Зудилов Евгений: другие произведения.

Долгий путь в Америку. Часть вторая - "Брайтон"

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 2, последний от 10/07/2004.
  • © Copyright Зудилов Евгений (genez@myway.com)
  • Обновлено: 17/02/2009. 53k. Статистика.
  • Дневник: США
  • Оценка: 6.93*11  Ваша оценка:



    Долгий путь в Америку

    Евгений Зудилов

    - Часть вторая -

    Брайтон

     

    Август 1993 г.

    Как ни странно, но я снова в Америке. На этот раз в командировке от частного информационного агенства. За два с половиной года, прошедшие со времени моего возвращения из первой поездки в Америку, многое чего изменилось: я сменил пару работ, открыл несколько кооперативов и ТОО, но все без особой пользы. Производить что-либо было абсолютно бесполезно. Инфляция, налоги и задержки платежей сводили на нет любую полезную деятельность. Выгоднее всего было заниматься финансовыми аферами или торговать на рынке. К финансовым аферам у меня не лежала душа, и я проводил выходные, торгуя компьютерным барахлом на Тушинском радиорынке. Я все еще числился руководителем службы сервиса в одном из умирающих совместных предприятий, а также подрабатывал тем, что называл "паять, лудить, ЭВМ чинить", а именно: обслуживал компьютеры в нескольких организациях, одной из которых и было информационное агенство.

    Мои соратники, в кооперативах которых в лихое, но веселое время перестройки и гласности я занимался перепродажей компьютеров, рассеялись. Один из них разорился дотла, другой поехал посмотреть на жизнь в Америке и там безвозвратно сгинул, третий же, наиболее преуспевший в финансах, получил пулю в грудь на пороге собственного банка и навсегда переместился на Ваганьковское кладбище.
    Остатки моих денег таяли устрашающе быстро, и поэтому предложение поехать в Нью-Йорк, чтобы открыть там отделение агенства, я принял не раздумывая.

    Но сначала мне предстояло решить очень непростую техническую задачу - как передавать с задержкой не более получаса информационные бюллетени из Москвы в Нью-Йорк и не платить за международные звонки. Об интернете тогда не было ни слуху, ни духу. Все, что существовало в Москве, - это сеть BBS и хилые зачатки Фидо. В СП, где я работал, мне уже удалось наладить с помощью модема регулярный обмен письмами со Швецией, но это был обычный текст на английском языке. Здесь же мне нужно было передавать русский текст в виде Вордовских файлов, притом без потери форматирования. Окончательное решение было таково - Вордовский файл сжимался программой ARJ, затем перекодировался в семибитную кодировку. Через московский gateway сети Sprint, я передавал файл в сеть Compuserve, откуда я его скачивал на компьютер получателя, перекодировал в 8 бит, обрезал лишний заголовок, переименовывал, разархивировал, получал искомый Вордовский файл и после этого распечатывал на бумаге.
    Страшно, громоздко, но все работало. Язык до Киева доведет, а техническая смекалка - до Нью-Йорка.


    Живу я недалеко от знаменитого русского района - Брайтон Бич. Здесь, на узкой прибрежной полосе в несколько кварталов, расселились выходцы из бывшего СССР. Многоквартирные дома, вокруг деревья и стриженые газончики, по которым бегают белочки. От океана веет свежестью и прохладой. Это конечно не Калифорния, но жить вполне можно. Пару кварталов в сторону - и белое население редеет, разбавляется выходцами из стран Латинской Америки, говорящими на испанском. Дома похуже, мусора на улицах побольше, но и жилье дешевле.

    Еще два-три квартала, и белых лиц почти не видно. Зато среди латинос тут и там мелькают черные лица. Здесь, на тупиковой улочке, агенство сняло мне комнату в частном доме. Жизнь среди этих людей меня не напрягает - наоборот, мне интересно посмотреть на них со стороны. В начале нашей улицы находится мастерская по ремонту автомобильных радиаторов. Ворота ее всегда распахнуты настежь, около них валяются ржавые радиаторы. Тонкий ручеек антифриза течет прямо по тротуару в ливневую канализацию. Чуть подальше лавочка, торгующая сразу всем на свете, затем несколько жилых домов и в конце улицы свалка из старых автомобильных покрышек, мебели и всяческого барахла.

    Работа меня сильно не напрягает. Все, что нужно, я делаю в первой половине дня. Послеобеденное время остается свободным, и я брожу по Брайтону и пролегающим улицам, стараясь свежим и незамыленным взгядом уцепить, как можно больше подробностей местной жизни.

    Итак, первые впечатления:

    На Брайтоне никто не говорит по-английски. Даже продавцы в овощных лавках, по традиции принадлежащих китайцам, споро лопочут по-русски. Десяток английских слов, все же проникших в русскую речь, - апартмент, рент, супервайзор, кэш - новоприехавшими выучиваются за три дня. А больше и не надо. Во всех государственных учреждениях типа госпиталя или DMV (отдел регистрации автомобилей) есть русские переводчики.

    С моим английским языком происходит нечто странное. Я по-прежнему понимаю, о чем говорят белые американцы. С трудом, но понимаю латинос и абсолютно не разбираю речи черных. По отдельным словам я догадываюсь, что это английский, но все сливается в какое-то неразборчивое бормотанье.

    Расхожее выражение: "Мы в Америку не ходим, нам и здесь хорошо". Наблюдал интересную картину - в здоровенном продуктовом магазине, принадлежащем китайцам, за кассой девушка-китаянка не смогла по-русски что-то обьяснить бабуле, расплачивающейся за продукты, и перешла на английский. Бабушка сначала оторопела от такой наглости, а потом возопила на весь магазин: "Здесь кто-нибудь говорит по-английски? Переведите ей, что это стоит на 25 центов дешевле!"

    Еще одно сильное впечатление - я стал евреем. Попал однажды в компанию, где за столом долго обсуждали гонения на евреев в СССР. При этом часто употреблялось выражение "мы евреи..." Мне стало как-то неловко, и я сказал, что я не еврей. На что мне было строго указано: "Это ты брось: попал сюда, живешь на Брайтоне - значит, еврей". Хотя для американцев все выходцы из бывшего СССР - вне всякого сомнения - русские.

