Аннотация: Хорошо, что у Урмаса в голове есть электричество. А вот то, что алкоголик - это плохо.
1. МОЙ ДРУГ УРМАС.
Мой друг Урмас - сын известного советско-эстонского композитора, внук героя Освободительной войны. Позор семьи.
Сначала он опозорил дедушку, став советским ментом. Своего позора он добивался с эстонским упорством. Его не хотели брать в офицеры покрывшей себя славой Советской милиции.
-Вы знаете, что Ваш отец служил во время войны в "Люфтваффе"?
-Да, знаю. Он пошел туда служить добровольно, чтобы не служить в "SS". В "SS" призывали принудительно. Кроме того он коммунист и возглавляет партийную организацию Союза композиторов Эстонской ССР.
-Я должен проконсультироваться. И после короткой консультации: " Хорошо. Вы - младший лейтенант Советской милиции".
Папа Урмаса огорчился, а дедушка перевернулся в гробу.
Эстонская Полиция получила Урмаса в наследство от Советской милиции и огорчилась. Наследство показалось сомнительным. Полицейского Урмаса отправили на пенсию.
Теперь уже огорчился Урмас и запил. Он стал алкоголиком. Папа Урмаса огорчился так, что умер, а дедушка перевернулся в гробу ещё раз. В исходное положение.
2. МОЙ ДРУГ УРМАС.
Мой друг Урмас- алкоголик. И тут надо объяснить разницу в терминологии. Русской и эстонской. Что такое русский алкоголик - русским объяснять не надо. Это, с одной стороны, национальная трагедия, с другой - национальная гордость великороссов: кто ж столько выпьет?
Эстонский алкоголик это несколько другое. Не радующее. Но другое.
Во-первых, Урмас джентльмен. У него благородные офицерские манеры. Он великолепно бы смотрелся в Царской Армии. Умеет играть на фортепиано. Матерных русских слов в присутствии дам не употребляет. Он их вообще не употребляет. Для усиления эмоций он пользуется словом "куррат". Самое грубое, что я слышал от него, было: "Слуушай, между наами, муудакаами, ..." - так это больше напоминало японский. В пьяном виде он может ездить на велосипеде. Идёт, шатается. Опирается на велосипед, чтоб не свалиться. Тем не менее, иногда падает. Потом вскакивает в седло и едет довольно ровно. В Германии его оштрафовали бы за езду на велосипеде в пьяном виде. Отобрали бы права. Там это грубое нарушение. Я правила немецкие читал.
В Эстонии никому в голову не приходит, что такое возможно. Мне, во всяком случае, не приходило, пока не увидел. Прав у Урмаса никаких всё равно нет. Отбирать нечего. Можно отобрать велосипед. И что вы будете делать с этим антиквариатом?
А если человеку захотелось прокатиться? Улицы в Нымме почти безлюдные, движения нет. Он никому не мешает. И катается. Довольно ровно. За пивом.
Урмас человек отзывчивый. Он мне часто помогал. В тот раз я сидел без работы, перебивался случайными заработками. Была зима, и перспектив не было. Никакого пособия тоже не было. Было двое детей. И жена, которая потребляет калории.
-Слуушай, у меня есть знакомый мастер на заводе, здесь, в Мяннику. Он умеет работать на всех станках. Скажи ему, от Урмаса. Он возьмёт тебя на работу.
Я вышел от Урмаса и пошёл наниматься в завод. Без всякого объявления. Подошёл к мастеру в конторе: "От Урмаса".
- Я Урмаса знаю. Он алкоголик.- И взял меня в завод.
Мне вручили "болгарку", одели очки, респиратор и я пошел шлифовать железо. По 8 часов в день. В первый же день, несмотря на очки, я получил в глаз железную занозу. Таких умников было в травмпункте ещё два человека.
В цеху было тепло - не работала вентиляция. Рядом пристроился специалист по протирке. Без респиратора. У него было ведро с растворителем, тряпка и белое лицо. Такое белое, что окружающие казались мулатами, хоть они трижды эстонцы. Волны ядовитого смрада пошли ко мне через респиратор. На следующий день у меня заболела печень. Я начал кашлять.
-Да всё нормально, это от растворителя. Надо печень пивом размягчать - сказал весёлый слесарь. Я пошел жаловаться начальству.
-Мы не будем из-за Вас ломать технологический процесс. Увольняйтесь - вежливо ответило руководство. Я проработал четыре дня, на пятый уволился. На шестой заболел. Я валялся с температурой сорок целых три дня. Болел за свои - больничный мне не полагался. За работу мне заплатили 400 крон. На нынешние 25 евро.
