Александр Константинович Белов: другие произведения.

Молот Радогоры

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Александр Константинович Белов (biorezonans@mail.ru)
  • Обновлено: 24/06/2012. 196k. Статистика.
  • Обзор: Россия
  •  Ваша оценка:

      
      Александр Константинович Белов
      
      Молот Радогоры
      
      
      
      Содержание:
      
      Глава I. Новая Традиция 2
      Глава II. Пепел сердец 13
      Глава III. Сверхидея и сверхсознание 24
      Глава IV. Тотальный социализм 34
      Глава V. Великая варварская идея 43
      Глава VI. Огненный разум Севера 56
      Подведём итоги 62
      
      
      Глава I. Новая Традиция
      
      Грязный туман рассвета стоял над Россией. Кончался век. Могло показаться, что при-ближение нового времени сулит нам перемены, что неизбежность чего-то великого и непорочного стоит перед нами. За этим воздушным муаром дымных пятен, которым прикрылся рассвет над Россией. Только протяни руку.
      Однако логика говорила другое. Никаких прогрессивных, динамичных, свободных идей. Полное истощение мысли. Россия крепко сидела в казенщине жизненных прин-ципов, в идейной неповоротливости и политической безысходности. Чего же можно было ждать? Что можно было усмотреть в будущем такого, что дало бы повод для оп-тимизма? Россия представляла свое будущее не иначе как продолжением своего про-шлого. Она искала себя в прошлом, перетрясая сомнительные ценности накопленного опыта. Искала, чтобы повторить все сначала. Именно это и делало весь ее историче-ский опыт несостоятельным. Проекты общественного переустройства рисовались по коммунистически, по национал-социалистически, по буржуазно-демократически. Ино-го "новаторства" общественная мысль не допускала.
      "Но разве буржуазное реформаторство не признак перемен?" - возразил бы обыватель -либерал из числа тех, кто зачитывает до дыр бульварные газетенки и лоялен ко всему в надежде на лучшее.
      Российское реформаторство! Идеологическое прикрытие для новых потрошителей на-циональной собственности. Называющее себя не иначе, как "Российской демократией", оно на деле воплотилось в духовное единство трех порочных начал: денег, власти и лжи.
      На деле оно просто растерзало свой собственный символ - предпринимателя -налогами, ограничениями, беззаконными поборами и абсолютной физической незащищенностью. Но даже если бы этого и не было, все равно обстоятельство превращения супериндустриальной страны в лавочный мелкотоварный промысел отбрасывало Россию минимум на 80 лет назад. В дореволюционный буржуазно - демократический уклад. Чьи пороки и несовершенства, собственно говоря, и послужили толчком для создания социал - большевизма.
      В этом буржуазном реформаторстве реального прогресса для России было столько же, сколько в повторном изобретении керосиновой лампы.
      Такой стояла Россия на пороге нового времени. Ее могучий темперамент угнетали внутренние противоречия. Все это вполне подходило под общий диагноз: традиционализм.
      Традиционализм - явление обычное. Он позволяет маленьким народам сохраниться в историческом пространстве. Он не расширяет жизненный опыт народа, а, напротив, ужимает ранее накопленный до состояния догматической неповоротливости. Тради-ционализм присваивает отдельные элементы бытия и культуры, делая их своими пока-зательными символами.
      Вот, к примеру три наиболее показательных символа русской традиции: самовар, бала-лайка, матрешка. Однако, вся штука в том, что ни один из них не имеет отношения к подлинной русской культуре. Родиной матрешки является Япония, а родиной балалай-ки - Китай. Первый самовар же появился в России только в середине ХV111 столетия. Настоящих же представителей древнерусского стиля - сопель, гудок или жалейку - тра-диционализм не принял. Стоит обратить внимание на этот факт. Он свидетельствует о том, что для традиционализма подлинность не важна, важна популярность. Какой-нибудь привнесенный элемент приживается к национальному быту, а все остальное создается уже с помощью мифа.
      Традиционализм не может обойтись без мифологии. Она обеспечивает его сочетание с национальной идеей, национальным характером, культурой и историей народа, самим народом и его потребностями. Христианский традиционализм, например, поддержива-ется мифологией о чудесах, творимых святыми, иконами, молитвами и т.п. Коммуни-стический традиционализм поддерживается мифологией о том, что трудящиеся сами могут управлять своей судьбой и что наступит светлое будущее, а во всем мире побе-дит мировая революция. Мифология буржуазной демократии говорит о том, что у богатых и у бедных равные права и они одинаково счастливы.
      Кроме того, мифология как бы объясняет происхождение того или иного события. Или придает кому-то особую историческую значимость. Разумеется, в угоду традициона-лизму. Так, вождь - диктатор говорит непременно афоризмами, сопровождая свою речь постоянным вскидыванием рук и сверканием глаз. Каждое мгновение его жизни наполнено заботой о судьбе народа. Это внушается с такой убедительностью, что мысль застать вождя, например, в заботе об опустошении своего кишечника, кажется абсолютно невозможной и нелепой.
      Не будет большим преувеличением сказать, что мифическое и определяет традициона-лизм. Так, традиционное деление общества на правых и левых создано мифом, что иной ориентации просто не существует. Ну, в крайнем случае -центристская , сравни-мая с аполитичностью. Другой миф объявляет фашизмом любые радикальные измене-ния общественных проблем. Фашизм и все! Безо всяких комментариев. Как любой ми-фологизм, этот не дотягивает до правдоподобия, и как любой мифологизм, имеет соб-ственные мотивы. Вполне очевидно, что он изобретен буржуазными либералами. Но также очевидно и то, что они в него свято верят.
      Сидит в Москве за чашечкой кофе какой-нибудь добродетельный плут и негодует по поводу предложения в ответ на захват русских заложников в Буденовской больнице взять в заложники чеченскую диаспору в Москве. "Это фашизм!"- возмущается он. И чеченцы спокойно расстреливают раненых и больных. Они вообще не боятся воевать с либеральной Россией.
      Уже не одно тысячелетие мифическое подвергает все человеческие помыслы прими-тивному распаду на добро и зло. Добродетель и порок. Библейский традиционализм. Можно подумать, что иных красок жизнь не имеет. К чему привела эта мораль? К поч-ти десятку миллионов замученных, сожженных заживо еретиков.
      Но они были не большими еретиками, чем мы с вами, поверьте! Если бы в ХХ веке
      тоталитарная идея Церкви полностью подчинила бы себе общественно - политический строй, то костры инквизиции снова стали бы символом времени. Также, как и газовые камеры полувекового прошлого. Ведь германский фашизм пользовался все той же биб-лейской идеей
      "кто не с нами - тот против нас". Весь мир был разделен на своих и чужих. Так может быть, не в фашизме дело, а в традиции жить по библейским мифам?
      Миф нужен человеку для того, чтобы прикрыть свою беспомощность в познании Исти-ны. Чем примитивнее сознание человека, тем большую власть над ним имеет вера. Жалкий умишко дикаря подвержен лишь познанию предмета веры. А познавая, утвер-ждается в ней все больше и больше. Мудрость лишила его своей священной печати, которая называется сомнением. Сомнение - вечный страж подлинности мыслительных обретений человека. Сомневаться - уже значит совершенствоваться. Миф же не допус-кает сомнения. Вера - вот способ его существования в человеческом рассудке.
      Величие Идеи, Дела, Человека, должно строиться не на вере, а на ясном и полном их осознавании. Нужно не поклоняться высшему над собой, а влиться в него, интегриро-ваться в нем, поддержать его всеми усилиями своей натуры. Это и будет способом со-храниться от деградации в раболепствующего скота.
      Традиционализм абсолютно узнаваем.
      Нет, он может, конечно, менять обличья и этим морочить голову. Вот к примеру, что это: святая вера в свою правоту; желание по-своему всех облагодетельствовать и не-примиримость с инакомыслием; обращение к интересам народа и безжалостное ущем-ление какой - то его части? Что это? Коммунизм, фашизм, христианская демократия, либеральная буржуазность.... Называйте любое, не ошибетесь. Это традиционализм, он постоянен. Меняются лишь мифы.
      Однако, человек грешен не только случайной вовлеченностью в эту череду повторений. Иногда человек занят сознательным воскрешением старого как символа перемен, как смысла грядущих преобразований. Будущее в прошлом. Или вообще жизнь без будущего, вечное прошлое. Строго говоря, развитие с поворотом на 180* называется деградацией. В природе эта форма движения типична только для смерти. Движение против естественного течения жизни, против развития.
      Концепции "священного" прошлого не имеют никакой высокой идеи. Все куда проще. Все объясняется примитивной тягой традиционализма к мифической идеализации этого прошлого. То есть отношением к нему не как к реальности, а как к идеалистической форме желаемого. Прошлое - это то лучшее, что есть у каждого из нас, ибо его цель не в фотографически точном воспроизведении прожитого, а в том, чтобы слепить из этого прожитого область пристанища души. Этим объясняется природа концептуализма прошлого.
      Нынешние духовные теоретики Традиции с маниакальной настойчивостью вытягивают на свет божий початки постыдного практицизма, который однажды уже не прошел испытание историей. В виде различных общественно - политических систем или в виде морали. Эти теоретики выпускают из вида тот факт. что повторение прошлого ведет к повторению его последствий. Как ни манипулируй с коммунизмом, он неизбежно натолкнется на сопротивление личности стадному равенству коммунистической общины. Коммунизм не может принимать формы национал - социализма или христианской демократии, поскольку это уже другие традиции. Коммунизм может быть только коммунизмом. Он интернационален, атеистичен, материалистичен и пролетаризирован. Изменение традиции в коммунизме называется оппортунизмом и оно столь хорошо изучено традиционалистами, что не дает ни малейшего шанса прорваться вперед под знаменами коммунизма либералам и реформаторам.
      Это по поводу иллюзий о демократизации коммунизма и его патриотичности. Стоит только коммунистам захватить государственную власть, как традиция откорректирует курс, убрав все лишнее справа и слева.
      Может показаться, что отрицание традиции способно разрушить с вязь человека с на-циональной культурой. В желании сохранить свою независимость народ хватается за традицию как за спасательный круг. Однако, детальное изучение традиции говорит в пользу того, что она, напротив, подвергает народ опасность потерять свою историче-скую самобытность.
      Взять, к примеру, русских. Православие - один из ярких примеров традиционализма. Благодаря православию, из 180 имен, которыми русские нарекают своих детей, 175 привнесены извне. Они имеют греко - иудейское происхождение. Православные праздники также не имеют никакого отношения к славянскому происхождению. Например, "светлое Христово Воскресение" происходит от древнееврейского праздника Пейсах, а "рождество Христово" как идея прямо заимствовано и происходит от символического рождения "воскресающих "богов Митры и Аттиса.
      Более того, именно православная традиция была сконцентрирована на идейном унич-тожении собственно славянских и подлинно народных культов.
      Сейчас уже трудно представить себе, что традиционная русская еда - картошка и тра-диционное русское чаепитие имеют к нашей истории такое же отношение, как упоми-наемые выше матрешки и балалайки. Мы едим, пьем, рождаемся, живем, умираем во-все не так, как это делали наши предки. Ну что же. Разве от этого, мы стали менее рус-скими? Каждый миг нашей жизни наполнен чужим обрядом, ставший русским тради-ционализмом.
      Мы ждем зиму часто только потому, что она таит в себе особые чары новогодней ночи. Засыпанной снежной пылью, с теплыми пятнами оконного света. Оранжевыми, крас-ными, желтыми. Кто сейчас уже может допустить мысль, что все это чужое, искусст-венное, привнесенное? Ведь наши предки связывали наступление нового года с весен-ним пробуждением природы.
      Мы начинаем отсчет каждого нового дня в полночь, хотя еще несколько веков назад это делали по восходу солнца. И так было тысячелетия.
      Мы говорим языком, половина которого поглощена иностранщиной. Чужая речь про-должает снабжать его "рейтингами", "дивидендами", "инвестициями" и тому подоб-ным. Но кто сейчас задумывается, что слова "диван", "пальто", "машина", "вокзал", столь привычные для нашего уха, осели в русском языке сравнительно недавно? Разве мы стали менее русскими с их появлением? Но ведь возможен и другой традициона-лизм, подлинно исторический. Он имеет и свое название - тоже, кстати, нерусское - "фольклор".
      Однако, фольклор будет являться только наиболее декоративной частью исторической реальности и внешнего вида естественно - исторического развития нации. Он застыл во времени, фотографически схватив какой-то один момент в становлении образа народа. Этот традиционализм не оценивается ни с точки зрения практической ценности, ни как явление соотносимое с категорией бесценного. Мы по большей мере заставляем себя осознавать его полезность, чем находим эту полезность в реальном проявлении. Обычно мотивируя свой интерес к фольклору утверждаем, что без его прошлых лет нет будущего, мы, тем не менее, с трудом представляем себе, как могла бы Россия остаться без будущего, не сохрани она в своей памяти вологодские страдания под гармошку.
      Нет, у исторического традиционализма другая роль. Он вполне прагматичен, поскольку заряжен историческим опытом нации и отражает это опыт в соединимой с народом форме. Что, к примеру, может сегодня углядеть обыватель в древнем языческом празднике Купалы? Только экзотику. Найдите хотя бы одного специалиста - этнографа, способного объяснить подлинную идею этого праздника. Все в один голос ответят: "Летнее солнцестояние..."
      Она куда прагматичнее. Обряд проводится на соединении биологических ритмов ак-тивности солнца и луны. Солнцестояние длится почти неделю, но полнолуние совпадает только с одним его днем. На этот день и приходится купальский праздник. Он влияет на физиологическую моторику мужского и женского организма и наиболее благоприятен для зачатия потомства. Вот и все объяснение. Остальное - всего лишь спектакль, на который и купились исследователи. Фольклор - это тоже спектакль, зачастую утративший связь со своей рациональной основой.
      Даже законы приготовления пищи и подбора продуктов питания обоснованы действи-ем биологических законов, а никак не прихотью вкусовых потребностей населения. Тот же рационализм существовал и в отношении одежды и обуви. В России и по сию пору незаменимы сапоги. Петровская реформа, обувшая дворян по башмачному фасону Западной Европы, создала им массу проблем на немощеных городских улицах, ухабах и в отношениях с дворовой грязью. Эта, на первый взгляд, безобидная реформа отразилась на людях не только заболеванием суставов ног, но и изменением осанки с прогрессирующей дисфункцией позвоночника.
      Способность видеть истину у всех разная. Данное обстоятельство серьезно мешает ис-пользованию исторического традиционализма в качестве поучительного опыта. Однако и погружение в историческую традицию не должно поглотить чувство настоящего, делая человека тенью вчерашнего дня. Традиционализм должен вдохновлять нацию не своей экзотикой, а своей исторической прагматикой, способностью знать, а не желанием театрализовать реальность.
      Вот это его романтическое украшательство бытия, когда элементарная дурь выдается за бесценный отпечаток культуры, сродни известной попытке утопить в вине свою ото-ропь от сурового реализма повседневности. Традиционализм и есть та бессовестная иллюзия, что дурачит ум и глаза балалаечной правдой.
      Чем традиционнее жизненный уклад народа, тем дальше этот народ от темпов совре-менного развития цивилизации. Традиционный Восток - прекрасный тому пример. Можно считать, что современная Япония, какой сейчас ее знает весь мир, началась с того момента, когда кто-то из японцев поменял свое кимоно на европейский костюм.
      Цивилизация имеет свой традиционализм и он безнационален.
      Вечернее небо скребет самолет. Вот он, пример технократического традиционализма. Автомобиль, трущий шершавую спину дороги. Как и тысячи других отпечатков циви-лизации, типически безликих, порожденных одним мифом, именуемым целесообразностью. Другое дело, что есть русское самолетостроение, традиционализм которого, в отличие от русского автомобилестроения, жизнестоек и прогрессивен. Только такой вид традиционализма, прагматичный и физически целесообразный, нужен нации. И патриотизм заключен не в том, чтобы вздыхать на церковные купола, а в том, чтобы делать лучшие в мире истребители.
      Покажите мне хоть одного старателя от духотворчества, кто не стал воплощением идеи: "Искусство - это задекорированная политика". В широких галереях поп-арта и в прокуренных литературных салонах, на сценических подмостках и с экрана кино и те-левидения они настойчиво проговаривают традиционализм. Слюняво, картаво, с при-сюсюкиванием или скрежеща зубами. С разной степенью таланта и наглости. Все эти истязатели мольбертов, крикуны душевного беспокойства, прорицатели очевидного и толкователи бесполезного. Сколько же труда и душевной энергии вложено в то, чтобы повторять заблуждения! Чтобы пережевывать износки политического традиционализ-ма. При этом, изворотливо прикрываясь популярными идейками общевозбуждающего свойства. Типа правдоискания. И ведь каждый стремится выступать от лица народа. Или большей его части. Уж, по крайней мере - лучшей части. Обратите внимание, ни-кто не заявляет себя худшей частью.
      Буржуазные демократы-благодетели, коммунисты-добротворцы, национал-социалисты - избавители... Все выжимают симпатии. Например, с помощью стремления к социаль-ной справедливости, как это делают коммунисты. Их социальная справедливость за-ключена в том, чтобы расстрелять богатых, обобрать коммерсантов, обмануть рабочих, выдавая себя за них, и посадить на шею народу партийную номенклатуру. Можно по-фиглярничать с идеей Свободы, как это принято у буржуазных демократов. Их свобода заключена в попрании патриотизма и абсолютной зависимости от американского об-раза жизни, в культе денег и в принуждении всех поголовно к христианству, в желании передавить фашистов и коммунистов и в отпущении на волю всех человеческих пороков. Приписывая их свободе личности.
