"Сыны Иакова" - название ближайшего супермаркета. Неподалеку от сынов Иакова открылся современный дом престарелых, дом Отцов на иврите. Сообщаются эти два заведения, как одноименные сосуды. К сынам Иакова перетекают деньги из дома Отцов, а к Отцам поступают свежие продукты от сынов Иакова.
Держит магазин семья симпатичных бухарских евреев, по всей видимости, детей Иакова. Братья говорят на многих языках, в том числе по-русски. В кондитерском отделе продают настоящие заварные пирожные, полузабытые трубочки с кремом, прослоенные коржи под названием наполеон и даже высококалорийный масляный торт, с претензией называться киевским.
Этот торт я увидела в тонкой лапке обитательницы дома Отцов. Старушка - крепдешин, соломенная шляпка, венский каблучок и подкрашенные губки, была второй на пути в кассу. За ней стояла товарка - рыжая укладка, длинная цепочка, маникюр и брильянтовые сережки. В корзинке ее - пакетик сливок, самовосходящая мука, два граната и баночка меда. Старушки явно готовили новогоднюю* складчину. Чтоб не скучать, обменивались комплиментами:
- Ну, зачем тебе это? - спрашивала крепдешиновая рыжеватую. - Ты же еще совсем молодая!
- Ну, что ты, - с удовольствием отнекивалась рыжеватая, - в мои-то годы!..
Бабушки говорили по-русски. Сбоку к ним пристроилась бабуля с гладко зачесанными волосами - два лимона и бутылка вина, а потом еще одна в приличной панамке и с большой гроздью винограда в корзине. Бабушки обсуждали цены на фрукты, мягко возмущаясь дороговизной.
Ко мне подошла рослая аргентинка и попросила пропустить без очереди - пучок сельдерея, пачка сахара и баночка майонеза. Я согласилась и сама сгоняла за майонезом, аргентинке - спасибо.
К бабулям, тем временем, подстроилась еще одна, очевидно, худеющая, тонкое цветастое платье сваливалось с веснущатого плечика. Худеющая держала пакет с яблоками, морковку и кочан капусты.
Неожиданно моя аргентинка громко возмутилась:
- Это сколько вас тут еще наберется? Просите прощения у гиверет*! - И показала на меня.
Так вышло, что предпраздничная суета не затронула меня. Я любовалась прелестными старушками, умилялась их трогательной складчине, вспоминала мою красивую, гордую, бедную маму, которая ведь могла бы так же, встречать еврейский новый год в складчину с интеллигентными бабками. Вечно молодая, стройная, в роскошном крепдешине, с дивным воланом, гофрированным рюшем и двойным тюником. И яркой помадой, и накладной косой, и всегда (пока были ноги) на высоких каблуках. Бедная, бедная мама.
На глаза мои навернулись слезы, но требовательный аргентинский окрик вернул меня в действительность. Худеющая старушка с мольбой смотрела на меня, сложив на груди тощенькие лапки. Твердила заученное: "Слиха" - простите, и демонстрировала пакет с морковкой. Я подумала про себя, что аргентинка "тафса эт а-тахат" - "поймала задницу". Так на израильском сленге определяют людей зарвавшихся, не помнящих недавнего прошлого. Отдаленно напоминает поговорку "Из грязи - в князи".
Я ободрительно улыбнулась старушонке и сказала, что "а-коль беседер" - все в полном порядке.
Когда аргентинка, веселая и доброжелательная, в общем-то, тетка, расплатилась и ушла, пожелав всем хорошего года, прямо перед моим носом одновременно образовались двое - молодой ешиве-бохер* с пакетом молока, четыре с половиной шекеля пакет, и небритый дядька в вязанной кипе с арбузами , капустой и огурцами.
Ешиве-бохер попросил внести молоко в мой счет и обещал вернуть затраты с процентами, отдав мне целых пять шекелей, т.к. время - деньги. А небритый объяснил, что держать арбузы в руках тяжело и он просто положит их передо мной на прилавок. Пока я копалась в сумке, выискивая сдачу, молодой парень исчез, взаправду переплатив мне полшекеля. А небритый дядька в вязаной кипе стал подпрыгивать рядом с кассой, подгоняя. Ему явно казалось, что кассирша работает медленнее, чем стоило бы жарким предпраздничным днем.
Зараженный новогодним беспокойством, один из хозяев, сыновей Иакова, кликнул молодого араба из мясного отдела и послал на помощь кассирше, складывать в кульки оплаченные продукты. Небритый дядька, тем временем, умчался куда-то в дебри магазина и мне пришлось оборонять его капусту, арбузы и огурцы от не в меру шустрого араба, норовившего побросать посторонние овощи в мою корзину. Когда хозяин арбузов вернулся, я предупредила шутя, что могу нечаянно прибрать его огурцы. В ответ кипастый рассыпался в благословлениях.
Он желал мне счастья в новом году, предлагал воспользоваться его овощами и уверял, что эти огурцы кроме крепкого здоровья и долгих лет жизни ничего не принесут мне и моей уважаемой семье. Я позавидовала этой легкости и подумала, как просто и естественно умеют коренные жители поддержать диалог, благословить, сказать незатейливо приятное слово.
За суетой я не заметила старого русского еврея, который, как печальный ослик Иа, молча наблюдал за предпраздничной суетой. Его груженая коляска почти упиралась в мой бок, на уши была натянута плотная бейсболка, а серые брюки доходили до подмышек и закреплялись старым кожаным ремнем.
Одинокий русский старик из дома Отцов. Его круглый живот, старинные сандалеты и покорный взгляд напомнили мне другого старика, Ицхака Перельмутера. Ицхак проживал в хостеле* для заслуженных ветеранов и гордился доверием администрации. Ему поручали сортировать письма и раскладывать в почтовые ящики. Ицхак был ветераном хостеля и посвятил свою жизнь строжайшей экономии. Долгими летними вечерами он сидел на лавочке перед входом и передавал заинтересованным в экономии новичкам свой нехитрый опыт. Как следует пустить воду умеренной толщины струей, смочить тело и немедленно выключить воду. Затем намылиться , растереть тело мочалкой и еще немного смочить. Потом намылить шампунем голову и лишь в конце ополоснуться целиком. То же с посудой.
Когда Ицхак перестал различать людей, его поместили в больницу, где он вскоре умер. Дирекции хостеля удалось разыскать родственников. Оказалось, у Ицхака в Германии были жена и дети. Жена приехала к умирающему, но он уже никого не узнавал. Дети на похоронах не появились.
Я расплатилась с кассиршей, пожелала всем хорошего года и совсем было направилась к выходу, как небритый человек в вязанной кипе, резво подхватив оба арбуза, вклинился вдруг между печальным стариком и мной. Я обомлела и попыталась восстановить справедливость. Небритый, утратив медоточивую доброжелательность, неприятно оскалился:
- Мне разрешили!
Я не поверила:
- На каком языке тебе разрешили? Пожилой господин, наверняка, не говорит на иврите!
Но не успела я окончить начатое предложение, как печальный ослик Иа, только что олицетворявший всех заброшенных русско-еврейских стариков государства Израиль, открыл рот и хорошо поставленным голосом профсоюзного работника заорал на родном языке:
- Какое твое дело? Чего ты лезешь?!
И, обращаясь к невидимой аудитории:
- Чего она лезет?! Я дал ему, а эта лезет!
Израильтянин удовлетворенно хмыкнул:
- Видишь?!
Я видела. И понимала, что надо ретироваться, пока разъяренный Иа не понял, что я понимаю по-русски не хуже него.
Конечно. В кои-то веки старику удалось объясниться с настоящим местным израильским человеком, проявить перед праздником благородство, почувствовать себя на миг хозяином положения и дать Ему! А тут влезла эта бестолковая дура и чуть все не испортила. Пришлось, конечно, пугнуть, накричать. Пусть по-русски, зато громко и с выражением. Знай наших!
Так и моя бедная мамочка, теряясь в израильских присутственных местах и не умея толком объясниться на идиш, переходила на русский и так же кричала, гневаясь в пространство.
- Мама, успокойся, они тебя не понимают!
- Они хорошо понимают, когда им надо, они хорошо понимают! - заводилась мама.
Бедные, бедные наши старики...
На выходе из магазина меня еще раз настиг небритый. Он бросился на мою тележку и стал рыться в пакетах, аккуратно упакованных арабом из мясного отдела.
- Крув, куда ты дела мой крув? - капусту по-нашему.
Подоспел перепуганный араб из мясного, стал вытаскивать из моих пакетов что-то и совать небритому.
- Это крувит, крувит*, а мне нужен крув!, - возмущался пострадавший.
Оказывается, шустрый араб изловчился таки и сунул в мой кулек чужую капусту, а сейчас пытался взамен всучить пострадавшему крувит, цветную, которая хоть и дороже белокочанной, но небритого почему-то не устраивала.
Вырвав, наконец, из рук араба мятую капустину, небритый умчался к кассе.
А я тихохонько покатила тележку к машине.
С новым годом, дорогие товарищи!
___________________________
*новогоднюю - новый год по еврейскому календарю наступает ранней осенью.
*гиверет - мадам (ивр.)
*ешиве-бохер -учащийся еврейского религиозного заведения ( ивр.-идиш).