Нам так понравилось вместе путешествовать, что в июле мы решили поехать в лагерь "Орел". Лагерь этот основан русскими эмигрантами, сразу после войны. Основатели давно умерли, заправляют лагерем их потомки, и наезжают - потомки же. Русские и французы с детьми. Лагерь этот рядом с Биаррицем находится, в чудном местечке Вье Боку. На берегу Атлантического океана.
Я со своими младшими дочками - Настей и Лизой - сначала в Париж прилетела к подруге Лизе, а через пару дней, на скоростном поезде, мы домчались до места. Пока мчались, в окна смотрели и старинные соборы видели, и поля в подсолнухах. А Настенька с французкими студентами подружилась и даже играла, изьясняясь на шведском и на русском.
Лизины сыновья, Вася и Митя, нас на машине встретили и до лагеря довезли.
И тут я очень изумилась. Лагерь стоит на поляне, в сосновом лесу. Сосны высоченные, прекрасные, и вся земля в сосновых иголках. Иголки длиннющие и почему-то мягкие, идешь, как по ковру. И вот среди этого райского, сказочного леса стоят жалкие хибары. Я даже глазам своим не поверила, так это напомнило какой-нибудь жалкий советский санаторий. Я в детстве с ужасом их разглядывала через заборы в Комарово.
В хибарах пол земляной, стены бревенчатые в занозах, лампочки Ильича и советские никелированные кровати. Как такое убожество во Франции оказалось? А в полу какие-то звери дыры выкопали глубокие. И в эти дыры шершни, говорят, залетают. А шершни эти с воробья величиной и закусать могут. До смерти.
Туалеты и умывальники ржавеют в лесу, и брызгаются холодной водой. И туда не зарастает народная тропа. Даже по ночам. И вот за это убожество денежки дерут хозяева ого-го какие. Ну ладно, думаю, может кормят зато - дивно.
Какое там! Звонят в колокол к обеду. Мы голодные, несемся в столовую. А там куча бабушек и дедушек сидят, и с французким акцентом по-русски говорят. Приносят суп-пюре сомнительного вида и вкуса, и кучу батонов. Дети мои суп отодвинули, батоны разодрали и сьели. Бабушки-дедушки, хоть и эмигранты чуть ли не 1-й волны, а откуда-то у них советские привычки. И меня, и детей моих осуждают, что такой вот коричневый, слизистый супчик не уважаем. На второе волокут железные подносы с жареной капустой. Настя с Лизой даже и смотреть не стали, ну а я поела. И чувствую я, что не отдых тут в этих хибарах и с таким нищим обедом, а - мука. Навела панику, прыгнула с Васей в машину, и понеслась новое место искать. Быстро нашли гостиницу в городке поблизости, и переехали с девочками. Тут и комфорт полный, и еда вкусная. И казалось, что это то, что надо.
А на самом деле, ошибочка произошла. Пляж тут был скучный, везде туристы и друзья далеко! И на попутках мы каждое утро ездили к нашим в "Орел". И все вместе ходили на пляж.
А путь на пляж был изумительный, это - отдельная история. Сначала идешь по узенькой тропинке через сосновый лес. А в лесу шишки падают и пока летят, семена-летучки из них вываливаются с тихим шелестом. И весь лес шишками сосновыми усыпан. А по краям тропинки заросли колючей ежевики. Потом надо луг пройти с травой-муравой. Луг солнцем так ярко освещен, что самый мелкий и нежный цветочек виден. И бабочки порхают. Луг пройдешь - и опять в тенистый лес вступаешь. А лес первозданный, глухой и в нем олени водятся. Лиза как-то с одним встретилась, и олень ее попугал. Рычал и кашлял на нее. Она тоже на него порычала, ну он и удалился. Видно его в лесу маленькая разбойница ждет...
И вот уже ближе шум океана. Уже не земля под ногами, а песок морской. А до океана еще надо по песчаной дюне карабкатся. А на дюне этой, громадной, растет дикий тимьян. Чабрец по-русски. Этой специей мясо заправляют. Запах стоит такой, что даже сытому есть захочется. И еще одна специя растет желтенькая, карри. Ну и осока острая конечно, с камыш величиной. Поэтому хоть песок в босоножки попадает, нельзя снимать - порежешься. !
Девочки мои мужественные - не жаловались. Ну вот и ползешь вверх по этой горе из последних сил, и жалеешь уже - и вдруг! Оказываешься над обрывом, высоко-высоко над берегом океана. А берег пустынный и, наверное, в пол-километра шириной. И горизонт нескончаемый, и налево-направо только песок, да волны. И стоишь на этой вершине и глазам своим не веришь, что все эти просторы - твои. А потом, счастливая, с обрыва вниз несешься по песку, утопая и падая.
А на берегу ракушки диковинные лежат. На море таких не бывает. Крученые-верченые и перламутровые из под устриц. И камешки необыкновенные - плоские и белые, как сахар. Лиза с Настей каждый день килограммы собирали, да и мы не отставали. Потом правда тащить было тяжко, но и оставить такую красотищу жаль. Вот и мучились. Зато сейчас у себя дома ими любуемся.
А у океана то и дело прилив-отлив. Бежишь купаться и одежку свою, кажется, далеко от воды оставила. А вылезешь из воды и видишь, что полотенца и пожитки все мокрые - волна так близко подошла. Никогда не угадаешь.
Волны в океане могучие, того и гляди засосет в пучину навечно. Поэтому девочки так придумали купаться. Ложились брюхом на песок, где прилив, и ждали волны. И вот волна плавно накатывалась и с головой их покрывала: и мокрые все, и безопасно.
Мы туда на весь день уходили - путь домой далекий и трудный. Устанем все от солнца и плавания, и на дюну еле заползаем. Да потом через лес еле шли. Иногда детей приходилось на закорках нести. Мужество их оставляло. Кое-кто и всплакнуть мог от усталости. Зато такие голодные на обед приходили, что любо-дорого смотреть потом было. Никаких капризов!
А в лагере этом, что еще интересно - чудаков было очень много. Князь какой-то именитый жил, из "бывших". А привычки у него вполне "нынешние" - и утром, и вечером в баре за рюмочкой. Все дамы за шестьдесят перед ним благоговели. Ему-то лет уже прилично, а здоровье могучее и нрав веселый. Выпьет пару рюмочек и кокетничает. И вот дококетничался. В лагере появилась роковая дама неопределенного возраста. И внешности тоже неопределенной. Может когда-то давно и красавицей была. А может и нет. Я ее как-то простодушно про возраст спросила, а она говорит: "Одной моей дочери - 20, другой - 16, вот и сосчитай". Я думала, она про внучек говорит, переспросила. А она обиделась... Ну думаю, всякое бывает, сейчас и в 58 рожают, в газете читала.
Во всяком случае, тоже - кокетливая. Шляпы каждый день меняла, и оранжевую губную помаду никогда не забывала, даже на пляже. Монологи все время вела странные. Про жизнь там, про любовь, а в основном, про мужчин. Знает она их хорошо, видно.
-"Мужчины, говорит, должны женщину баловать и все прихоти выполнять, тогда и его одарить собой можно. А за просто так и воды напиться им не дам. Пусть дуры всякие дают!" Вот такая мудрая женщина. Правда все время со страданием вспоминала одного, который от нее сбежал, вот из-за воды-то, но видно принципу своему все равно не изменила. Как-то к князю в баре подсела, проницательно на него посмотрела, улыбнулась ему завлекательно. Губами яркими монолог начала. Князь тут же рюмочку ей поднес - настоящий мужчина! Ну и завелась у них тесная дружба со взаимным пониманием.
На пляж наша дама ходила при полном параде - шляпа, платье с рискованным разрезом и глубоким декольте, макияж.
Разоблачалась в стороне ото всех и гордой поступью шла к воде. Правда тут же, при первой волне, теряла величавость - волна не выбирает, кого окатить и как. Собой дама была всегда чрезвычайно довольна, а вот другими не очень.
" Ох, смотри-ка на него!" - громко шептала она и показывала на мужчину, мирно прогуливающегося по берегу. "Ну чистый гриб-поганка на ножках!" -"Вот уж совсем не похож, загорелый и черноволосый крепыш" - комментирую я. Что же в нем грибного?"
-"Ну как же!" -возмущается моя собеседница- "посмотри - ножки тоненькие, живот толстый, и в глазах одна важность! Чистый гриб!" Ну может и правда что-то есть...
А разглядывая меня и Лизу позавидовала нам вот таким своеобразным образом -" Эх девочки -дурочки! Да если бы у меня такая фигура была, как у вас, уж я бы в порно шикарном снялась!". Мы с Лизой долго безмолствовали, а это нам не свойственно. Что тут скажешь?
Нам такое будущее в голову не приходило...
Старушек много прелестных было - божьих одуванчиков. В соломенных шляпках и цветастых халатиках порхали по лесу, как бабочки. Немного покрупнее тех, что в сосновом лесу. И откуда-то все про всех знали, и в свои знания всех посвящали. Опасные старушки...
И бармен у нас очень колоритный был. И популярный. Сережей звали. Высокий и крупный мужчина, волосы черные, как вороново крыло, глаза-маслины. На лице печать бурной и интересной жизни. Манеры мягкие, голос бархатный. В прошлом актер, а ныне вот бармен. Гости к нему в бар приходят, себе выпить возьмут и его угощают. И так по многу раз. Так вот, это пагубно на Сережином здоровье сказывалось. Упадок сил он часто чувствовал, бессоница одолевала и... женщины. Они за его внимание боролись тайно, приемом несколько подлым, "кто самая щедрая" - назывался. Иной раз так расщедрятся, что Сереже не то, что на свидание идти, а до хибарки, что за углом, добраться бы. Выиграла соревнование самая скупая.
- "Из-за меня женщины и вешались иногда" - мягко рассказывал Сережа, выпивая очередной котейль. "А многие и детей с мужьями бросали. А один раз в Брянске, на гастролях, ковер из цветов по земле выстлали".
Я представила толпу женщин, иногда вешающихся. Иногда бросающих своих детей. И все гонятся за Сережей. Размахивая цветами. Мне стало страшно.
Но когда Сережа в добром здравии пребывал, то польза нам от него большая была. Роста он громадного, да и силы, видно, немалой. И если мы вместе на пляж ходили, то девчонки мои счастливы были.
Взгромоздит Сережа Настю - на правое плечо, Лизочка- - на левое, и до пляжа донесет. А путь долгий. Еще и песенки веселые им поет прекрасным голосом. Мы с Лизой сзади идем и завидуем. Но вот на пляже он уже нас ублажал, взрослых - истории невероятные из своей жизни рассказывал. Мы вроде и догадывались, что фантазии, а все равно, уши развесив, слушали. Сережа - великий фантазер и добрый человек.
А из хибарки, что рядом с Лизиной стояла, дивные звуки скрипки раздавались. Надо же, думаю, мобильный телефон в лесу плохо работает, а радио у кого-то здорово принимает. Звук чистый, одно наслаждение. Вот как-то наслаждались мы с девочками под стенами хибарки, вдруг звук прекратился, и из домика выходит молодой человек атлетической наружности.
--
"Пожалуйста, включите опять эту программу" - попросили мы.
--
"Какую программу?" - удивился юноша.
--
"Скрипичный концерт" - говорю.
--
"А это я играл. Я - скрипач".
Вот это да, думаю.
- А в каком оркестре играете?
- Да я солист.
И еще ему кроме скрипки, волны океанские подвластны были. Он среди нашей молодежи лучший по серфингу был. Виртуозно так ногами на доске балансировал и волны разрезал, ну прямо как на скрипке! Вот какой сосед у нас оказался.
Через несколько дней появилась в "Орле" супружеская пара из Москвы. Он - статный богатырь с седой шевелюрой, она - хрупкая, элегантная , холеная. Они у нас, т.е. у Лизы, в гостях в Париже до этого были. Обрадовали нас своей светскостью и эрудированностью. Знают оба всю культурную московскую элиту. Он книгу интересную во славу Росии написал - я ее за одну ночь проглотила , за отчизну свою возрадовалась. И ему за то благодарность выразила. Тут уж мы еще больше подружились. Жена с нами гордо поделилась, что родители у нее чудные, а папа аж известный прокурор, добрейший человек. Но сейчас милашка на пенсии. Тут мы с Лизой подсчитали, что как раз прокурором он работал в крутые советские времена. Насторожились. Да нет, вроде бы совсем наши люди. Только вот, что странно - оба матерятся крепко и скабрезные анекдоты обожают. При их-то культурности. Правда анекдоты смешные ужасно. За это мы им их и простили.
В лагере они вели себя таинственно - общались только со своими друзьями из Лондона. Друзья - особы важные. И по званию, и по виду. Тоже супруги. Он - владелец русского журнала в Лондоне, она - его молодая жена. До разговоров с простыми смертными не снисходили. Вчетвером они каждый день уезжали в Биарриц, по их словам - работали. Где и как, скрывали. Иногда, появляясь в баре редкими вечерами, травили свои анекдоты, нам на радость и удивление. Мы никак не могли понять, в чем их работа состоит. Обидно нам было, любопытство мучало. А потом я вдруг по русскому телевидению увидела программу про В.Аксенова, у которого дом в Биаррице, и все поняла. Тайна наших знакомцев раскрылась - это они с ним "работали". Вот счастливые!
Через несколько дней, купаться и загорать нам надоело. И вспомнили мы, что рядом Биарриц. И Сан-Себастьян. И добраться туда можно лишь на машине. А машина есть только у Васи, а он - тип капризный и чрезвычайно незговорчивый. " Не дам вам ключи от машины" - говорит. Вот и выкрали мы у него эти пресловутые ключи. Пока он спал, как всегда, до полудня. С собой прихватили Сережу , для компании. У него, правда, и в этот день упадок сил наблюдался... И Настю с Лизочком с собой взяли. Сначала мы среди прекрасных пробковых рощ покатались, в лесном озере выкупались, а потом, выбрались на скоростную дорогу и помчались, как сумашедшие. Впрочем , так все французы мчатся. Машину вела я.
Мчимся мы себе, значит, указатели типа "Байонн" , с радостью прочитываем. Про байоннскую ветчинку знаменитую мечтаем. И чем ближе к Биаррицу подьезжаем, тем жарче. Он ведь прямо рядом с испанской границей расположен. И уж совсем прожаренные в город вьезжаем. А город необыкновенной красоты и прелести - узкие и нарядные улочки сбегают к океану, уютные маленькие площади с кафэ под пальмами , роскошный и миниатюрный оперный театр притворяется столичным. Блистающие на солнце роскошные виллы, нарядная публика, дорогие бутики - все там есть. И В.Набоков там жил, и Тэффи, и Мережковские.
Вот припарковали мы машину, и пошли бродить. Решили к океану подойти, чтобы освежиться. Прошли площадь крохотную, а на ней мраморная беседка стоит. В беседке детский оркестр Моцарта играет. Под чудную музыку вышли на набережную. Набережная нависает над крутыми скалами. У подножья скал - океан. Зрелище грандиозное - океан пенится, бурлит, на скалы обрушивается. И куда ни глянь - блистающая вода . Понаслаждались мы видами, сьели вкуснейшее мороженое, и пошли спуск к океану искать. Чтобы выкупаться. А солнце припекает, идти по крутым тропинкам тяжело. Девочки мои устали, передохнуть хотят. Да и Сережа сзади еле плетется, постанывает. То ли пить ему хочется, то ли выпить...
Пожалели мы их, присели на парапет. Лиза-большая, как всегда, сигарету закурила. Да в жару, видно, курить не вкусно было, и она пол-сигареты вниз бросила. Думала, что в воду. А тут вдруг моя Настя ка-ак закричит!-
"Смотрите вниз скорее!"-кричит-"там краб Лизину сигарету докуривает!". Мы все вниз смотрим и ничего , кроме черных , блестящих от воды скал, не видим. Вот, думаю, какие ребенку от жары цирковые номера привиделись... А тут Лиза вгляделась, и тоже кричит -"права Настя! Краб курит!". Я над парапетом наклонилась, и такую уморительную картину увидела: лежит черный краб на скале, в клешне изящно сигаретку держит. Потом ко рту своему жутковатому подносит, и дым выпускает. Впечатление такое, будто затягивается. И так несколько раз. Вот лежит себе на скале, наслаждается, как джентльмен в сигарном клубе. Смешно невероятно. А потом совсем чудо произошло. Вдруг, из щелей в скале, показались его дружки. И, расталкивая друг-друга, к сигаретке устремились. И как наш гурман не пытался сам все выкурить, не вышло. Уж он локтями махал, коленями толкал (благо их у него много), а сигаретку у него, все равно, отняли. И его , бедняжку, вниз в тартарары спихнули. И вот эта бандитская компашка, сигаретку по очереди и выкурила. Как трубку мира. Сначала один двумя клешнями ухватится, затянется разок, а там уже другой налетает, и к себе ядовитую драгоценность тянет. Некоторые, правда, от возбуждения клешни потеряли. Но это не важно. Мы от и изумления и радости так громко хохотали и гикали, что вокруг нас бездна народу собралось. А нас ведь пятеро, и мы одновременно все вниз смотрим, при этом еще кричим по-русски. И толпа тоже вниз смотрит, но разглядеть ничего не может. От этого нам еще смешнее стало. Ох уж нахохотались всласть! И поклялись друг-другу, что чудо это на всю жизнь запомним.
Да в эту поездку много чего было, что на всю жизнь запомнится. Природа прекраснейшая и океан великий само-собой, ну и всякие сценки милые ...
Вот как-то раз сидела я с девочками своими на мягкой и теплой земле, рядом с Лизиной хибаркой. Я книжку читала, а девчонки тихо ворковали рядом. Выкладывали узоры из принесенных с берега камешков. Утреннее солнышко ласково согревало нас. Могучие сосны отбрасывали мягкую тень. Из соседнего домика, где жил скрипач, вышел слепой господин, поддерживаемый под руку монахиней. Она вынесла стулья, и они расположились рядом с нами. Одета она была в серое суконное платье, а на голове - черно-белый монашеский платок. Сели они и начали беседу вести по-французки. Тут мы интерес потеряли - я по французки знаю лишь несколько фраз , да слов, а девчонки - только "мерси". Я в книжку опять уткнулась, девочки увлеченно копошились. Вдруг монахиня меня спрашивает, как дочек моих зовут, да сколько им лет. И господин слепой с живейшим интересом слушает. А потом вопросы ей задает. Как я поняла, про девчонок. И монахиня подробно начала ему их описывать. И цвет волос, и платьица, и цвет глаз. И кто где сидит, и что они делают. Описывала она долго и обстоятельно, и, как мне показалось, очень поэтично. Потому что, по лицу слепца разлилось выражение такого счастья и удовольствия, как будто он сам наблюдал эту идиллию. Потом он встал, погладил наощупь моих девочек по головкам, и опираясь на палочку, пошел на прогулку. И она с ним - его верная подруга.
Жили мы в.этом раю почти три недели. А потом Лиза получила из Парижа грустное известие, и мы собрались уезжать. Должна заметить, что с радостью - ведь все на свете приедается, даже море-океан и купание. Мы сумбурно и быстро собрались, счета гостиничные оплатили, и под Васины истерические вопли, от которых сотрясалась вся машина и наши души, были доставлены на вокзал в Дакс. Вася - натура сложная. И богатая. Состоящая, в основном, из достоинств. Но достоинства - вещь незаметная, тусклая. Ну что интересного: порядочный, ответственный, справедливый, способный, добрый. А вот недостатки - ингридиент поинтереснее. Тут уж разгуляться можно. Например: вспыльчивый, грубый, невоспитанный. Капризный, опять же. Одолжения делает людям ,только если его душеньке угодно. А еще Вася - замечательный пианист. Но с одним жестким принципом - не подходить к инструменту, если попросят сыграть. Вот и приходится его виртуозностью наслаждаться, подслушивая под дверью. Не дай Бог, обнаружишь себя - наслажденью конец! Странный принцип, правда? Для кого же играть? Когда влюбляется, страдать обожает. " Люблю играть женскими сердцами" -говорит. А зачем играть, когда можно просто любить? Трудный он человек, но выдающийся. Только привыкнуть нужно. А привыкнешь - преданного и интересного друга заимеешь, но истеричного слегка...
Вообщем, хоть и противно ему нас было везти, довез-таки. Он и Митя оставались в "Орле" еще на один день. А мы с Лизой и с девочками, на поезде до Парижа сами должны были добраться. И очень мы этому рады были. В вагон влезли и "ура" закричали. Меньше сумбурного народу - больше кислороду.
А в поезде нам такие необыкновенные попучтицы встретились, ого-го! Входят на станции две молодые женщины. А с ними девочка лет пяти, миниатюрная и красивая. Они очень громко разговаривали, сумки распухшие на полки с трудом запихивали. И сели напротив нас. Я их украдкой разглядывала, и вдруг поняла, что передо мной настоящие красавицы. Смуглые, стройные, гибкие. Правда, к какой нации принадлежат - не понятно. По французки говорят чисто, а угадывается - что не француженки. Одеты ярко и вульгарно. Бразилианки что-ли? Гадали мы , гадали, а потом разговорились, т. е. Лиза, конечно. Оказалось, что красавицы - цыганки. Но, как сами обьяснили - живут не в таборе, а в квартирах, , и даже профессию имеют - парикмахерши. Правда ,мне погадать тут же предложили.
"Я боюсь" - говорю - "будущее свое знать не хочу". А одна из них мне в ответ - "боятся не надо. Я плохие прогнозы хоть и вижу, а клиентам не рассказываю".
Не-ет, тут уж я совсем расхотела. Не хочу, чтобы даже в поезде, кто-то мои возможные неприятности на ладошке разглядывал.
А во время нашего разговора, малышка, дочка одной из красоток, к Насте с Лизочкой пристает. То книжку русскую у них похитит, и читает потешно, то в сумочки залезет, и их кукольные драгоценности распотрошит. И девочек моих это и раздражает, и смешит. Ко мне она на колени бойко взгромоздилась, и ну давай лопотать! Легонькая, юркая, и совершенно необыкновенная. Спросили, как зовут - оказалось имя, лучше не придумать - Минима! Вот уж правда, этакий крохотный минимум. Потом она петь и танцевать начала - да как! Мы рот разинули от восторга, так профессионально и красиво. Нет, думаем, не бывать ей парикмахершей. Бывать поп-звездой. Или секс-символом, на худой конец.
Так под разговоры и щебетание Минимы доехали до Парижа. А там - невероятная жара. Но мы сначала-то городу обрадовались, приятен нам запах раскаленного асфальта был. Это потом мы сникли.
В иные дни градусник подскакивал до плюс 40 градусов.
И по радио и по ТВ предупреждали - сидите, парижане, дома и носа не высовывайте. Дома и дворцы в городе Париже каменные, громадные, нагревались сильно. И т.к. ветра не было, в черте города воздух был насыщен выхлопными газами до предела. Дышать было невозможно. А в метро все были взмокшие, как в бане. Мы как-то раз в Венсэнский лес поехали, чтобы джазовый концерт послушать. Такое впечатление, что весь Париж туда приехал, чтобы только на траве полежать. Публика валялась потная и голая, поедая мороженое в енвероятных колличествах.
Похоже было на кадры из фильма про животных - лежбище морских котиков. И музыкальный фон над этим громадным лежбищем оригинальный - роскошный джаз. А я поражалась тому, что даже мой любимый Париж может вызывать к себе такое отвращение.
На следующий день мы поехали в "Багатель" от жары скрываться. "Багатель" - изумительный сад, вполне даже ботанический. Размеры и богатство его поразительны. Да и крошечный дворец, спрятавшийся в сени вековых деревьев - венец французкой архитектуры. И еще там живые павлины прогуливаются. Медленно так, хвосты прекрасные сложивши. Никого не боятся. Настя с Лизочком решили их "догнать", так никакой погони не получилось - обернулись павлины, посмотрели строгим и тусклым взглядом на девочек, и тихим шагом пошли дальше.
А мы нашли чудную тень в зарослях кизила. И кучу ягод набрали. Домой богатую добычу принесли, и Лиза изумительное варенье наварила. Но квартиру еще при этом так нагрела, что даже пробовать его не хотелось. Так что мы это варенье зимой ели.
Это было наше последнее французкое приключение. Нам очень хотелось домой, на север.
Но стоило мне сесть в самолет, который был битком набит тихими шведами, как я тут же заскучала. В самолете был включен кондиционер, и парижская жара моментально забылась. Мои девочки ликовали - вокруг раздавалась родная, шведская речь. Люди, сидящие рядом, были розоволицие блондины. Похожие друг-на-друга, как близнецы, они пили водку. " И зачем пьют?" - подумала я - "ведь темперамента в них от этого не прибавится...". Мне резко захотелось обратно.