      Национальная независимость - понятие святое. Возведенное самими законами Приро-ды, разделившей все живое на виды и популяции. Тяга к единоподобию характерна даже для тех, у кого папы, мамы, деды и бабки скрещены по - мичурински. Или, точнее, по -коммунистически, безнационально.
      Тема национальной государственности - тоже товар ходовой. Больше всех Отечество любят национал - социалисты. Правда, любовь эта может стоить России войны на де-сятке фронтов, международной блокады и еще военной судьбы Германии. В отличие от Германии, однако, Россию населяют миллионы мусульман; миллионы украинцев, чувство национального самозначения которых построено на проклинании москалей; миллионы евреев, контролирующие целые сферы общественной жизни и отдельные ветви власти; кавказцы, развязавшие криминальный террор; да и просто десятки народов, собранных сперва царской, а потом советской империями в единое целое с Российским государством. Национал - социалистических способностей в этом разгребе хватит как раз на поджог одной глобальной войны.
      Традиционализм - это болото, в котором увязла Россия. Однако худшее в другом. Ми-фы традиционализма разлагают наше сознание. мешают нам видеть свежее решение проблемы, новые выходы. Наше мышление поглощено мифами традиционализма.
      Все, как заведенные, повторяют: "капиталистический строй", "социалистический строй"....
      Нет такого общественного строя, как капитализм.
      Это - марксистский миф, построенный на основе теории противостояния труда и капи-тала.
      Капитализм есть отношение к частной собственности, к продукту труда и средствам производства.
      По марксистской теории капитализм вызван воплощением простого товарного произ-водства в товарообращение рабочей силы. Основа капитализма - присвоение прибавочной стоимости владельцами средств производства.
      Интеллектуальная ценность этой теории яйца выеденного не стоит. Например потому, что социалистическая экономика - куда больший стяжатель прибавочной стоимо-сти. Так стоимость труда производителя при советском строе гарантировала невоз-можность накопления. Труд был обесценен до предела. Остаток воровало государство.
      Децентрализованная экономика, называемая традиционно капиталистической, напро-тив, не позволяет государству творить подобный произвол. Человек защищен здесь тем, что имеет возможность обладать средствами производства, а значит - обращать в собственный доход прибавочную стоимость своего труда.
      "Капиталистичность" характерна для любой экономики, кроме той, которая отдает пра-ва на средства производства и на продукт производства государству. Потому, капита-лизм никак не может символизировать государственный строй. Он не отражает ни по-литическую основу государства, ни принцип общественного строительства, ни форму государственного правления и организации власти. Он не отражает даже тип экономи-ки. Однако весь мир разделен на капиталистическую часть, развивающуюся часть и коммунистически ориентированную часть. И это не более, чем пример традиционализ-ма. И еще пример косности мышления, подчиненности политической догматике. Поче-му же мы пользуемся этим понятием в марксистском стиле, если оно по меньшей мере оспоримо?
      Другой миф угнетает наше сознание небывальщиной в социалистической типологии. Деление общества на классы, социальные типы вовсе неоднозначно. Буржуазная Евро-па, к примеру, почти не понимает, что такое пролетариат. Мне долго пришлось объяс-нять вполне образованному итальянцу Санто Песенти, что с нашей точки зрения он - рабочий. Санто является секретарем по общественным связям международного клуба Санкаку - дзюдо города Бергамо. Но это - общественная должность. "Я - потомствен-ный плиточник, - говорит Санто. - Я не рабочий. Рабочие - это те, кто не имеет квали-фикации". "Рабочие - это классовая категория", - возражаю я. Санто вздыхает. Мы во-все не спорим, поскольку Санто подозревает, что я знаю что-то такое, чего не знает он. Ведь в Западной Европе принято делить общество по категориям состоятельности лю-дей. Подобная классификация имеет свои специфические символы, понятные всем, от Ирландии до Греции: марка автомобиля, городской район вашего проживания, место проведения отпусков и т.п.
      Традиционализм заставляет нас оценивать жизнь морально и исторически устаревшими категориями. В пропорциях сложившихся представлений. Кроме, того он стремится декорировать, приукрашать реальность, то выдавая фанатичного психопата за святоблаженного, то выдавая полупьяный бунтарский разгул за историческую веху в мировой истории. Все это - нутро традиционализма.
      Но что же такое Новая Традиция, заявляющая себя самой прогрессивной идеей ХХ века?
      Новая Традиция есть зеркало исторического реализма. Это - тотализатор истории, пропускающий не ортодоксальные истины, а результат их соотношения с реальной жизнью. То есть то, что остается от теоретических, умозрительных ортодоксов после того, как их обласкает бытовой реализм. Новая Традиция не приемлет никаких иллю-зий. Ни в прошлом, ни в будущем, ни в настоящем. Иллюзия - обратная сторона иде-ального. Стало быть, они, по существу, одно целое. Отсюда и неприятие Новой Тради-цией всех образов идеального. Все эти образы так же травят сознание, как допинг, что разлагает телеса рекордсменов. Возможность - вот символ действия. Возможность, а не идеал! Что толку выдавать водовозную клячу за чистокровного скакуна на дерби? Об-маните себя, обманите других, обманите клячу, но к финишу она все равно никогда не придет первой.
      Все наши претенденты на кремлевский трон уверены, что смогут накормить Россию. Правда, уверенность их построена на собственных идеалах экономики, то есть на про-ектах, идеях. Провалится один идеал, тут же готов другой. А реальная экономика, меж-ду тем, никак не вписывается ни в один из них. Почему? Да потому, что ее гонят к идеалу, ее втискивают в рамки проекта, ее готовят на роль чистокровного скакуна на дерби. Возможность - основа любого проектирования. Прагматическая возможность Дела. Прагматика, которая проращивает семена способностей человека разрешать его же собственные способности. Прагматика вне романтизма, для которого важен не ре-зультат, а сам процесс, вне идеальщины, которая пытается дотянуться жизнью до умо-зрительных образов совершенного.
      Вопреки всем пастырям человеческих душ, вопреки всем духословам, городящим хи-меры духовного благолепия, вопреки их вранью, что духовность иррациональна, праг-матизм давно уже рассортировал людей на "нищих духом", безразличных и духовных бунтарей. Существование этих градаций обеспечено, конечно же, не степенью богоиз-бранности, а всего лишь существом человеческой натуры. Человек находит не бога, а находит себя в отношении к богу. Отношение это и соответствует его натуре. Угодни-чающее, угнетенное совестью и духовными постами, угнетенное до потери личности в себе или стимулирующее авторитарность, волю, жизнестойкость и боеспособность. Все остальное - миф. Но поскольку наша жизнь организована романтическими иллюзиями, состоятельность мифа отходит как бы на второй план. А вместе с ней и его практическая ценность для человека. Новая традиция отрицает мифотворчество. Только реальный позиции вещей. Четкие физические характеристики в параметрах времени, пространства, целей, методов и качества действий. Любое явление, общественную полезность которого мы утверждаем, должно быть рассмотрено в этом ракурсе.
      Душа - такое же прагматически рациональное понятие, как и тело. Попытки отрицать это, выгодны только баламутам человеческого разума, прикрывающим мифическими таинствами свою общественную бесполезность.
      Человек разучился конкретно мыслить, конкретно излагать свои мысли, иметь в жизни конкретные позиции, все заволокло слюняво - обтекаемой условностью. Та правда жизни, на которой строится отношение человека к действительности - есть как бы правда, Закон - как бы закон, права личности - как бы права. Даже вера является как бы верой. Сплошные иллюзии. Конституция провозглашает права человека, а сотни тысяч вкладчиков акционерных обществ обмануты и ограблены. Тоже касается и правопорядка. Закон - это не то, что написано на бумаге, а то, что происходит на улице.
      Условность - порождение мифа. В России демократия, законы, социальная и общечело-веческая справедливость - все это разные области мифического. Как принято
      говорить, для их реального осуществления не хватает механизмов реализации. Так, может быть, механизмы реализации и есть то прагматическое начало, которое должно стоять в основе любого социального проекта? Новая Традиция считает именно так.
      Прагматизм, при всей его приземленности, имеет большую моральную ценность, чем гуманитарно ценимые умственно - созерцательные способности человека. Это вовсе не
      означает, что, например, образное поле искусства должно превратиться в иллюстриро-вание физических процессов. Однако, именно искусство является постоянным провод-ником мифического. Классицизм, импрессионизм, авангард, соцреализм - все это ми-фологизирование натуры. Искусство традиционно почило в трех позах: созерцатель-ность, декорирование и возбуждение энтузиазма. Но это - традиционализм. Историче-ски традиционными для искусства были освоение реальности через ее застывший образ и еще задача развлекать. Вот идея! Развлекать. Однако искусство поднялось над жизнью. Жизнь стала его невзрачной
      прислугой. Искусство сейчас существует ради самого себя. Оно создало мощный само-обращенный культ. Этот культ вытесняет естество человеческой природы синтетиче-скими чувствами и натурализацией театральных конфликтов. Человек превратился в заложника киномоды и поглотителя музыкальной продукции. Развлечение переросло в маниакальную зависимость, а освоение реальности - в ее уродливое искажение.
      Новая Традиция видит роль искусства не в соперничестве с жизнью и с природой, не в иллюстрировании творческих фантазий художников, поэтов, музыкантов, а в обраще-нии человека к жизненной праве Природы. К тому, от чего когда-то оттолкнулось об-щественное бытие, постепенно начиная обманывать себя моралью и прочими плодами собственного умственного несовершенства. Вот вам пример. Симметрия - символ про-порционального мышления человека, основа гармонии и равновесия. Но в Природе нет строгой симметрии.
      Ритм - основа музыкального звукосложения. Но в Природе нет четкой ритмики.
      Цвет - строительный материал зрительных образов. Но в Природе нет "чистых" цветов, все существует только в оттенках.
      Из чего же человек создает свое отношение к миру? Из тех слагаемых, которых нет в природе? Не с этого ли обмана и началось триумфальное шествие искусства по челове-ческой истории? Но может ли искусство вернуться к своему изначалию, чтобы выбрать другой путь? На это т вопрос и должна ответить Новая Традиция.
      Настойчивость, с какой традиционализм цепляется за ветхое содержимое историческо-го багажа человечества, похожа на самовнушение. Внушением, как известно, вколачи-вается осваиваемая суть. Зачем, к примеру, внушать себе, что вы маленький, глупый, лысый и жадный, если это и без того вполне очевидно? Напротив, вы доводите себя до исступления убеждением в собственной атлетичности и кучерявости.
      Впрочем, в подобном поведении традиционализма нет ничего удивительного. Все объ-ясняется навязчивым стремлением во что бы то ни стало наполнить сегодняшний день смыслом прожитого. Вернуть прошлое - это лейтмотив традиционализма. Настоящему настойчиво внушается прошлое. Но ведь прошлое - такой же естественный багаж, как унаследованные внешние данные или черты характера. Если человек забывает прошлое - значит, оно ему не нужно. Кто это сказал, что забвение прошлого грозит повторением?
      Глупость! Память о прошлом, традиционализм, возвращает прошлое.
      Новая традиция строит сегодняшний день не из прошлого, а из будущего. Только так можно вообще рассчитывать, что у нас есть будущее. Это совершенно иная проекция взгляда на самих себя. Ведь мы сперва пытаемся внушить себе, что мы - великая нация и великая держава, а потом уже идем трудиться над этой идеей. Если вообще идем. Не целесообразнее ли сделать наоборот? Миф самовеличия - худший миф из тех, что уб-лажает наше сознание.
      Прошлое нужно помнить ровно настолько, чтобы не переоценивать свое настоящее. Более того, что-то следует вообще забыть, на время, если мешает понимаю себя, своего настоящего. Все традиционалисты вопят об ужасном настоящем для России. Для них это проблема номер один. Но подлинная проблема не в этом. При всей тяжести текущего момента, при всей гнетущей проблематичности, проблема состоит в возможности ужасного будущего. Или вообще отсутствии будущего. Ведь мы его не готовим. Мы пожираем сами себя. Объем нашего исторического мышления развернут вперед не дальше того, что может произойти с нами в будущем году. Все. Дальше уже нереально. И именно это является подлинной проблемой существования нации.
      Исторический традиционализм с его прагматичной эстетикой вообще не наблюдал те-кущего момента. Человек не понимал, как можно заботиться о себе, опустошая свое будущее. Если строился дом, он строился на века. Простоит или не простоит - вот кри-терий. Если ковалось оружие, предполагалось, что оно будет служить и сыну и его сы-новьям. Добротность одежды поглощала сиюминутность предубеждений моды. Не это ли и есть подлинный смысл качества?
      Конечно, технические достижения "портятся" быстрее гуманитарных ценностей, но ведь и они должны на что-то опираться. На добротность основания, например. Может быть, на технологии конструирования, на производственную добротность промышлен-ной продукции?
      Новая традиция-это целая техническая стратегия. Она говорит о том, что техническое достоинство нации, техническая культура и мышление являются основополаганием национальной значимости. Общество слишком гуманизированно. Его потребности упираются лишь в бытовую технократию. Но давайте зададимся вопросом: "Что толку делать в квартире евроремонт, если сам дом сляпан из бетонных блоков?" Это пример декорирования болезни, который усыпляет сознание. Но ведь в Западной Европе давно не ведется жилищного строительства из бетона. Почему же у нашего народа не выработано табу на использование жизненно непригодных материалов? На потребление жизненно непригодной продукции? на конструирование жизненно непригодных автомобилей? На проживание в жизненно непригодных районах?
      Никакое законотворчество неспособно решить этой проблемы, поскольку данный во-прос находится не столько в компетенции закона, сколько в поле деятельности тради-ции. Новая традиция - это прорыв к технической культуре, глобальной технической культуре. Технократия должна стать не властью человека над Природой, а гарантией минимальной зависимости Природы от прихотей человека.
      Это отчасти перекликается с экологическим мышлением. Отчасти, поскольку развитие в обществе антипатий к техническому прогрессу - та крайность, что соседствует с идиотизмом. Именно техническая культура способна обезопасить природу от присут-ствия человека. И напротив, техническое дикарство позволяет человеку по уши залезть в неутилизованные отходы производства или сделать из окружающего мира свою жал-кую техническую мастерскую.
      Гуманитарная область Новой традиции, напротив, отрицает ортодоксальное мышление.
      Взгляните на этих пророков истины. Присидевших удобные места в своих академиче-ских богадельнях, у алтарей общественной мысли и научного официоза. Боеспособ-ность их умственных изысканий направлена не на поиск истины, а на утверждение сложившихся научных представлений. Чувствуете разницу?
      Но ведь интеллект - это барометр исторического реализма, который не может всегда показывать только "ясно" или только на "бурю". Казенщина, мыслительная неповорот-ливость или услужливость установленным образцам истины и есть основа традициона-лизма. Но вместе с тем и самое уязвимое его место. Ибо отставание от истины стано-вится столь очевидным, что не требует никакой напряженной доказательной работы.
      Даже изменение собственной точки зрения - более нравственно, чем отрицание истины из соображения постоянства своей точки зрения. Насколько нелепым и глупым выглядит желание мыслителя во что бы то ни стало расписаться под абсолютной Идеей. Идея - это телега, которую трясет на ухабах исторического реализма. Черт с ней, если она развалится в пути. Идеи должны стареть, так же как и люди. В противном случае традиционализм уничтожит даже малейшие зачатки новаторства, а вместе с ними способность человеческого общества к историческому развитию.
      Гуманитарная сторона Новой традиции обусловлена действием принципиально новой этики. Традиционная этика построена на авторитарности. Любое суждение опирается на авторитарную исходную установку. То есть, на объективно установленную часть.
      Новая этика утверждает, что все опровержимо. При желании.
      Даже Закон всемирного тяготения.
      Потому громоздить утверждения, теории, идеи, подпираемые исходными истинами - такое же ненадежное дело, как и градостроительство на вулкане.
      Истина подвижна. Она лавирует в жизненном потоке. Привыкание к сложившимся способам ее поиска и определения - опасно. Ценность истины не в том, что она вечна и неопровержима, а в том, что она наиболее актуальна и целесообразна для данного исторического момента. Вот принципиальная идея Новой Традиции и ее Новой этики.
      КПД истины должен быть максимальным. Авторитет сложившейся истины - понятие, ничего не значащее. На нем часто вытягивает уже совершенно очевидная немощь и дохлятина. Первыми постигли это, и, в какой-то мере, предвосхитили Новую Традицию дзен-буддисты, когда ритуально повернули свои голые задницы к изображению Будды.
      Примерно то же самое сделал легендарный Брюс Ли, вставший на пути всего восточного боевого традиционализма со своим Джет-кун-до.
      Новая Традиция - это только то, что противостоит традиционализму с единственной целью: оживить общественное бытие, извлечь из рутины самозабвенного успокоения и исторической дряхлости. Стало быть, Новая Традиция должна обеспечить жизнеспо-собность всему процессу воспроизводства нации в продуктах ее духовного и матери-ального творчества.
      Кончался век. Время дышало нам в затылок тяжелым дыханием традиционализма и обычной прижухлой старости. Кончался век и мы открывали новую страницу своей истории, выпуская на волю всех чертей своей одержимости и неуспокоенности.
      