    Брайтонский котел переваривает даже случайно попавших сюда американцев. На Брайтон-авеню видел двух черных полицейских, лузгающих семечки и сплевывающих прямо на тротуар.

    Кредитных карт и чеков никто не признает. За все рассчитываются наличными. Зато в магазинах часто не берут налог на продажу.

    Возможностей для работы на Брайтоне мало, поскольку основных источников денег всего два - пенсионеры, получающие пенсию, и беженцы, получающие государственное пособие - вэлфер. Весь Брайтон - это магазины, разнообразные ремонтные мастерские, лавки и лавчонки. Впрочем, кому-то удается разбогатеть и на этом. По воскресеньям по Брайтону гуляют солидные парочки - упитанные розовощекие мужчины, обычно одетые в черный костюм-тройку, ведут под ручку еще более упитанных жен, затянутых в шелковые платья лилового или черного цвета. При встрече с другой такой же парочкой они важно раскланиваются. Народ на улицах понимающе переглядывается и шепчет: "Местечковые". В моем представлении именно так и выглядели нэпманы двадцатых годов.

    Впрочем, таких - по пальцам перечесть. Весь народ крутится, как только может. Стабильнее всех пенсионеры - у них есть субсидированное жилье и пенсия. Получающие велфер попадают в своего рода капкан. Если найти какую-либо официальную работу, то тут же лишишься велфера, а найти работу с зарплатой, превышающей велфер, не так то просто. Гораздо проще получать велфер и найти какую нибудь подработку за наличные, или, как здесь говорят, за кэш. Почти все так и делают. Но тут человек завязает еще глубже. Теперь, чтобы найти нормальную работу, нужно, чтобы зарплата превышала суммарный размер велфера и подработки за кэш. А это уже почти невозможно.

    Брайтон - своего рода Ноев ковчег. Худо-бедно, но представлены все нации, населявшие бывший Советский Союз. Встречаются и совсем странные типы. В одном из дворов я увидел врытый в землю столик, покрытый сверху пластиком. На скамеечках вокруг него сидели колоритные дяди в тренировочных штанах и синих, линялых майках. Над столиком мерно вздымались волосатые, татуированные руки и с грохотом забивали фишки домино.
    - Рублю шестерочный! Рыба!
    Боже мой, какая же неведомая сила перенесла этих курносых рязанских или коломенских работяг в далекий Брайтон?

    Хуже всех приходится тем, кого судьба забросила в Нью-Йорк с гостевой визой, двумястами долларами в кармане и смутной надеждой: "Америка не Россия: там не пропал, а уж здесь тем более не пропаду". Без хорошего знания языка, востребованной профессии и знания американских реалий жизни они быстро оказываются на Брайтоне в надежде хоть тут как-то "зацепиться за Америку".

    Попытки продлить кончающуюся гостевую визу или получить статус беженца уже после приезда в Америку, в 99% приводят к одному результату - переходу на нелегальное положение. Как говорится, "хрен редьки не слаще". За кэш работы приличной работы почти нет, тут все экологические ниши уже заняти вэлферщиками. Для них и двадцать долларов в день - неплохая доплата к велферу, для нелегальщика же это уровень голодания.

    Через три дня после моего приезда на нашей улице случился пожар. В 10 часов ночи как-то сама собой загорелась припаркованная машина. С сиреной и мигалками приехали пожарные и залили пеной обгоревший остов и половину улицы. Владелец не обнаружился. Я спросил хозяйку дома, что бы это означало? Та ответила, что это распространенный в Нью-Йорке бизнес: старую автомашину страхуют на максимальную сумму, потом сам владелец угоняет ее в укромное место, поджигает и заявляет в страховую компанию об угоне. Наша тупиковая улица идеальное место для этого. Через три дня, также ночью, сгорела универсальная лавочка на нашей улице. Неделю все было тихо. В следующую субботу, ближе к вечеру, я заметил на нашей улице припаркованную незнакомую машину. Под поднятым капотом возился здоровенный, татуированный, как здесь говорят "афроамериканец", отвинчивая какие-то запчасти. Через час я выглянул полюбопытствовать, как идет "ремонт". Машина стояла на домкрате, а умелец шустро откручивал последнее колесо. Вечером мне что-то не спалось. Сон ко мне пришел только тогда, когда по оконному стеклу заполыхали отблески пожара и издалека послышался нарастающий вой пожарных машин.

    Как - то, гуляя вдоль океана, я обратил внимание на ряд железных контейнеров, рядком стоящих вдоль улицы. Торцовая часть их выходила к тротуару. Двери контейнеров были распахнуты, а внутри на полках и просто грудами на полу громоздилось разнообразное барахло, начиная от заржавленных перочинных ножичков, мятых футболок, видеокассет с порнофильмами и кончая облезлой и поцарапанной мебелью. Владельцами этих лавочек, конечно же, были русские, и называли они их гордым американским словом - бизнес. Я медленно продвигался вдоль ряда разноцветных контейнеров и где-то в середине наткнулся на лавчонку, под завязку набитую электронным барахлом. Сердце мое не устояло: я зашел внутрь. За прилавком стоял побитый жизнью человек неопределенного возраста. Щеки его были покрыты двухнедельной голливудской щетиной, взгляд настороженный и одновременно заискивающий: как никак, покупатель забрел.

