Сегодня выходцы из еврейской слободки Дербента проживают во многих странах мира. Судьба разбросала их кого куда, но заветная мечта каждого из них - снова, хоть на короткое время вернуться на свою малую родину. Слободка воспитывала нас на улице, развивая волю к жизни, инстинкт самосохранения, подготавливала выживать в весьма непростых жизненных условиях того времени. Употребление вина в юном возрасте было не рисовкой пацанов, а знаком нашей готовности к реальной взрослой жизни. Стремительный исход с насиженных мест, с родной стороны - невероятная история горских евреев, некогда компактно проживавших на территории размером всего-то в несколько футбольных полей. Но это была их вселенная, безграничная во времени и пространстве, в которой уместилась вся их жизнь от начала зарождения и до последней дороги в небытие.
Моё детство, отрочество и юность прошли на слободке. В тринадцать лет, как и все пацаны со Слободки согласно законам иудаизма я стал мужчиной, но мама почему-то этого не замечала, продолжая зазывать меня на обед или ужин, если я терял время, когда рубился в футбол с пацанами. В пятнадцать влюбился по уши в самую красивую девчонку на свете. Ирина Островская, дочка военного врача, воспитанная и интеллигентная, а я горский еврей, отъявленный, дерзкий до безрассудства, пацан из еврейской Слободки, территории, в которой жестко культивировались законы Моисея. Беззаботное, прекрасное и счастливое время моей прошлой жизни.
Многие парни, с которыми я когда-то играл в футбол на Слободке, добились значительных успехов в жизни. Они разъезжают сегодня на дорогих автомобилях, имеют дома и виллы, их внуки учатся в престижных университетах США и Европы. Но есть и такие, которые горько сожалеют, что, поддавшись общей эйфории, неосознанно покинули Слободку, тем самым потеряли нить и смысл своей дальнейшей жизни. Я не историк, но оказался невольным участником и свидетелем трагических, порой труднообъяснимых поступков, не свойственных сути национального духа еврейского народа. Я расскажу вам свою историю жизни на Слободке, взаимосвязанную со временем и процессами, происходящими во времена массового исхода горских евреев из Слободки.
Мой отец уходил из жизни на моих глазах. Я мучительно переживал и глубоко страдал от одной мысли - на что и каким образом я буду благородно хоронить своего отца, не имея на это средств. Я испытывал чудовищное унижение чести и достоинства горского еврея, не сумевшего в 25 лет выполнить должным образом своё главное предназначение перед отцом - почётно провести его в последний путь. Самое главное, что я усвоил из этой истории, что жизнь без смысла, без содержания и без цели приводит к тому, что в последнюю дорогу тебя будут собирать и провожать чужие, пусть даже очень добрые люди.
Отец скончался в возрасте сорока девяти лет. Он был добрым и любящим отцом, моим Богом, но болезненным человеком в последние годы своей жизни. Близко знавший моего отца человек рассказывал мне, что отец был деловым и решительным человеком, он много зарабатывал, но немало и тратил, был большим транжирой. В моей памяти бесконечные застолья в нашем доме, в котором принимали участие главные руководители города, прокуратуры и милиции. Такова была реальность жизни делового человека во времена развитого социализма. Да и мама моя под стать отцу не жалела денег на мои обновки; меня одевали в самые дорогие тусовочные одежды, которые закупались у местных спекулянтов в три дорого. Казалось, что такая кайфовая жизнь будет продолжаться вечно, ничто, никакая сила не сможет остановить это радостное, полное счастливых ощущений течение моей жизни. Это потом, спустя много лет, я понял, что мое транжирство имеет генетическую основу. Мои родители, сами того не ожидая, наградили меня этим приятным недугом, который приводил в восторг и восхищение моих родных, близких и друзей.
Мне казалось, что с уходом отца закончилась и моя жизнь, но старый, мудрый и всеми почитаемый раввин, терпеливо своей кропотливой работой над мои сознанием вводил меня в реальность существующего мира.
- Тебе надо продолжать жить, сынок, - напутствовал он меня своим спокойным, монотонным, располагающим к доверию голосом после каждодневной моей поминальной молитвы - Кадиш - в синагоге.
- Твой отец всегда будет с тобой, помни и никогда не сомневайся в этом, - сказал он мне напоследок, - он был настоящим мужчиной, храни имя и образ отца своего в сердце своем, живи достойно и не посрами имени его, и всё у тебя будет хорошо, сынок. Тогда я впервые понял необходимость и важность духовного наставника в жизни каждого молодого человека. Сегодня, обращаясь к Всевышнему, я прошу его лишь об одном. "Господи будь наставником над сыном моим, огради его от необдуманных поступков и болезней".
Полмира плачет, полмира смеётся - это изречение в полной мере описывало нашу повседневную жизнь в то удивительное время на Слободке. Евреям дали полную свободу выезда из России. Слободка пировала и одновременно горевала, пышно провожая своих сыновей и дочерей неведомо куда. Никто из слободчан ни разу не усомнился в правильности принятых ими решений. Никто из них ни разу не засомневался в том, что там в Израиле их и их детей ждёт счастливое будущее. Ведь Израиль по библейскому преданию - это Земля, текущая молоком и мёдом. Легко верится в то, во что хочется верить. Но оцепенение прошло быстро, когда реальность оказалась намного грустнее, чем рисовалась в фантастических мечтах и ожиданиях моих земляков, которые с огромным трудом привыкали к реалиям новой жизни. Но жизнеутверждающие традиции евреев взяли верх, и на этот раз старшее поколение поступилось своим настоящим ради будущего своих детей.
Люди целыми кланами и семьями покидали родные места и то, что они оставляли навсегда, самое святое, священное, которое почитаются евреями всех мастей и цвета кожи - могилы отцов и матерей, не удерживало их от этого лавинообразного исхода. Слободка гудела, как пчелиный улей, она походила на огромную барахолку; мужчины суетились в поисках хоть какой-то информации, о дефиците товаров на израильском рынке, женщины же выметали всё из своих подвалов и гардеробов в надежде продать хоть что-нибудь, пусть даже за ничтожную цену. Во дворах громоздились деревянные ящики разных размеров, которые поглощали в себя всё то, что могло иметь хоть какую-то ценность в Израиле. Возле каждого дома рядами на земле были выложены, а кое-где небрежно разбросаны ковры, одежда и домашняя утварь. Все продавалось за бесценок. Дома, которые наши родители строили ценой неимоверных усилий, вкладывая в них всю свою жизненную энергию, рискуя порой своей свободой, становились легкой добычей для представителей народов южного Дагестана, которые массово спускались с гор, заполняя улицы города Дербента и Слободки.
Мой дядя, младший брат моего отца, живший своей семьёй в отцовском доме, также как и все жители Слободки интенсивно готовился к иммиграции в Израиль. Двор был забит сотнями комплектов постельного белья и других вещей, которые, как он предполагал, можно будет с выгодой продать в Израиле. Но когда во дворе я приметил целую дюжину печатных машинок с латинским шрифтом, которые бережно укладывались вперемежку с постельным бельём в ящики, изготовленные из ценных пород дерева и тщательно отобранной первоклассной древесины, стало ясно, он не был готов к иммиграции. Ведь все, кто уже прошел этот путь, сообщали своим друзьям и родственникам, чтобы они сваливали налегке, с долларами в кармане. Соседи и друзья подшучивали над ним, советуя ему забрать с собой, прежде всего, свой пивной павильон, в котором уникальная система водоподготовки совершенно не влияла на качество его разливного пива.
- Я продаю свою часть дома, - как бы невзначай сказал он мне.
- Как это ты продаешь дом моего отца? - возмутился я и продолжил, - этот дом построил мой отец, а тебя он приютил как младшего брата, моя мама кормила и обстирывала тебя, делала все, чтобы ты чувствовал себя наилучшим образом. А сейчас в знак глубокой благодарности ты оставляешь сына твоего старшего брата без жилья.
- Хотя бы в память дедушки, твоего отца, и твоего старшего брата, моего отца, в благодарность моей матери, женщина, которая каждый вечер пред тем как твой отец ложился спать, омывала ему ноги, этот дом должен остаться единым, и неделимым, нельзя, чтобы чужие люди переступили порог нашего двора. Но он был непреклонен. Жадность, крохоборство и деньги напрочь отбили память у моего дяди. Я попытался обсудить это со страшим братом своего отца, неформальным главой нашей большей семьи.
- Как же так, - задал я дерзкий вопрос старшему брату отца, - я же единственный сын Вашего брата, именем которого Вы клялись над куском хлеба, которого Вы почитали и любили, и сейчас Вы меня оставляете без крова. Вам же известно, дом наш построен моим отцом, и он по праву должен принадлежать мне. Но получил жесткий и удручающий ответ: "Тебе надо забрать свою мать с собой в Россию, там вам будет гораздо комфортнее жить". Они так и не признали мою мать, в их сознании она так и осталась "детдомовской". Я уехал в Россию и начал свою карьеру с первой своей ударной комсомольской стройки, таково было желание моего покойного отца, он хотел, чтобы я жил среди русских людей.
-Они великодушны, добры и большие профессионалы, - говорил мне мой отец.
Но это уже совсем другая история.
Перед отъездом я долго стоял у открытой калитки моего родного дома. Я рыдал от своей беспомощности и безысходности, от несправедливости и бесчувственного отношения ко мне и моей матери, от того, что больше никогда не увижу живым родное лицо своего отца. Заглянув в последний раз во двор, я погрузился на двадцать лет в прошлое. Мне показалось, что я, мальчишка пяти лет, стою в центре большого двора напротив старого саманного дома. Напротив дома были сараи, в которых содержались аж две коровы и теленок, я их пас. Во дворе стаями прогуливались горделивые индейки. В птичнике, наполненном соломой, происходило что-то неладное, куры сторонятся агрессивных петухов. Войдя в дом, который делился на две небольшие части, а в середине была огромная печь, я как обычно в детстве повернул налево в комнату, в которой мы семь мальчишек разного возраста спали в ряд на полу. В середине комнаты в потолке было единственное окно в небо. И ночами я интуитивно подымал голову вверх, вглядываясь в окно, в котором мерцающие звезды на ночном небосводе зазывали меня во вселенную, открывая передо мной огромный мир возможностей.
Некто спросил: "Правильно ли говорят, что за добром надо платить добром". Индийская пословица дала ясный и четкий ответ на этот вопрос: "Если когда-нибудь увидишь, что река потекла вспять, это значит, что где-то, кто-то, добром ответил на добро".