      
      
      Глава II. Пепел сердец
      
      История человечества предстает в социальных и межнациональных отношениях. Гово-ря проще, вся история человечества - сплошное выяснение отношений между людьми. Только выяснение либо внутри одного народа, то есть между собой, либо со своими соседями.
      Во всей этой колготне кто-то вдруг начинает брать первым голосом. Например, рядо-вой труженик. Благодаря марксистской теории, он сумел заявить о своем видении со-циальной справедливости.
      Главный его опровержитель - предприниматель. Они не совпадают в вопросах не толь-ко экономического порядка, но и во взглядах на политические основы общества. И тот, и другой прошли громадный исторический путь. Оба начинали еще на заре человече-ской цивилизации. И что же? Разве только они являются носителями человеческой ис-тории?
      Получается так, что проблема социального строительства ориентируется только на по-литические интересы этих двух классов. И даже традиция общественного разделения на левых и правых является еще одним подтверждением того, что вся жизнь вращается вокруг них. В том случае, если левых и правых определять по классике: левые - социа-листы, коммунисты, либо прочие "народно-ориентированные"; правые - национально-буржуазные движения.
      Общество упорно не замечает или не признает значения еще одной исторической силы, которая тихо сносит свое унизительное положение. Этой силой является воинство. То есть особая общественная категория служилых людей, обеспечивающих силовую поддержку власти. Таким образом, воинство всегда более широкое понятие, чем только Армия. Оно имеет, по меньшей мере, три разновидности:
      • защита Государства по внешнему фронту (Армия);
      • защита Государства по внутреннему фронту (система охраны правопорядка и законности);
      • защита Государства на отдельных направлениях критической важности, а также защита личности.
      К последнему относятся категории спасательных служб, частной охраны, фельдъегер-ская служба, инкассация и другие.
      Все это, вместе взятое, обеспечивается профессиональной деятельностью людей, не подходящих ни под какое иное социальное определение, кроме как "воин".
      Хотите убедиться? Пожалуйста!
      Рабочий, крестьянин, чиновник, предприниматель, интеллигент, воин... Все.
      Социальная значимость, которую несет на своих плечах воинство, столь велика, что ее просто нелепо сравнивать с какой-либо другой "социальной отработкой". Например, социальным продуктом крестьянства. Подумайте сами, разве можно поставить на одни весы тысячи жизней защитников Закона с тоннами картошки и зернобобовых? Как же тогда получается, что крестьянство, с точки зрения общества, стоит куда выше воинст-ва, поскольку имеет свой социальный статус? Ведь общество не только не рассматри-вает воина как единый общественный класс, оно опускает его значение до уровня сфе-ры бытового обслуживания. Уровень жизни армейского офицера, например, равен уровню жизни грузчика овощного магазина. Общество смогло изгадить моральный престиж офицерства, не говоря уже об абсолютной его социальной и экономической незащищенности. Единственное, что все-таки пока разделяет грузчика и офицера - это уровень задач, возложенных на них обществом.
      А теперь зададимся вопросом, почему вообще так важно, чтобы воинство заявило о себе как о единой классовой общности?
      Во-первых, потому, что воинство всегда играет стабилизирующую роль в обществе. В силу своего исторического и социального призвания оно способно уравновешивать политические страсти, приносящие вред государству. Оно способно не допустить гражданские столкновения, распад общественной стабильности и криминальное разложение Государства. Именно воинство. Ведь не депутаты же парламента идут на бандитские стволы.
      Однако для этого воинство должно представлять собой единую, общекоординирован-ную "третью силу". Независимую, в равной степени, от влияния как левых, так и пра-вых.
      Во-вторых, важность классового объединения продиктована тем, что зашита Государ-ства - это единая задача, независимо от того, на каком фронте она осуществляется, на внешнем или на внутреннем. У нас же внутренний фронт переведен в гражданскую категорию и офицерство в полицейских органах вообще не рассматривается как военное офицерство. Тогда как охрана Государства должна быть делом единой, однородной социальной общности. Не ведомственные интересы и полномочия должны являться гарантом безопасности Государства, а существование социально стабильного воинства.
      В-третьих, это объединение возвысит общественную роль воина, заставив с ним счи-таться по уровню его реального, общественного достоинства. Только став "третьей си-лой", воинство сможет отстоять свои интересы, ибо интересы эти в обществе не отра-жают ни левые ни правые.
      Политикам только кажется, что они обладают властью. Реальная власть у тех, в чьих руках оружие, кто профессионально организован и подготовлен к решению боевых задач. До той поры, пока общество это не осознает, оно будет являться заложником политических интриг и партийного противоборства. А может быть и партийного строительства, как это уже было в нашей истории. Оно будет в оцепенении гадать, на чьей стороне Армия, и что произойдет, если Армия станет оружием тотальной правой или тотальной левой Идеи.
      А Армия должна быть на стороне воинской Идеи. Но гарантией этому может быть только создание "третьей силы", то есть создание общеединого воинского класса, воин-ского сословия. В этом случае воинству не придется ни к кому примыкать и оно оста-нется верным собственной идее, идее общественного стабилизатора.
      Самая распространенная реакция либералов на возможность воинского сплочения - это вопли о подготовке военного переворота. Они боятся, что воины захватят власть. Они не могут понять простой истины, что воинству не нужно ничего захватывать, посколь-ку оно уже обладает властью по факту своего социального положения. Вопрос власти для воина состоит только в том, выполнять или не выполнять приказы. Или в том, чьи приказы выполнять. И все. Это пролетарии брали власть в 17 году, вытеснив из нее старорежимных воителей Российской империи. Однако вот незадача - пролетарии на воинских ролях переродились в воинов. Рабочие и крестьяне, пройдя армейскую шко-лу, стали "красными командирами". А уж их дети, унаследовавшие профессию защит-ника Отечества, весьма условно совпадали с пролетарским самоопределением.
      Слабое, распотрошенное, задавленное внутренними противоречиями или несовершен-ством закона воинство выгодно только тем, кому на руку общественная нестабиль-ность. Тем, кто зарабатывает на этом политический и экономический капитал.
      Один из таких, довольных жизнью людей, широко улыбаясь, говорил мне: "На пред-стоящих выборах я буду голосовать за Ельцина. Нет, я не демократ, мне на все это на-плевать. Просто, если к власти придут коммунисты, они наведут порядок, а это не вхо-дит в мои интересы".
      Дело здесь, конечно, не в коммунистах, как они все умеют делать, мы уже знаем. По-рядок - вот где собака зарыта! Как боится вся эта приблудная к демократии братва по-нятия "порядок"! Их угнетает само сознание возможности общественного и правового порядка в стране. Потому-то воин всегда для них будет символизировать врага, ибо воин и есть порядок и человеческая организованность.
      А в гвалте этих предречений военного переворота звучит совсем другое. Звучит при-мерно следующее: "Придут они и принесут порядок, а мы способны существовать только за счет общественного распада и государственного разложения".
      На Перуджийском камне высечены слова: "Тверже надо жить роду, пока родник его не иссяк..." Так думали воины - русы, наблюдая разложение народа от богатства и празд-ности две тысячи лет назад. Однако спасти своей народ современникам Перуджийского камня не удалось. Видно, человек так устроен, что ему необходимо все испытать на собственной шкуре.
      И все-таки, организованное человеческое общество, возраст которого исчисляется по разным данным от шестидесяти тысяч до миллиона лет, обладает сложившейся соци-альной мудростью. Эта мудрость убеждает нас в том, что общество может полагаться не только на стихию происходящего, но и на разумное регулирование всех возможных процессов, благодаря специально существующей для этого силе.
      Сила, о которой идет речь, была социально оправдана еще с тех времен, когда челове-чество не знало рас и не разделялось на этносы. Вопреки популярному мнению, что именно война положила начало развитию воинской культуры и воинских родов, обра-тим внимание на то, что для войн в период социального созревания человечества было слишком мало оснований. Даже к периоду так называемой неолитической революции плотность населения в Европе составляла всего одного человека на сто квадратных ки-лометров. Враг находился так далеко, что в условиях тогдашнего развития транспорта даже факт его существования не играл никакой роли.
      Воинская социальность складывалась не из необходимости воевать с соседями, а из по-требности управлять обществом. Не случайно, что пресловутое призвание варягов ты-сячелетия спустя, явилось ничем иным, как призванием к государственному строитель-ству и управлению в рамках единого этнического строя. (* [А. Гильфердинг. История балтийских славян /по изд. 1855г - М.: ВНИИОНГ. 1994], [Откуда есть пошла Русская земля. В 2-х т., - М.: Молодая гвардия, 1986], [А.К. Белов. Историческая воистика Руси /в книге: Воины на все времена/ - М.: Институт Этнологии и Антропологии АН РФ, 1996] )
      Человек, держащий в руках оружие, не производил никаких материальных ценностей. Он был призван заставить всех подчиняться порядку, установленному родовой тради-цией. Тому порядку, который в первую очередь затрагивал интересы производства, до-бычи и распределения продуктов жизнеобеспечения. Потому производитель как соци-альный тип и воин исторически не совмещались в одном лице. Свидетельством - мно-гочисленные источники, освещающие существо данного вопроса. (** Систематизиро-вано в монографии А.К.Белова "Воины на все времена." - М.: Институт Этнологии и Антропологии АН РФ, 1996)
      Мнимое сращение воина и пахаря - всего лишь политическая брехня. Своим происхож-дением она частично обязана мужицкому зазнайству ратника, всегда полагающему именно себя главным действующим лицом Государства.
      Позже к этой социальной функции воина приплюсовалась и военная добыча, открыв тем самым начало мировой истории войн. Война велась для обогащения рода, усиления его территориального и политического влияния. То есть, она никак не могла быть антиобщественным явлением. Моральная сторона этого вопроса не ставила человеческое поведение в зависимость от утомительного правдоискания с помощью теста "что хорошо и что плохо". Обеспечивать свой род было хорошо всегда, при любых обстоятельствах и любых изворотах морали. Именно эта задача являлась первичным понятием добра.
      Антисоциально оружие выглядело не в воинских руках, а в руках тех, кто с его помо-щью решал проблему собственной общественной бесполезности и социальной непри-годности. В том числе и в руках зачинщиков народных бунтов. Этот вывод актуален и в отношении сегодняшнего дня.
      Оружие служит как бы двум целям: в одних руках - для обеспечения порядка и госу-дарственной стабильности, в других - для его подрыва и покушения на государствен-ный и политический строй. Являясь символом Государства и его главной опорой, воин играет консервативную роль в истории. Однако, это только одна из его ролей, и она вызвана только тем, что роль исторического реформаторства воин неоправданно уступает всевозможным социальным бунтарям справа и слева от себя.
      Вот тот небольшой словесный задел, который позволяет нам утверждать, что воин есть исторически сложившийся тип социального поведения и человеческой личности.
      Беспринципность - одна из причин национального распада.
      Москва, 25 - 26 ноября 1995 года. Абсолютный Чемпионат мира по боям без правил. Московская версия.
      Малая спортивная арена Лужников "малой" называется условно. Трибуны набиты ты-сячами бойцов разных школ и стилей рукопашного боя. Типичные самоуверенные ли-ца, типичные стриженные затылки, типично растопыренные плечи....
      Типичный бой на площадке. Ахмедхан Саидгусейнов размазал по ковру своего русско-го противника. Все по правилам. Спортивное счастье сегодня улыбнулось Ахмедхану. Но дело не только в счастье, он хороший боец. Суетливый комментатор берет первое интервью у победителя, и через динамики на весь немалый зал Малой арены звучат знакомые слова: "Аллах помог мне победить!". Знакомые потому, что в это время идет война в Чечне, и там, как когда - то в Афганистане, этих вот парней, приговоренных Аллахом, размазывают по стенам, вырезают им глаза и плоть. Лужниковские трибуны отвечают победителю раскатом аплодисментов. Хлопают ему русские парни, чей черед еще не настал. А может быть, и те, кто уже стоял под пулями, благословленными Алла-хом.
      Нет, не Аллах виноват в тысячах наших смертей, но ведь и свастика не виновата в том, что ее сделали символом фашизма, символом пролитой русской крови. Интересно, ста-ли бы в аналогичной ситуации хлопать израильтяне у себя в Тель-Авиве? Так может быть, нам нужна судьба Израиля для того, чтобы обрести жизненные принципы? Бес-принципность - явление одного свойства с предательством. И все-таки я сравнил бы ее с состоянием души. Эта беспринципность происходит от безразличия. Люди живут сами по себе. Они не умеют и не хотят обобщать себя с другими, равными им по уча-сти. И судьба выбивает их поодиночке. Потому народ и потерял социальный иммуни-тет перед проблемами, которые в коллективном решении яйца выеденного не стоят.
      Человек, живущий сам по себе - пропащий человек. Нет, речь идет не о пресловутой роли коллектива. Просто человеческое бытие организовано в жанре социума, сообще-ства, совместного действия. Здесь можно было бы снова вспомнить возраст организо-ванного человеческого общества для примера неотвратимости вышесказанного, однако повторяться не стану. Даже самые примитивные существа в Природе наделены даром распознавать "своих". В людском мире этот биологический корректор настроен по двум признакам: свой по крови, то есть по национальности, свой по общественному типу. Еще совсем недавно развитие второго признака в виде социального инстинкта форсировали с помощью государственной политики. Вспомните международную рабочую солидарность. Вторая половина двадцатого века создала не имеющий аналогов в истории возрастной социум, связанный с молодежной поп- и рок - культурой. Легко сопоставима интеллигенция, на каком бы краю земного шара она ни обитала.
      И только воины остаются глухи к своему социальному сплочению. Почему? Что нам мешает?
      Ответ прост - отсутствие организующей силы. Из воина слишком долго и настойчиво выбивали инстинкт стаи, инстинкт независимого самоопределения. Ведь воин - это, можно так сказать, стратегическое сословие. На его плечах лежит государственная власть. И все-таки инстинкт социальной природы человека обмануть невозможно. По-коления приходят и уходят, может меняться даже этнический фон нации, но Армия - то остается! И остается войско правопорядка, как бы оно ни называлось: полиция, мили-ция, дружина...
      Они могут служить разным политическим силам и разным политическим интересам, но они остаются на своем социальном посту. Они остаются заложниками чьей - то политики, заложниками несовершенства законов. Они являются живым щитом между правительством и народом. Это в них летят камни, которые народ бросает в правительство. Но разве это они не выплачивают людям зарплату, сокращают рабочие места и поднимают цены? Или может быть, это они объявляют войны, принимают законы и набивают деньгами свои банковские счета? Нет. Воины только платят. Платят своими жизнями по счетам правительства.
      Организующая сила воинского сословия должна вызреть. Она сложится из перерож-денного осознавания себя воином в осознание себя воином Великой Гвардии Воинов. Что, в общем, не одно и тоже. Может быть, слово "Гвардия" здесь не совсем точно, ибо в собственном смысле гвардия есть подразделение охраны царствующей персоны. Куда вернее определение "дружина". При всем том, они одинаковы с точки зрения своего целевого назначения, дружина смыслится не иначе как специально подобранное и движимое вперед воинство. Этот смысл заложен санскритским корнем "дру" - "следуем рядом". Сакральный подтекст движения не только указует на организованность силы, но и внушает ее направленность.
      Таким образом, самоопределение себя воином по образу жизни, складу характера, по сочетаемости с воинскими нравственными ценностями и по профессиональной дея-тельность есть первейшее условие воинской социальности. Но совмещаемость с Дви-жением - уже качественно новый уровень воинского самоопределения. На этой ноте, пожалуй, вполне целесообразно обратиться к собственно составу воинского сословия. А также и к природе тех явлений, которые влияют на его формирование.
      НИЗШИЙ ПЛАСТ (формальный).
      Эта категория имеет отношение к воинству чисто формальное. К ней относятся люди, для которых служба в милиции, например, не более чем возможность воз-выситься над другими в виде представителя власти. В армейской службе этот слой имеет даже свой символ - прапорщика. Нет, безусловно, речь не идет о всех представителях "неразлинеенного погона". Однако, ни для кого не секрет, что многие предпочитали оставаться на сверхсрочную службу ввиду своей полной социальной непригодности в гражданской жизни. Было бы заблуждением считать, что этот слой не распространяется на кадровое офицерство. Еще как распространяется. Армия им сейчас буквально набита. Главный показатель Формального слоя - случайность выбора профессии. Ну и разумеется отношение к ней только как к способу зарабатывания денег. Низший слой - самый нестабильный. Он нашпигован людьми, которые по сути не имеют никакого отношения к воинской идее. Оттого они и разлагают Армию, внося в ее бытие - кто чиновничьи, кабинетные интриги, кто - откровенное и наглое хапужничество. Этот слой - самая большая обуза для воинского сословия. Идея Воина здесь не только неприемлема, она находит сопротивление. В чем и проявляется случайность пребывания этих людей в воинском социуме.
      ПРОФЕССИОНАЛЬНО ЗАМКНУТЫЙ ПЛАСТ (неформальный)
      Данная категория характеризуется тем, что это - люди, осознающие себя воина-ми. То есть видящие разницу между собой и другими людьми. В профессио-нальном отношении - это труженики. Они уходят в гражданскую жизнь не по-тому, что там больше возможностей деньги грести, а в виду крайних обстоя-тельств. Неформальный слой также не погружен в сознательное примыкание к сословию. Его представители служат только государству. Впрочем, если быть точнее, то не государству, а правительству.
      Соответственно, понятия "правительство" и "государство" для них соединены в одном лице. Их социальное самосознание уже проявилось, но еще не организо-вано.
      СОСЛОВИЕ (в социальном признаке)
      Воины, выполняющие свою социальную роль в обществе,, то есть свои профес-сиональные обязанности, и в силу этих обстоятельств находящиеся в общест-венной погруженности. Государство стоит над ними, поскольку они его слуги. Но эти воины объединены сословием, и интересы сословия для них стоят на од-ном уровне с интересами Государства.
      СОСЛОВИЕ НАДСОЦИАЛЬНОЕ (национальная элита)
      Это - высшая форма воинского социума, стоящая над Государством. Не оно служит Государству, а Государство служит его воле и идее. То есть идеи соци-ального равновесия, социального порядка и стабильного, поступательного раз-вития. Национальная Элита не допускает общественного распада, обнищания одних слоев и скачкового обогащения других. Национальная Элита не допускает гражданской вражды и антисоциальных политических режимов. Национальная Элита - это те воины, уровень социального развития которых позволяет самими определять государственную модель без насилия над обществом, а путем выдвижения наиболее популярных в народе политических сил. Это не только не ущемляет свободы гражданского волеизъявления, а напротив, гарантирует его осуществление. Национальная Элита не имеет собственных интересов в государстве. Ни политических, ни финансовых. В противном случае она не могла бы быть надгосударственной структурой.
      Думаю, что специального пояснения требует только последняя категория. Государство всегда подавляло социум. Ни один из видов социума не мог стать контролирующей силой самого Государства. Государство могло быть пролетарским, но социальная идея все равно писалась нижней строкой. То есть, система строилась как бы без обратных связей. Прорыв к государственной власти, как и положено, осуществлялся снизу. Ка-кая-то партия, политическое движение или иная социальная группировка, вооружен-ным или мирным путем поднимается над обществом, и, естественно, поднимает над собой (на разную степень высоты) своего лидера. Однако индивидуальная высота никогда не может стоять над самим государством. Ни Сталин, ни Гитлер не могли подняться над идеологией, над политикой, над внутренними отношениями своей среды. Они были в государстве.
      Быть над Государством означает не иметь в нем собственных интересов. Если вас мож-но купить деньгами - значит, вы в Государстве. Если вы коммунист, фашист, демократ - значит, вы в Государстве. Если вы стремитесь к популярности и мелькаете на телевизионных экранах - значит, вы в Государстве. Если вы не обладаете иммунитетом перед законом, общественным порядком и общественными нравами - значит, вы в Государстве.
      И это блеф, что какое-либо лицо теневой сферы деятельности может добраться до уровня Национальной Элиты. Как раз отсутствие гаранта подобного иммунитета делает любые попытки подъема над обществом безнадежными. В качестве же такого гаранта не может выступать ни отдельно взятый коррумпированный чиновник, ни даже целая преступная организация. Только общественный класс - носитель реальной власти способен создать кому-либо иммунитет пред законом и обществом.
      Национальная Элита нужна еще и для того, чтобы управлять воинским сословием не только со стороны Государства, то есть под влиянием текущего момента и заданной исторической реальности, но и от лица всемирно-исторической воинской формации, которую не способна деформировать никакая реальность. Не думаю, что это трудно понять. Ведь, к примеру, охраняя колхозные амбары и вовлекая в колхозную жизнь, хотите того или нет, но постепенно вы сами становитесь в какой-то степени колхозни-ком. Деградация воина означает деградацию самого государства, его власти, его влия-ния на народ. Стало быть, воинство, с одной стороны верное себе, а с другой стороны - Государству, выгодно всем.
      Национальная Элита, теневая Власть, обладающая большей властью, чем сама власть государственная, не может не пугать общественное сознание. Еще бы, ведь разрушает-ся привычное представление о правоустройстве. Обывателя пугает не столько сам факт существования надзаконных структур, сколько невозможность увидеть их со стороны.
      Ведь существует же депутатская и дипломатическая неприкосновенность, существует и очевидность того, что, к примеру, глава кабинета министров страны никогда не сядет в тюрьму. Ну, разве что, став жертвой какой-нибудь разоблачительной кампании. Ведь это же вполне допустимо для обывателя.
      Такая, к примеру, кампания велась по министру обороны России Павлу Грачеву и она показала, что нет такой фигуры, которую нельзя было бы свалить с монумента государ-ственной власти. То же подтверждает арест и следствие по делу бывшего Генерального прокурора России. То есть, все, прикрытые властью, досягаемы. И именно потому, что они на виду общества. А тут вдруг появляется тайная Власть, имеющая защиту не только от общества, но и, что вообще невообразимо - от Государства! Но ведь ни обще-ственные пути, ни социальные или политические интересы национальной элиты и на-рода не пересекаются. Это же очевидно.
      Элита связана только с воинским сословием, являясь его высшей формой. И отнюдь непривилегированной формой. Кто вообще сказал, что управление-это всегда привилегия? Парадокс заключен в том, различие гражданских прав у национальной элиты и, например, у низших слоев, строится не по принципу "больше - меньше".
      Различия здесь совершенно иного плана.
      В частности, народ обладает и таким правом, как право совершения преступления. Другое дело, что за этим следует установленное законом наказание, но ведь такое пра-во существует.
      Система особой морали, на которую опирается национальная элита, лишает Высшее воинство права совершить преступление. Более того, большая часть явлений, имеющих в народе только моральную оценку, в среде воинского сословия оценивается как пре-ступление. Так, последствия за проявление трусости, малодушия, предательства могут выражаться в сознательном и добровольном лишении себя жизни. Особенно жестко действие этой морали касается национальной Элиты. Ибо элита и призвана оправды-вать свое название в качестве лучшей части воинского сословия, а вовсе не той его части, которая рвется к безграничной власти. Ощущение этой власти, упоение ею может существовать только в отношениях человека и Государства. Человек укрощает Государство как сильного и не подчиняющегося зверя. Высшая же власть, в полном ее смысле даже неприметна с точки зрения обывательских потребностей.
      В этой связи поучительна встреча двух западных миллионеров, описанная журналом "Шпигель". Один - молодой, сделавший стремительную карьеру и недавно избранный председателем совета директоров крупной промышленной фирмы. Другой - старый, опытный, совершенно не падкий на роскошь и никак внешне не выделяющий своего социального положения. Произнесенная им фраза полна глубочайшего смысла. Звучала она примерно так: "Деньги дают человеку свободу выбора: либо покупать, подчиняясь их власти, либо продавать, увеличивая свою власть над ними".
      За простотой этого вывода просматривается не только глобальный жизненный прин-цип, доводящий существование старого миллионера до аскетизма, но, что значительно важнее - закон человеческого разделения властью. Для одних власть сочетается со спо-собностью пользоваться всеми благами жизни и обретением неограниченной свободы, для других власть выражается в возможности влиять на жизнь, строить ее с полной от-дачей сил и с полным использованием властных возможностей, ущемляя собственную свободу и благополучие.
      Совершенно разные подходы, при абсолютно одинаковой данности - власти.
      Власть сжигает сердца. Пепел сердец - вот чем расплачивается власть с теми, кто побы-вал наверху, кто стоял над всеми. К власти идут тяжелым шагом борьбы, отталкивая тех, кто стоит на пути и наступая на ноги пристроившимся сбоку. Власть стала симво-лом человеческих возможностей. По крайней мере, так думают. Однако, реальность власти, как правило, совершенно не сочетается с реальностью периода ее достижения. Это происходит, возможно, потому, что в процессе борьбы за власть претенденты на пьедестал растрачивают все свои силы. У них уже не хватает сил на саму власть.
      Другое дело - власть национальной элиты. К ней стремятся потому, что ею не пользу-ются. В привычном понимании. Характерно и то, что высшее воинство не имеет рега-лий, титулов, званий. Все это осталось на уровне государственных заслуг, если таковые имеются. Здесь действует принцип - высшая власть не должна иметь никаких символов. Ведь в процессе социального роста символика и атрибутика играют незаметную роль тягловой силы к верхним ступеням. Они подстегивают сознание для достижения высшего результата.
      Я был знаком с курсантом военного училища, который со второго курса хранил у себя под подушкой лейтенантские погоны. Что такое погоны, символ? Но это не просто символ, а символ преодоления непростой курсантской жизни, символ, в определенной степени, иного мира. В нашем случае символы высшего воинства, назначение которых, так же как и погон - построить различие среди равных, могут символизировать культ власти. А это было бы недопустимо.
      История социальных отношений построена на постоянстве одних и тех же человече-ских ошибок. Но вот что совершенно непримиримо к ошибкам, так это власть. Ошибся во власти - значит, слетел.
      Воинство теряет свои приоритеты тогда, когда берет от власти свои привилегии. Раз-ложение Воина, его Идеи и его исторической роли начинается с привилегий. Частная собственность порождает в воине имущественные, накопительские инстинкты. Ему уже есть, что терять. Но самое страшное в том, что он осознает всю силу имуществен-ного притяжения и подчиняется этой силе. Воин превращается в "защитника своего очага", для которого становится непонятной и неприемлемой необходимость защищать других.
      Защищать и ничего от этого не иметь. Он начинает осознавать совсем другую цену жизни. Эта оценка была несвойственна для него раньше, потому что это была не его оценка. Теперь же любая потеря, материальная или физическая, подрывает у воина ду-шевное равновесие. Он уже не хочет и не будет ничего терять. Жизненные силы ему придает владение каким-то, пусть ограниченным, но собственным миром.
      Вся эта цепочка воинского разложения характерна не только для незапамятного бояр-ства, породившего феодально-помещичью Россию. Или Англию, Францию, Германию. Какая разница. Это происходит и сейчас. Правда, сейчас еще не существует воинского сословия, есть только социальный воинский тип. Потому процесс разложения протека-ет не на общесоциальном плане, а на уровне отдельно взятой личности. Но степень этого разложения равна почти социальной закономерности. Виной тому, с одной стороны материальное и моральное принижение воинского статуса, а с другой - близость частной собственности, имущественного прорыва в иных сферах общественного самоопределения.
      Что перетянет - казарменная жизнь, казенщина, подчинение командующим дуракам или вольное предпринимательство, набивание карманов деньгами, увеселения на Ба-гамских островах и шикарные квартиры, равные по величине казармам? Вопрос может показаться глупым. Но ведь кто-то выбирает для себя первый вариант. Нет, люди, ко-нечно, не ради казенщины делают выбор. Они выбирают судьбу Воина, какой бы она ни была. И играют по честным правилам, без подлога. Что есть, то есть. Но они - воины без власти, потому что они - воины без сословия.
      Не нужно поворачивать историю вспять для того, чтобы снова вернуть воину его роль властителя общества, напротив, нужно войти в один ритм с историей, попасть в этот ритм. Что это значит?
      В первую очередь, социально самоопределиться. Воин ты или нет. Если ты считаешь себя воином, но с оговоркой, например: "Я - воин, но только не в этих условиях", зна-чит, ты в жизни не на своем месте. Мы говорим так - НЕТ НИКАКИХ ВНЕШНИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ, ЕСТЬ ТОЛЬКО ВНУТРЕННИЕ ВОЗМОЖНОСТИ. Никто не спорит, что возможности эти вовсе не каждому по плечу. Ну, так ты и не лезь в военное училище или в милицию. (И еще я бы сказал, не лезь в Президенты, ибо это чисто воинская роль и никакая другая).
      Самоопределившись, нужно организоваться. Вне политики, только по классовому при-знаку. Политика - это раскол общества, у людей слишком разные интересы и потребно-сти. Сперва следует создать формальный социум. Обобщить всех на основе социально-го самоопределения. Потом выработать у него самостоятельное политическое мыш-ление. И только после этого подойти к контролю политической власти в Государстве воинским сословием.
      Воинское сословие может заблокировать действие любой власти, не прибегая при этом к насилию. Оно просто не станет ей подчиняться. Политическое давление на руково-дство Государства и есть вхождение в ритм физических законов истории. Законы эти основывают общественно развитие на результате взаимодействия четырех частей чело-веческого общества: ВОИНОВ - МЫСЛИТЕЛЕЙ - ПРОИЗВОДИТЕЛЕЙ - ПРЕДПРИ-НИМАТЕЛЕЙ.
      Первоначально воины были вторым сословием, поскольку не имели собственной Идеи, собственной системы знаний, собственной ориентации в мировом эзотерическом пространстве. Но эта картина меняется уже в античном обществе, и воины становятся первыми. Утрачивая свою политическую роль в ходе развития общественных отношений, они, тем не менее, прочно сохраняют свою социальную роль как первоочередную, в жизнедеятельности любого Государства. Таким образом, самостоятельное политическое мышление позволит воинам восстановить себя в качестве элитного сословия. Конечно, в случае объединения их в единую организованную силу.
      Дмитрий Куба был срезан ударом, как травяной стебель косой. Нокаут казался очевид-ным. По правилам славяно-горицкой борьбы пораженному в этом случае оказывается медицинская помощь и ход поединка уже не возобновляется. Однако прежде, чем к Дмитрию подбежал врач, боец поднялся на ноги. Его вело, тело не подчинялось воле, сползало на дощатый настил площадки. Но Дмитрий был уже в бою и врач его снять не успел.
      Противник Дмитрия являл собой физический шедевр славяно-горицкой борьбы. О та-ких мастерах, как Александр Алимов создаются легенды. Разница в мастерстве сказа-лась очень скоро. Алимов снова выбивает соперника. На этот раз Дмитрий не упал. Возможно потому, что инстинкт подсказал: "Упадешь - уже не поднимешься".
      Был нокаут. Очевидный всем. И судье, и зрителям, и врачу. Дмитрий потерял ориента-цию, он не мог связно говорить и, естественно, двигаться. Судья ждал решения врача.
      И тут Куба вдруг осознал, что это белое пятно медицинского халата и есть его пораже-ние! Нет, не противник, который не может сломить внутреннее сопротивление Дмит-рия, а это короткое мнение врача: "Снят!".
      Взорвавшись, Дмитрий оттолкнул врача и ринулся в бой. Медику ничего не оставалось, как пожать плечами. Этот бой Дмитрий проиграл...
      По очкам.
      Сколько таких ребят топчут татами, борцовские ковры и ринги. Те, кому и в голову не приходит увидеть в собственном поведении хоть что-то выдающееся. Они сидят по конторам или меряют жизнь заводскими сменами. Они думают чужими мыслями и го-ворят чужими словами. Жизнь повернулась, и ты стал инженером. Самая средняя рабо-та, самая средняя жизнь.
      Почему же ты не сказал себе, что ты - воин? Почему ты не поверил в то, что не жизнь должна вращать тобой, а ты ею?
      Теперь уже поздно, возраст, семья, какая-то сложившаяся определенность... А ведь де-сять лет назад это ты заставлял зрителей восхищаться своей волей, в том старом спор-тивном зале на городском стадионе.
      Может быть, и твое сердце истлело в пламени чужой жизни?...
      