    Разговорился с небритым владельцем контейнера. Сам он из Харькова, живет на Брайтоне уже шесть лет, а три года назад открыл эту лавочку. На витрине я заметил фотоаппарат и поинтересовался, сколько он стоит. Цена была баснословно дешевой, и я решил его купить. Пока я рассматривал фотоаппарат, в дверь вошли два черных подростка, одетых по последней бруклинской моде: сверху - черная трикотажная кофта с натянутым на голову капюшоном, снизу кроссовки и спадающие на них, минимум на пять размеров больше, необьятные джинсы, штанины которых соединялись между собой где-то на уровне колен. Представители национального меньшинства положили на прилавок автомобильный радиоприемник и забормотали с хозяином на тарабарском английском. Через минуту он бросил его на полку и отсчитал несколько смятых бумажек. Я вспомнил, что на нескольких припаркованных на улице автомобилях я видел прикрепленную со стороны водителя на стекле бумажку с надписью: "Нет радио, нет кассетника - ничего нет", и в душу мою закралось тяжкое подозрение.

    Купленный фотоаппарат все же оказался дефектным, и мне пришлось приходить в контейнер еще несколько раз, пока я не обменял его на другой. За это время мне стала ясна модель бизнеса. Небритый хозяин скупал по дешевке все, что ему приносили. Сломанное ремонтировал, а потом продавал. То, что невозможно было починить, разбирал на запчасти. Доходы, видимо, были мизерные, но он наверняка не платил налогов. К тому же он как-то обмолвился, что многие владельцы лавочек зарегистрировали их на имя родственников, чтобы не лишиться пособия по безработице. Думаю, что и сам он не был исключением.

    Октябрь 1993 г.

    Почти каждый день мне приходится ходить на почту. Как-то по пути я обратил внимание на магазинчик, в витрине которого были выставлена на продажу разнообразная и явно бывшая в употреблении техника.

    Зашел внутрь - как в родной дом попал. У входа - стойка, а за ней столы, заваленные электронными платами, чадят два паяльника, от них такой знакомый синенький дымок канифольный вьется, и по экрану осциллографа змейка зеленая бегает. За столами два человека. На их лицах явственно просматривается печать высшего образования. Познакомился, представился. Один из них оказался хозяином мастерской, другой - его работник. Как всегда в этих случаях, начались разговоры: кто, откуда, где учился и давно ли в Америке. Выяснил, что хозяина мастерской зовут Ефим. Это веселый и худой человек лет тридцати пяти, по образованию инженер-электронщик. Выяснив, что я разбираюсь в компьютерах, Фима предложил мне починить парочку дисплеев. Я, конечно, же не отказался и, начиная с этого времени, стал регулярно посещать магазин.

    Постепенно узнал его историю. Восемь лет назад волна эмиграции подхватила Фиму и его семью в Одессе, протащила через Италию и выбросила на песчаный берег Брайтон Бич. Начинал он свой бизнес тоже в барахольном контейнере, который он безо всякой иронии называл душегубкой. Летом, когда жара частенько доходила до сорока градусов в тени, металлический контейнер раскалялся так, что в нем можно было потерять сознание. Как-либо охладить эту железную махину было невозможно. Зимой же, естественно, его было невозможно согреть - контейнер промерзал насквозь. Температура внутри всегда была отрицательная. Все, что можно было сделать, это поставить два электронагревателя - один снизу, около ног, и второй сверху, над которым он отогревал коченеющие руки, когда они уже не могли держать мелкие детали. В душегубке Фима, как стойкий оловянный солдатик, проработал два с половиной года, пока не скопил сумму, достаточную для того, чтобы снять нормальное помещение и открыть свой бизнес. Закончил он свою историю так: "Это тебе, брат, не Россия - это Америчка: тут крутиться надо!"

    Впоследствии я часто слышал от него эти слова. Все мои уверения насчет того, что Россия совсем уже другая и в ней тоже ой как надо "крутиться", Фима воспринимал скептически. В его представлении Россия навсегда осталась страной, где можно ничего не делать за сто двадцать рублей в месяц.

    Фима не жмот, но за каждый доллар бьется с покупателем, как лев. Вот приходит тетка и приносит неработающий утюг. Фима оценивает ремонт в четыре доллара, женщина предлагает три.
    - Женщина, где вы видели, чтобы утюг чинили за три доллара? Найдите мне такое место, и я починю вам его бесплатно! Я и за четыре сделаю только из уважения к вам - с американца я бы взял шесть.
    Препираются они минут пять и все же сходятся на четырех. Глядя на них, я вспоминаю описания торговли на одесском привозе. Клиентка уходит. Фима сноровисто вскрывает утюг, зачищает и затягивает контакты - утюг работает.
    - Видал? Пятнадцать минут и четыре доллара в кармане. Это тоже деньги! На улице они не валяются. Ты видел, чтоб на улице четыре доллара валялись?
    - Нет, не видел.
    - И я тоже. Это брат Америчка - тут крутиться....
    Я с ним уже не спорю. Мне по душе этот энергичный и неунывающий человек. Чтобы его подбодрить, я говорю:
    - А что, Фима, может быть, еще десять лет, и ты будешь писать мемуары "Как я заработал свой первый миллион".
    - А что? Может быть. Это брат не Россия....

    Основные доходы мастерской приносит ремонт. Как и контейнерщики, Фима тоже скупает у приходящих людей разнообразную бытовую технику - телевизоры, радиоприемники, видеомагнитофоны и микроволновые печки. Есть и отличие - Фима не покупает автомобильных приемников. На мой вопрос, почему, ответил кратко: "Краденое не беру!"
    Неработающую аппаратуру Фима чинит сам или отдает для ремонта одному из работников. Потом она выставляется на продажу. С работниками у Фимы заключен договор - все расчеты производятся только после того, как отремонтированный аппарат кто- нибудь купит. Жестоко, но никто не жалуется.
    Покупают же аппаратуру, в основном, черные. Создается впечатление, что Фимина мастерская - это промежуточный пункт, через который течет непрерывная река аппаратуры. Начинается она где-то в белом районе, а заканчивается - в черном. Что именно двигает этот поток, мне пока не ясно.