На память осталась запись в трудовой книжке. Это была моя первая легальная работа в Эстонии. Хотя разрешения на работу я так и не получил. Остался нелегалом. Частично.
3. МОЙ ДРУГ УРМАС.
Урмас продолжал за меня переживать: "Слуушай, тут есть халтура. Моему другу Пеетеру надо что-то построить. Он писатель, классик эстонской литературы. У него пять детей. И жена. Они мешают ему работать. Ему надо построить отдельный кабинет в сарае. Я дам телефон. Скажешь от Урмаса".
Я позвонил. Представился.
-Я Урмаса знаю. Он алкоголик. Когда мы сможем встретиться? Мне надо построить кабинет в сарае. - Имя Урмаса оказалось отличной рекомендацией.
Эту работу я до сих пор вспоминаю с огромным удовольствием. Дом у Пеетера был недалеко от моря, в Треппойя. В переводе - ручей-лестница. Потрясающее место! В хозяйственной постройке около дома надо было оборудовать комнатку. Я был тогда "молодым" строителем, но имел опыт работы с профессиональными архитекторами. Я рвался поработать и старался изо всех сил.
Мой статус на тот момент был: "Подозрительный иностранец из России. Безработный. Без разрешения на работу". Русский.
Пеетер получил тогда какую-то солидную литературную премию, известность и выглядел буржуазно. Он имел два новеньких опеля, дом у моря и пятерых детей. Эстонец.
Но у нас был общий друг Урмас, алкоголик.
После работы я бегал купаться в теплой Балтике, Пеетер угощал меня пивом, его жена кормила нас вкусным ужином и мы трепались. Обо всём. Обо всех. Эстония страна маленькая. Все всех знают, хотя бы через третьи руки. Так что тем для разговоров хватало. Довлатов давно уже уехал из Эстонии и умер. А его герои остались тут жить, и триппер Митьки Кленского по-прежнему был актуальной новостью. Тем более Митька стал известным политиком. Но не забывали и Урмаса.
4. МОЙ ДРУГ УРМАС.
Прошло двенадцать лет. Прокрутился солнечный цикл. Монтаж железных монстров, альпинистский тур "По крышам Старого Таллинна" и "нано-технологии". Строительный бум и кризис. Эстония, Швеция, Россия, Германия. Сломанное ребро, перебитая рука и рухнувший рядом кран. Греция, Португалия, Голландия, Италия.
Я снова в Эстонии. У меня опять высокий статус "эстонского безработного". Пользуясь временем, начал писать рассказики на фейсбуке. Зашел к Урмасу потрепаться.
Слышал, что тот стал дедушкой, съездил на Мальту и в Венецию.
Урмас начал: "Слуушай, ты что-то напечатал. Еве просила меня ей перевести. Я ничего не поонял, но что то очень уумное. Я ей так исказал - прямо Достаевский, так уумно написано. Я правда его не читал. Но оочень уумно!" Посоветовал обратиться к Пеетеру. "Ну ты помнишь Пеетера. У него всё по-старому, только опять новая жена".
Урмас предложил выпить пива. Моя жена на меня строго посмотрела, во взгляде читалось: " Урмасу можно. Он алкоголик. А вот тебе - нельзя". Я отказался и позавидовал Урмасу.
5. МОЙ ДРУГ УРМАС.
Встреча с Пеетером, как его характеризует Урмас, классиком эстонской литературы, проходила в маленьком симпатичном эстонском клубе.
Был День Провозглашения Независимости Эстонии. Настроение у всех было праздничное. Эстонцы собрались в своём уютном клубе вместе послушать речь своего Президента.
Я отвлек Петера от этого традиционного мероприятия. Вместо речи президента на родном эстонском языке, он слушал мои рассказики на русском. Но сначала мы, как в старые времена, потрепались. Вспомнили, как водится героя Довлатова Митьку Клёнского. С его, уже политическим, триппером. Поделились своими статусами. Оказалось, что на данный момент, оба носим гордое звание "эстонских безработных". Пожали друг другу руки. Я почувствовал, что попал в эстонскую элиту.
Я, русский читатель, читал свои рассказики эстонскому писателю Пеетеру. Пеетер смеялся в нужных местах. Сказал что тексты имеют некоторую ценность. Дал несколько практических советов. На моё нахальное предложение перевести их на эстонский, вежливо сказал, что подумает.
Речь президента закончилась, народ расходился по домам и подходил к нам попрощаться с Пеетером. Все перешли на русский. До сих пор такое я замечал только за латышами.
Пеетер представлял меня как "молодого русского писателя". Мне польстило звание "молодого". Я зарделся.
-Не такого уж молодого. В моем возрасте Довлатов уже давно умер, а Лермонтова успели бы застрелить два раза.
Пеетер успокоил: "Ну, в Эстонии писателей так сразу не стреляют. Да и времена помягче".
Я понимаю, почему он так спокоен. Нас есть кому защитить при случае. Друг Урмас - бывший мент. Хоть и алкоголик.
После встречи с Пеетером у меня появилась надежда. И мечта.
Что в будущем, сказав, что из Эстонии, услышу:
"Эстония - это мы знаем. Это маленькая страна рядом с Россией. Около Санкт-Петербурга. Она входит в Евросоюз. Там евро, "Вана Таллинн" и Урмас. Он - алкоголик"
А Урмас назло им всем бросит пить.
6. МОЙ ДРУГ УРМАС.
Как водится, история имела продолжение. Я пришёл к Урмасу выслушать замечания и получить по морде. Со своим русским менталитетом. Встретила меня Вики, колли, уже старуха, глухая. Долго не пропускала, требовала погладить и тихонько подвывала от восторга. На узкой тропинке в снегу было не разминуться. Дверь открыл Урмас. Он не подвывал от восторга, был трезв, корректен и угостил меня чаем.
-Слуушай, в принципе всё верно написано, но есть небольшие замечания.
Я расслабился. "По морде" отменялось. Предстоял конструктивный диалог. Урмас внимательно прочитал текст и предложил поправки к документу.
1. Во-первых папа Урмаса не такой уж известный композитор. "Таак, разные песенки. Детские, пионерские. Стыдно слушать".
2 . Урмас начинал, конечно, младшим лейтенантом, но закончил всё-таки старшим.
3. В Эстонскую Полицию он поступал, но это ЕГО огорчили низкой зарплатой. Урмас не для того перешел в грозном 91 году на сторону народа. Он стал первым пограничником на самой опасной, латышской границе. Зря смеётесь. Оттуда ждали удара Рижского ОМОНа. Только нахождение Урмаса на этом участке госграницы спасло Молодую Республику. "Мы были вооружены резиновыми палками и двумя низкорослыми полицейскими с пистолетами" - вспоминал ветеран.
4. Он пошёл служить в Эстонскую Армию, но не офицером, а фельдфебелем. " Понимаешь, это унизительно на старости лет быть старшим лейтенантом".
5. Мое заявление, что он не ругается матом, Урмаса задело: " Ты просто не слышал. Я могу ругаться, как русский фельдфебель, полчаса не повторяясь. Одним русским матом".
6. О своей службе в Эстонской Армии фельдфебелем: " Построил я этих эстонцев, говорю им - ДОЛБОКЛЮИ! - они не знают, что такое долбоклюи! Я полчаса им объяснял, что это такое. Когда поняли - они ОБИДЕЛИСЬ!
7. " На фортепиано я играю так, одним пальцем. Но играл в ансамбле на гитаре".
8. На пенсию Урмас вышел по старости - " Ничего я от этих ментов не получил".
-А таак, в принципе всё верно записано.
Закончив, Урмас предложил внести коррективы в имеющиеся документы. Я предложил записать их отдельным протоколом. Утомленный Урмас не стал спорить. Чай был на моей стороне.
Пришла жена Урмаса, Еве. Принесла мой распечатанный рассказ. Представилась: " Еве, жена Урмаса. Он алкоголик".
Я поспешил ретироваться.
7. МОЙ ДРУГ УРМАС.
Между тем, мой друг Урмас популярен совсем не потому, что алкоголик. Кого этим удивишь. Алкоголик - диагноз. Скромный Урмас деликатно промолчал о главном.
Он -автоэлектрик, хоть и бывший мент. Электричество у него в голове. Он реанимирует не только безнадежные развалюхи. Шикарные, модные авто частенько стоят во дворе его дома. Эстонцы - народ бережливый, а Урмас помогает им экономить евроценты. И пользуется законной славой. Болезнь конечно мешает.
Мы тогда жили у Урмаса. Лето. Ясное раннее утро. Двухэтажный дом среди сосен. Окна у всех открыты. Въезжает дорогая машина. Громоздкий водитель-эстонец что-то кричит Урмасу, жившему на втором этаже. Урмас невнятно отвечает. Он "болеет". Водитель стремительно уезжает, так же стремительно возвращается. Выходит из машины, расставляет в красивую шеренгу четыре пива. Сверху выглядывает бывший фельдфебель Урмас. Видит знакомый строй, кричит: "Вечером! Вольно! Разойдись!"
Клиент удаляется. Урмас "лечиться". Скручивает свою болезнь. Работает. К вечеру машина готова. И Урмас здоров. И при деньгах.
Пенсии в Эстонии маленькие. Не Германия. Но и не Россия.
А деньги нужны не только на хлеб, но и на "лекарства". Хорошо, что у Урмаса в голове есть электричество. А вот то, что алкоголик - это плохо.
8. МОЙ ДРУГ УРМАС.
Вчера заходил к Урмасу извиняться. За вторжение в частную жизнь. У Урмаса было жарко натоплено, он приболел. Пришлось скинуть лишний свитер. Его-то я и забыл, заслушавшись Урмаса.
У меня дома прохладно. Экономим дрова. Побежал к Урмасу за забытым свитером. Зашёл буквально на пять минут. Разделся, одел пропахший табаком свитер, оделся и побежал обратно.
За это время Урмас выдал столько информации, что я, несмотря на цейтнот, сел записывать.
Нет. Урмас не трепло. Просто его рассказы - как выдержанный коньяк, любителем которого он является. На выдержанный коньяк у Урмаса сейчас нет денег, а свои рассказы он выдает совершенно бесплатно. Я постараюсь передать их аромат и не расплескать ни капли этого дорого напитка. Не знаю, как у меня получится. Если вам не понравится - виноват я.
-Слуушай, я вчера спросил Анн, зачем ты рассказывала Алексею про фортепьяно и папу-композитора? Я же на рояле одним паальцем играю! - Она мне отвечает: "Урмас, я же помню, как ты мальчиком играл на фортепьяно! А песни твоего папы мы до сих пор поём!"
-Я уже давно не мальчик - говорит пенсионер Урмас, - А папа, композитор... Наастоящие композиторы оперу пишут!
В устах бывшего мента фраза звучала несколько двусмысленно.
Пользуясь паузой, я спросил, не обижает ли его слово "алкоголик". В русском языке большая градация этого понятия. Урмас сказал, что в эстонском тоже. От "топсимана" до "парма". Подумал. "Нет, не обижает. Ты правду написал".
Он вспомнил Ярослава Гашека и Оскара Лутца : "Те тоже были алкоголики. И ничего. А друугие! Я сейчас телефонную трубку боюсь брать - боюсь, опять на похороны. Спортсмены, не пиили, не курили, а Урмас их хорони. Друзья называются".
Уже на пороге я спросил Урмаса про его деда. " Да, всё правильно, настоящий герой Освободительной войны 18 года. Профессор Тартуского университета".
Пока я переваривал информацию, Урмас продолжал: " А папа, что папа, так, песенки. Я в Советской Армии служил, в Кёнигсберге, в школе сержантов. Сначаала младший сержант, потом старший сержант... Школа разведчиков" - Урмас сделал паузу и хитро посмотрел на меня. Я выдержал его взгляд.
-Мы в немецких казармах жили. Казаармы целы. Бастиооны целы. Там наши танки стоят, бомбы хранятся. Всё цело. А Королевский Замок в центре Кёнигсберга, с 12 века, взорвали! НЕ НРААВИТСЯ!
Я папе написал - служу около Берлинского моста. Его как подняли в 45, так и не могут опустить. Хитрая немецкая механика! Папа пишет, напиши, где точно. Он тоже там служил. Во время войны. В немецкой армии. В тех же казармах. Там его в плен взяли. В советский. Пишу ему, всё в порядке, казармы целы. Бастионы целы. А Королевский Замок 12 века взорвали. Один Кант остался... ПЕСЕНКИ..."
И глядя на меня так, как будто я смогу донести эту мысль до Российского Руководства и всего Российского Народа, сказал:
-Уж лучше бы этот Кёнигсберг немцам обратно отдали. Они восстановили бы Королевский Замок 12-го века. Лучше нового!
Я вздохнул и подумал: "Бедный Урмас...Плохо ты, брат Швейк, мадьяров знаешь..."
Взрывать мы, русские, могЁм. И вспомнил два ядерных взрыва рядом с моим родным городом Кировском. Подземными, правда. Но всё равно, трясло не слабо.
А восстановить... Это уже совсем другие ПЕСЕНКИ...