      
      Глава III. Сверхидея и сверхсознание
      
      Лейтенанту казалось, что люди в камуфляже, с грязно-зелеными и палевыми пятнами, чем-то похожи на ископаемых рептилий. Его взвод засел на грунте на подступах к Ханкале. Главным укрытием был ржавый остов трактора, брошенный прямо в поле. Вздрогнул листьями простреленный пирамидальный тополь, одиноко стоящий у доро-ги. Лейтенант понимал, что здесь сейчас все решает терпение. По дорожному сыпняку шаркнули ноги. Лейтенант обернулся:
      - Тише!
      - Да нет тут никого, идем вперед, - Малахов говорил негромко, но голос выдавал его беспокойство.
      - Здесь они, - уверенно сказал лейтенант.
      - Почему так думаешь?
      - Собаки не лают, слышишь, какая тишина?
      - Ну и что, - не понял Малахов.
      - А-а, вот, сразу видно, что ты городской. Где это видано, чтобы ночью в деревне ни одна собака не забрехала?
      Оба замолчали и долго вслушивались в тишину.
      - Куда ж они их дели? - снова заговорил Малахов.
      - По сараям заперли, чтоб на чужих, на "дудариков", стало быть не бросались.
      - Ну, если ты все знаешь, чего мы тут зависли?
      - Должны они вылезти, не может быть, чтобы здесь пост не выставили.
      Будто в подтверждение его слов в поселке хлопнула дверь. Выходили неторопливо, с разговорами. Кто-то все время передергивал затвор автомата. Кто-то хрипло смеялся.
      - Сколько их?
      - Четверо... Нет. Одного оставили.
      - Сидоркин, Кацура - в кабину трактора, - скомандовал лейтенант, - Малахов- под трак-тор, сержант со мной! Двое - дорогу держать. Чтоб никто ни туда, ни оттуда! Осталь-ные - заройся. Берем первых двух, третий не в счет. Малахов, из ПБ в голову, но чтоб наверняка, понял? Все, по местам.
      Из-под трактора тихо застонал Малахов.
      - Что с тобой?
      - Да ногу растянул третьего дня, болит проклятая...
      - Что, до сих пор? - засомневался лейтенант.
      - Так ведь растянул!
      - У меня ни перед боем, ни после никогда ничего не болит. Представь, тарантул укусил однажды и даже не чесалось... Все, замерли!
      Звякнул выстрел из пистолета с глушителем и пять автоматных стволов уперлись в смятых людей с черными повязками на головах.
      Думаю, явление, о котором говорил лейтенант, вспоминая особенности своего здоро-вья, читателям "Молота Радогоры" представлять нет нужды. Читатель этой книги, ве-роятно, хорошо знаком и со спецификой описываемых событий. Однако, следуя жанру систематизации явлений, нам все-таки придется разобрать этот феномен более подроб-но. Он хорошо известен современной науке. Его причиной является очаг стойкого воз-буждения в коре головного мозга, называемый доминантой. О доминанте с полной уверенностью можно сказать, что она выстраивает и по-своему управляет всей нервной деятельностью. Доминанта не только суммирует деятельность всех совместно работающих нервных центров, но и активно подавляет действие несовпадающих с ней нервных импульсов, а стало быть и рефлексов. Например, таких как боль.
      Вот перед нами два воина. Они поставлены в одни и те же условия. Возможно, уровень их профессионализма не имеет серьезных различий. И все-таки они абсолютно разные. Почему? Ответ очевиден - один обладает "воинской" доминантой, а ругой нет. Данный же пример отчетливо демонстрирует, что Воин - не только социально - психологическое понятие, но и понятие физиологическое, опирающееся на особую специфику работы человеческого организма.
      Видный специалист в области этногенетики, профессор Г.Райт доказывал мне, что представители белой расы уступают по показателям "воинской" физиологии черным и желтым воинам. У белых занижен болевой порог, ограничена болевая выносливость, тяжелее протекает процесс восстановления после стрессовых нагрузок. Впрочем, это не является новостью. Другое дело, к какому выводу приходит профессор. Он считает, что у белых мощнее саморегуляция и вполне допустимо преодолеть существующее "отставание", если форсировать развитие воинской природы белых с помощью направленного тренинга.
      Возможно, эта мысль кому-то покажется крамольной, а в среде либералов даже пре-ступной. Ведь речь идет о легализации Идеи Войны. Однако разве не эти либералы воюют со свои народом? Известно, что о морали и нравственности более всего орут именно те, кто яростно их притесняет. В данном случае тотальная война объявлена на-силию. Буржуазный либерализм Запада, возглавляемый передовым отрядом американ-ских правотворцев мает себя проводником идеи человеколюбия. Впрочем, именно аме-риканцы и наводнили мир образцами окультивированного насилия.
      У насилия есть и другой исторический противник - Церковь. Однако, христианским моралистам с их фальшивым миротворчеством следует напомнить о 9-ти миллионах человек, замученных и истерзанных святой инквизицией. Вообще христианская мораль давно дезавуировала себя. Еще с момента кровавого крещения варваров, превратившегося в настоящий террор против целых народов. Не случайно именно христианство является духовной идеей мирового неофашизма. Наивно полагать, что здесь закралась какая-то идеологическая ошибка. Это вынужденное отступление от темы призвано показать лицемерие политических идеологий, задача которых состоит вовсе не в усмирении человеческой натуры, а в обычном стремлении к господству над обществом.
      Так что же наши возможности? Вы, наверное, обращали внимание на тот факт, что вся история спорта - постоянное увеличение рекордных показателей. Уже давным-давно предречены пределы спортивных возможностей человека и все эти пределы стабильно и методично раздвигаются. Но ведь человек физически не меняется. Сила его мышц, способности их растяжения и концентрации остаются такими же, как и века назад. Не меняются его связки, суставы, кости, внутренние органы. Значит, изменения происхо-дят в системе управления ими, в командно - волевом стимулировании физической дея-тельности. То есть в системе координирования задачи и способа ее разрешения.
      Таким образом, спорт стал примером искусственной эволюции человека. Безусловно, выборочной эволюции. Спорт ставит перед людьми задачи и предлагает сложившуюся практику их разрешения. Однако лучший результат - всегда символ талантливой инди-видуальности. Но вот ведь парадокс: проходит время, и то, что являлось символом та-ланта, становится всеобщей нормой, а к таланту предъявляются совершенно иные тре-бования. Талант как бы тащит за собой норму.
      То ж самое касается и эстетического развития искусства. От первобытного примити-визма до высочайшей технической культуры изображения объектов и предметов. Впрочем, искусство идеологизировано и потому деградация в нем часто выдается за высочайшее достижение культуры. Природа явлений спорта и искусства одинакова. Над уровнем всеобщей нормы довлеет сверхзадача, сверхидея, толкающая человека к прорыву границ своих возможностей. Возможности выражены как норма. И, таким образом, большая часть людей живет в соответствии с нормой, или с возможностью, а меньшая, но, как принято говорить, лучшая часть - в соответствии со сверхзадачей.
      Отсутствие же носителей сверхзадачи, целевая слабость их устремлений может привес-ти к деградации всего общества в целом. Тот, кто отстает от развития - отстает от жиз-ни. А значит - теряет жизнеспособность. Почему? Потому что Мир - это интегрирован-ная система с жесткими связями подчинения и конкуренции. Каждое живое существо имеет на своем геоментальном пространстве не только конкурента, но даже биологиче-ского антипода. Если мы выходим из процесса развития, то они-то в нем остаются! А это значит, что нарушается равновесие возможностей и мы уже платим собой. Но если, напротив, мы делаем рывок в развитии - резко меняются пространственно - доминант-ные связи. В нашу пользу, естественно. Все просто.
      Однако для того, чтобы стать носителем сверхзадачи, нужно уметь координировать сверхидею со способом ее разрешения. Иначе вы окажетесь простым фантазером. Об-щество вовсе не страдает от отсутствия мечтателей. Более того, мечтательство, как форма умственного онанизма только впустую растрачивает интеллектуальный фонд нации. Другое дело воплотительные возможности, совершенство которых усиливается в процессе взаимного обращения с идеей.
      Носителем сверхзадачи является не обыденное сознание исполнителя, а сверхсознание новатора.
      Художник застыл перед холстом. Соединяет в своем воображении ворох эскизов с об-разом будущего полотна. И вот на корку белого грунта ложатся первые мазки подма-левка. Дело пошло. А дальше произойдет обычное воплощение таланта или посредст-венности. Перед белым холстом все одинаковы. У всех одинаково развито воображе-ние, у всех одинаковые краски, одинаковые руки... Разные только результаты. Может быть, это связано с уровнем эстетического и физического навыка сознания? Тем, что и называется талантом. Ничего подобного. Эстетическое сознание как раз и подсказывает иному художнику необходимость бросить это ремесло. Оно подтачивает его покой, говоря: "Ты всю жизнь насилуешь холст, но от этого не стал ни Кончаловским, ни Грабарем. Чуда не произойдет, ты так и останешься тем, кто ты есть. И если иной дурень просто не осознает собственного убожества, твои-то очи видят, чего ты стоишь".
      Когда начинается прорыв? Где та грань приложения духовных сил и физических воз-можностей, воспитания, инстинкта и самоопределения за которой внезапно проявляет-ся сверхрезультат? На эти вопросы, вероятно, никто не ответит.
      Но что же из этого следует? Вывод категоричен: человеческому обществу нужна новая мораль. Мораль, способная поднять человека над его же собственным несовершенст-вом. Но сама мораль - всегда только следствие внутренних процессов, проходящих в общественном бытие. Мораль не может взяться ниоткуда. Она являет голос той сла-гающей силы, которая и называется сознанием. И потому сверхидея развивает наше сознание, превращая его из перетрясателя обыденности в угнетателя невозможности, а сверхсознание выплескивает новую мораль. Все последовательно. Мы упомянули свя-щенный миг прорыва человеческой личности из рутины установившихся нормативов, но, как ни странно, общество вовсе не тянет на героическое.
      Впрочем, что ж тут странного? Мозг алкоголика тоже не угнетает забота о трезвом об-разе жизни.
      Человек воспитывается обществом в масштабе среднестатистического существа, сред-ней физической единицы понятия "население". И хорошо еще, если только средней. Сложившаяся мораль отводит человеку, его месту в жизни, его потребностям и воз-можностям куда более скромное место. Вся наша традиционная культура пронизана духом достоевщины. Хвала маленькому человеку! Скромному труженику, незаметному ни способностями, ни умом, ни хоть маломальской индивидуальностью. Хвала его ничтожным проблемам, его убогому счастью, напоминающему украденный и припрятанный рубль. Человеку, ублажающему душу чистыми слезами постоянных раскаяний и бесконечного страдания. Это он - носитель мелко паскудных принципов "не высовывайся", "будь проще". Это ему досталась роль строителя Храма в "народной", то есть собственной душе.
      Неужели вы действительно думаете, что смирение и покаяние побеждают зло? Мил-лионы людей купились на эту "утку". Агрессия порождает агрессию, а вот недеяние ее покоряет = говорят моралисты. В расклад этих выводов вкралась одна маленькая не-точность, превратившаяся в громадное вранье. Недеяние действительно способно оста-новить агрессию, но только потому, что несопротивляющаяся сторона признает себя... побежденной. В природу человеческих отношений это правило въелось столь прочно, что никакие моральные выверты не способны его поколебать. Отказывающийся от борьбы признает над собой власть победителя.
      Христианское смирение еще более безнравственно, чем может показаться на первый взгляд. Они готовы задрать лапки перед кем угодно, готовы признать господство над собой любой силы, усматривая в этом свой духовный подвиг. Непротивление - основ-ной духовный смысл. Покориться чужой воле - значит, обрести христианское достоин-ство.
      Это - религия убогих, но нам нужна религия господ.
      Да, мир полон насилия. Но ведь есть достойные и недостойные способы разрешения этой проблемы. Почему же за основу взят недостойный?
      Вспомните свое школьное время. На всех переменах дети цепляют друг друга, словно проверяя на прочность способности других противостоять словесной или физической агрессии. Сколько обидных прозвищ, обзывательств. Но вам, наверное, приходилось слышать от учителей и от родителей: "А ты не обращай внимания. Тебя обзывают, а ты не отвечай. Они и отстанут." Действительно, они отстают. Но какой ценой тебе это досталось - ни одно из тех пробных, пристрельных оскорблений в твой адрес не оказа-лось тобой опровергнутым! Стихийные школьные баталии были ни чем иным как, как игрой в способность постоять за себя, за свое достоинство. Чем злее окружающий мир, тем злее и школьные игры на переменах. И они воспитывают разное чувство личности, разное отношение к собственному достоинству. Кто-то позволяет себя оскорблять, счи-тая, что за этим не стоит никакой действительный смысл, а кто-то уже с детства накла-дывает табу на любые оскорбительные высказывания в свой адрес. Пусть даже шутей-ные.
      Странно, почему нашим детям не прививают мысль, что личность начинается со спо-собности защитить собственное достоинство. Не может быть личности с опустошен-ным человеческим достоинством. Детство дает возможность выработать естественные защитные реакции на агрессию. Посмотрите на ребенка. Он чист перед природой пото-му, что еще не несет ядовитой морали осознанных заблуждений. Он поступает естественно. Кто из детей не ответит на агрессивные поползновения своего ровесника? Они осваивают жизнь с каждого своего шага. И уже с первых шагов постигают простую истину: ТО, ЧТО ТЫ ДЕРЖИШЬ ТВЕРДОЙ РУКОЙ, У ТЕБЯ НИКТО НЕ ОТНИМЕТ. Может быть, эта истина обретет другие смысловые оттенки потом, когда они станут старше. Может быть, они увидят в ней призыв к защите собственной чести. А пока никто из них по своей воле не подставит правую щеку под удар тогда, когда бьют по левой.
      А как же насилие? Как же быть с усмирением? Но кто из вас видел, чтобы объектом агрессии становился заведомо сильнейший?
      Сдерживание - вот глобальный мотив противостояния сил. Сдерживание - тот фильтр поведения, через который не пропускается ярость, насилие, агрессия. Равновесие сил - норма бытия, отрегулированная самой Природой. При всем собственном благообразии, каждый человек имеет в жизни абсолютных или относительных антиподов. Об этом же говорит околостоящая с наукой астрология.
      Антиподы существуют как данность, независимая от степени морализации человече-ского сознания. Они были, они есть, они будут всегда. Об этом же говорит вся история общественного существования. Даже при полном контроле Церковью общественного сознания находились предпосылки для возникновения религиозных антиподов: католицизм - православие, православие никонианское и православие старообрядческое, католицизм - протестантизм.
      Как же так, ведь мораль здесь одна и бог один?
      Но если даже сама Церковь столь различна, как же могут быть одинаковы люди?
      Нет, различия - это способ существования Природы. И все различия, ею созданные, ею же обеспечены степенью защиты. То есть в Природе есть место каждому, кроме нежиз-неспособных При всем безумствовании человеческой морали ей так и не удалось по-влиять ни на один из законов природы. Так же точно, как не может повлиять, например, улыбка Джоконды на пропускную способность городской канализации.
      Человек - только слепок живой природы, а его мораль бессильна против морали При-роды. Так гнусная идейка "возлюби врага своего" не способна тягаться с законом: "Чем сильнее мой враг - тем сильнее я сам!".
      Как не возлюбил Иисус Христос врага своего Дьявола, вопреки своим же собственным высказываниям, так никогда не возлюбит и каждый психически нормальный человек того, кто причиняет ему зло.
      Противостояние же, элементом которого является, в том числе, и человек - только об-ратная сторона медали в этом утверждении, что различия - способ существования При-роды. Потому противостояние неизбежно и оправдано. Ведь уживаются же в одном лесу и зайцы и лисы. Более того, стимулом их жизнеспособности и даже ее символом является наличие друг друга в тесном соседстве. Здесь действует один и тот же девиз: СЛАБЫЙ ВСЕГДА ПОГИБАЕТ, СИЛЬНЫЙ ВСЕГДА ВЫЖИВАЕТ. И то обстоятель-ство, что в разной степени выживают и лисы и зайцы свидетельствует, что к категории СИЛЬНОГО относятся в Природе все без исключения. А вы, должно быть посчитали, что зайцу в Природе уготован только роль слабого? Нет, конечно. Просто этот девиз требует от каждого действий, характерных именно для него.
      Законы, о которых идет речь, наглядно демонстрируются не только с помощью зооло-гических примеров. Так, нашему поколению довелось стать свидетелем крушения мощнейшей сверх державы - Советского Союза. Существует расхожее мнение, что главную роль в этой социально - исторической трагедии сыграло вполне конкретное лицо - первый и последний Президент СССР Михаил Горбачев. Однако, памятуя о вы-ше изреченном девизе, давайте зададимся вопросом: "Является ли сверхдержавой то, что по силам разрушить одному человеку?". Или перефразируем этот вопрос: "Спосо-бен ли один человек разрушить сверхдержаву?". Думаю, что ответом на оба эти вопро-са могло бы быть все то же изречение: СЛАБЫЙ ВСЕГДА ПОГИБАЕТ, СИЛЬНЫЙ ВСЕГДА ВЫЖИВАЕТ.
      И вот здесь самое время вернуться к сверхидее. Противостояние теряет остроту угрозы вашему существованию, если вы способны решать сверхзадачи. Только так и никак иначе. В обратном направлении в Природе движения нет. Пуля не станет лететь мед-леннее, чтобы дать мишени шанс уклониться. Сколько существовал Советский Союз, столько существовало ракетное противостояние с Америкой. Его апогеем стал Кариб-ский кризис, напугавший мир реальностью атомной войны. Вполне разумен вопрос: "А почему бы не выбрать путь не наращивания потенциала противостояния, а пропорционального сокращения вооружений?" И выбрали такой путь. Но разве вооружения создают конфликты? В основе конфликта лежит существование антиподов, как говорят врачи - лечить нужно не следствие, а причину.
      С уходом со сцены Советского Союза поменялись только антиподы глобального миро-вого конфликта. Вызревает новое противостояние: мусульманский фундаментализм против всего мира. Локальные войны, в которые суются исламисты, создают им боевой опыт и крепкие, проверенные огнем, боеспособные армии. Им всем осталось сделать последний шаг - объединиться под знаменем ислама. Пока этого не произошло, боевая тактика мусульман совершенно расстроила механизм американской военной доктрины. Десятилетиями оттачиваемая на острие противостояния межконтинентальных военных блоков, она оказалась беззубой перед лицом исламского терроризма. Американцы могут расстреливать Бейрут из своих линкоров, могут бомбить позиции Саддама Хусейна в аравийских песках, но поймать за руку фанатика-подрывника - нет. Наличие у них главного сдерживающего элемента - ядерного оружия - уже ничего не решает. Более того, теперь это - опасная обуза, ибо очень заманчивая мишень для вездесущего терроризма. Были когда-то равные антиподы, были равные условия и равные сверхзадачи и мир не знал глобальной войны. Но все меняется. Антипод "священной войны во имя ислама" сейчас вырабатывает тактику антитеррора, которая и призвана показать, что в конфликте главным фактором сдерживания является все-таки не оружие, а способность решать сверхзадачи.
      В этой связи весьма характерен пример войны в Чечне. Здесь противопоставлены с од-ной стороны национально - освободительная война, с другой - полицейская операция.. Но дело де не в этом. Одна сторона ведет войну с четко сформулированной сверхидеей "победа или смерть" в противовес главной идее воина - федерала, которой является "дембель". Строго говоря, у русской армии в Чечне вообще нет ни сверхидеи, ни сверх-задачи. Осознанно воюют не за "территориальную целостность России", а мстя за по-гибших друзей и товарищей.
      После августовского штурма Грозного федералами чеченцы показывают журналистам пленных. Лейтенант-десантник сидит, сжавшись как воробей, на ощипе, лопочет о том, что вообще не хотел сюда идти и только выполнял приказы. Для него, видимо, открылась новая сторона профессии. Ведь он ее воспринял как фарс с показушным мордобоем под крики "Ки-ийя!" и разбиванием кирпичей всеми частями тела, на что сильно "западают" пацаны и поселковые бабенки. Но рядом с телекамерами журналистов остывал выгоревший БТР и трупы солдат, что не стали сдаваться живыми. По словам дудаевцев. Разные судьбы, разное представление о собственном достоинстве, разная высота человеческой личности.
      Мораль благоволит к оборонительной войне на своей территории. Это признается оп-равданной, справедливой войной. Но ведь это не воинская мораль. Мы подчиняемся ей, не замечая, как она опутывает наше сознание. Ведь ее создает общественная среда, не имеющая никакого отношения к воинскому сословию. Эта среда формирует народную рать, ополчение, или - не кадровый состав Вооруженных Сил, срочную службу. Она презрела свою "священную обязанность" и делает все для того, чтобы обойти, отсрочить, уклониться от своего конституционного долга. Она готова поиграть в пацифизм или предаться членовредительству, лишь бы не служить. Это - национальная проблема, в основе которой всего-навсего лежит отсутствие четко сформулированной и привитой обществу сверхидеи. Ее нет и нет в Армии. А деморализация войны - всего лишь оборонительный инстинкт гражданского на-селения.
      России хватило "справедливых войн". Они фатальной печатью сковали ее военную стилистику. Войны с атрофированной сверхидеей и натужной сверхзадачей. Неприяте-ля втягивают вглубь территории, до критической черты, далее, как правило дается ге-неральная битва, после чего следует перегруппировка сил и вытеснение с боями за пределы государства. Такова наша история. Вот ее примеры.
      Отечественная война 1812 года. Что говорят о ней популярные справочники, например Советский энциклопедический словарь?
      "Вторжение войск Наполеона было вызвано стремлением французской буржуазии к мировому господству..."
      Вранье! Обычное пропагандистское вранье.
      За две недели до форсирования Немана Наполеон еще вполне уверен, что действия французских воск будут носить оборонительный характер. Это следует из его перепис-ки и приказов по армии. Вот что он пишет своему брату Жерому, командующему юж-ной группой корпусов: "Я поручаю вам защиту мостов в Пултуске и Сироцке, на Наре-ве и Буге, потому что в моем выдвижении я дам неприятелю возможность наступать до Варшавы". У Наполеона есть все основания ожидать вторжения русских войск, числен-ность которых у границ герцогства Варшавского составляет более 200 тысяч человек. Намерения же Александра I не вызывают сомнений. Он планомерно и расчетливо на-рушает условия Тильзитского мирного договора. Россия отбирает у шведов Финлян-дию, у турок - Молдавию и Валахию, провоцирует австрийцев к новой капании портив Наполеона, не выполняет принятые союзнические обязательства по континентальной блокаде Англии и т.д. Россия начинает односторонние приготовления к войне. До лета 1811 года Наполеон не теряет надежды уладить все миром. Россия находится под чарами вялотекущей идеи сдерживания французского влияния. До уровня сверхидеи этот замысел не дорос. Французы форсируют Неман. Цель наполеона - дать генеральное сражение вблизи границ герцогства Варшавского и заключить с Россией новый мирный договор. Он вовсе не готов к затяжной кампании. Однако отступающие русские армии затягивают Наполеона вглубь русской территории. Что было потом, вы знаете. Кутузов сдает Москву.
      Сто двадцать девять лет спустя все снова разыгрывается как по нотам. Пакт Молотова-Риббентропа, договор о ненападении ни тени сомнения о неизбежности войны. Про-смотреть германское приготовление к вторжению мог только такой "великий" прови-дец как Сталин. Москву удержали чудом. При всей идеологизированности Красной Армии ни одна из носимых ею сверхидей не смогла воплотиться в сверхзадачу поражения противника на его территории. Это - основа нормальной военной доктрины, не отдающей Отечество на заклание врагу.
      Противостояние, в котором русская военная машина начинает давать обороты заднего хода - характерно для любого исторического периода Еще одна война при малоизвест-ных обстоятельствах.
      Война ливонским Орденом, известная только по своему финальном аккорду - битве при Чудском озере. Это действительно была война, полномасштабная, с оперативно-плановым построением военных действий. И, как следует из хроник, опять же не было никакого внезапного нападения на Русь. Немецкая агрессия планировалась и развива-лась методично и поэтапно. Годом начала подготовки к войне можно считать 1237 год - крушение Ордена Меченосцев и слияние его остатков с тевтонскими рыцарями. Новая организация избирает зоной своей ответственности Ливонию и получает соответствующее наименование - ливонский Орден. Ливонцы шаг за шагом продвигаются к границам русских земель. О направленности притязаний Ордена публично заявляет орденский капитул. Орден мобилизует местные племена для войны на русском фронте. Потом летописец скажет: "Немцы ту падоша, а чудь даша плеща". То есть чудь разбежалась. На острие первого удара оказался Изборск, позже, в конце 1240 года пал Псков. Никакой внезапности. Очевидность орденских действий могла бы подтолкнуть новгородскую республику к мобилизации сил. Однако немцев сдерживают только в сорока верстах от Новгорода.
      Не буду пересказывать весь ход военных действий, однако следует обратить внимание на укоренившееся заблуждение об эпохальной победе на Чудском озере. Двенадцати-тысячное войско немцев было на нем частью побито, частью рассеяно. Однако после этого сражения были еще битвы при Дурбе в 1260 году и, наконец, битва при Раково-ром, действительно надолго остановившая немецкую экспансию на восток. Вообще этот период русской истории ознаменован триста двумя войнами (с 1228 по 1462гг.) и восемьюдесятью пятью битвами, из которых шестьдесят касались противостояния с внешним противником - татарами, шведами, литовцами, ливонцами и др. Убедитель-ный материал для анализа военной стилистики.
      Можно не сомневаться, что Россия вне воинской сверхидеи и в очередной раз впустит врага в свои пределы, расплачиваясь за этот недостаток истреблением мирного населе-ния, разрухой, сокрушением своих городов и весей, своей национальной культуры и исторических ценностей. И хотя поле назревающих конфликтов - благодатная нива для сверхзадачи, превращающейся здесь в мощный фактор сдерживания противника, от-сутствие сверхидеи в противостоянии делает подобную задачу непосильной. Вне сверхидеи задача глобального сдерживания способна надломить самую боеспособную армию.
      Завершая логическое подведение к выводу, подытожу: сверхсознание - это емкость для сверхидеи. И если сверхидея - это всегда психологическое проектирование невозмож-ного, или уж труднодоступного, то сверхсознание становится ее инкубатором. Один мой приятель говорил: "Покажи мне обычный гвоздь, и я под него найду идей минимум на три диссертации". Лучше не скажешь.
      Сверхсознание цепляется за что угодно, в надежде вытянуть на свет божий хоть что-то полезное и перспективное. Чаще всего оно соприкасается с системой ваших знаний, практического опыта и направленностью вашего мышления, то есть всем тем, что зо-вется профессиональным интеллектом. Впрочем, это не тот созерцательный интеллект, которым нашпиговано чахлое нутро интеллигенции.
      Всегда угнетаемый нормами благовоспитанности, плодовитый лишь на сопливые сен-тенции и бесполезное правдоискательство, выказывает он взвешенную осторожность мышления. Ни на вершок больше того, что положено ему по законам его сословия. Культура и воспитание пользуют его как домашнюю пижаму, как непременный собст-венный символ. Такой интеллект не соперничает с пошлой и глупой действительно-стью, а тихо поддакивает ей в открытую, и чванливо хулит за глаза. Нет, интеллект бунтаря горласт не беспощадным глаголом, а пылающим жупелом сверхидеи. Это де-лает его конструктивным, плодоспособным.
      Можно смело утверждать, что каждая реализованная сверхзадача дает диалектический толчок к сознанию. Расшатывает его консерватизм и инертность. Однако нельзя не за-метить, что общество предлагает каждому свою сверхзадачу. Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку, как говорили римляне. Есть сферы общественного управления, где должностным требованиям как раз и является конструирование сверхзадач. Это не только научный плацдарм, но и производственно-конструкторское звено. Потому нельзя считать способности к сверхидеологии прерогативой только какой-то одной касты.
      И все-таки у воинов как нигде четко организована и популяризирована общность носителей сверхзадачи. Сейчас это - многочисленные подразделения специального назначения. Каждое из таких подразделений имеет собственную сверхзадачу, например, блокирование и уничтожение террористических групп, где сверхидеей является борьба с преступностью. Однако часто именно сверхзадача магнетизирует сознание носителей погон, тогда как к суперидейности сознание это остается глухим. Оттого огромная часть служителей закона - мздоимцы и вымогатели. Преступник для них существует только в образе постороннего лица. Нарушение же закона самими является допустимой нормой поведения.
      Каким бы печальным ни был опыт общественного строительства, проведший человечество через немыслимые жертвы Государству, сверхсознание остается извечным вдохновителем новаций. Идеетворение как проклятие приговорило человека к вечному скитанию за истиной, которая на поверку оказывается не более, чем иллюзией. Но запущенный молот сверхсознания остановить уже невозможно. Как невозможно стоять на его пути.
      Сегодня мы сплетены со сверхзадачей построения воинского сословия. Кого она пугает несбыточностью - пусть посторонится. Нам нужны способные к сверхсознанию. У суперидеи нет оговорок. Она неотвратима ни какими обстоятельствами, ни колебаниями сомневающегося ума. Сомневаться - значит, не поспевать за ней. Впрочем, это не приговор. Все когда-нибудь начинается с нуля. Со сверхсознанием не рождаются, и это дар божий, а жизненное обретение. И еще это - единственная и самая точная характеристика личности.
      Мне часто приходится ставить в пример осуществимости сверхзадачи подобной нашей историю с пролетариатом. Это сословие в России стало складываться в эпоху Петра I. Однако, только к концу девятнадцатого века оно обрело полновесный сословный при-знак. Хотел бы напомнить, что, благодаря соответствующей сверхидеологии, много-численные книжные тома которой некогда заполняли пыльные полки наших библио-тек, а также благодаря умело осуществленной сверхзадаче, в октябре 1917 года стал возможным на первый взгляд совершенно неосуществимый социальный эксперимент.
      Воинство - в отличие от пролетариев - сословие власти. Ему, как говорится, сам бог велел. А в Природе нет ничего невозможного.
      