    Почти все ремонты начинаются одинаково - аккуратно отвинчиваются винты, затем с аппаратуры резко сдергивается верхняя или задняя крышка. Вот тут не зевай - хватай баллончик с аэрозолем и поливай разбегающихся во все стороны рыжих, усатых тараканов. Кого-то успеваешь прикончить, кого-то нет. По стенкам мастерской и в задней комнате навалом лежат груды неработающей аппаратуры, используемой на запчасти. Она то и служит пристанищем для уцелевших от расправы счастливчиков. Кормиться они ходят за стенку - там расположена мясная лавка - жить же и размножаться предпочитают в мастерской. Насколько я понимаю, тараканы являются настоящим бедствием окружающих домов, для Фимы же они являются источником дополнительного дохода, так как почти половина поломок видеомагнитофонов связана с ними. Рано или поздно количество дохлых тараканов внутри видика превышает критическую массу, и нежные внутренности Sony и JVC отказываются перемалывать их.


    Память моя обладает странным свойством - я, как тот кот с Лукоморья, практически не помню ни одного стихотворения до конца, зато помню массу каких-то обрывков, которые вспоминаются кстати и некстати и зачастую крутятся в моем подсознании несколько дней.
    Вот и сейчас, хожу и твержу Галича:

    "Опять над Москвою пожары,
    И грязная наледь в крови.
    И это уже не татары,
    Похуже Мамая - свои!"

    Брайтон кипит, как разворошенный муравейник. Новости по CNN непрерывно показывают танки на набережной Москвы реки, горящий Белый Дом и штурм здания телецентра в Останкино. Комментарии отстраненные - российский президент Ельцин вступил с вооруженную конфронтацию с парламентом. Что в самом деле творится в Москве и кто берет вверх - неясно. В магазине у Фимы разобрали все коротковолновые приемники. Люди на улицах собираются кучками, обсуждают события и делятся слухами. У всех в России остались родственники и друзья. Владельцы приемников слушают ВВС и Голос Америки на русском и тут же пересказывают новости обступившим их людям.
    Через несколько дней все утихает. Ко мне возвращается надежда, что правительство не будет дважды наступать на те же грабли и наконец-то сделает то, что должно было сделать еще в августе 1991 года - запретит коммунистическую партию и начнет экономические реформы.

    Декабрь 1993 г.

    Договор об аренде квартиры близится к концу, и мне пора подыскивать новое жилье. В мастерской у Фимы я познакомился с Лешей - еще одним владельцем бизнеса по ремонту бытовой электроники. Спросил у него, не знает ли он кого-нибудь, кто может сдать мне квартиру на пару месяцев? Леша, недолго думая, предложил мне поселиться у него. Он снимал "one bedroom apartment" (квартиру с одной спальней) на пятом этаже старого шестиэтажного дома. По российскам же понятиям это было двухкомнатная квартира, так как, кроме спальни, там была еще и гостиная комната, которую он предоставил мне. Я по-спартански бросил матрас в углу гостиной и поставил рядом выданную мне Лешей тумбочку и лампу.

    Отлично - что еще можно пожелать: чисто, тепло, есть с кем поболтать под вечернюю рюмашку и всего-то лишь в двух кварталах от Брайтона. Правда, все окна выходят на глухую кирпичную стену соседнего дома, до которого всего лишь десять метров, но мне то что до этого? Я здесь жилец временный.

    После моего вселения, вечером, мы нажарили свиных отбивных, и, сидя на кухне, отмечали новоселье хорошо охлажденной бутылочкой Смирновской. Я заметил, что по кухне нагло ползают здоровенные рыжие тараканы. Спросил Лешу:
    - А что тараканов нельзя чем-нибудь выморить?
    - Без толку, - меланхолично ответил он, - тут их в доме, наверное, миллионы. Сегодня выморишь одних, завтра от соседей прибегут другие на освободившееся место. Дом-то старый - перекрытия все в дырах. Сейчас они попрятались, а вот ночью все повылазят. Да ты сам увидишь.

    И я увидел... Когда я ночью встал и, включив свет, зашел в ванную, то не поверил своим глазам - весь умывальник, как дерево мхом, был покрыт рыжей, шевелящейся массой. Часть из них, видимо, более слабонервные, бросились врассыпную, другие же нагло уставились на меня, шевеля усищами и как бы говоря: " у ты что, тараканов не видел? Делай свои дела и сматывайся, не мешай нам".
    Зашел на кухню - хлебнуть водички. Ба! Там точно такая же картина! Да, это не робкий московский таракан, таящийся в трубе мусоропровода, - это настоящий, полноправный житель, мы же для него всего лишь поставщики пищи.
    Ночью я несколько раз просыпался и включал свет - мне казалось, что по мне ползут тараканы. Я был не прав: на мне их не было, но проклятые рыжие твари бегали по полу прямо около моего матраса.

    Через несколько дней Леша пригласил меня в свой бизнес. Он где-то нашел неработающий компьютер IBM PC XT и попросил меня осмотреть его и дать заключение о возможности ремонта. Гордым словом "бизнес" назывался арендованный угол в сапожной мастерской, расположенной где-то на окраине Бруклина. Все помещение мастерской занимали сапожник с подмастерьем, а в правом углу находился прилавок, за которым стоял табурет и тут же, впритык, - заляпанный канифолью стол с паяльником и вывернутыми наружу потрохами телевизора на нем. Над дверью висела вывеска "Ремонт обуви". В одном окне красовались ботинки и дамские туфли, в другом - телевизоры и микроволновые печки. Я спросил Лешу: "Откуда берутся эти вещи, выставленные на продажу?" Он хитро сощурился и повторил Фимину поговорку:
    - Тут брат Америчка, а не Россия. Тут крутится надо. Если хочешь, то завтра я покажу тебе, как делаются деньги.

