные условия не только для процветания отдельных особей, но также и для выживания широких трудящихся и безработных масс! В Таллине вам подадут кофе из пахнущего пластмассой электрического чайника; в Риге дешёвое кофе - ну уж очень из дешёвых, а дорогое - ну уж очень дорого! В бывшем Ленинграде кофе очень уж растворимое, а сопутствующие ему чёрные одноразовые ложечки, давным-давно потерявшие свою девственность, уж могли бы, наверное, и покраснеть от стыда! Про кофе киевское не стоит и вспоминать - уж лучше сразу грибов поесть! В Варшаве, по крайней мере, у вас будет выбор: пить кофе по-таллински, по-рижски или же по-ленинградски! И лишь в Литве вы можете не только потребовать, но и немедленно получить настоящее (original!) кофе, сваренное при вас в настоящем (professional!) кофейном аппарате и отпущенное вам по доступной, даже для мелкого жулика, цене! А по своему аромату и крепости оно будет такое, что если вы совсем уже и собрались и даже, может, уже и прилегли в удобной, для этого дела, позе, но выпив его, - это уж точно! - в тот день решительно передумаете умирать!
В жизни мелочей нет. И хорошо приготовленное кофе - как нами только что было доказано выше - вещь значимая и исключительно важная! Поэтому, если у вас есть лишние деньги и вы, во что бы то ни стало, хотели бы быстро от них избавиться, то нет ничего лучше, как, выпив чашечку крепкого кофе, инвестировать их именно в экономику литовскую!
Чтобы картина литовского бытия была полной, после цен следовало бы сообщить и местные налоги. Увы, налоги - тема бедная и на романтику, и на нежные чувства, и на внешние эффекты, а потому вряд ли она подходит для лёгкого пляжного чтения. Знать о налогах обычно неинтересно никому, кроме бизнесменов, да и те охотно о них бы забыли. И помещаем мы их здесь только и исключительно для бизнесменов. Хотя, с другой стороны, какой отдыхающий - не бизнесмен? Ведь небизнесмены могут позволить себе быть на нидских пляжах только в одном случае - если они их подметают!
Итак, налоги для физических лиц: подоходный налог с заработной платы- 33%; подоходный налог с авторских гонораров-10%. Подоходным налогом необлагаемый минимум составляет 200 Lt.. Официально установленная минимальная зарплата в 1997 г. составляла 400 Lt, в 1998 - 430 Lt.
Налоги для предприятий: на фонд заработной платы- 31% , на доходы юридических лиц- 29% . Все предприятия с годовым оборотом свыше 50.000 Lt платят также налог на добавочную стоимость в размере 18% .
БЕСПЛАТНО
Несомненно, туристу всегда хочется узнать, а что же здесь можно получить бесплатно? В наше бойкое время, когда продаётся всё, включая Веру, Надежду и Любовь, бесплатных вещей осталось немного, но, если хорошо поискать, то кое-что ещё можно найти.
На литовской части Куршской косы, на всех 50-ти километрах её протяжённости, ещё можно бесплатно смотреть по сторонам и ходить по дюнам, лесам и морским пляжам - что не так уж и мало, если вспомнить, что на калининградской её части российские пограничники вам не позволят это делать и за деньги.
Вечерами можно ходить на пляж смотреть закаты - солнце садится как раз посередине моря, и приезжий бомонд часто приходит на 'немецкий' пляж попрощаться с ним - до следующего, чаще всего прекрасного, дня.
По утрам можно ходить на пляж собирать янтарики. На берег у Ниды море выбрасывает их не так много, как в Раушен (Светлогорск), но, если придти на пляж рано утром, сразу после одного из летних штормов, и успеть первым, то можно насобирать их полные карманы - особенно если искать их в выброшенных морем водорослях, где они любят прятаться от нахальных взоров любителей бесплатного.
Если же, к вашему огорчению, ночью шторма не было, а вы уже встали очень рано, что в Ниде - этом северном филиале садов Эдема - почти не практикуется, то можно попробовать подняться на дюну Парнида. Здесь в конце лета можно бесплатно наблюдать и фотографировать стоящий над лесом утренний туман, который, растекаясь между дюнами, словно молочная река, делает привычный пейзаж малоузнаваемым.
Кроме всего этого, на всей Куршской косе можно бесплатно слушать звуки, ощущать запахи, загорать на пляжах, купаться в море, собирать грибы и ягоды, улыбаться, радоваться, знакомиться с новыми людьми и, если повезёт, то - любить, а если повезёт очень - то и быть любимым.
А лучший бесплатный подарок, который здесь можно сделать самому себе - так это приобрести привычку быть счастливым несмотря на .............................................. *.
__________
* На это место, дорогой читатель, можешь вписать любое слово.
END
За большую моральную поддержку, оказанную Автору при его работе над этой книжкой, Автор выражает ЗАО 'DIONISAS' свою искреннюю и большую благодарность.
За небольшую, хотя и своевременную, поддержку материальную, Автор выражает ЗАО 'DIONISAS' свою искреннюю благодарность среднего размера.
Гриша Чёрныйплащъ, известный в миру как Леонид Задонский
Мы будем благодарны читателям за все их замечания, пожелания и коммерческие предложения, которые просим направлять на наш email адрес.
N.B. Все рекламации и отрицательные отзывы просим направлять по адресу:
Москва, Кремль, человеку с ружьём, что сторожит ворота у Александровского Сада.
Гриша Чёрныйплащъ
СОДЕРЖАНИЕ
ДЮНЫ НИДЫ ..... 7
АЛТАРЬ ..... 12
МИРАЖИ ..... 12
МАЯК ..... 14
ЛИТОВСКИЕ КРЕСТЫ ..... 18
ЛЕГЕНДА О ДЕРЕВЯННЫХ КРЕСТИКАХ ..... 23
СЛУЧАЙ С НЕМЕЦКИМИ ТУРИСТКАМИ ..... 26
ПОГРАНИЧНАЯ ЗОНА ..... 30
НИДА, ПАЛАНГА, ГИРУЛЯЙ ..... 33
ЧАЕВЫЕ ..... 37
ПОГОДА, НЕПОГОДА, РАЗВЛЕЧЕНИЯ ..... 38
ЛЮБОВЬ К ТУРИСТАМ ..... 45
ЗИМА ..... 56
ПОДЛЁДНЫЙ ЛОВ РЫБЫ ..... 59
МЕСТНЫЕ ЗАНЯТИЯ ..... 60
БЛЕФ ..... 70
ПРОЖИТОЧНЫЙ МИНИМУМ ..... 72
ЖЁЛТЫЕ СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ ..... 74
БЕСПЛАТНО ..... 79
Автор: Леонид Задонский/псевдоним 'Гриша Чёрныйплащъ', All rights reserved, 1998
УДК 379.8(474.5)(036) Ч49 ISBN 9986-9256-0-6(1 часть)
Все авторские права на эту книгу принадлежат Леониду Задонскому, дальше именуемому Автором. Без письменного согласия Автора ни одна часть этой книги не может быть цитирована ни устно, ни письменно, ни переводиться на любые другие языки, а также не может быть использована каким либо образом или воспроизведена любым способом и в любой форме, в том числе любыми механическими и электронными средствами воспроизведения и записи, включая фото- и ксерокопирование, магнитную и любую другую запись, а также любые другие информационные, передающие и записывающие системы.
Каунас, 1998
END END
Вот и пришла пора прощаться. И если ты, дорогой читатель, нашёл нашу книжку полезной и не очень скучал над ней - а ведь не исключено, что временами ты над ней ещё и смеялся тайком, хотя и знал точно, что сейчас - не время радоваться; то мы, чтобы смеяться до конца, шутки ради, ниже приводим номер счёта, точнее email, на который ты, дорогой читатель, когда нападёт на тебя беспричинная тоска (а таких дней у тебя ещё ой, как много впереди!), можешь послать свои деньги: любую сумму, ведь, признайся себе по совести, они тебе всё равно не нужны - ну куда тебе их так много? - а они очень помогли бы Автору в его трудах над изданием новой книжки. Чем сумма будет больше, тем, поверь, смешнее нам обоим будет.
Можешь ещё послать и письмо, на которое Автор, скорее всего, не ответит, а если твой почерк будет неразборчив, то и не прочитает. Но мы знаем, как человеку хочется иногда написать какому-нибудь далёкому другу - а ведь мы друзья, правда? - а потому, желая, хотя и не надеясь особо, сделать мир лучше, оставляем адрес.
А пока что - удачи тебе, читатель! И если когда-нибудь ты будешь стоять на вокзале - неважно где - а к тебе подойдут и вдруг скажут: 'Смотри, вон вороны летят!' - то, милый друг, пока ты будешь считать их, не забудь закрыть рот и, помня о нас, крепко-крепко держись за свой кошелёк.
Автор
END END END
P.S.
В в первом тираже книги было указано, что "Готовятся к выпуску части 2, 3 и 4 туристического путеводителя 'НИДА - БЕЗ ТАЙН'". Из них, объём первой части книги составляет примерно 14.000 слов; объём всего готового текста - примерно 40.000 слов. Так как первая часть книги вышла из типографии буквально через пару дней после начала известного российского кризиса 1998 года, то в тех условиях - когда число русскоязычных туристов в Литве резко уменьшилось - выпускать оставшиеся части показалось неблагоразумным. Если эти оставшиеся части книги и будут когда-нибудь выпущены, то, вполне возможно, что на литовском языке, в переводе, так как выпускать в Литве на русском может быть экономически невыгодно.
P.P.S.
Кстати, в подвале недавно обнаружилось некоторое количество непроданных экземпляров книги. Желающие её приобрести и получить по почте, могут поинтересоваться здесь: khudozhnik.com/kupit-knigu-nida-bez-tayn