      
      Глава IV. Тотальный социализм
      
      Социализм - это единонаправленное движение, организованной глобальной идеей. Обывательская среда боится социализма как чумы, имея перед глазами его недавний советский пример. Считается, что другого и быть не может. Впрочем, задача состоит не в том, чтобы убеждать обывателя в необратимости советской традиции, а в желании вообще просмотреть за социализмом его реальную суть.
      "Да здравствует Франция, да здравствует император!" - неслось от городских окраин до самых окон конвента. И всюду, всюду угадывалось это возбужденное движение. Никем не принуждаемое, текло оно по улицам и площадям, впервые после времен якобинской диктатуры. И, может быть, некий скептик, сухой, как ботанический экземпляр прошлогоднего урожая, назидательно изрекал: "Но ведь это - война, кровь, осиротение..."
      Народ не внимал подобным голосам, потому что он получил то, чего был достоин - славу, единство, веру в себя и в свое предназначение и еще возможность перетряхнуть сытый и давно успокоенный мир, что простирался во все стороны от медленно выздо-равливающей Франции.
      Когда от рабочих окраин Мюнхена по всей Баварии разнеслось: "Германия превыше всего! Германия - это фюрер!", самодовольные бюргеры только морщились. Они пом-нили красный режим 19-го года, помнили митинги и разбитые витрины лавок, помни-ли, чем кончились революционные порывы баварского пролетариата. И вот теперь все возвращалось. Может быть в другом обличье. Молодая поросль германского национа-лизма поднималась в полный рост. Она заявляла о себе уличным мордобоем с немец-кими большевиками и той силой организованности и идейного натиска, которого так боялись и так ждали все немцы.
      "За Родину, за Сталина!" - от охрипших на ледяном ветру паровозных гудков, от хо-лодных стен с темными пятнами окон и не топленных жилых вместилищ эти слова пе-реносились туда, где тысячами зарывались в промерзшую грязь солдаты, свято отдавая свои жизни Родине, и Сталину одновременно.
      Разные народы, разные обстоятельства, но что-то их объединяет. Что же?
      Лозунги.
      Нет, лозунг - это не только политический призыв, это печать исторического самосозна-ния народа. Но когда он провозглашает взаимообращаемость отдельной личности с це-лым государством или идеей - этот лозунг сотворен тотальным социализмом.
      Значительно раньше что-то подобное гремело у Капитолийского холма. А венценосный Цезарь, останавливая жестом шумное возбуждение толпы, говорил, что Рим выше Добра и Зла, и то, чего хочет Рим - хотя Боги. Рим имел Идею, и со временем она обрела то звучание, которое наметила еще Ранняя республика: "Civis Romanus sum!", то есть провозглашаю себя гражданином Рима. В этой формулировке был заключен особый смысл, ибо весь мир был разделен моралью римского социализма на два лагеря: на граждан и на варваров.
      ХХ век столкнул лбами две системы тотального социализма. Национальный социализм фашистов и интернациональный социализм Советов. Именно это столкновение повлияло на исход мировой войны, и, разумеется, на всю мировую историю. Сегодня можно было бы сказать, что социализм проиграл на всех фронтах, исключая разве что Китай. Однако такое утверждение будет неправильным. Проиграл не социализм, а Идея и ее движущие силы. Социализм не проигрывает, а замирает, подобно морю, меняющему штормовые порывы на штилевое затишье. Социализм оседает в недрах империй, державная воля которых способна генерировать великие идеи. Разоренные и обнищавшие, теряющие свою власть над географическими территориями и над своей собственной судьбой, они слагают в своих недрах критическую массу социального прорыва. И вот уже эта масса взрывает общественное сознание, разнося в клочья жалкое сопротивление буржуазной демократии.
      Рухнул Третий Рейх, рухнули Советы. Но и после их крушения остался идейный на-ционализм и идейный интернационализм, и там, и тут осталась идея рабочего братства, вынесшая, вынесшая на своих плечах коммунизм и фашизм одновременно. Оба эти движения создавались как рабочие партии, и оба они по-своему оправдывали свою социальную ориентацию. Оправдывали в определенной мере, потому что социализм - это духовное возбуждение всего народа, а не его отдельной группы.
      Сегодняшние попытки реабилитировать русский народ от коммунистического прошлого безосновательны. Социализм не может быть личным делом только коммунистов, число которых в Советском Союзе составляло лишь 8% от всего населения страны. Однако, историческая практика показывает, что и такое незначительное количество способно содержать тотальную идею на глобальных мировых территориях.
      Тотальный социализм - самая динамичная и самая организованная форма развития об-щества. Организованность эта подстегнута карательным рефлексом социализма на лю-бое непослушание. Таковы законы жанра.
      Впрочем, карательная функция характерна не только для тотального социализма.
      Попробуйте-ка вы сейчас провозгласить антиамериканский политический курс в своем государстве, национализировать капталы американских банков и выкинуть еще что-нибудь подобно. Реакция окажется незамедлительной, ибо для этого и существует ЦРУ. Смена правительства, государственные перевороты, политический шантаж и убийства - вот обычные приемы влияния американской Идеи в подобных ситуациях. Так что карать - прерогатива не только тотального социализма.
      А что же стоит за американской Идеей?
      Передел всего человечества по образцу собственных гражданских прав и свобод. Понятие "американец" переросло географическую категорию и уж тем более национальный признак. Оно символизирует гражданский строй и систему общественных отношений.
      Что-то подобное уже было, не так ли? Только к римской модели прибавился и собст-венно американский мотив общества свободной инициативы, или общества равных возможностей. Таким образом появился и главный зачинщик идеи - предприниматель. И как любая социалистическая идея, американская активно использует право развития низших народов, превращенное в право насилия над ними. Под низшими народами понимаются те, кто значительно отстает в своем историческом развитии от некоего мирового технического стандарта. При этом не учитываются ни собственные желания этих народов, и возможность существования их собственного исторического ритма развития. "Гражданин Рима" или "варвар", все типично.
      Таким образом американское общество представляет собой модель гражданского со-циализма, где основной идеей является свобода прав личности, и потому не может су-ществовать тоталитарная форма. Нет направленной диктатуры, есть гражданское влия-ние.
      Может показаться, что имущественные различия мешают социалистической идее. Од-нако, как оказалось, далеко не всегда. Более того, попытка поставить частную собст-венность в основу регулирования общественного обустройства - примитивная уловка марксистов, на которую попался весь мир. Действительно, ни одному из традиционалистов и в голову не придет причислять Америку к социалистической формации. "Америка - оплот капитализма!", - твердят они во всеуслышание.
      Но нет такого общественного строя, как капитализм.
      Только марксисты рассматривают мировую историю в отношении труда и капитала. Так же точно можно утверждать, что мировая история - это отношение интеллекта и производства. Интеллект - двигатель цивилизации. Можно утверждать и то, что есть народы с цивилизаторской инициативой, и именно они создают ход мировой истории. На этой идее базируется националистическая теория. Но самое поразительное в том, что каждая из перечисленных идей по-своему прав, в том числе и марксистская. Права, но лишь в какой-то мере, ибо мировая история - это совокупность развивающихся про-цессов, а не отдельно взятый и раздутый до полного абсурда аспект.
      Капитализм - это только свобода на орудия труда, средства производства, а главное - свобода присвоения материального продукта. То есть, свобода частной собственности. Имущественное равноправие как идея характерно для социализма с пролетарской на-чинкой, поскольку имущественное неравенство возбуждает революционные страсти именно у нищих.
      Когда вы входите под могучие своды храмов, холодный камень которых не обласкан солнечным светом, стирается граница между купцом и пролетарием, богатым и бед-ным. Религия - это форма гражданского социализма, в принципе глухая к проблеме капитализма и некапитализма. То есть это фактор в религии ничего не значит. Еще раз подчеркну - в принципе.
      Таким же образом ничего не значит существование частной собственности и для дру-гой формы гражданского социализма - элитарной демократии. Элитарная демократия - это правление национальных элит, которые стоят над государством и, стало быть, над правительством, контролируя политику, экономику, банковский капитал и обществен-ную идеологию. Такие элиты могут быть сформированы по принципу родственных связей, духовных или кастовых организаций. И эта форма гражданского социализма не зависит от проблемы, в чьих руках сосредоточена собственность.
      Капитализм же является формой отношения к частной собственности и не более того. Он безыдеен. Идеи создает его вечная спутница - буржуазная демократия. Но на ее месте мог бы находиться гражданский и даже тоталитарный социализм. Частная соб-ственность от этого не пострадала бы. Правда, в том случае, если социализм делают не малоимущие слои. Отсутствие собственнических традиций у этой части населения и вызывает отрицательные инстинкты к имущественному накоплению.
      Джон Буль ел сочный ростбиф, прихваченный хрустящей коркой. Он ел так, как едят люди с отменным здоровьем и полным отсутствием житейских проблем. Не знаю, как для кого, но для меня это человек был просто Джонни. Он носил белые чесучовые шта-ны в обтяг и лакированные штиблеты.
      Во всяком случае таким его изображали карикатуры. Джонни знали в каждой советской семье, потому что он символизировал западный капитализм. Джонни часто ел ростбиф и, должно быть, любил приложиться к пивной кружке. Он был толстым, нескромно толстым и абсолютно довольным собой. Капиталист в пролетарском воображении непременно должен быть толстым, самодовольным и хорошо одетым. Вероятно, в отличие от нас. Не знаю уж, кто это решил, что социализм всегда связан с нечеловеческими усилиями, тяготами и лишениями. И что его делают люди с обтянутыми кожей лицами и глазами навыкате. Эти люди неразлучны с дымящей папиросой, а свои угловатые черепа, выстриженные впрок, они прикрывают кепками "социалистического фасона".
      Так было до войны. В пятидесятых закончилась целая эпоха. Эпоха штурмового социа-лизма. Но изменения коснулись не только нас. На агитационных плакатах стал появ-ляться другой капиталист - высокий, худой, с седеющей куцей бородкой и в цилиндре. Этого звали "дядя Сэм".
      В пролетарском сознании произошел сдвиг. Зато лица первых социалистов нашей страны стали сочнее и самодовольнее. Правда, на белые чесучовые штаны в обтяг никто так и не перешел.
      Вопрос с капитализмом заключен только в том, быть или не быть частной собственно-сти. Эта проблема будет волновать общество всегда. И не только русское общество. Хотел бы напомнить, что Парижская коммуна существовала еще до того, как появилось выражение "рука Москвы".
      Вообще, вопрос с капитализмом не является политическим. Это все, как у нас говорят, за уши притянуто. Перед нами чисто экономический вопрос. На чей карман работает человек, на собственный или государственный? Если на государственный, то человек этому что-то положено гарантированное за свой труд. Причем гарантированное не профсоюзами, а самой экономикой. Но это чрезвычайно скудно. Только в рамках огра-ниченных потребностей. Иначе для государства труд людей обесценится. Если же че-ловек работает на собственный карман, то не экономика содержит его, а он содержит государственную экономику. Главным, образом благодаря системе налогов. Так что частная собственность, а с ней и капитализм - это понятие экономическое.
      Задумывался ли кто-нибудь из вас, откуда вообще происходит проблема собственно-сти? Собственность обоснована инстинктом материального жизнеобеспечения, прину-ждающего человека откладывать излишек про запас. Чтобы не полагаться завтра на удачу. Так было десятки тысяч лет и потому генетическая память породила устойчивый инстинкт. Ему более всего подвержены те люди, которые по своим природным данным не могут решительно и быстро пополнять свои материальные резервы. Не имеющие для этого физических и умственных способностей. Общественная мораль Запада использует этот инстинкт в качестве главной движущей силы общественного строительства. Массовая культура провозгласила девиз: "Правильно то, что выгодно!" Это - стиль жизни.
      Но ведь собственность - родная сестра достатка, который всегда являлся символом ста-бильного положения семьи, народа, государства. Так было и при большевиках. Доста-ток продолжал играть роль витрины семейного благополучия. Мужчина в обществе неизбежно оценивался своей способностью содержать семью, обеспечить достаток и материальную независимость семьи от любых жизненных перемен. И. Таким образом, война с собственностью стала формой социального лицемерия.
      Никому из мыслителей идеологического реализма не пришло в голову, что сдерживать естественные человеческие инстинкты - это все равно, что бороться с ветром при по-мощи мочевой струи. Труд не только неблагодарный, но в какой-то степени даже опас-ный. Если большевикам и удалось искоренить категории "богатый" и "бедный", то им на смену пришли "обеспеченный" - "необеспеченный", что в сущности являлось тем же самым. Попытки сделать собственность коллективной реально удались разве что в сельском хозяйстве. Правда, для этого пришлось сперва уничтожить житную, ситце-вую, дородную русскую деревню. Истребить ее костяк, подпустить к ней голод и раз-руху и уж тогда насильно сколотить колхозы. Из уцелевших.
      Вся эта эйфория коллективизма на поверку гроша ломанного не стоила. Народ боязли-во уважал то, что стояло за понятием "наше", но и никого не подпускал к тому, что скрывалось за понятием "моё".
      Потому с полной уверенностью можно считать частную собственность не только до-пустимой к социализму, но и необходимым фактором социальной устойчивости. Про-блема же состоит в силовом регулировании отношений между богатыми и бедными. То есть в том, чтобы не разводить эти понятия, увеличивая разницу между их представителями в обществе, а, напротив, сближать эти крайности. Например, с помощью сдерживания скачкообразного обогащения одних и частичного содержания других за счет государственной казны.
      При всей порочности буржуазной морали есть идеи ею созданные и особо почитаемые, целесообразность которых вряд ли стоит оспаривать. "Бедным быть стыдно!" - одна из таких идей.
      Социализм - это концентрация духовных и физических сил общества в одном идейном направлении. Социализм может быть штурмовым, интенсивным. Для этого использу-ются жесткие меры принуждения. Такая форма долго не существует. Здесь повторяют-ся законы спринтерского и стайерского бега. Как правило, дистанция штурмового со-циализма прямо пропорциональна длине жизни диктатора.
      На смену ей приходит процессуальный социализм. Принцип этого социализма:
      "Следовать революционным традициям". Чувствуете разницу? Не создавать револю-цию, а всего лишь следовать ее традициям.
      Гражданский социализм можно было бы назвать общественным, ибо он строится не
      сверху, по воле "передового отряда", а снизу, никем не принуждаемый. Гражданский социализм есть детище организованного общественного сознания. Он сам выдвигает политических лидеров и элементарно низвергает их, если они демонстрируют свое не-соответствие общественной идее.
      Полная его противоположность - социалистическая диктатура. Здесь Идея опускает-ся сверху вниз. Чем дальше от вершины - тем ниже уровень посвящения. Таким обра-зом, общенародный уровень, как самый низший, вообще не является посвященным. Его просто заставляют свято верить, поддерживая эту веру примитивными формами пропаганды и устрашением.
      Гражданский социализм, в отличие от диктатуры, может существовать тысячелетиями, то затухая, то разгораясь с новой силой. Кстати сказать, на уровне первичных материй именно социализму соответствует сакральное соединение двух стихий - Неба и Огня. То есть Идеи и Движения.
      Вполне естественно, что диктатура куда менее почитаема среди свободолюбивой части населения. Это те самые общественные слои, на которых базируется гражданский со-циализм. Они не любят, когда им что-то навязывают сверху, ограничивая их собствен-ные идейные способности. Более того, следуя древнейшему инстинкту человеческой общины, эти слои привыкли сами подбирать себе правителя, а если уж быть абсолютно точным - то подбирать дирижера своей социальной идее. Именно это и понимается им как демократия. Конфликт между лидером и обществом гражданского социализма во-все не является переходом на форму социалистической диктатуры. Для этой формы не-обходимо наличие глобальной социалистической Идее, а демократические лидеры, как правило, абсолютно безыдейны. За идею здесь понимается политическая программа партий. То есть, пропагандистские поделки на злобу дня.
      Однако социалистическая Идея куда шире и всеохватнее. Именно она и является той самой Сверхзадачей, в которой насущные проблемы становятся только одним из эле-ментов глобальной общечеловеческой проблемы. Какая уж тут диктатура? Примитив-ное властолюбие. Побольше собственной власти, поменьше собственного подчинения.
      Наконец, элитарный социализм. Это когда социалистическая Идея не поднимается снизу и не опускается сверху. Она управляет обществом, но никто не знает откуда. Элита стоит над государством, над всеми слоями государственной власти, над законом. Элита контролирует правительство вовсе не оперируя голосами избирателей или открытым общественным мнением. Ей глубоко наплевать, о чем кричат газеты. Она не только равнодушна к этой демократии для глупцов, но даже может ее умышленно взбудораживать. Социалистическая Идея здесь раскрыта полностью только для самой Элиты. В случае необходимости придать большую динамику определенным общественным процессам, Элита, вовсе не раскрывая Идею, продвигает путем выборов нужную ей политическую партию, или отдельно взятых лидеров.
      Бесспорно, каждая из перечисленных форм может и не являться социализмом. В том случае, если она безыдейна. Например, большое количество стран Запада находится под почти неограниченным контролем клановых группировок, носящих характер на-циональных элит. Однако, в большинстве случаев, эти элиты создаются и существуют лишь ради самой власти. Идея власти здесь заменяет власть Идеи.
      То же в полной мере касается и индивидуального диктаторства. Даже в случае благих намерений диктатора поставить под собственный контроль коррумпированный и раз-ложившийся государственный аппарат, это никак не будет являться социалистической диктатурой.
      В конечной счете, толстый и ленивый буржуа боится не чьей-то бесконтрольной вла-сти, он боится именно Идеи, способной взбудоражить все общество. Буржуа боится принуждения, боится утратить свободу. Ведь если Идея не является духовным порож-дением самого буржуа, значит, она непременно станет притеснять его свободу.
      В прежние времена, при Советской Власти, меня удивляло, с какой неоспоримой уве-ренностью общественным сознанием управляют марксистские и ленинские догмы. Взять, к примеру, слова Ленина, что свобода - это осознанная необходимость. На пер-вый взгляд - бредовый парадокс, ну подумайте - необходимость. То есть, самопринуж-дение, склонение к чему-то обязательному и неотвратимому. Какая же эта свобода?! Однако, обратите внимание на само определение, выраженное прилагательным "осоз-нанная". В нем-то вся и штука. Именно осознанная необходимость. Никто никого не принуждает, ибо в основе стоят как бы собственные убеждения.
      Я бы сказал, что "осознанная необходимость" - эта и есть Идея. И таким образом полу-чается, что Свобода определена как Идея. Стало быть, Идея - это Свобода.
      Внушив на генетическом уровне подобную установку, можно получить врожденный гражданский социализм. Люди будут рождаться свободными, а стало быть, идейными. Или наоборот.
      И одного взгляда достаточно, чтобы обнаружить всю сложность социалистического строительства. К примеру, штурмовой социализм невозможен без силового перестрое-ния общества и, разумеется, без силового влияния Идеи на общество. Гражданскому социализму, напротив, часто сопротивляются его же выдвиженцы, ибо "народная Идея" ограничивает их личную власть. Но есть форма, как бы лишенная внутренних противоречий. Это - тотальный социализм. Он способен обеспечить курсирование Идеи и сверху вниз, и снизу вверх. Каждый на место собственной гражданской свободы ставит Идею. Американца, к примеру, сточки зрения материально раскрепощенного буддийского монаха, весьма условно можно считать свободным человеком. Американская свобода имеет большую материальную зависимость. Но именно эта свобода и отражает американскую Идею, и все вполне соответствует нашим выводам.
      При тотальном социализме "Идея сверху" не заглушает гражданскую идею, а отвечает ей в жанре глобальной политики. Ведь нельзя же утверждать, что гражданская идея может сама управлять вопросами геополитики, мировой стратегии или национальным менталитетом. Гражданская Идея - это только единое, осознанное самоопределение на-рода. Разумеется, политическое. Хотя в представлении народа политическая сторона Идеи может быть вообще делом десятым.
      Спросите у славян-лютичей, кстати, одного из самых грозных варварских племен, по-чему они к Х веку отказались не только от централизованной, но и от удельной княже-ской власти? И это тогда, когда повсюду в Европе шла концентрация геоментальных сил и создание геополитических христианских блоков. Они ответили бы, что отказ от княжеской власти и есть способ сохраниться в рамках старой, народной традиции. Ведь принятие христианства как новой традиции лежало только на совести князей: Мешко I, Владимира Святославовича, Иштвана I, Гарольда II Синезубого, Олафа Трюгвассона, Вацлава Святого и других.
      И эта позиция лютичей оказалась ошибочной. Если бы лютичи имели у себя "Идею сверху", весьма возможно, что до сегодняшних дней на карте Европы существовало бы еще одно славянское государство.
      Тотальный социализм строится по принципу электромагнитной индукции, когда мо-рально - этический потенциал Идеи обращается снизу вверх, а политический потенциал - сверху вниз.
      Физика - удивительная наука. Она способна найти ответы не только на загадки Приро-ды, но и объяснить причины общественных процессов. Взять, к примеру, такой вопрос: "Зачем нужно вообще полагаться на социализм?". Любой политик - социалист тут же станет упражняться в искусстве политической пропаганды, а физика без всякой предвзятости скажет вам, что социализм - это поступательная энергия, и, в соответствии с законом сохранения и превращения энергии, она не покидает общество, а только превращается из одного вида в другой или переходит от одного социально - исторического аспекта к другому.
      Можно считать социализм кинетической энергией, тогда как проблемы, его создающие - потенциальной. Обратимость общественных процессов в целевые, идейно организо-ванные программы и есть основа социализма.
      Как вы думаете, что объединяет русских царей: Михаила Федоровича, Алексея Михай-ловича и, скажем, Павла I?
      Подскажу: никто из них не был социалистом.
      А вот Петр Алексеевич, известный как Петр Великий - им был. Сам по себе, без какого бы то ни было идеологического принуждения со стороны. По образу мысли, политиче-скому темпераменту и историческому самосознанию. Его социализм насильственно вверг Россию в стандарты Западной Европы. Его социализм развернул такое государственное строительство, что Россия опередила свой собственный исторический ритм лет на 100-150. Из Средневековья в Просвещение. По воле одного человека. Это он стриг бороды боярам и менял их долгополые чикмени на европейские камзолы. Почему никто раньше не делал ничего подобного? Почему после него не нашлось среди престолонаследников ни одного такого же социалиста-реформатора?
      Россия сопротивлялась Петру, сопротивлялась его реформам даже после смерти царя - социалиста. Но она компенсировала тот исторический урон, который нанесло ее куль-турно - экономическому развитию господство монгольского менталитета.
      Да, Петр был тираном, диктатором. Но это был диктатор-социалист, в отличие, напри-мер, от диктатора- самодура Ивана Грозного, который социалистом не являлся и все его деяния объяснялись только стремлением к собственной безграничной власти.
      Заблуждался ли Петр? Это другой вопрос. Он рассматривает существо проблемы в ка-честве прилагательного, отвечающего на вопрос "какой?": хороший - плохой, нужный - ненужный...
      У нас другая цель: Социализм как имя существительное. Качество этого существитель-ного - всегда частное дело истории. Впрочем, точно так же, как и качество иных форм общественного существования. Например, буржуазной демократии.
      Ее сторонники в России так настойчивы в своих радениях о правах человека, что в пы-лу забот не замечают, как политическое влияние отдельной части народа - а именно либерально-буржуазной - на массовое общественное сознание выдается за подлинную демократию. Фактически, за каждым лозунгом Российской демократии стоит лицемер-ное вранье.
      О каких правах вообще может идти речь, если в России никому не гарантировано право на жизнь? В 95 - 96 гг. В Москве только по официальной статистике ежемесячно убивали на улицах от 80 до 120 человек. И это в Москве, с ее отлаженной оперативной системой пресечения преступности и полицейского сыска.
      А что прикрывает преступность, как ни либеральные формы общественного управле-ния?
      Или вот чисто "конституционная" свобода - свобода совести. В России она стала свободой христианства над совестью. Много ли вам приходилось в последнее время встречать атеистической информации? Это не к вопросу об истине, нет, это к вопросу о свободе совести. Свобода совести в буржуазной России - такая же иллюзия, как и сама совесть.
      Меня всегда удивляло, откуда в России берутся бездомные? Если не считать беженцев из "горячих точек". Ведь система социальных гарантий еще недавнего прошлого созда-вала стабильный уровень средне терпимого существования. Откуда? Российская демо-кратия отвечает на этот вопрос. Отвечает правом каждого потерять все разом: дом, средства к существованию, жизнь. Так что по-разному можно делать не только социа-лизм, но и буржуазную демократию.
      Однако только социализм способен сделать прорыв из нравственной нищеты и физического убожества в идейно - организованное бытие. Причем не обязательно коммунистическое.
      
