О "ВАСИЛЬЕВСКОМ ОСТРОВЕ", о Петербурге, о тех впечатлениях, при которых рождалась эта книга.
Я видел Петербург с высоты Ростральной колонны. Было время, когда туда поднимались как на смотровую площадку. С учётом винтовой лестницы и почти полного мрака этот подъём оставил впечатления на долгие годы. Наверху - качающаяся под ветром колонна и
распростёртый город внизу.
В саду Академии художеств со стороны четвёртой Линии притаился летний павильон.
Стеклянный летний павильон. Здесь работали художники либо в ненастную погоду, либо
с обнажённой моделью.
Мы, подростки, находили снаружи щели в занавесках и настороженно, и с удовольствием
подглядывали. Художники, отвлекаясь от работы, периодически выскакивали нас отгонять и отлавливать. Однажды я убежать не смог. Попался. Меня запросто взвалил на плечи какой-то художник-здоровяк и притащил внутрь этого павильона.
"Смотри" - сказал он, указывая на обнажённую стоящую женщину.
Я обнажённых женщин так близко ещё не видел. Это было сильное впечатление.
В главном здании Академии художеств в конце пятидесятых годов шумно прошла первая американская выставка. По-моему, графика США. Дарили значки и глянцевые журналы. И выставка бесплатная. Это был буквально привет из ДРУГОГО МИРА.
А в летнее тёплое солнечное время с головы египетских свинксов, стоящих на набережной напротив Академии, отчаянные сорвиголовы ныряли головкой в плещущие воды Невы. И благополучно выныривали.
Как пожилые люди в старое время систематически ходили в церковь, так мы постоянно бегали в кинотеатр "Балтика" (бывший "Форум"). Это было "намоленное" место.
Без кинотеатра полноценной жизни тогда, казалось, не существовало.
В 27 школе на В.О. в период 1965-1966 г. преподавал математику не просто рядовой советский учитель, а настоящий живой граф. Фамилии не помню точно (быть может,
кто-нибудь из рода Голицыных). Было ему на тот момент лет 30-35.
Почти каждый раз в конце урока после доказательства теоремы и решения задач он становился лицом к сумеречному окну и прочитывал что-нибудь из стихотворений Блока.
Читал замечательно. Класс не дышал. Однажды в один из таких моментов дверь класса
неожиданно открыла завуч школы...
Граф был худой, с утончёнными чертами продолговатого лица. Учитель черчения на своих уроках презрительно шутил на весь класс: "У него мать графиня, а сам он кто?
Кто он сам? А сам он графин".
Этот граф открыл для меня поэзию Блока. А в математике я и по сей день ничего не понимаю.
Я жил тогда на седьмой Линии в доме аптекаря Пеля. Парадные красовались медными
длинными перилами. В период перестройки всё это было содрано и украдено.
В Павловском парке я видел: у одной из бронзовых нимф отпиливали руку (рука уже наполовину была подпилена ножовкой по металлу).
Город превратили в сборный пункт цветного металла.
А в 2000 г. во дворе дома, где жил и умер А.А.Блок, спилили мемориальный тополь,
под сенью которого современники прощались с гениальным поэтом.