Соседская сука вползает в дверную щель незаметно, но быстро обнаруживает себя мерзким хрустом. Как по компасу, выходит на початый мешок собачьего корма, погружает в него лисью морду и начинает трещать и чавкать. Это побудка. Собственный викториин пес, горластый и грозный, ошалевает от сучкиной наглости и, оттопырив ухо, тихо поскуливает, глядя на нахалку. Вика знает: гнать суку бесполезно, не уйдет, пока не насытится. Еще и прихватит со стола полупустую жестянку консервов или склянку сметаны. С банкой в зубах собака застывает перед дверью и, видя, что Виктория не торопится, аккуратно опускает консервы на пол, поднимается на задние лапы, нажимает передними на ручку двери, снова берет добычу в зубы и с банкой во рту просачивается в дверной проем - разве только дверь, выходя, не запирает. На свободе устраивается поудобнее и тщательно вылизывает содержимое.
Неожиданно сучка срывается с места и несется к забору облаять прохожих. Из окна вылетает кулек с водой и разрывается в полуметре от брехливой собачонки - хозяин пытается приструнить вздорное животное.
По ночам собаку выпускают гулять с жутким приспособлением на шее: электрошокером, жестко реагирующим на высоту звука. Когда несчастная забывается и пытается тявкнуть, электрошокер вступает в действие, и окрестности оглашаются визгом провинившейся собачонки.
Однако, правда в том, что хозяева, - молодая бездетная пара, обожают кастрированную сучку; купают по пять раз в неделю, возят с собой в гости, целуют в нос, поют с ней хором и держат на дорогой низкокалорийной диете, чем вызывают у Виктории Лазаревны, сторонницы естественного образа жизни, тихое раздражение.
В это утро Вика решила одеться понаряднее, выбрала яркую ненадеванную кофточку, золотые сережки с бирюзой и ожерелье из эйлатского камня. Аккуратно причесалась, надушилась слегка и, попрощавшись с лопоухим псом, отправилась на работу.
Доехала до службы без приключений - тремпистка, молодая девчонка, в пути не болтала и позволила послушать новости.
В офисе, подключившись к Интернету, Виктория Лазаревна открыла дневник, проверила почту, ответила на письма. Заболтала в чашке пресный кофе без сахара и развернула проект, требующий проверки.
Не успела сосредоточиться - подошла молоденькая секретарша и пригласила Викторию свидетельствовать в суде. Виктория Лазаревна неоднократно зарекалась умерить любопытство и не искать приключений на свою широкую, много испытавшую в жизни з...
Однако выступить в суде против алчного подрядчика и, возможно, спасти историческое здание в центре Иерусалима - соблазн был слишком велик. Виктория выключила компьютер, посмотрелась в зеркало, подкрасила губы и порадовалась, что оделась сегодня тщательнее обычного.
Заседание протекало, на взгляд Виктории Лазаревны, непонятно. Судья, стареющая белокурая девушка, совершенно уступила инициативу представителю подрядчика. Тяжелый и плотный, стриженный седым армейским бобриком, адвокат орал на судью и свидетелей обвинения. Виктория впервые столкнулась с тяжелой, отлично инсценированной и хорошо оплаченной ненавистью.
Ей казалось, что бесстрастным профессиональным выступлением, легко удастся поколебать аргументы второй стороны, сфабриковавшей липовое разрешение на строительство. Виктория ошибалась. Судья, интеллигентная блондинка, с веснушчатой кожей, рано поблекшей под израильским солнцем, приняла сторону строительных браконьеров и, фактически, позволила им разрушить историческое здание.
Расстроенная, вернулась Виктория на рабочее место и не сразу ответила на телефонный звонок. Хрипловатый мужской голос отрекомендовался: "Адвокат Реувен Хасдаи". Ему пришлось несколько раз повторить свое имя, пока до Виктории Лазаревны дошло, что телефонный собеседник и давешний адвокат-горлопан - одно и то же лицо.
Хасдаи можно было прикладывать к ране, он просил рекомендовать специалиста для реставрационных работ в разрушенном его клиентами здании. Уверенная, что адвокат записывает разговор на пленку, Виктория сухо перечислила имена реставраторов, рекомендованных муниципалитетом.
Через час позвонил Гилад, молодой архитектор, с которым нарушители заключали предварительное соглашение. Узнав, что дело дошло до суда, парень немедленно устранился, уволился, оставив клиентов без профессиональной поддержки. Сейчас он звонил Виктории, выразить свое недовольство. Гилад как бы не понимал, почему его не оказалось в списке рекомендованных архитекторов, и намекал недвусмысленно, что из-за Виктории лишился выгодного заказчика. Как она и предполагала, пакостник и враль Хисдаи намекнул Гиладу, что Виктория плохо отзывалась о молодом архитекторе и дискредитировала его профессионально.
Виктории Лазаревне не в чем было себя упрекнуть; увольнялся Гилад по собственной воле, однако она оказалась втянутой в глупую и проигрышную ситуацию, с объяснениями, увещеваниями и оправданиями. Распространенная ловушка: доказать, что ты - не верблюд. Говорить было, собственно, не о чем, но Виктория сочувствовала молодому человеку и пыталась убедить его, что жалеть не стоит: объект проигрышный, бесперспективный, на таком объекте парень не сделает ни денег, ни имени. Предстоит еще суд, возможно не один, а начинать карьеру с заведомо скандального дела, значит - погубить ее.
Архитектор делал вид, что не согласен, изображал обиженного, намекал, что растерялся и уволился, поддавшись давлению.
Тяжелый разговор вымотал Викторию Лазаревну. Сосредоточиться не удавалось, телефон тарахтел, не переставая. Наконец позвонили сверху. Викторию Лазаревну вызывали на шестой.
На шестом этаже небожителей, мэра, заместителей и прочих слуг народа, надо было отстоять свою позицию, сделать то, чего не удалось в суде. Доказать, почему выданное разрешение было незаконным, а поданное прошение фальшивым. Убеждать нужно было заместителя мэра города. Молодого ортодоксального еврея из венгерских, отличавшегося неимоверной тучностью и столь же редкой гениальностью.
Виктория замечала, что гормональный разлад такого рода, нередко сопровождается уникальными аналитическими способностями. Молодой человек, прозванный из уважения Равом, освоил науку проектирования по ходу каденции и в кратчайшие сроки. Он зашел так далеко, что иной раз требовал у подчиненных масштабную линейку и, решая спорные вопросы, проектировал прямо на изнурительных, многочасовых заседаниях к удовольствию сотрудников и недоумению несогласных сторон. Рав, в прошлом студент иерусалимской ешивы, проектированию не учился нигде. Тем не менее, предлагаемые им решения, были просты, отличались соломоновой мудростью и являлись замечательной рекламой религиозной системы образования. Читал чертежи Рав в технике высшего пилотажа: слева направо, справа налево и даже вверх ногами. И не ошибался никогда. Как женщина, неравнодушная к проявлениям гениальности, Виктория симпатизировала своему начальнику, он отвечал ей взаимностью.
На этот раз, Рав был мрачен и, подробно расспросив Викторию о деле, помрачнел еще больше: "Мы выглядим дурно. Очень дурно. В суде нас не поймут", - и попросил секретаршу связать его с адвокатом. По тону беседы, Виктория поняла, что дело проиграно. Строительные пираты получат все, не лишившись ни одной привилегии, полученной незаконным путем. Газеты опять подымут вой. Совершенно справедливо подымут. "И вновь, в центре города, при попустительстве муниципалитета..." Общество Охраны Памятников, обожающее после драки помахать кулаками, выступит с очередным сенсационным разоблачением. А молодой архитектор Гилад еще раз огорчится и посетует, что сдрейфил и упустил нечаянно фартовый заказ. Эх!
Виктория сложила бесполезные документы в папку и направилась к выходу. Рав, сосредоточенно общался с адвокатом, но окликнул Викторию и дружески помахал рукой.
Виктория спускалась с этажа небожителей, расстроенная и опустошенная. Всякий раз, когда скрупулезная, честно проделанная работа не приносила результатов, Виктория задумывалась и вопрошала, как праматерь Рахель: "Зачем я тогда?" И не было ей ответа...
Суета за перегородкой привлекла ее внимание. Заглянув в соседний отсек, Виктория обнаружила кружок "умелые руки" на секретарском столе. Аккуратно разложенные тряпочки, цветные бумажки, ножницы, наклейки. Это британец Чарльз с помощью секретарши Тальи готовил кому-то новогодние подарки. Яркие баночки с домашним вареньем. Несколько месяцев назад Чарльз, инженер-градостроитель из Англии, стал приносить на работу образцы домашнего варенья, приготовленного по интернетовским рецептам. Сотрудницы пили чай с вареньем и не уставали нахваливать Чарли. Он приносил вкусный хлеб домашнего приготовления и раздавал заинтересованным небольшие сэндвичи. Поведенные на чистоте, но не склонные к рукоделию и кулинарным изыскам, чиновницы уплетали вкусные сэндвичи и завидовали чарльзовой жене.
Незадолго до начала осенних праздников - Сладкого года, дорогие товарищи! - Чарльз притащил откуда-то тяжеленные кульки с пустой стеклянной тарой и невнятно пробормотал по-английски, что тара предназначена для новогодних подарков. Банки, наполненные вареньем: виноградным, сливовым, тыквенным, гранатовым, яблочным, с терпкими добавками виски, корицы и зангвиля, появились на работе за две недели до начала нового года. Чарли укладывал баночки в соломенные корзинки, украшал разноцветным целлофаном, завязывал цветной соломкой или яркими ленточками. Секретарша Талья, добрая душа, помогала раскладывать варенье, вырезала ножницами наклейки с названиями: хурма, дыня, виноград с орехами и яблочно-грушевый конфитюр. Обрезала излишки целлофана, укладывала баночки в корзинки и художественно вывязывала подарочный бантик из ленточки или пестрой соломки.
Прикормленные дальновидным Чарли сотрудницы закрутились у секретарского столика, как пчелы. Они рассматривали нарядные упаковки, приценивались к содержимому и выкладывали денежки из расчета 25 шекелей за банку. Стандартный набор: корзиночка и три банки варенья обходился в 75 шек. Сотрудники покупали близким сладкие новогодние подарки.
До Виктории не вдруг дошло, что Чарли, хороший товарищ, забавный и пухлый, как перекормленный ребенок, любитель экстрима, тяжелых мотоциклов и городских забегов, устроил себе новое развлечение: продажа варенья по цене, в полтора раза превышающей рыночную. Поначалу она решила, что добрый Чарли притащил варенье на службу, чтоб раздарить ближайшим сотрудникам. Но ошиблась. Сказались ее советское воспитание, туристское прошлое и разная, так называемая, ментальность. Смешливый и щедрый Чарли, играючи, превратился в акулу капитализма. В конце дня он подошел к Виктории, весело продемонстрировал круглую пачку денег и предложил баночку пасечного меда. Маленькую, как столовая перечница.
И опять не сразу поняла Виктория, что за крошечную банку надо платить...
- Спасибо! Сколько? - спохватилась вовремя.
- Вообще-то двадцать, но тебе - пятнадцать, - растроганный собственной щедростью, сообщил Чарльз.
Расплатившись за мед, Виктория Лазаревна посидела в задумчивости. Потом заварила чаю, слизнула с крышечки медовую каплю и подумала, что никогда не поймет этой новой-старой жизни и не станет в ней до конца своей.
За этими мыслями и застал ее адвокат Хисдаи. Выразительно поглядев на стакан - Чаи распиваете! - смиренно поздоровался и стал выяснять, чем может его заказчик компенсировать общественности нечаянную оплошность. Оплошностью Хисдаи называл разрушенное историческое здание в центре Иерусалима.
Получив неоформленное вербально указание Рава выйти на компромиссное решение, Виктория не могла послать Хисдаи туда, куда послать его, безусловно, следовало. Куда отсылают наивные израильтяне, не догоняющие истинного смысла русского ругательства - кибенимат-кибенимат-кибенимат! - и неохотно принялась обсуждать с адвокатом возможность компенсации ущерба, нанесенного городу циничными застройщиками.
Попрощавшись с Хисдаи, Виктория отпечатала письмо, разослала его заинтересованным сторонам, выключила компьютер и, повернувшись, встретилась взглядом с крупным лобастым дядькой, который, похоже, наблюдал за ней продолжительное время.
-Ты - Виктория? Помнишь меня?
Выглядел дядька неплохо, был гладко выбрит и чисто одет. Тем не менее, Вика быстро сообразила, что приличный на вид посетитель и странный тип в шортах, кормивший кошек в сердце религиозного квартала, - одно и то же лицо.
- Я пришел тебя отшлепать, - сообщил посетитель. Ты проиграла спор, и я тебя сейчас нашлепаю.
Месяц назад Виктория была на объекте в сопровождении молодого религиозного еврея по фамилии Гершкович. Лысоватый, расхристанный любитель кошек налетел на них с угрозами, и Виктории пришлось защищать молодого Гершковича, предъявлять документы и уверять, что на участок любителя животных никто не претендует. Толстяк, однако, продолжал спорить и возмущаться засильем религиозных в Стране. Выпустив пар, он пожал Гершковичу руку (при этом, в другой, он держал блюдце с кошачьим кормом) и пригрозил Виктории скорым визитом в Мэрию. Было ясно, что любитель кошек здоров не вполне, но и опасен не слишком.
И вот он напомнил о себе, не поленившись найти Викторию в огромном комплексе муниципальных строений.
Психов Виктория не боялась, но следовало решать быстро: вызвать ли охрану или свести ли заявление сумасшедшего к шутке. Выбрав второе - позвать охрану она всегда успеет - Вика предложила психу компенсировать моральный ущерб шоколадными вафлями.
Псих сопротивлялся и стоял на том, что не стал бы проделывать длинный путь из-за шоколадных конфет и на меньшее, чем шлепок не соглашался. Пока Виктория увещевала психа, он улучшил момент и, протянув руку, несильно хлопнул Викторию по лопатке.
Виктория потянулась к телефону - псих не оставил ей другого выхода. Почуяв опасность, толстяк еще раз дотронулся до викиной спины и резво выскочил в коридор, крикнув с безопасного расстояния, что Виктория - милашка. И был таков.
Рабочий день кончился. Виктория брела к машине, прокручивая в памяти визит психа, выступление в суде, разговор с Гиладом, метаморфозу, произошедшую с другом-Чарли. Неожиданно ее остановил молодой и излишне смуглый парень.
- В сторону, давай в сторону. Кто ты такая?
- А ты кто такой? - чуя грядущее приключение, спросила Виктория Лазаревна.
- Я - иммиграционная полиция. Твои документы!
- Нет у меня документов, - с удовольствием соврала Виктория.
- А где они?
- Дома.
Тут парень ловко отловил еще одну женщину, молодую, тоненькую, славянской наружности.
- Полиция. Твои документы!
Девушка испуганно протянула израильское удостоверение личности, теудат зеут.
- Как зовут мужа? Быстро!
- Виктор!
- Он знает, что твое удостоверение краденое?
Девушка задрожала.
-Краденое? Почему краденое?
-Сколько ты за него отдала? У кого купила?
-Купила? Я платила процент в Министерстве Внутренних дел.
Девушка путала ивритские слова, волновалась. Вместо налога сказала "процент". Но страж правопорядка уже видел, что документ в порядке и, не извинившись, отпустил бедняжку.
-Ну, я тебя ... подумала Виктория.
- У тебя есть удостоверение? Его номер? - переключился полицейский на Вику.
- Не помню.
- А удостоверение репатрианта? Паспорт?
- Потеряла. Давно.
- Фамилия?!
Виктория мягко, не напирая, произнесла фамилию, ясную, звучную, но непостижимую для израильского слуха.
- Как-как?
Виктория повторила негромко, не давая себе труда быть понятой.
- Что ты здесь делаешь?
- Ничего особенного. Хожу, прогуливаюсь, - наслаждалась Виктория Лазаревна.
- У тебя есть дети?
- Конечно. Двое. Один на Севере. Другой - на Юге.
- А если я проверю?
- Проверяй. Только как ты проверишь? У тебя ж нет номера моего удостоверения.
- А я тебя обыщу.
- Посмей только! Не имеешь права! И вообще, кто ты такой? Смуглый, штатский, на груди - крест. Ты, что, араб из Восточного Иерусалима? - Виктория перешла в наступление.
- Где крест? Это не крест, это узор на рубашке.
- Неправильный у тебя узор. Короче, если полицейский - вези в полицию, - там и поговорим. Ты почему отвернулся? Не можешь установить личность - вези в полицию.
А сама подумала, что если приключение затянется, некому будет выгулять лопоухого пса. Но попасть в логово, ненавистной после Гуша, полиции ей хотелось давно, и она решила рискнуть.
Однако полицейский оказался не дурак и по уверенному тону Виктории, поднаторевшей в бюрократических разборках, понял, что напал не на ту.
- Сколько ты лет в Стране? - спросил он, прозревая ответ.
- Двадцать.
- Всего хорошего, мадам. Не смею больше задерживать.
- Ну нет, так просто ты от меня не отделаешься. Почему отпускаешь? Ты же не видел моих документов! И почему задержал?
- Мадам, идите с Б-гом, я Вас не держу, ошибочка вышла.
- Но почему меня? Почему ты задержал именно меня?
Парень увидел, что раздраженная Виктория вошла в раж, и отвлек ее внимание простым приемом. На ходу, вербуя недавнюю подозреваемую, он попросил Вику последить за арабским таксистом. И убежал в переулок, будто бы охотясь за пассажиром.
Но Вика не могла сдаться так просто и вышла на полицейского из соседнего тупичка, она знала район, как свои пять пальцев.
- Так почему меня? Почему ты задержал именно меня?
Виктория, наконец, извлекла из сумочки удостоверение: сотрудник мэрии, начальник группы, архитектор. Без пяти минут VIP, very important person.
- Мадам, у Вас чужеродная внешность. Простите, но Вы не похожи на израильтянку. Всего Вам доброго!
- А ты-то сам? У тебя самого, какая внешность? - уязвила Вика улепетывающего полицейского.
Смуглявый исчез, оставив ощущение маленькой победы - за перепуганную супругу неизвестного Виктора она отомстила вполне.
День подходил к концу. Виктория затормозила перед домом и фарами ближнего света выхватила из темноты странную сценку. Под соседской машиной чинно сидели молодые рыжие кошки, числом пять или шесть, и увлеченно играли в непонятную игру. Под днищем машины болтался некий предмет, напоминающий хвост или веревку. Соблюдая строгую очередность, кошки нежно касались странного предмета и, не отрываясь, следили за амплитудой раскачивания. Когда веревка останавливалась, хочется сказать "умолкала", очередная кошка касалась предмета лапой, нежно и сосредоточено. Предмет начинал раскачиваться, а кошки, не отвлекаясь ни на мгновение, дружно вперивали взгляды в неширокую амплитуду. Казалось, они к чему-то прислушивались.
Котов Виктория Лазаревна не любила. Мама рассказывала, что до рождения Вики в доме жила умница и любимица Машка, которую суровой уральской зимой, перепуганный странным кошкиным поведением, отец увез из дому. Машка забиралась на грудь новорожденной Виктории и топталась у самого горла, громко урча. Кошка возвращалась домой дважды и добрый папа, ожесточив свое сердце, завез Машку уже навсегда. В наказание за родительский грех Вика, дружившая с любой живностью, котов не любила, побаивалась и часто попадала с ними в неприятные истории. Жизнь научила ее уважать кошек, защищать их, а, в случае необходимости, подкармливать. Но удовольствие погладить или подержать в руках щенка не могла Виктория сравнить с сомнительным удовольствием подержать или погладить котенка.
Четверть часа наблюдала Виктория за странным кошачьим развлечением. Необычными были движения кошек, их сосредоточенность и очередность. Они не играли с предметом шаловливо и резво, как делают котята, гоняясь за веревочкой. И не стремились отобрать друг у друга добычу, если это была она. Торжественно и неспешно раскачивали они веревку. Тихими, ласковыми движениями, ни разу не нарушив очередности. Виктория Лазаревна умирала от любопытства, но близко решила не подходить, чтоб не нарушить кошачьего священнодействия.
С трудом дождавшись утра, помчалась взглянуть на днище соседской машины.
Кошек на месте не было. Под днищем висела тяжелая буксирная цепь и тихо позвякивала под порывами осеннего ветра. Разогнувшись, Виктория Лазаревна который раз подумала, что мы, все-таки ничего не знаем о животных.
![[]](/img/a/alla_b/odindendoc/rodonachalnik.jpg)
![[]](/img/a/alla_b/odindendoc/semeystvo.jpg)