      
      Глава V. Великая варварская идея
      
      Мы - последние варвары Европы. Мы - великая цивилизация варваров. Пусть это ут-верждение ущипнет чувство собственного достоинства эстетствующих культуралистов, мающих себя по западным меркам с головы до пят. Варварство для них - сочетание дикости, изуверства и примитивизма. Но ведь это только традиционное представление. К тому же навязанное главным антиподом варварства - эстетизмом. Однако традиционализм, как уже было установлено, далеко не критерий объективности. В данном случае выпячивается только одна сторона варварств - худшая. Нет нужды отрицать, что в этом смысле варварство отвратительно. Но не будем поспешны в выводах и зададимся целью заглянуть за ширму этого явления, дабы спознать всю его подноготную.
      Варварство - это уклад жизни, при котором общественно ценимое находится внутри самого человека, составляя его естественную природу, в противовес культу ценностей внешнего мира, постепенно поглотившему человеческую душу. Это как бы исходные данные, дальше - цепочка причинно-следственных связей.
      Необузданный дикарь, разоряющий гнездо античной культуры - вот привычный символ варвара, символ, в котором нуждается в первую очередь сама антика. Говоря житейским языком, - чтоб было на кого списать. Античности варварство нужно именно как символ. Как иначе оправдать богоявленность одних и неполноценность других? Цивилизаторскую инициативу, общественное прогрессирование и отсталость, упадок. Ведь все так очевидно.
      Но так ли это в действительности?
      Фактическое разделение людей началось с момента обустройства человеком окружаю-щего мира. Здесь доминировала идея - "выжить", и здесь еще все были равны. Однако географические широты поставили людей в совершенно разные условия. На Севере выживание требовало большей жизнеспособности, в Средиземноморье - меньшей. Культура только отразила эту соединяемость человека с внешним миром, став витри-ной накопленных человеком ценностей. И потому, ценимое на Севере совершенно обесценивалось на юге. Даже изучение особенностей человеческой психики показыва-ет, что на нее вполне убедительно влияет геоментальный фактор, о котором идет речь. На Севере человек менее эмоционален, менее расточителен на внешнюю энергоотдачу. Концентрация энергозатратных процессов направлена внутрь его самого. Это порождает сугубый практицизм. Ценимое сближено с физическими критериями.
      Но эстетический мир варвара вовсе не является скудным и невыразительно убогим. Варвар делает величайшее открытие, раз и навсегда разъединившее его с расовым со-родичем Средиземноморья.
      Варвар постигает, что выше совершенства и красоты самой природы нет ничего и ни-чего быть не может. Она парит над эстетическим сознанием человека, полностью под-чинив его себе.
      А что же антики? Их идею прекрасно выразил Уайльд, сказав, что природа - только имитация искусства. Как варвар, могу назвать это бездушным бредом. Но мы различны типически, и потому оставим за эллинами право высказываться по-свойски.
      Легкий хлеб юга позволил им много веков назад направить свои интеллектуальные изыскания на благоустройство жизни. Природа отступила на второй план, став для них только строительным материалом. Эллинизм воплотился в эстетику. В великую эстетику искусственности. Как бы он потом ни назывался: гражданином Рима ли представителем западной цивилизации, он нес на себе эту печать. И потому для нас он определялся в первую очередь эстетизмом.
      Главный символ эстетизма - симметрия. То, чего в чистом виде в Природе не существует вообще. Симметрия - примитивная форма моделирования внешней оболочки бытия. Частично она отражена в идее парности элементов, что наблюдается, например, в строении органов и частей тела человека и животных. "Симметрия - основа гармонии!" - скажет эллин. "Равновесие - основа гармонии!" - скажет варвар.
      Для эллина невообразимо, как можно удержать в балансе и взаимном притяжении про-тиворечащие начала. Он не обращает внимания на пример естественной природы, по-скольку моделирует гармонию сам. Смысл эстетизма - построение идеального. К иде-альному эстетизм приковал себя пудовыми цепями. Парность и равновесие подвели эллиническое сознание к математическому расчету. Понятие "эллиническое сознание" условно и потому не следует приписывать его только грекам. В контексте наших рас-суждений это сознание симметрической гармонии и идеализированной эстетики.
      Именно эллины начали соперничество рукотворения в красоте и совершенстве форм с самой Природой. Достижения эстетизма здесь оказались столь впечатляющими, что их лучшие образцы способны вызывать настоящее потрясение у наблюдателя. Я думал об этом, стоя под величественными сводами миланского собора Дуома. Трудно предста-вить себе что-либо более грандиозное в великолепии и изяществе. Если, конечно, за-быть розовые скалы Вуоксы, подернутые хладным дыханием северной зари.
      Тем бесполезнее кажется эта погоня за красотой рукотворения, чем шире взгляд чело-века в открытый мир Природы. Никогда еще подделка не превосходила сам оригинал.
      Попробуйте сравнить морской бриз под звездами таврической ночи с сухим полотном мариниста. Оно хорошо лишь как визуальный сигнал для оживления памяти. Ведь воз-буждение чувств вызывает не само полотно, а память, к которой оно взывает.
      Поиск идеального, божественного вне Природы неизбежно должен был привести к воцарению идеалистических догматов. Даже в период рассвета античности, когда ее гармония достигла удивительного равновесия между физическим совершенством атлетизма и божественной одухотворенностью идеи человеческого равностояния с богами, эстетизм "клинит" на самоедство. Вполне допустимо, что интеллект эстетов устал от им же созданного представления о богах. Идеализация должна была толкнуть божественное в область непостижимого, и она это сделала.
      Естественно, что ни в одной христианской трактовке нет ни слова правды об истинной причине принятия христианства. История показывает нам только косвенные связи, пряча иногда прямые причины вообще за грань логически допустимого. Христианизация с ее жесточайшими мерами подчинения подняла новую Империю, новый Рим, взамен исторически истощенной цивилизации. Божественного в этом явлении было не более, чем в собирании подосиновиков.
      Просто идеология четвертого века не могла не опираться на религию, как впрочем и идеология варваров десятого века. Эстетизм христианства был особо показателен именно для варваров, в большинстве своем впервые увидевших набитые золотом хра-мы.
      Недоумение по поводу того, почему нужно поклоняться голому трупу иноверца на ис-каженной форме языческого креста подавлялось единственным веским аргументом - плетью, а для самых непонятливых оставили меч.
      Русь вступила в один из континентальных блоков. Ей просто не дали стоять в стороне от происходившего раздела Европы. Однако, более гиблое занятие, чем превращение варвара в псевдоэстета, просто трудно себе представить.
      Эстетизм, в отличие от варварства, всегда навязывает себя миру. Толпы духовных про-поведников пытаются донести до нас нечто такое, чего мы не знаем. Их наивное само-мнение вызывает восторг. Помню, как в беседе с одним из американских пастырей наш варвар процитировал отрывок кумранских рукописей, на языке оригинала, чем, собственно говоря, не вызвал никаких эмоций у своего оппонента, поскольку американец просто не знал об их существовании.
      Познание и варварство несоединимы только с точки зрения самих эстетистов. Могу утверждать, что я варвар именно потому, что степень моего познания значительно пре-восходит эстетический потенциал.
      В эстетизме знания узко нормированы. Они подчинены централизованной симметрии. Варвар может опровергнуть любую аксиому в этой системе, выстраивая законы в иной системе. Такую модель, со всеми ее догмами и непреложными истинами легко опро-вергнуть, если построить иную систему координат.
      Задумайтесь на минуту - знания стали продуктом измерения!
      Однако даже эстетизму очевидно, что нет абсолютного числа, а стало быть и не суще-ствует абсолютного измерения. Значит, наука все время повторяет условно правильные формулировки законов. Получается, что истина стала заложницей способа ее изложения. Но это же абсурд! Такое положение дел можно было бы считать бедой всего человечества, если бы здесь не обнаруживался более конкретный адресат - эстетический традиционализм.
      Что же может дать мировой познавательной практике сознание варвара? Более совер-шенную систему измерения. А если быть точнее, то четыре системы разработки ин-формации по всем отраслям науки. Унифицирование этих систем, приведение их к числу обращения, станет наиболее точным показателем истины. Впрочем, не будем вгрызаться в подробности. Оставим их для уже избравших данный путь познания.
      Знания в варварстве всегда являлись предметом святости, явлением сакральным и су-губо кастовым. Достаточно очевидно, что предметом святости в эстетизме выступает мораль. Новый лейтмотив эстетизма - построение Храма. Это концептуально. До исто-щения ума. Моралистам застило очи на то обстоятельство, что Храм давно уже воз-двигнут.
      Причем действительно нерукотворный. Когда мы пришли на землю, он уже стоял, Бу-дет стоять и после нас, несмотря на все усилия человека развалить его до срока.
      Этот Храм зовется Природой.
      Впрочем, моралисты и не смогли бы разглядеть в Природе ничего такого, что подстег-нуло бы их сознание к духотворчеству. Но ведь именно Природой организовано все живое, выстроены все связи и отрегулированы все отношения. Разве само это обстоя-тельство не достойно пытливого ума правдоискателя? И разве возня в износках собст-венной души большего значит, чем постижения великих смыслов Природы?
      Перейдем, однако, от декларирования к изложению. Жизнь - главный мотив Природы. Жизнь, организованная посредством системы внешних и внутренних связей, прочность которых выстраивалась миллионами лет. Мы - только один из элементов этой системы. Можно считать, что Природа провела эксперимент, наделив это звено способностью к самоуправлению.
      К сожалению, объективно подобный эксперимент принес природе отрицательный опыт. И все-таки мы есть, и значит, вопрос стоит о причинении хотя бы минимального вреда этой системе, о необходимости затормозить дестабилизирующую функцию чело-века в Природе. И поэтому первейшее дело - не оценивать Природу с позиции "пра-вильно - неправильно". Природа выше человеческой морали. Это необходимо усвоить раз и навсегда. Стало быть, не подлежат оценке и те требования, которые Природа предъявляет к выживанию свои видов и особей.
      Требования к выживанию стоят над понятиями "хорошо или плохо", "честно или нече-стно". Они являются необходимыми условиями жизни. И если главный смысл варвар-ства заключен в физической жизнеспособности, нужно, по меньшей мере осознавать, что это такое. Из чего данное понятие складывается.
      Вот пример. Никому из нас в голову не придет задаться вопросом: "Что лучше - баобаб или береза?". И в соответствии со сделанным выводом браться за топор или за бензо-пилу.
      Человек - такой же элемент живой Природы, и потому вопрос "Какая раса лучше?" зву-чит не менее маразматически. Другое дело, что Жизнь в Природе организована по за-кону территории. Климат, природные условия, специфика развития и особенности раз-вивающих факторов, то, что в своей книге "Воины на все времена" я назвал геомента-литетом. На Севере баобабы сами никогда расти не будут. Все расставлено по своим местам, и вот потому, возвращаясь к расовым отношениям, мы делаем вывод, за кото-рым стоит сама Природа: насильственная интеграция рас - уродство!
      Нужно приложить все усилия к защите своего геоментального пространства от посто-роннего расового прорастания. Причем без какого бы то ни было расового унижения или оскорбления общечеловеческого достоинства. Это достигается путем элементарно-го воспитания молодого поколения Путем создания родовых, семейных традиций. Но-вых традиций, разумеется.
      Любовь неуправляема и потому примитивна только на уровне архетипа "Ромео и Джульетта", то есть на стадии романтического развития личности в пятнадцати- семна-дцатилетнем возрасте. Симпатии здесь действительно ничем не контролируются. Од-нако, если этот период у человека затягивается, то он уже превращается в хронический инфантилизм и, подобно любому отставанию от развития, подлежит лечению.
      Белой девушке вовсе необязательно внушать, что черный юноша плох только потому, что он черный. Плох или хорош он может быть не по расовым, а по общественным меркам. Однако их слияние недопустимо, поскольку противоречит Природе. Даже не-смотря на то, что в результате такого слияния в третьем поколении может родиться Пушкин.
      Впрочем, соитие с черной расой для нас менее актуально, чем интеграция с красной. Существование красной расы традиционная наука не признает. Даже вопреки наличию ею же установленных характеристик.
      Характеристики эти касаются цвета кожи человека, цвета волос и радужной оболочки глаз, формы волос, носа, глаз, губ, лица (верхних век), головы, роста человека и соот-ношений различных частей тела. Красный расовый тип характеризуется повышенной пигментацией кожи, что соответствует ее смуглому виду, наличием сильно пигменти-рованных, то есть черных, жестких, прямых волос, широкой глазной щелью и, соответ-ственно, крупными карими глазами, более выделяемыми, чем у белых, с динамикой формы лица от ортоградной до мезогнативной, то есть с выдвижением вперед угла верхней и нижней скулы, с крупным, выступающим вперед носом, с более широкой носовой полостью, чем у белых и с большим количеством потовых желез. Строение его тела идентично строению тела представителя белой расы.
      Красный расовый тип сформировал все народы семитской группы, в частности совре-менных евреев и арабов, он полностью охватывает турецкую и индо-персидскую фор-мацию, совершенно неоправданно причисляемую к арийцам ( только на основе Ригве-ды, Авесты и санскрита), он же оказал главное влияние на внешний облик населения южных провинций Франции, Испании, Италии, а также Югославии, Болгарии, Румы-нии, Молдавии и всех народов Кавказа.
      Зона расового влияния "красных" исторически соприкасалась с южной границей рус-ского геоментального пространства. Особенно активизировалось это слияние после распада СССР. Его активность на исторической территории России сейчас достигла уровня вытеснения русского национального приоритета.
      Регулирование расовых отношений в России полностью подчинено политике обезли-чивания человека. При коммунистическом режиме это было продиктовано идеей ин-тернационализма, в первичной своей основе касающегося только пролетарской соли-дарности. Ценности буржуазной демократии направлены на маргинальное искажение национальных культур, не превращение их в условно национальный традиционализм. Этим объясняются особенно яростные нападки демократов на любые проявления идеи различия между людьми. Даже если такие идеи никак не связаны с расизмом, то есть с отрицанием расового равенства.
      Вместе с тем совершенно необязательно полагаться на разрешение подобных проблем только со стороны правящей верхушки. Новая традиция, базирующаяся на осознавании необходимости чего-либо и эстетическом соответствии этого чего-либо национальной Идее, способна сама подвигнуть народ к поиску путей самосохранения.
      В связи с особой актуальностью проблемы расовой депопуляции, часто возникает во-прос о соответствии человека расовому типу. Этот же вопрос имеет и свой отголосок: "А правомерно ли представлять национальную идею, если ей не соответствуешь по фи-зическим параметрам, то есть по расовому признаку?" Ведь не случайны современные нападки на историческую науку, на искусство и даже на те сферы знаний, где, казалось бы, национальное сознание ученого никак не может повлиять на научный результат.
      Впрочем, красная раса не имеет собственного сознания. Фактор национальности здесь куда сильнее расового фактора, несмотря на то, что национальность - всего лишь куль-турологический распад расы. И все-таки?
      Безусловно, существует лоббирование информации, связанное с влиянием националь-ных диаспор. Например, всем известно, что идею исторической неполноценности сла-вян создала немецкая научная школа, так же как и идею норманнского происхождения варягов. Создала на русской земле, преследуя вполне конкретную цель - возвеличива-ние исторической роли германской нации, причем именно тогда, когда эта нация пред-ставляла довольно жалкое зрелище.
      Какой же смысл, например, евреям искажать русскую историю, разве Израиль претен-дует на какую-то ее часть?
      Русскую историю искажала коммунистическая наука, но не в большей степени, чем наука православно ориентированная. Православные, например., считают, что до хри-стианизации Руси на ней царили мрак и полный упадок. Разве не эту идею подхватили немцы? Только на место попа с кадилом они поставили викинга с генеральным планом градостроительства.
      Для того, чтобы искажать информацию, нужно иметь по меньшей мере конкретную политическую цель. Никакой самостоятельной политической цели, кроме возврата на "землю обетованную" у евреев в России никогда не было. Не случайно, поэтому они то оголтело бросаются идеологизировать осуществлять пролетарскую революцию, то идеологизируют и осуществляют буржуазную демократизацию. Впрочем, не больше, чем это делают сами русские. Другое дело, что многочисленность еврейской диаспоры позволила ей контролировать целые сферы общественного бытия и области науки. Блокировать проникновение в них русского национального элемента. Однако вернемся к поставленному вопросу.
      Допустимо ли представлять чью-то национальную идею при физическом ей несоответ-ствии?
      Для того, чтобы избежать огульного охаивания услуг инородцев, достаточно обратить внимание на их реальные возможности в этом деле. Самобытные национальные куль-туры имеют очень мощный отпечаток в сознании людей. Представители этих культур, так или иначе связанные с собственной исторической традицией, будут находиться под ее влиянием даже вопреки сознательной тяге или профессиональной вовлеченности в культуру другого народа. Кроме того, веками формировавшаяся сверхзадача выжить и сохраниться, типичная для некоторых наций, заставляет их представителей, с одной стороны особенно чутко относиться к собственной исторической традиции и сохранять ей пожизненную верность, а с другой адаптироваться в любой национальной среде, используя камуфлирование по принципу "я свой". Потому инородец, играющий в русскую идею, тем не менее ценен в качестве ее проводника, чем заметнее собственная национальная идея.
      Даже если не принимать во внимание метафизические установки теории поля, согласно которым душа - это отражатель внечувственной информации, а "длина волны" носителя информации зависит от национальных особенностей, становится очевидным, что соответствие национальной идее - явление физическое. Хотя и здесь не обходится без исключений. Примером тому могут служить различные религиозные секты, имеющие ярко выраженную геоментальную ориентацию. В частности, кришнаиты.
      Расовая информация в нашем обществе окутана некой аморальной тайной. Раса есть сложившаяся в Природе физическая модель человека, наследующая многотысячный опыт его выживания и адаптации к внешней среде. Таким образом, внешняя среда опо-средованная человеческой расой и ее типами. Но поскольку человек далеко не всегда проживает именно в той геофизической среде, которая отражена в его расовой модели, то модель эта является просто носителем геоментальной идеи собственно своего куска мира. Даже если подобная идея и не имеет осмысленного продолжения в голове этого человека. То есть он ее не осознает.
      Мы должны смириться с тем, что не все в жизни выбираем сами. Мы не выбираем себе расу, а только следуем выбору, сделанному нашими предками. И все-таки у Природы нет пасынков, даже если это выбор был сделан не в ее пользу. Через поколения она ис-правит подобные ошибки. Возможно, ваше самосознание сориентировано на ментали-тет того народа, который отличается от вас по расовом3у или национальному признаку. И все-таки подумайте, нужно ли выступать наперекор той оценке, которую. Уже дала вам Природа. Нужна ли вообще ваша самоотверженность этому народу, для которого вы всегда будете, в лучшем случае, иностранным легионером.