    На следующий день, в 11 часов вечера, мы сели в Лешин "Форд" и отправились в путь. По ходу дела он посвящал меня в детали промысла:
    - Ты ведь, наверное, знаешь, что в Бруклине, в один из дней недели можно выставлять к мусорке крупные вещи на выброс? Люди выносят их загодя, с вечера, потому что мусорщики приезжают рано утром. Пока они стоят на тротуаре - они ничьи, и любой может их взять.
    - Ну, теперь мне ясно, - сказал я, - откуда вся эта поломанная электроника, которую регулярно подвозят на тележках Фиме мексиканцы и черные.
    - Правильно мыслишь. Но собирают они все это у себя в районе или, на крайний случай, на Брайтон Бич, поскольку у них нет автомашин, а там народ только такое барахло выбрасывает, которое чинить себе дороже. А к тому же Фима платит им три доллара за микроволновку или видик и пять за телевизор. Мы же с тобой сейчас едем в богатый район - Манхеттен Бич. Там народ живет не чета нам - иногда почти новые вещи выставляют.

    При свете луны медленно кружили мы по безлюдным улицам богатого района. Леша останавливался около каждой больший коробки, светил фонариком и сноровисто потрошил ее. Вскоре нам повезло: мы нашли приличного вида телевизор, потом микроволновую печку и, наконец, совершенно новый электрогриль, прямо в магазинной упаковке.
    - Во живут гады! Даже чинить ничего не хотят, только что не так - сразу в помойку. В этом гриле ломаться-то нечему. Небось, какой-нибудь контакт отошел. Работы на пять минут, а загнать потом можно за полтинник. Ты мне скажи: в России пятьдесят долларов на улицу выбрасывают?
    - Нет.
    - Вот то-то. Это же Америка - тут и не такое бывает...

    На обратном пути довольный Леша рассказывал мне свою историю. По профессии он инженер-электронщик. Приехал в Америку по гостевой визе несколько лет назад и, немного осмотревшись, подал документы на получение статуса беженца.
    - На что ты надеешься, - спросил я его, - ведь статус беженца приехавшим по гостевой уже почти никому не дают?
    - А что делать? Я уже почти четыре года протянул, и у меня здесь свой бизнес. Может, и повезет еще. В России же работы мне вообще нет. А если откажут в статусе, то и жениться можно. Есть тут у меня одна женщина на примете - хоть сейчас замуж за меня готова. Но я подожду еще, может, и обойдется как-нибудь.

    Груженые добычей, мы поднялись на лифте на свой этаж. Выйдя из лифта, я опешил: из-за закрытых дверей соседней квартиры широкой и мощной волной выливалась какая-то латиноамериканская музыка. Вошли внутрь квартиры - музыка стала еще громче.
    - Леша, охренеть, как мексиканцы гуляют. Ведь уже второй час ночи. Мы такое себе и в студенческой общаге не позволяли.
    - Никто там не гуляет. В соседней квартире мексиканка одинокая живет. Как нажрется наркотиков, так включает на полную катушку музыку и балдеет под нее до утра.
    - Слушай, но так же жить нельзя. Может, пожаловаться суперу (управляющему домом) или сразу вызвать полицию? Музыка-то за стенкой, а у нас тут громкость ватт пятнадцать минимум. Сколько же у нее там?
    - Я так думаю, две стоваттные колонки стоят. Суперу жаловаться без толку, он с мексами скандалить не хочет, а с полицией я никаких дел иметь не хочу.
    - А как же спать?
    - А вот так - сейчас водочки выпьем для расслабления, уши ватой заткнем - и на боковую. Я привык, и ты привыкнешь. А соседке я сам хвост прищемлю. Она ведь одну и ту же радиостанцию слушает. Погоди немного, я скоро соберу передатчик типа глушилки, антенну направленную поставлю около вот этой стенки и задавлю ее радио нафиг.
    Спалось мне плохо. Музыка была слышна даже через сон, и все время не оставляло ощущение, что по мне бегают тараканы.

    Как-то холодным зимним утром я злой и невыспавшийся зашел в соседнюю писчебумажную лавочку, чтобы сделать копии нужных мне документов. Ксерокс оказался занятым. Высокий, худой блондин копировал толстенную пачку каких-то прокламаций. От нечего делать я подошел и стал рассматривать одну из них. Сверху на листовке было написано: "Наша уникальная пищевая добавка изменит вашу жизнь!" Чуть пониже была фотография многоэтажного здания с громадной вывеской на всю крышу - "HERBALIFE". Блондин, конечно же, оказался русским, и я спросил у него, что это такое "Гербалайф"?
    Тот довольно складно изложил мне историю создания чудодейственного продукта и сказал, что собирается распространиять его сначала на Брайтоне, а потом, может быть, и в России.
    - Эта такая могучая вещь! Лечит почти ото всех болезней, а у здоровых снижает вес и увеличивает иммунитет.
    - А как же ты его будешь продавать? - спросил я. - Ведь люди смогут пойти в аптеку и спокойно его купить?
    - А вот тут-то и собака зарыта. Этого лекарства ты в аптеках не найдешь. Купить его можно будет только через сеть распространителей. Я сам только на прошлой неделе про него узнал. Через знакомых попал на собрание, где выступал представитель фирмы и рассказывал нам, как надо продавать. С ним пришла девица молодая, тоже русская. Она в этом бизнесе всего четыре месяца, а уже ездит на Мерседесе. Я сам видел - новенький Мерседес, притом розового цвета!
    (Примечание - тогда я не придал этой встрече никакого значения и вспомнил о ней потом, много лет спустя, когда прочитал случайно попавшуюся мне в руки московскую газету. Каждое обьявления о поиске работы заканчивалось краткой и выразительной фразой: "Секс и Гербалайф не предлагать!")

    Январь 1993 г.

    Контракт мой подходит к концу, и пора решать, что делать? В отличие от Чернышевского, я уже знаю ответ на этот вопрос: нужно искать легальную работу в Америке, делать рабочую визу и перевозить сюда семью. Все мои надежды но то, что в России в ближайшем будущем что-то изменится к лучшему, растаяли как дым. Ельцин и его правительство впали в очередной ступор или, что ничем не лучше, - в запой. Коммунисты опять поднимают голову и, похоже, что время для реформ опять упущено. Когда я читаю выступления российских министров, мне становится физически дурно. Неужели они не понимают элементарных вещей?

    *****

    В биологии существует пищевая пирамида - трава, травоядные, хищники или человек.
    Чем выше стоит создание на этой пирамиде, тем их меньше. Это закон, и наказание за нарушение его только одно - голодная смерть.
    В экономике тоже есть подобная пирамида. В самом низу ее находятся те, кто производят пищу. Совершенно неважно, сколько их, важно только одно - сколько пищи они производят. И только тогда, когда они начинают производить больше, чем сами потребляют, появляются ремесленники, торговцы, фабрики и города, как это всегда и происходило в истории человечества. И вот когда все это будет, на самом верху пирамиды могут появиться космические ракеты и военные базы на территории иностранных государств.

    Вся история Советского Союза - это выкачивание добавочного продукта из нижних слоев пирамиды, чтобы быстрей построить верхнюю часть. Нижняя часть уменьшалась, а верхняя росла. Попытки увеличить нижнюю часть (производителей пищи) путем создания рабовладельческих колхозов, посылки людей "на картошку", на овощебазы, создание подсобных хозяйств при предприятиях обанкротились.

    Нижняя часть пирамиды стала меньше, и она рухнула. Почти каждому досталось обломком по голове, многие совсем не выжили. Что же делает в этой ситуации правительство?
    Вместо того, чтобы распустить колхозы, отдать землю фермерам и начать восстанавливать экономическую пирамиду на крепком фундаменте, оно пытается создать то же самое из обломков, кое-как скрепляя их "рыночными" постановлениями и указами.
    Неужели им не видно, что нет ни одной страны в мире, где есть процветающая экономика и отсутствует частное землевладение?

    *****

    У меня не осталось иллюзий: к 1994 году экономические реформы в России так и не начались. Правительство Ельцина имело две уникальные возможности провести земельную реформу - в августе 1991 и октябре 1993, но оно ими не воспользовалось.

    Найти мне работу в Нью-Йорке почти невозможно, и я, после недолгих раздумий, позвонил хозяину компьютерного бизнеса в Калифорнии, с которым познакомился в мой первый приезд в Америку. Оказалось, что он меня хорошо помнит, бизнес его идет в гору, и он готов меня принять на работу. Договорились с ним, что я перезвоню ему через две недели. За это время он соберет всю необходимую информацию о том, что нужно сделать и какие документы предоставить, чтобы принять на работу иностранца.

    Продолжаются проблемы со сном. Во-первых, тараканы осмелели и действительно стали по мне бегать, во-вторых, безумная соседка - меломанка, в третьих - появилось некое явление, которое я про себя окрестил как "эффект Маяковского".

    На улице похолодало. Сначала прошел ледяной дождь и покрыл абсолютно все: землю, дома, кусты, деревья и автомашины тонкой, сверкающей на солнце коркой льда. Вскоре выпал и снег. В доме включили на полную мощность паровое отопление.
    Как-то, придя вечером домой, я с радостью убедился, что соседское радио молчит, зашел на кухню и в ванную, попрыскал аэрозолью наглых рыжих тварей и улегся спать. Но не тут-то было...
    Находящаяся около моей стенки батарея парового отопления вдруг ожила: для начала она хрюкала и сипела, а потом стала издавать негромкие, но жутко фальшивые звуки, как будто внутрь ее кто-то засунул ржавую и мятую жестяную дудку. Из глубин моего подсознания всплыли полузабытые строчки пролетарского поэта: "А вы ноктюрн сыграть смогли бы на флейте водосточных труб?" Трубы, правда, были не водосточные, а паровые, но эффект был налицо. Блаженный сон начал куда-то уходить. И тут грянуло радио за стенкой "Feliz Novedad! (С Новым Годом! - исп.)"
    Соседка добыла таки порцию наркотиков.

    Никогда в моей жизни я не жаловался на сон. В армии я спал, стоя на посту, не выпуская из рук карабина; спал в пустыне при сорокаградусной жаре - в то время, как в нескольких километрах от меня стартовали ракеты; зимой, завернувшись в тулуп постового, спал на улице при температуре -20 С, но тогда у меня не было никакого выхода. Здесь же выход был, но только один - съезжать с квартиры. Дело осложнялось тем, что съезжать было некуда, а к тому же я уже заплатил Леше за проживание до конца месяца. По своему опыту я знал, что с полученными денежками брайтонцы расставались ой как неохотно.

    На следующий день, читая местную русскоязычную газету, я наткнулся на объявление о сдаче комнат на одной из соседних улиц. Цена была подходящая - 80 долларов в неделю, и я пошел посмотреть, что это такое. Небольшой частный дом снаружи ничем не выделялся из ряда таких же стоящих по улице. Но внутри! Внутри он был разгорожен на множество махоньких каморок, двери которых выходили в общий коридор. Я заглянул в одну из них. В каморке без окна стояла кровать, тумбочка возле изголовья и у двери висела вешалка для одежды. Между стенкой и кроватью - узенький проход, как раз для одного человека. Обстановка спартанско-нищенская. Все удобства в конце общего коридора. Там же, в коридоре, стоял один на всех странной конструкции телефонный аппарат, напоминающий самодельный таксофон. Он был раза в три больше обычного телефона и сверху в нем была прорезана щель, в которую нужно было опускать двадцатипятицентовые монеты. Я никогда до того не подозревал, что в Америке может существовать такого рода "жилье". Общежитие имени монаха Бертольда Шварца, в котором жили Остап Бендер и Киса Воробьянинов, на этом фоне смотрелось вполне достойно.
    - Боже мой, - подумалось мне, - ведь здесь живут люди, которые приехали в Америку в надежде на лучшую жизнь, руководствуясь принципом: лишь бы куда-нибудь заграницу уехать - хуже, чем в России, все равно не будет!

    Я позвонил по следующему обьявлению, в котором предлагалась комната для одинокого мужчины, и договорился о времени осмотра. Эта квартира тоже была двухкомнатной, совсем как та, в которой я жил с Лешей. Одну комнату занимали два брата, недавние эмигранты из Грузии, другую они собирались сдавать. Показав квартиру, братья пригласили меня на кухню, попить чайку и обсудить условия рента. Из разговора с ними я узнал, что они живут в Америке нелегально, с просроченной гостевой визой. Работают за наличные официантами в ресторане. Спросил о планах на будущее. Они ответили, что планов особых нет, живут по простому армейскому принципу: день прошел, ну и хрен с ним. В любом случае, их жизнь лучше, чем в Грузии.

    Тараканов в квартире вроде бы не было, шумных соседей тоже. Но меня не устраивала одна вещь - оба брата беспрерывно курили, и дым плавал слоями по маленькой кухне. Уже через двадцать минут я затосковал по свежему воздуху и про себя решил, что здесь жить не буду. Мне не хотелось говорить братьям, что все дело в табаке, и я деликатно сказал, что мне нужно еще подумать.
    - А что тут думать? - сказал старший брат, - вселяйся хоть сегодня и живи. Видя мои сомнения, он добавил: "Мы тебе скидку дадим на 50 долларов в месяц. А то понимаешь, одни девки русские по объявлению звонят, замучили уже. Денег у них за квартиру платить нет, поэтому предлагают себя в неограниченное пользование. Оставайся, а? Мы тебе и вещи поможем перевезти."

    Я сказал, что перезвоню завтра и вышел на улицу. Ветер гнал мусор и обрывки газет по пустынным обледенелым тротуарам и гремел опущенным железными шторами на окнах и дверях магазинов. Кругом был темный, чужой и неуютный город. На душе у меня скребли кошки.

    "Нет, так нет!" - я решил не рыпаться и дожить оставшееся время у Леши, но новые обстоятельства все же заставили меня опять заняться поисками жилья. В один из вечеров Леша пришел позднее, чем обычно. Вид у него был радостный и одновременно немного смущенный.
    - Слушай, Женя. Я решил новый бизнес открыть, прямо на дому. Только что был на собрании. Это нечто потрясающее. Но мне нужна будет твоя комната, чтобы сделать в ней салон для продажи парфюмерии. Ты не мог бы побыстрее подыскать себе другое жилье? А задаток я тебе верну без проблем.
    - Хорошо, я завтра же начну искать, но объясни мне, что это за бизнес и почему люди будут ходить к тебе в квартиру за парфюмерией, которую спокойно можно продать через магазин?
    - Смотри сюда. На собрании нам объяснили, что это совершенно новые виды парфюмерии и продаваться они будут только через сеть распространителей. В магазине она бы стоила дороже - там же за рент помещения платить надо, за свет, воду, опять же зарплату продавцам - а здесь все свое и никаких расходов, только стеллажи и витрину оборудовать.
    - Леша, мне все равно, это ведь твои деньги, но что-то мне не верится, что покупатели пойдут в этот жилой квартал, будут снизу звонить в звонок, чтобы ты им открыл дверь, а потом попрутся на пятый этаж к тебе в квартиру.
    -Пойдут! Это такой товар! На собрании был один русский агент - он этим всего полгода занимается, а уже новый Мерседес купил - розового цвета!
    - Агент - девица? - осторожно спросил я.
    - Нет, парень. А что?
    - Да так, ничего.
    Я посмотрел на Лешу. Глаза у него были розового цвета. В них все еще отражался и поблескивал свежим лаком новенький Мерседес. Я понял, что отговаривать его бесполезно.

    Фима дал совет: "Что ты все смотришь объявления в русских газетах? Это для тех, кто в английском не силен. Ты же видел в русских газетах объявления "Квартирное агентство поможет вам снять жилье?"
    - Ну, видел
    - Ты думаешь, у них есть квартиры? Как бы не так! Они просто ищут объявления о сдаче в американских газетах, а потом приводят туда русского и договариваются с хозяевами о сдаче квартиры. Ну, и полсотни баксов себе за посредничество.

    К моему удивлению, я сумел найти довольно-таки дешевое жилье уже со второго звонка. Это был частный домик, всего в трех кварталах от Брайтона. Небольшая, но уютная комната располагалась в бэйсменте - полуподвальном помещении, где, кроме моей комнаты, были еще две. Одну из них снимал югослав, другую - грек. Кроме того, там была общая кухня с большим холодильником и душ. С улицы в наш бейсмент вел отдельный вход. Хозяева - пенсионеры жили над нами и, похоже, кроме регулярной квартплаты, их ничто не интересовало.
    Я быстренько перетащил свое барахло в новое жилище и распрощался с Лешей, пожелав ему успехов в новом бизнесе. Пути наши разошлись, и больше я с ним не встречался.

    Еще когда я разговаривал с хозяевами об условиях аренды, я заметил у них чудесную рыжую собаку породы лабрадор. Американские собаки незлобны - погладил, почесал за ухом, и мы с ним уже почти друзья. Разговорился с хозяевами о содержании животных а России и Америке и с удивлением узнал, что они всегда кормят собаку одним и тем же - сухим кормом. Я осторожно спросил, давали ли они хоть когда-нибудь собаке мясо? Хозяйка поразилась моему невежеству и объяснила, что в сухом корме есть все необходимые вещества и витамины для полноценного питания собак. Показала и огромный мешок с собачьей пищей, заполненный чем-то очень напоминающим сушеный козий помет.

    Очень мне сомнительно, чтобы собака жила без мяса и была счастлива. Впрочем, я знал случай, когда один мой знакомый пудель почти два месяца был вегетарианцем, но и то не по своей воле.

    *****

    Было это в те далекие времена, когда о специальной пище для собак не было ни слуху, ни духу. Впрочем, нет, скудные сведения о собачьих консервах все же поставляла газета "Правда". В ней утверждалось, что это основная еда для бедных американцев.

    Роскошный королевский пудель по имени Грей принадлежал моей хорошей знакомой - Эльвире. Как и другие собаки, он питался овсяной кашей, мясными обрезками и остатками со стола. Все было хорошо, до того момента, как его хозяйке попалась растрепанная самиздатовская книга о натуропатии. Эльвира книжку прочитала, увлеклась всей душой и начисто исключила из своего рациона мясо, молоко, жиры и прочие вредные вещества. Основной ее едой теперь были овсяные лепешки, замешанные на минеральной воде и испеченные без масла, какие-то семечки, орехи, яблоки и овощные соки, которые она сама получала с помощью соковыжималки.

    Как-то я зашел к ней и полюбопытствовал - а чем питается Грей?
    - Женя, ты же знаешь, какой Грейчик у меня умный! Он понимает все, что я ему говорю. Я ему объяснила, что мясо - это очень вредно, и мы с ним должны стать натуропатами. Ты представляешь, он все-все понял, он согласился со мной, он лизал мне руки и кивал головой.
    - А что же он теперь ест?
    - Ну, я ему даю овсяные лепешки, а к тому же, после приготовления соков, у меня остается масса выжимков из моркови, свеклы и капусты. Я объяснила Грейчику, как это полезно и он стал их есть.

    Через некоторое время я позвонил ей и спросил - как себя чувствует наш вегетарианец?
    - Женя, оказывается не так-то просто перевоспитать собаку. Грейчик был натуропатом целый месяц, но вот два дня назад, когда я с ним вышла погулять, он откопал из под снега дохлого голубя и сожрал его! И я не могла его оттащить!
    - Ну и что теперь?
    - Как что? Я его отругала - ты бы видел, как ему было стыдно! Он валялся у меня в ногах, скулил и поджимал хвост. Он мне пообещал, что больше никогда не притронется к мясу.

    Где-то через месяц она позвонила мне сама и стала петь хвалу натуропатии, рассказывая, как хорошо она себя чувствует и от каких болезней уже избавилась. Меня же интересовало другое.
    - А как поживает вегетарианский пес?
    - Женя, это ужасно, я не хочу об этом даже говорить. Вообщем Грейчик уже не натуропат - он опять ест мясо!
    - Нет уж расскажи - я этого так не оставлю.
    - Ты понимаешь, после того случая с голубем почти целый месяц все было хорошо. Но потом на прогулке, он нашел - дохлую! мороженую! кошку! - и сожрал ее! И я опять не смогла его оттащить!!!

    *****

    Сухой собачий корм, конечно не овощные выжимки, но я все же задумал провести эксперимент.

    Через пару дней, улучшив момент, зазвал псину вниз - в бэйсмент. Достал из пакета свежекупленный кусок говядины, сказал: " Кушай, собачка, это очень вкусно" - и положил на пол. Собачка понюхала, слегка прикусила и вдруг, как пылесос, втянула в себя весь кусок. По-моему, даже и не жевала.
    А потом посмотрела на меня так, что я этот благодарный собачий взгяд буду помнить до конца своей жизни.

    Кормежка собаки мясом дала еще один неожиданный эффект. Вечером лабрадор не пошел спать наверх к хозяевам, а провел всю ночь, свернувшись калачиком, у моих дверей. То же самое повторилось на следующий вечер. Хозяйка заметила это и поинтересовалась, чем я так прельстил ее собачку? Я не знал, как она воспримет мое самоуправство и отшутился тем, что собаки всегда чувствуют хорошего человека.

    Мои же квартирные злоключения на этом не закончились. Еще когда я осматривал новое жилье, то заметил, что в бейсменте и моей комнате несколько холодновато. Тогда я не придал этому большого значения, решив, что когда я вселюсь, то поставлю термостат на более высокую температуру.
    Вселился. Обыскал комнату в поисках термостата. Не нашел. Обыскал бейсмент - не нашел не только термостата, но и никаких признаков отопления. Между тем на улице настоящая, я бы сказал, "русская" зима: лед, снег, сугробы. И ветер - пронизывающий мокро-ледяной ветер с океана.
    Вечером поговорил с соседом - греком - насчет отопления. Сбылись мои худшие опасения: в бейсменте оно отсутствовало напрочь. Вернее, оно было, но только наверху, где жили хозяева. Нам же этого тепла не перепадало ни калории. В полном согласии с законами физики наружный холодный воздух, как более тяжелый, устремлялся в наш бейсмент. Те же крохи тепла, которые производили наша кухня и душ, просачивались наверх и опять же подогревали хозяев.
    Дом совершенно не рассчитан на холода - в окне всего одна рама, через которую с тонким противным свистом непрерывно сочится ледяной воздух. Фанерные двери тоже не преграда холоду. Летом этот полуподвал, наверное, хорошее укрытие от ньюйоркской жары, в феврале же это идеальная морозильная камера.

    Днем еще можно жить - я бегаю по своим делам, приготовляю документы для оформления рабочей визы Н1 или сижу в магазине у Фимы. В конце дня домой возращаться не хочется, но надо. Поскольку основной холод поступает через окно, я заткнул его подушкой и занавесил одеялом. Главная задача вечером - позаботиться о единственном источнике тепла, то есть о себе самом: сначала горячий душ, потом сытный ужин с непременной порцией водки, затем горячий чай и, надев на себя джинсы и два свитера, я, как в прорубь головой, ныряю в кровать.

    О, где ты, чудесная, теплая батарея парового отопления, внутри которой так уютно попискивала ржавая жестяная дудочка? Подрагивая от холода, я постепенно засыпаю.

    Так проходит еще неделя. Но меня греет мысль, что это моя последняя неделя в Нью-Йорке.
    Ранним утром 4 февраля я со смешанным чувством радости и легкой грусти вижу в иллюминатор самолета, как все дальше и дальше отдаляется от меня Нью-Йорк и, в конце концов, превращается просто в точку на карте Америки.

    Впереди же меня ждет новая, и надеюсь счастливая жизнь в теплой и цветущей, лимоново-апельсиновой Калифорнии.

     

    Внимание! Мою книгу "Monkey Business и другие истории" можно купить здесь










  • Комментарии: 2, последний от 10/07/2004.
  • © Copyright Зудилов Евгений (genez@myway.com)
  • Обновлено: 17/02/2009. 53k. Статистика.
  • Дневник: США
  • Оценка: 6.93*11  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка