Пока я сочиняла ностальгическую поэму про Киев, описывала свою любовь к Израилю и уверяла, что "Эйн ли Эрец ахерет", в Секторе Аза развернули военные действия.
Я писала, что гуляла по золотой осени Киева, распевая во все горло: "Эйн ли Эрец ахерет, гам им адмати боэрет"...
Выяснилось, распевала я не зря. Через два месяца Израиль начал войну в Азе, и наша сторона потеряла 10 человек убитыми и несколько сотен раненными. А сержанта Гилада, за освобождение которого я так горячо, так горячо молилась в самом укромном и близком к Святая Святых подземном тупичке, Хамас продолжает скрывать от всего белого света, на виду всего света. Сын рассказал, что торопливый взрослый, опередивший его у кассы на ж.д. вокзале, был отец Гилада. Сын мой почтительно посторонился, пропуская Шалита-старшего. И это единственное, что мы можем для него сделать.
Однако, пока я писала ностальгическую киевскую прозу, Леонид Финкель, судя по хватке и слогу журналист - литератор, написал так:
Они переселились в меня. В каждого из нас. И мы носим их под сердцем, как носят будущего ребенка.
Я думала, а он написал и назвал все своими именами. Оттого меня не коробит, когда незнакомый взрослый уверяет по радио: сержант Шалит - сын каждого из нас.
Оттого душевное движение мучительно сдержанной Авивы Шалит, истерзанной идиотскими вопросами теле- и радио-ведущих отзывается во мне живой болью.
И я плачу, плачу. Плачу. Это единственное, что я могу для нее сделать.
Субботу мы думали провести тихонечко, по-семейному. Но Б-г привел гостей. Нагрянула старшая дочь с подругой Малкой. Девчонкам-вегетарианкам непросто угодить и я расстаралась так, что чуть не прогавила зажигание свечей. Но обошлось. Малка, с ударением на втором "а", - истинная королева! Крохотная, волевая, породистая. Зеленые глаза ундины не помещаются на исхудавшем лице. Друг, ее друг, в Азе. И не три, а четыре недели, потому, что десантник, потому, что командир, потому, что загодя намечал цели для... Секретно, совершенно секретно. Малка побледнела, осунулась. Глаза посветлели, из темно-зеленых стали светлыми, цвета травы. От слез, от тревог, от усталости. Малка живет от звонка до звонка из Азы. Звонок. Малка вылетает из дома, устраивается на камушке, на самом ветру. Секретно, совершенно секретно. Я выношу Малке плед. Она принимает, не замечая. Кожа обветрена, на руках - цыпки. Холод, дождь. Малка сияет, в руке - телефон, она вся - слух. Темная копна распущенных волос. Аленушка у ручья.
Я знаю эту девочку с шестого класса. С дочкой моей они были неразлучны. Их выгнали из школы одновременно. Одновременно приняли в другую. И выгнали и приняли по той же причине. Неподъемно для религиозной системы были любознательны, спорили с неопытными училками, уводили за собой класс. И блестяще оказали себя в системе религиозного плюрализма, стали в школе лидерами, задавали тон, вели за собой.
Малка возвращается с радостным сообщением. Если все сложится и выпадет карта и, даст Б-г, ничего не случится, в конце субботы друг сердечный вернется на побывку из Азы. Секретно, секретно, совершенно секретно.
Как проходила наша суббота? Девочки, мудрые маленькие старушки, обмениваются новостями. Брат школьной подруги, Кармеллы, лежит в больнице. Задет, но не сильно. Осколочное ранение. Надо навестить. А двойной тезка Малкиного друга, десантник Мишка, уже три недели торчит в Азе, на звонки не отвечает. Его мать, потешная и веселая, вечная девочка тетя Джин, три недели не спит. Муж ее велел соседям вопросов о Мишке не задавать.
И друг моего сына, забавный увалень Бер, за три месяца до дембеля, оказался в Азе, в инженерных войсках. Телефон его молчит, и я не знаю, правильно ли звонить его матери, моей соседке, или оставить ее в покое?
Сын мой учится на специальных пред армейских курсах и качается с утра до ночи. Весь вид его говорит: очередь придет, мы им покажем. Спорит с девчонками. Те считают, что войну надо сворачивать, что тысяча убитых арабов - это слишком и мир нам этого не простит. Сын - добрейшее существо, настроен воинственно, но считает при этом, что всех раненных "азаятов" надо переправить в еврейские больницы, а детей-сирот перевести из Азы в Израиль и отдать в приемные израильские семьи.
Девчонки обрушиваются на сына с критикой: колониальный подход, патернализм. Сын, однако, стоит на своем - зато из них вырастут не убийцы, а нормальные люди. Девчонкам крыть нечем и спор прекращается, но вопрос остается.
Отвечая на мой невысказанный вопль "За что?" Леонид Финкель в статье "Умер и засмеялся", пишет:
В эпоху Судей особенно активно стал донимать на земле обетованной иврим Амалек. И тогда наш духовный вождь, наш пророк Самуил, приказал военному вождю царю Саулу истребить врагов, не щадить их, предать смерти от мужа до жены, от ребенка до грудного младенца, от вола до агнца, от верблюда до осла.Саул выиграл судьбоносную битву. "И захватил Агага, царя амалекова, живым, а весь народ истребил острием меча"...
Саула прокляли за мягкосердечие. За то, что сохранил он жизнь царю амалеков Агагу. Народ, хоть и неблагодарный, но внутренним чутьем понимал, что этот грех Саула рано или поздно, но скажется на судьбе евреев...
Ну, что? Кто я такая, чтобы подвергать слова Торы сомнению? А никто. Но происходящее сегодня в Азе учит, что не просто было истребить народ острием меча. Никто не хотел убивать. Но исповедующие культ смерти не оставили евреям другого выхода. Так же, как сегодня они не оставляют выхода нашим солдатам.
И тогда Тора приходит на помощь и велит истребить...
Я даже завидую немногим моим знакомым, на сообщение о смерти арабского ребенка, умеющим проронить: "Да, вроде убили какого-то араба..." Вот цельность, последовательность, непоколебимая вера в справедливость нашего оружия...
Иногда я, раздираемая противоречиями, завидую им по-настоящему. Любить свой народ, сознавать свои права и свою правоту. Наверное, только так можно победить врага и отстоять Страну.
И все же, и все же... Идея моего сына не дает мне покоя ...
Но на каком языке заговорю я с чумазым арабским ребенком? Как научу его не бояться собаки? Не бояться меня? Не бояться моего сына, когда он вернется домой в новенькой военной форме?
Ну же, прекраснодушные, уступаем инициативу! Выступите с левым, гуманным предложением усыновить обездоленных арабских сирот.