      Доброй памяти Вергилий глубокомысленно говаривал: "Боюсь данайцев, даже прино-сящих дары". Трудно отказать народу в праве на скепсис, особенно если он оправдан фактически. Сопоставимость - одно из тех правил Природы, которое она внушает сво-им живорожденным творениям. Сопоставимость делит мир на "своих" и " чужих". И не для того, чтобы дать основание правоте библейской селекции людей, а исключительно из соображения сращиваемости живой материи. "Свой" - значит, сложенный из тех же самых кубиков, что и ты. Пропитанный тем же составом добродетели и порока, что и ты. Связанный с этой землей не по принуждению или собственному выбору, а произрастающий из нее, та же, как и ты.
      Другое дело, если "несопоставимый" "открывает ворота" этой идее у себя дома. Если он пробивает своей преданностью и верой сопротивление чуждого нам менталитета. Изнутри.
      Ведь Идея - это корневая система любого вида человеческой сплоченности, а корни любят не только рыть землю под собой, но и раздвигаться вширь. Национальная или расовая идея имеет много оттенков. Она проявляется в культуре, в воспитании, в гео-политике и в другом.
      Нельзя признать, что сращиваемость рас ценой отрицания собственной расовой идеи - дело, угодное Природе. Такая поддержка нужна только политически. Она никогда не будет долговечной и обязательно попадет под топор национального презрения. Другое дело, что расовые идеи далеко не всегда противоречат друг другу. Нужно только найти правильный подход к их разрешению.
      Можно ли, например, говорить, что мир должен быть разделен на четыре части (по цвету рас) пропорционально? Ведь черная раса составляет всего 10% от численности населения земного шара. Зато, желтая шагнула за 50%. Безусловно, что количество да-вит на широту зоны влияния. Однако, это проблема самой расы, а никак не всего чело-вечества.
      Зоной расовой дислокации может быть только географически сложившаяся область формирования и исторически сложившаяся область расселения, что и обозначено как геоментальное пространство.
      Мы не в состоянии вытеснить из Европы красную расу, природным пространством ко-торой является громадная территория, включающая в себя Ближний Восток, всю пе-реднюю Азию и Индостан. Но ведь история уже знает пример расселения этой расы посредством испанской колонизации в Южную Америку.
      Европейское пространство - самая минимальная расовая территория. Она уже трещит по швам. Идеология буржуазного либерализма скоро загонит белых в Северное море. Шотландцы, целый народ, еще в восемнадцатом веке носились с идеей национального переселения. Куда-нибудь в южные широты. Северная Америка, Австралия, Новая Зе-ландия... Куда еще бежать белым? И нужно ли бежать?
      Россия, как зеркало, отражает ту же проблему, только на собственной шкуре. Кавказцы расселяются по ее территории с быстротой весенне-посевной кампании. Можно не
      рассчитывать, разумеется, на то, что демократы или коммунисты, то есть две наиболее активные и значимые политические силы сегодняшнего дня, сформулируют миграци-онную политику с учетом интересов русского населения. Такого населения для демо-кратов уже не существует. С их помощью русский национальный элемент политически полностью вытеснен безнациональным "Российским" эквивалентом. Осталась культура. Чахлая, примитивизированная маргиналами, обескровленная традиционалистами, накачанная наркотическим американизмом. Ей недолго осталось тянуть.
      Потому для нас сегодня, на этой земле, варварская идея, белая идея и русская идея сли-ты в одно целостное понятие.
      Напомню, варварство - это особый вид физической жизнеспособности, при которой человек сохраняет способность к автономному существованию. Что не только уменьшает его зависимость от цивилизации, но во многом и перекраивают систему духовных ориентиров. В частности, уводит ее из-под влияния эстетизма и морализации.
      Вся западная общественная модель прошла путем совместно - централизованного вы-живания. Западная Европа, создавшая и новый Свет и буржуазную мораль и само понятие "западная цивилизация" - это культура абсолютно освоенных территорий, культура городов, которая и воплотилась в технократии. "Удобно" - основной символ этой культуры. Чем еще, как не удобством заниматься когда все освоено? От незатейливых скамеечек в храмах, не знающих толчеи, до абсолютной услужливости на каждом шагу бытового жизнеустройства. Бороться за жизнь перестало быть актуальным.
      Это сказалось на человеке "западной цивилизации".
      Варвар не только более неприхотлив, чем его европейский собрат, но и значительно более физически вынослив, что проявилось в его способности легко переносить боль, холод, психические стрессы, голод и т.п.. То, от чего типичный западный европеец бу-дет доведен до отчаяния или изнеможения, у варвара вызовет только улыбку. Причем жизненные ситуации, в которые вовлечен варвар, для западника часто вообще находят-ся за пределами понимания.
      Даже германская, самая агрессивная ментальная традиция Европы, не может и прибли-зить своих адептов к силе выживаемости русского варвара.
      Для преодоления этого перекоса и самому жизнеспособному немцу следовало бы пол-жизни, например, прожить в доме без горячего водоснабжения и с частичной подачей холодной воды, поездить на нашем транспорте или на наших автомашинах по местным дорогам, повозвращаться каждый вечер с работы домой в темноте наших переулков без надежды на пистолет, да еще, пожалуй, попытаться выжить на зарплату, составляю-щую примерно десятую часть от привычной для него. Так что вряд ли правомерно для запада во всем кивать только на русскую зиму.
      "Загадочная русская душа" - такой же символ варварства, как и его физическая несги-баемость. Душа - только отпечаток духовно - чувственной оболочки человека, и как понятие она вполне вмещается в рамки психических процессов. Вообще не существует ничего такого, что не поддавалось бы познанию. Другое дело, что некоторые его пути заводят в тупик.
      Что же такое душа варвара?
      Пожалуй, это абсолютная противоположность его физическому содержанию. Она сло-жена из простых, искренних, может быть в чем-то наивных чувств. Она не защищена и намеком на самолюбование или держание какой-либо духовно обдуманной позы. Эсте-тисты духовно все одинаковы. Их души - слепок их духовных учений. Души варваров - море оттенков Идеи Свободы.
      Традиционное стремление эстетистов к духовному самострою сужает границы их вос-приятия мира, ибо обращение вглубь самого себя неизбежно ведет к самоотрешенности и разрыву внешних человеческих связей.
      Варвар менее других подчиняем. И это тоже свойство его души. Почему? Потому, что он более независим от коллективных форм существования. Стало быть, психологиче-ское давление большинства не представляет серьезной угрозы его внутреннему равно-весию.
      Независимость варваров многие века мешала им даже организовывать свои войска строевым порядком. Не случайно униформирование, то есть единообразие формы - изобретение чисто эллиническое. Варвары лишь тяготеют к исторической типичности. И если символом эстетизма стала короткая стрижка и гладко выбритое лицо, символом варварства остаются длинные волосы и борода.
      Здесь следует вывод, имеющий для нас глобальное значение: даже внешний вид варва-ра подтверждает истину, что для поиска совершенства вовсе необязательно пользовать-ся искусственным усовершенствованием натуры. То, что вложено Природой естество, представляет тот уровень подлинной эстетики, которая когда -то прошла мимо глаз ко-пировальщика.
      Правда, судьба относительно каждого из нас совершенно по-разному распорядилась этим задатком. Вот стоят пред вами две женщины, одного возраста и равных возмож-ностей. Только одна из них способна прошибить ваш рассудок, а другую иначе как ба-бой и не назовешь.
      Где же та коварная рука, что так ощутимо разделяет Идею и ее воплощение в живой материал?
      И все-таки судьба - только исполнитель приговора, который выносит нам жизнь. Поду-майте, так ли вы распорядились своей жизнью, как этого требовала жизнь относительно вас? А может и не мы вовсе выбираем жизнь по себе, а сама жизнь, оценив "емкость" нашей натуры, наделяет ее мерой своего совершенства? Это звучит по варварски, ибо ставит Природу выше понятия "жизнь". Жизнь - только форма ее существования. Точнее, одна из четырех форм.
      Жизнь так долго создается Природой, вбирает в себя такой потенциал "раскручивания", названный эволюцией, что спорить с ее законами бесполезно. Сопротивление ей человека способно надломить разве что самого человека, изгадившего жизнь, но никак не могущего посягнуть на Природу.
      Нет, я не идеализирую варвара, наделяя его сознание паранормальными свойствами. Но ведь магия - творение варваров. И если согласиться с тем, что магия не только примитивное толкование явлений Природы, но и способ влиять на эти явления, становится очевидным, что варвар далеко не смиренно сносит даже самые безжалостные приговоры судьбы.
      Магия и есть душа варвара. Магия, то есть бунт против научного рационализма и все-знайства. Она менее подвержена догматизации, оставляя право своим адептам нахо-диться иногда в абсолютном противостоянии друг другу при этом сохраняя привязан-ность общему для них понятию. Магия никогда не была областью теории. Затеоретизи-ровали ее все те же доморощенные "колдуны" и "экстрасенсы", что уже получили пин-ка под зад от академической науки.
      И все-таки традиционная магия, по большей части, это уже хлам, потому что она при-митивна, а быть варваром вовсе не означает жить в отсталости и примитивизме.
      Помню, как в дискуссии с ученым-материалистом, мне пришлось прибегнуть к демон-страции влияния символа на подкорковые структуры головного мозга. Символ - это информационно насыщенный элемент, воздействие которого на мозг способно вызы-вать физиологические реакции. Символ может быть не только графическим, то есть действующий через визуальные связи. Он способен проникать в нас с помощью других органов чувств, например, обоняния слуха, осязания.
      В той ситуации мне предстояло трансформировать символ посредством внушения, не прибегая к проводящим путям органов чувств. Я даже не стал объяснять оппоненту, что собираюсь делать, с тем, чтобы ничем не мотивировать возможность его суггестив-ной реакции.
      То есть избежать невольной подчиняемости своему бессознательному опасению.
      Символ был выбран самый жесткий. На обывательском языке его можно было бы на-звать "знаком смерти".
      Мне приходилось им пользоваться всего несколько раз. Во всех знак стал причиной весьма специфических реакций человеческого организма. Не буду брать на себя сме-лость, утверждая, что он однозначно способствует летальному исходу. Однако четко выраженные патологические способности этого знака совершенно очевидны. Он чем-то напоминает вирус, уничтожающий живизну компьютерных сетей.
      Кстати сказать, достался он мне в качестве дара за участие в аналогичном эксперимен-те. Разница состояла только в том, что тогда, а это был 1983 год, последствия мы могли только предполагать. Нужен был скептик - доброволец. Я вызвался без колебаний. Помню, как набрав номер телефона испытателя, я торжествующим голосом изрек: "Ну вот, прошли ровно сутки и ничего не случи..." - договорить не удалось, трубка повисла на телефонном шнуре.
      Вообще за все эти годы единственное, что не подчинилось нашему уразумению - как регулируется "часовой механизм" этого "взрывателя".
      Моему оппоненту, согласно его убеждениям, ничего не могло угрожать. Это в какой-то мере оправдывало мои действия. Итак, его действия могли бы быть исключительно материалистическими, о есть построенными чисто механическим способом, а я мог по-пробовать, согласно моим взглядам, еще что-то сверх этого... Ровно полторы минуты, девяносто секунд. Он начал задыхаться.
      И все это - элементарщина, не требующая в магии варвара даже специальной подготов-ки. Так, познавательное баловство. Конечно, оно не столь безобидно как выскаблива-ние институтских конспектов. И все-таки с высоты своего жизненного опыта я не стал бы придавать особого значения подобным упражнениям.
      Другое дело - наша магическая практика сегодня. Не ради собственных амбиций будет связано, но к чему еще так может манить варвара, как не к охоте за временем? Влияние на время - вот истинная магия. Представьте себе, что утром вы входите к кому-то в дом и люди вдруг замечают, что все часы показывают полночь. Вы забрали у людей не-сколько часов жизни, вы просто "стерли" это время. Кто сегодня всерьез может считать эти способности формой реальной власти?
      Но вы никогда не задумывались, почему какой-нибудь видный политический деятель годом назад был в полном расцвете сил, а сегодня превратился в дряхлую развалину, в безвольного маразматика? Оставим это вопрос открытым и пожелаем удачи всем тем. Кто наивно полагает, что владея политической властью, владеет всем.
      Бесспорно то, что магические мотивы создают равновесие в душе варвара. Они уравнивают инстинкт познания и инстинкт подчинения природе. И то и другое - вечные спутники человеческой натуры. Потому на человеке лежит печать законов, которые никто не в силах отменить. Так никакая религиозная мораль не сможет подавить естественную тягу мужчины к женщине, или наоборот. До тех пор, пока вы здоровы, разумеется. Как это ни парадоксально, но болезнь для эстета часто является такой же "системой настройки" познания и поведения как здоровье для варвара. Взять хотя бы представление о религиозной святости в христианстве. Модулятором христианского сознания является параноик-юродивый.
      Трансформируем же собственную Идею Природы в нормы человеческого поведения. Эти нормы втиснуты во взаимодействие духовно - волевой и условно - правовой основ. Духовно - волевая основа поведения вбирает в себя всю собственную индивидуальность личности, условно - правовая - это нормы поведения, сложившиеся как следствие общественных условий жизни, в которые поставлена данная личность. Итак. Начнем с условно - правовой регуляции.
      1.Законы общества не могут быть выше законов природы.
      2.Зкаоны общества не должны противоречить законам природы
      3.Законы общества не могут быть выше интересов самого общества, и не должны противоречить этим интересам.
      Прокомментирую. Святая святых Государства - законодательный строй. Законы, как известно, всегда идеологизированы и принимаются (или корректируются) держателями политической власти весьма спорно, например, то обстоятельство, что большая часть населения России в период распада СССР имела ярко выраженную буржуазно - демократическую ориентацию. Однако, демократы взяли власть и утвердились в ней. Более того, демократы приняли свою конституцию России, сбалансировав по ней весь законодательный строй. В чем же тут дело? Все элементарно. В России никто и никогда не голосовал, а стало быть, и не выбирал буржуазную демократию. Голосовали конкретно за Ельцина, в поддержку его конфликта с коммунистическими основами государства. Дальше политическая интрига разыгрывается вокруг хитрого словечка "реформы". Вспомните, как вам вопросительно внушали: "За что вы будете голосовать: за реформы, и значит, за прогрессивную Россию, или против, и значит - за коммунистический кошмар?".
      Политика - это искусство обмана обывателя. Таким образом, горстка буржуазных де-мократов получила возможность причислить свое правление к самостоятельной воле русского народа. Вот потому, без этого демократического лицемерия мы заявляем, что мнение большинства для нас ничего не значит. Во-первых, еще никто не сумел дока-зать, что "большинство" - это лучшая, опорная часть общества. А во-вторых, потому, что мнение большинства легко покупается, продается или направляется.
      Ориентация на так называемое общественное большинство типична для буржуазной демократии, так и для коммунистической морали. И в том, и в другом случае это - ли-цемерное прикрытие политической власти одного отдельно взятого социального слоя.
      Для варварских общин выборность как идея никогда не будет только взвешиванием общечеловеческой массы, а результат выборности зависим от удельного веса этой мас-сы. Зададимся простым вопросом: "Почему при совершенно разных обязанностях пе-ред обществом, права у всех абсолютно одинаковы?"
      Почему боевой офицер, защищавший ценой собственного здоровья интересы Государ-ства во всех "горячих точках" по своим правам приравнен к бомжу или какому-нибудь социальному паразиту? Кто их так уравнял, само Государство? Нет, правовая идеоло-гия. В Природе нет такого равенства, поскольку в ней действуют законы равновесия, гармонии, а не буржуазно - демократической морали.
      Организация варварского общества имеет строго кастовые основы. А каста и есть тот критерий общественного значения, которому соответствует разная степень прав и сво-бод.
      Общество само заинтересовано в том, чтобы держать воинскую касту над Государст-вом. Чтобы никакой социальный слой не подчинил себе Воина для извлечения собст-венного социально - экономического интереса в виде государственной власти. Воин-ская кастократия - гарант исторически и социально объективного государственного строительства. Например, на данном историческом этапе практически парализована экономика государства. Нужно наладить Производство. Это следует делать, в первую очередь, с поднятия социальной роли производителя. Сословие производителей должно стать выше других. Для этого не нужно все общество идеологизировать по пролетарски или брать штурмом Зимний дворец. Воин поднимает в правах Производителя, воин обеспечивает ему возможность социального прорыва, поскольку от этого выиграет в первую очередь само Государство.
      Далее. Историческая ситуация может меняться. Например. Наступает кризис перепро-изводства, ослабления бытовой сферы, теоретической науки и т.п. Воин меняет касто-вые приоритеты, выравнивая крен государственного курса. Потому закон не может быть выше воинской касты, ибо закон - только механизм осуществления стоящих перед ней задач государственного строительства.
      Закон не может требовать от человека жертвования собственным достоинст-вом, честью, совестью.
      Закон не должен принижать степень ответственности человека в противовес степени его деяния.
      Закон не может ставить интересы отдельно взятой личности выше интересов всего общества.
      Мера ответственности человека за совершенное деяние не может зависеть от решения каких бы то ни было лиц. Суд ничего не решает, решает только закон.
      Мера социальной ответственности человека перед обществом должна быть про-порциональна широте его социальных прав.
      Мера ответственности общества за человека может компенсировать деяние этого человека любому лицу.
      Власть человека над обществом не может быть сильнее власти общества над че-ловеком.
      Власть не должна утверждаться законом, поскольку закон всегда является про-дуктом самой власти.
      Власть отдельного человека или группы лиц не может быть признана обществом, в случае, если она достигалась путем внутринационального конфликта, с помощью силового влияния на свой народ.
      Вот наиболее показательная часть конституции варваров. Безусловно, здесь не стави-лась цель продемонстрировать механизмы властедержания и социального регулирова-ния. Думаю, что на данном историческом этапе детальная проработка этих вопросов куда менее актуальна, чем популяризация идейной стороны сплоченности варваров.
      Теперь же пришло время раскрыть моральную подоплеку варварства, то, что было на-звано духовно - волевой основой поведения. Не стоит считать, что в этот кодекс чести уже нельзя ничего привнести, дополнить его содержание. И все-таки это - догмат. В противном случае он никогда бы не достиг своей цели. Мораль нельзя трактовать дву-смысленно. Обращаясь к опыту христианства, легко заметить, как разны социальный и национальный подходы к пониманию библейский идей способствовали созданию ере-си.
      Наша убежденность в том, что варварство - это идея варваров, порождает уверенность в гибели этой системы взглядов, едва только она достигнет понимания и поддержки у какой-то части эстетов. Пусть то, чего добьется эстет, привлеченный варварской идеей, называется как-то иначе. Пусть оно имеет свой кодекс чести и даже собственную идео-логию. Не будем забывать, что на Севере баобабы не растут.
      # # #
      Для стороннего наблюдателя должно быть уже очевидно, что варвар - это особый тип человека. Менее синтетический, чем его окультурированный собрат из пластикового коттеджа с компьютерическим чувством реальности и ущербным чувством собствен-ных возможностей. Однако, каждый воин в какой-то степени варвар. Даже тот, кто взлелеян эстетизмом. Потому, хотя мы и не гонимся обращать всех и вся в собственную веру, нельзя пройти мимо этого вывода: ХОЧЕШЬ ВЫЖИТЬ - БУДЬ ВАРВАРОМ!
      
      
      Глава VI. Огненный разум Севера
      
      Власть, как известно, стоит на трех китах: на оружии (вариант: физической силе), на деньгах и на контроле информации. Последний пункт здесь заслуживает особого вни-мания. Информация, разумеется, вовсе не толь безобидное собирательство фактов, ос-вещаемость и огласка событий, какой ее пытаются нам представить лжедемократы. Это очередное казенное лукавство. Информация была и есть системой влияния Государства на личность, причем независимо от его политической основы. Так же, как и сила, так же как деньги, информация - одна из форм влияния. Однако влияние это куда более изощренное, чем его первые две разновидности. Оно относится к тому способу воздей-ствия на человека, который изменяет психологическую структуру личности.
      Даже отсутствие органов политического управления страной не делает эту проблему менее актуальной. У буржуазных демократов вполне приработана координация инфор-мационного влияния, отчего их "объективность" воняет натовскими портянками.
      Природа идеологизации событий проста. Она выражается обязательной сопоставимо-стью происходящего с собственной системой взглядов. Причем, независимо от реаль-ной правильности или неправильности конечных выводов.
      Итак, информация - это театр боевых действий, где не бывает передышки между боями.
      Представьте себе на минуту, что вы не сориентировались в текущей информации. Не-дооценили расстановку сил или значение какого-то политического факта. Побочные действия от такого просчета ничтожны. Другое дело, если вы ошибетесь в оценке фун-даментальной информации. Это уже равно позиционной ошибке... Вот почему влияние на фундаментальные знания, их интерпретация, подача и популяризация - не больше, как политическая стратегия правящей идеологии. Сопоставимо ли " второе рождение" русского православия с властью буржуазных демократов? Безусловно! Сопоставима ли русская православная Церковь, активно поддержавшая реформы, приведшие к геноциду русского народа с самой русской Идеей? Ни в коей мере!
      Они пытаются переключить наше сознание на умозрительное столкновение антихриста со "спасителем", объясняя этим проблемы русского государства. Они пытаются спасти наши души с помощью новозаветных иудейских учителей. Они считают, что духовность для русских - это смирение и покаяние, а муки и страдания - это способ развития души. Они внушили нам идейное извращение: "Чем хуже - тем лучше!".
      Что ж, дурак достоин разбитого лба. Однако, пора уже не быть дураками. Сегодня про-тивникам русской независимой государственности особенно выгодна информационная неразбериха. Выгоден дисбаланс идей, поскольку он прекрасно подключается к общему действию центробежных сил в обществе. Безусловно, что они не только боятся "христолюбивого" русского воинства, но и всячески способствуют христианизации русской Армии. Об этом можно судить по пропаганде данного процесса в их средствах массовой информации.
      Другое дело - культивирование варварской идеологии в армейской среде. Не нудно быть провидцем, чтобы представить себе, какую бурю протеста вызовет пропаганда воинских духовных ценностей. Им невыгодна боеспособная Армия, поскольку это - самый мощный оплот Государства.
      Они не только разложили Армию изнутри, но и создают глобальный гражданский кон-фликт. Обратите внимание на суть информационного потока: Армия - обуза, Армия - проблема номер один. Налогособиратели выворачивают наши карманы, как бы для со-держания Армии. То есть, наши дети должны голодать, чтобы существовала Армия. К этому смыслу они подводят нас. Они создают конфликт, провоцируют столкновение гражданского населения и военных. Любой случай дедовщины у них становится пово-дом для громогласных политических деклараций. Миролюбие для них - только средст-во сдерживания воинского потенциала. Средство психологического разоружения. Кто это до сих пор не понял, тот достоин своего разбитого лба.
      Потеряв источники фундаментальной информации, допустив в них идеологию врага, мы потеряем все.
      Что же это за источники?
      ТЕОРИЯ АБСОЛЮТНОГО ПРИМЕНЕНИЯ
      Инициальная русская практическая философия
      Она не только бесценна как инструмент познания, но и социально сформулирована. То есть имеет воинский вектор познания.
      Мир - это сложение чисел, где каждое число является носителем символа - идеи. Пер-вично существовали только два числа: ИСТОЧНИК (рис. 1) и СОСУД (рис. 2). Меха-низм их взаимного влияния еще не был отрегулирован ввиду отсутствия Закона Обра-щения, известного как Закон парных чисел. Не было ни времени, ни пространства в том понимании, которым мы обладаем теперь, употребляя в своем мышлении парное соотношение большого и малого. Мир был никакой. Он не измерялся ни теплом, ни холодом, ни духом, ни плотью. То есть не было материи и не было способов ее трансформации. Но сближение Источника и Сосуда породило отношения между ними. Источник был обозначен как Огонь, а сосуд - как Лед. Они уравновесили друг друга. Огонь расковал пространство, а лед локализовал огненную плазму. В результате образовалась стихия Воды, как носитель Жизни, и каждое число получило возможность построения собственного Закона. Закон Источника или Закон Сварога называется Триглавом, А Закон Сосуда или Закон Стрибога - Законом пространства.
      Триглав гласит: все может быть в активном, нейтральном (уравновешенном) и пассив-ном состояниях, а Закон Пространства утверждает, что Мир - это замкнутая система, имеющая четыре связанные между части: север - юг - запад - восток, утро - день вечер - ночь, белки - жиры - углеводы - вода, холерик - сангвиник - флегматик - меланхолик и т.п. Каждый из этих законов по-своему сформулировал и идею парных чисел: Триглав развел их по принципу правой и левой руки одного целого, а Закон Пространства обратил каждое из чисел друг против друга. Сам же Закон парных чисел звучит так: раз положительное и отрицательное соединены, то они непременно следуют друг за другом. То есть одно открывает двери другому. Или же одно является фоном другого, можно сказать и так. Русское магическое сказительство очень активно использует этот принцип. Вспомните такой персонаж, как Иванушку - дурачка, который убедительно показывает всем, кто есть дурак на самом деле. Примерно то же самое демонстрирует и шекспировский Гамлет, которому, однако, не удалось ни взять власть в свои руки, ни выжить во враждебном окружении. Парные числа проходят через все крупные истори-ческие события. Например, влияние последствий русско-германской войны на возмож-ность захвата власти. Это парное число построили большевики в 1917 году. Обратное влияние чисел тоже легко проследить на исторических примерах. Америка, поднявшая свою экономику благодаря эксплуатации негров-рабов, получила в дальнейшем гло-бальный расовый конфликт и, как следствие, соответствующий уровень "черной" пре-ступности.
      У любого явления, как и у любого существа, в жизни есть свой антипод. Закон парных чисел позволяет это не только представлять себе, но и использовать, если вам удается, разумеется, выявить парную связь.
      Следующее число прямо связано с Законом Пространства, имеющего Сосуд в качестве символа. Две пары парных чисел строят особую систему симметрии, где важнейшая роль отводится точке баланса. Наличие подобного центра устойчивости позволяет Со-суду выполнять его роль. Роль накопителя. Это число символизируется самим челове-ком. Кроме того, это точка отсчета при движении в пространстве, поскольку куда бы мы ни двигались, у нас всегда будет существовать направление вперед - назад, вправо - влево. Четырехугольное пространство путешествует вместе с точкой. Данное число ассоциируется с такими связями, как? Государство и четыре сословия, или с фигурой Воина и его функциями - казна (налоги), суд, война и силовая поддержка правителя.
      Пятое число - принцип особой устойчивости. Так, традиционный дом состоит из четы-рех стен, а наиболее устойчивая повозка имеет четыре колеса и т.д.
      В свою очередь и "Закон Огня" - Триглав ищет пространственную устойчивость. Так возникает его отражение в парном числе. Это парное число строит совершенно иную взаимосвязь соединенных крайностей. Если в первом случае центральная часть Тригла-ва ставила крайности в функциональную зависимость друг от друга, чем способствова-ла усилению Целого, то во втором случае она способствует антагонизму крайностей, что, в свою очередь разрушает Целое. В жизни это число способствует элементу распа-да. Например, к власти в стране приходит политик, бездарность которого ведет к столкновению проблем и ослаблению Государства.
      Число семь - это число размножения. А если быть точнее - то простого внутриродового деления. Оно состоит из следующей композиции: отец - мать - сын(муж), отец - мать - дочь (мать), и, во избежание "расплетения веревочки", между сыном (мужем) и доче-рью (женой) тоже существует связующее звено - ребенок.
      Восьмерка является конструированием парного числа Закона Пространства. Восьмерка демонстрирует существование отрицательного измерения пространства и символизирует два соединяющих сосуда. Этот символ следует понимать как перетекание жизни из одной системы координат в другую. То есть ее непрерывность и обращаемость по принципу круговорота воды в Природе.
      Кроме того, восьмерка еще и символ косвенных связей. Например, ужесточение уго-ловной ответственности за изнасилование в советской правовой практике обернулось увеличением убийств жертв этого преступления. Любое событие, если к ему иметь особый подход, можно пропустить через это число.
      Девятка - число смерти. Она добавляет к соединяющимся Сосудам число Источника, разбивающее оба носителя жизни. Не случайно, что по - старославянски девять звучит как "нэветэ", то есть число "нави", смерти.
      Десять - число бога, число всемирного равновесия. Число Системы, то есть Число Це-лого. Оно нейтрализует Число Источника Нави, разрушившего спираль Сосудов, Легко заметить, что десять состоит из двух пятерок, стало быть двух законов Человека, где по принципу парных чисел один Человек - это Источник (мужчина), другой Человек - Сосуд (женщина).
      Принцип парности делений, по всей видимости, призван нейтрализовать жесткость и догматичность отдельно взятого числа. Парные числа представляют то, что академиче-ская философия называет бинарными оппозициями. Более понятными в таких катего-риях как сжатие и расширение, движение и покой. Как видим, парная связь пускает эти понятия в одной упряжке. Потому, например, попытка расчленить Добро и Зло так же лишено смысла, как лишена смысла попытка закрасить тень.
      Вполне очевидно, что числовая философия - вовсе не умозрительный бред теоретика. Ее закономерности сопровождают нас повсюду. Другое дело, способны ли мы сами влиять на число, создавая события, притягивающий ее парный антипод. Числовые сим-волы отражают уклад нашего бытия, равно как и любые изменения, происходящие с ним. Обратим внимание на числовую основу политических движений.
      Националистические организации с фашистским менталитетом. Здесь демонстрируется число с очень динамичным и жестким Источником. Эта жесткость разрушает Сосуд, благодаря силе своего напора и плотности состава. Причем разрушение Сосуда и есть главная идея данного Числа. Число Один - разрушение сильным источником слабого Мира. Возведение Героя - смысл этого числа. Однако отсутствие связи с Сосудом (реальным миром) приводит к тому, что Герой абстрактен. Его схождение с бытием приводит к неизбежному конфликту между ними, ибо идеализм Источника никак не может допустить возможность и законность какого бы то ни было сопротивления. Но, по законам физики, сила действия равна силе противодействия. Противодействие Источнику вызывает у него единственную возможную для этого Числа реакцию - физическое уничтожение.
      Демократические движения, как правило, всегда приходящие к власти после крушения диктатуры, напротив, блокируют жесткий идеализм Источника, что обусловлено чи-словой парностью их отношений с этим Источником. Кстати, числовая парность в по-литике иногда прослеживается на совершенно курьезных примерах. Так, начиная с 1917 года главы государства в России неизменно чередовались по принципу обилия волосяного покрова головы: Ленин - Сталин - Хрущев - Брежнев - Андропов - Черненко - Горбачев - Ельцин ...
      Для демократических движений первична житейская суть, идея у демократов не может посягать на физическое равновесие бытия. Потому мощный Источник здесь подменяется обилием мелких идей. Буржуазная демократия соотносима с числом Два, числом пустого Сосуда. У него прочные стены, но чахлое содержимое.
      Возникает естественное предположение, что чем уравновешеннее Число само по себе, тем меньший эффект парного числа оно способно создавать. Достигается же равнове-сие путем зависимости сторон друг от друга. Зависимость эта порождает действие цен-тростремительных, притягивающих полюса к стержневой основе. Символом этого чис-ла является Триглав. Он может втянуть в единое русло Идею и Силу, способную стать ее физическим воплощением. Естественно, что потенциал стержневой основы должен значительно превосходить удельный вес каждой из сторон. В противном случае неиз-бежно расшатывание Числа крайностями.
      Триглав позволяет использовать Источник не только как бич реальности, и вместе с тем насытить житейскую емкость Сосуда достойным содержанием. Единомыслие в Триглаве слагается из существования различий. Существование различий не только допустимо, но и обусловлено этим Числом. Оно вовсе не посягает на целостность Числа. До тех пор, конечно, пока устойчив общий вектор этих крайностей. Данное число отражено, между прочим, в молекуле ДНК.
      Этот знак имеет прямое отношение и к главному предмету нашего внимания - воин-скому сословию.
      В частности, что должно объединить формальное и неформальное воинство?
      Воинское сословие
      Что может объединить воинов с левыми взглядами и воинов с правыми взглядами?
      Воинское сословие.
      Что может объединить две конфликтующие воинские силы: Арию и службы правопо-рядка?
      Воинское сословие.
      И так далее.
      Однако главное в том, что такое воинское сословие способно объединить глобальную воинскую Идею и реальную воинскую бытность. У нас было достаточно возможностей, чтобы убедиться, что проблемы Воина никому не интересны, кроме него самого.
      Единомыслие - вещь, конечно, хорошая. Однако слабость таких систем как фашизм или коммунизм как раз в том и заключена, что они опираются на исключительное единомыслие. Иное мышление у них вызывает репрессивную реакцию, которая, в свою очередь, по закону парного числа, порождает движения сопротивления. Попробовали бы эти системы использовать иное мышление как необходимый элемент конструкции. Нет, для них сила собственного источника подавила существование еще каких бы то ни было побочных очагов. Однако, как полезно иногда бывает подсмотреть истину у Природы! Где это вы видел реку, не имеющую притоков? Оба берега отдают свои ручьи и протоки ее мощной стремнине. Это же Триглав.
      Таково самое краткое изложение Источника фундаментальных знаний, который мы используем в качестве философской основы русского воинского сословия. Представляя себя, свое бытие и сознание в качестве Сосуда для этого источника.
      Данная книга не ставит своей задачей более подробный рассказ о структуре воинского сословия, считая, что практическая область этого вопроса пока не нуждается в освеще-нии. Однако было бы неправильным оставить без внимания наш Символ и ритуал.
      Символ русского воинского сословия называется "Радогора" (рис. 3). Этот Триглав символизирует три соединенные жилы мироздания, движимые в одном направлении. Расшифровывается он как соединение Движения - Огня (Ра) с Идеей - Небом (Гор), где стержневой основой является еще одна могучая стихия - Дело.
      Менталитет Севера, символом которого также является стихия Неба, соединившись с менталитетом Востока - Огня, породил такое великое детище, как Россия. Это самое сильное слияние, его потенциал невообразим.
      Хорошо известно соединение данных стихий и по его политической модели - социа-лизму (Идея плюс Движение). Причем вразбивку они далеко не так совершенны. В ча-стности, Небо - отвлеченная философия, Источник идеологии, никак не опирающийся на реальное воплощение. На что же оно может опереться? На Землю? Между этими стихиями прямая связь, говоря уже понятным читателю языком, они являют одно пар-ное Число. Но в том-то и проблема. Воплощение идеи Неба стихией Земли - это при-мерно то еж самое, что и попытка представлять интересы природы посредством хими-ческих производств. Стихия Воды? Самая пассивная из всех стихий, кроме того, ее за-дача - не дать умереть идее. Все определено Природой: Небо (ветер) разносит семена, Земля с помощью Воды проращивает их, Но главное условие - наличие тепла и света, то есть стихии Огня. Стало быть ответ очевиден.
      Сам по себе огонь - это энергия, движение, энтузиазм, работоспособность. Но без Идеи они часто лишены смысла. Потенциал стихии растрачивается впустую.
      Огонь и Небо - самое боеспособное Число. Его соединение отражено, также на ритуале боевого приветствия (рис. 4).
      Этот способ приветствия характерен для древнерусского воинства, как клич "Ра!", ко-торым он сопровождается. Правда, благодаря монгольской интерпретации, он превра-тился в "Ура!" Однако мы склонны к историческому традиционализму. Предвижу во-прос: "В чем же прагматизм выбора?" Все очень просто: "Ра" способствует выбросу ад-реналина в кров, а "ура" - только лишь "длинное" дыхание.
      
      
      Подведём итоги
      
      Думаю, что вопрос "Для чего нужно воинское сословие?" вдумчивый читатель уже не задаст. Другое дело, посильна ли перед нами задача. Но на этот вопрос каждый отвеча-ет сам, поскольку ответ зависит от того, какой мерой, какой полнотой человеческого достоинства вы себя измеряете. Эти понятия никогда не были одинаковыми для всех. Конечно, большая часть способна только на сочувствие. Кто-то из числа тех, за чьи ин-тересы мы готовы сложить головы, будет сопротивляться, вменяя нам в вину опасное социальное подвижничество. Послушные псы Закона. Еще вчера они служили проле-тарскому закону, сегодня - буржуазному, а завтра - вес равно какому. Таково их жиз-ненное назначение. НЕ думать, НЕ обсуждать - их жизненное призвание.
      Но ведь Закон - это инструмент подчинения общества правящему эшелону. Нет закона, который был бы не в угоду властедержателям. Такова реальность, И никогда не будет существовать закона, который бы позволил бороться с антинародной властью. Ни при какой форме демократии. Государством управляли и управляют бюрократы и казенные чиновники. Они не только прикрываются политическими идеалами, оставаясь на деле вне идеологизированной прослойкой общества. Бескорыстие чиновника только степень его послушания Системе. Совесть чиновника - мерило этой системы. Так будет до тех пор, пока Воин фундаментально не изменит ситуацию. Однако это не значит, что сейчас нужно все силы положить на подготовку крестового похода против власти. На смену ей придет такая же власть номенклатуры и аппаратчиков. Поменяются только лица. Текущая политика, с ее расстановкой сил, ничего не может сделать для жизнеспособного русского государства. Влезть в эти дрязги - значит, дискредитировать себя и подорвать интерес людей к нашей Идее. И пусть сегодня наша Идея весьма привлекательна для тех многих, кто не станет с нами советоваться в стратегии и тактике политической борьбы. Что ж, мы не делаем секрета из того, что прикрываемся дураками. Пусть дураки соберут всю щедрость государственного противодействия, пусть наорутся вдоволь над своими свастиками. Дурак выгоден, это понимают все, кроме него самого. У государства есть с кем бороться, у нас есть кем себя оттенять.
      Все общественные идеи можно разделить на деградирующие и развивающие. Для того, чтобы идея развивалась, степень общественного сопротивления ей не должна превос-ходить уровень общественного восприятия этой идеи. Потому трудно считать разви-вающимися в настоящее время на русской почве идеи буржуазного либерализма, равно как и коммунизма или фашизма. Никто не учитывает соответствие источника и подби-раемой для него Емкости. Мы не стремимся всем понравиться, но мы не можем не учи-тывать и силу вживляемости Идеи в интеллектуальное поле нации.
      Сегодня необходимо придерживаться принципов, которые можно расценить как прин-ципы выживания. Во-первых, нельзя делать число врагов большим, чем число сторон-ников. Во-вторых, если враг уже есть, нужно в противостояние с ним подставлять не себя, а кого-то другого, находя для этого сколько-нибудь значимое противоречие меж-ду ними.
      В-третьих, не требовать от людей того, чего они не могут дать. В-четвертых, не возно-ситься самим, а поднимать "волну". В-пятых, никогда не изменять тем, кто без всякого принуждения тебя поддержал и к тебе примкнул. В-шестых, заботиться об их достоин-стве, и быть источником их самовдохновения. В-седьмых никому ничего не обещать. В-восьмых, всегда рассчитывать на худшее. В-девятых, извлекать для себя пользу из всего. И, наконец, в-десятых, всегда иметь дорогу для отступления.
      Суть нашей Идеи звучит как "Воин, усиливающий Государство". Из этого следует, что мы опираемся на две точки опоры. То есть, мы социально патриотичны. Социально потому, что представляем интересы воинского сословия, а патриотичны потому, что в мире нет одного сильного государства вне идей патриотизма. Будь то американский патриотизм или какой-нибудь иной его вариант. Достаточно очевидно, что проблемы национального русского государства неразрешимы вне проблем социального (сослов-ного) регулирования. Смешать всех в кучу, руководствуясь только принципом нацио-нального самосознания, может только политически наивный человек. Ибо социальные инстинкты часто значительно сильнее национального сознания. Так продажность ком-мерсанта обусловлена основной идеей коммерции: ВСЕ ПРОДАЕТСЯ И ВСЕ ПОКУ-ПАЕТСЯ!Безусловно, есть коммерсанты, которые не все продают. Например, не про-дают Родину, не продают свою совесть. Однако, с точки зрения коммерции, это плохие коммерсанты.
      Мы не заигрываем и не переоцениваем наш народ, который в основной массе своей работать не умеет и не хочет. Мы, честно заявляем, что не будем его упрашивать. Россия должна получить то, чем каждый из нас ей обязан. Сейчас сложилось неверное представление, что только она обязана всем поголовно.
      Мы не боимся браться за эти задачи, поскольку сверхзадача была и есть мерилом воин-ского достоинства. Не нужно забывать, что историческая задача дается Воину в соот-ветствии с местом, временем и обстоятельствами, и ее формулировка не зависит от сте-пени готовности воина ее решать.
      Мы не ставим сиюминутных политических целей. Спешить к власти нужно буржуаз-ным либералам или коммунистам. Потому что сегодня они есть, а завтра их нет. Воин - это навсегда. В русской действительности первостепенная задача состоит не в захвате власти, к чему так рвутся, а в том, чтобы быть готовым реально ею владеть. Ни одно из современных политических движений уже или еще не может полностью контролиро-вать такую громадную территорию как Россия. Не везде уже есть коммунисты, не везде есть демократы. Воины же есть везде. (* И все-таки, даже избегая спринтерских дис-танций в политике, нельзя упустить момент. Разум - это способность кратчайшим пу-тем следовать к намеченной цели. Разум подсказывает, что пришло время поднимать сословие из руин истории.)
      Самая большая проблема для нас заключена в том, что у воина притупились собствен-ные социальные инстинкты. Место для социально независимого воина давно уже не предусмотрено политическими основами русского общества. Частично это место заня-ли казаки. Однако мы не посягаем на казачество, ибо далеко не все воины - казаки, и не все казаки - воины.
      Отсутствие социальной независимости делало и продолжает делать Воина разменной картой чьей-то политической игры. Сегодня пора этому положить конец. Сегодня уже мы можем не только охранять сытый покой толстосумов, прислуживая им за гроши, но и заставить их работать на нас.
      Если ваши судьба - это судьба Воина, независимо от того, носите вы погоны или нет - Русское воинское сословие ждет вас!
      
      Наш Организационный комитет отвечает только на вопросы,связанные с порядком вступления.
      Обращаться письменно по адресу:115304, г. Москва, а\я 734, РУССКОЕ ВОИНСКОЕ СОСЛОВИЕ
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Александр Константинович Белов (biorezonans@mail.ru)
  • Обновлено: 24/06/2012. 196k. Статистика.
  • Обзор: Россия
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка