Эти загадочные русские души

"Вознесся выше он главою непокорной..."

Всегда, когда лицом к лицу сталкиваешься с чем-то непостижимым, глубоким и необъяснимым, я сказал бы надчеловеческим, замирает дух и останавливается сердце. Пытаешься уяснить, что значит сей странный иеророглиф, как его расшифровать?

Именно такую неразрешимую загадку представляет собой глубоко укоренное в сердцах русских убеждение в особой роли великого поэта не только в России, но и во всем мире; в непререкаемой вере в его гениальность; не говоря уже о неистребимой и верной любви к Александру Сергеевичу Пушкину.

В чем же причина непреходящей многолетней незатихающей популярности русской суперзвезды? Единственное, что приходит в голову: перед нами еще одна из многих загадок таинственной русской души: любовь к поэзии Пушкина.

Как же так получилось? О чем возвещает миру грандиозная фигура поэта, бросившая вызов равнодушному времени, навеки вписанная в вековую историю России? Разве нет другого равного ему великого сына России в любой области, будь то политика, наука, литература, тем более поэзия, который мог бы соперничать в славе с Александром Сергеевичем Пушкиным? Или тут сыграла свою роль трагическая судьба поэта, которая тревожит отзывчивые русские души своей неразрешимостью? А, может быть, причина в добросовестных учителях, много лет насаждающих культ гениального поэта? Или все дело в дотошных критиках, пишущих бесконечные хвалебные оды, начиная с неистового Виссариона, Добролюбова, Писарева и заканчивая Тыняновым, Бурсовым, Лотманом? Вспомним сейчас, какие только люди вставали в очередь, чтобы пропеть громкие дифирамбы поэту: Гоголь и Достоевский, Тургенев и Гончаров, Лев Николаевич и Алексей Николаевич Толстые, Ахматова и Цветаева, Булгаков и Набоков и прочие, прочие...

Может быть, вы назовете с первого раза имя поэта, тиражи книг которого вот уже долгие годы побивают все рекорды, зафиксированные в книге Гиннеса? Если же доведется вам открыть библиографию исследований, посвященных все тому же властителю русских дум, вас ждет интересное открытие. Пушкинисты публикуют столько новых статей о жизни и творчестве Пушкина, сколько выходит работ, посвященных всем русским писателям и поэтам в совокупности, всем вместе взятым.

Зто целый мир со своими незыблемыми законами. Это огромный мир вокруг великого возмутителя спокойствия. Это безразмерный памятник, воздвигнутый многими поколениями почитателей. Один из пушкинистов сказал удивительную фразу: "Нам известен каждый день, прожитый А. С. Пушкиным".

Не забудьте ежегодно пышно отмечаемые Пушкинские праздники, сборники работ, ему посвященные, семинары, конференции, университетские кафедры, улицы и площади, дворцы и набережные, названные его именем, анекдоты, наконец, и вы в какой-то степени поймете, чем является Пушкин для России.

Не кажется ли вам, что разгадка здесь в том, что Пушкин есть национальное достояние России, его духовная эмблема, славный язык своего отечества!

Удивление вызывает лишь тот факт, что на протяжении двух веков при любых правительствах, перешагнув войны и революции, преодолев всемогущее время, презрев забвение, русскому сознанию удается сохранить неизменным эту страсть - любовь.

Кто посягнет на народные символы, кто их поколеблет?

Нет, не просто к поэту, создателю прекрасных стихов, поэм и чудесной прозы, мы обращаемся к великому мифу, взлелеянному несколькими поколениями, мы говорим о национальном символе, в который верит очередная поросль русских, мы прикасаемся к святыням.

Реплика в сторону.

Впервые задуматься об особых чувствах русского человека к великому А. С. заставил меня мой сосед Володька. Судьба свела нас в ту пору, когда я только-только окончил университет и принялся щедро бросать зерна культуры в детские души. Попутно, старался блистать эрудицией везде, где возможно.

Не буду утомлять читателя описанием чудаковатой фигуры большого мастера - рукодела. Он был и столяр, и слесарь, и сантехник, и токарь, и электрик, и строитель. Он паял, стругал, малярничал, чинил любые приборы, велосипеды и телевизоры, выжигал по дереву, выпиливал лобзиком, играл на аккордеоне, чудесно рисовал, лепил и прочее. Правда, официально работать он избегал.

Ну никак нельзя было ожидать от малограмотного провинциального мужичка, живущего в убогих нищенских условиях, задавленного суровым бытом, самоучки -любителя, как водится, горького пьяницы и дебошира, профессионального безработного и многократно тюремного сидельца особого отношения к поэзии.

Боже, боже, как я ошибался! Как удивительно он преображался, когда мы вспоминали Пушкина, как много он читал мне наизусть, как прекрасно толковал любимые строки. Такого беззаветного наивного и святого чувства обожания поэзии Пушкина мне больше в жизни встречать не приходилось.

"Я памятник себе воздвиг нерукотворный..."

Памятник, отлитый Александром Сергеевичем своим творчеством и запечатленный в русском общественном сознании, вовсе не бронзовый, не гранитный и даже не золотой. Монолит сей, вознесшийся выше не только Александрийского столпа, а выше самой высокой телевизионной башни; более прочный и долговечный, более ценный и дорогостоящий, чем самые дорогие украшения, пусть даже и знаменитые Фаберже, - так вот бриллиант этот национальный бессмертен, потому что он не материальный, но умозрительный, виртуальный, вписанный в русское подсознание. Скала славы сия, на пьедестале которого навечно выбито имя поэта, волею судеб возведенного в ранг первой звезды русской культуры, кажется мощной и нерушимой. Памятник народной памяти, умело сработанный, тщательно отшлифованный, воздвигнутый не на страх, а на совесть несколькими поколениями преданных почитателей, еще недавно казался вечным.

Пушкин не только и столько великий поэт (мало ли первоклассных поэтов родила Россия); не только гениальный художник слова, не только серьезный писатель (ну уж никак не сравнимый с последующими гигантами прозы); - Пушкин есть национальный символ великой державы. Долгоиграющий примечательный бренд. Такой же запоминающийся, как Красная площадь, Собор Василия Блаженного или ансамбль Московского Кремля.

На страже этого гигантского государственного монумента стоит вся мощь страны: официальная пресса, издательские дома, школьные планы, критическая и историческая литература.

С утверждением Александра Серсеевича не поспоришь: он, действительно, своими дивными стихами сложил себе монумент славы. Но чтобы сей монумент утвердился в русском сознании, намертво вплавился в его плоть и кровь, занял там подобающее место и перевоплотился в краеугольный камень русского подсознания, понадобилось вмешательство извне.

Таким образом, Александр Сергеевич Пушкин - это национальный флаг. Величественный памятник в сознании нации, который выстроен на протяжении многолетней русской истории. Который государство поставило на прочный фундамент, намертво скрепило его отдельные фрагменты раствором народной любви и стала регулярно следить за его состоянием. Залив патокой и елеем пушкинскую характерную физиономию, отшлифовав до блеска его биографию, не оставив ни единого черного пятнышка в его творчестве, официальная пушкиниана превратила поэта в неприкасаемого идола, фетиш, сакральную и мумифицированную фигуру. В течение почти двух веков идет беспрерывная и ни на один день не утихающая борьба пламенных пушкинистов со временем.

Реплика в сторону.

Даже в русском языке Пушкину выделено особое место, найдена специальная ниша. Ученые, которые занимаются творчеством поэта, именуют себя гордо пушкинистами. Где уж там каким-нибудь специалистам по Толстому или Блоку, разве назовешь себя толстистом или блокистом, да и толстоведом - блоковедом как-то звучит коряво. Или скажем жизнеутвеждающая пушкиниана опережает даже отживающую лениниану.

"Нет, весь я не умру..."

Начиная разговор о Пушкине в школе, о развернутой программе его изучения, следует в первую очередь задаться бестактным вопросом, даже выговорить который запрещает русская традиция: "Не устарел ли он? Нужно ли в двадцать первом веке так подробно и тщательно изучать его творчество? Не кануло ли в вечность все то, что так живо волновало читателей А. С. Пушкина два столетия подряд? Не стали ли его стихи слишком сложными и непонятными молодому поколению?"

Только в том случае, если вас не коробит и не передергивает от вопросов, если они не кажутся вам провокационными, если вы не боитесь взглянуть действительности в ее насмешливые глаза, только тогда беритесь за мою статью.

Поэтому, затеяв разговор о Пушкине, о попытке осмысления его мощной фигуры в современной жизни, о ничтожных изменених в школьных программах, мы рискуем навлечь праведный и справедливый гнев читателей.

Давайте начнем со школьных программ.

Сначала сделаем чисто количественный анализ программы, сравнив место и объемы отведенного для изучения материала. Принято отводить каждому большому имени в литературе нужное количество часов, включив сюда: биографический материал и одно-два из его великих творений. Для сравнения возьмем таких авторов:

- Лермонтов : стихи, поэма "Мцыри", "Герой нашего времени".

- Гоголь : "Ревизор", "Петербургские повести", "Мертвые души".

- Чехов : ранние рассказы, 2-3 рассказа зрелого творчества, "Вишневый сад".

Теперь посмотрим, что настоятельно и безоговорочно рекомендует учителю-словеснику программа по Александру Сергеевичу Пушкину?

- стихи (начиная от лицейских стихов, до стихотворений последних лет) 15 - 20 стихотворений.

- поэмы : "Руслан и Людмила", "Бахчисарайский фонтан", "Цыганы", "Полтава", "Медный всадник".

- проза : "Повести Белкина", "История села Горюхина", "Дубровский", "Капитанская дочка"

- драма : "Борис Годунов", "Маленькие трагедии"

- роман в стихах "Евгений Онегин"

Понятно, что количественно звезда Александра Сергеевича легко затмевает любого писателя, даже Льва Николаевича с его романом-эпопеей, оставляя в глубокой тени прочие второстепенные имена. Нельзя же сравнивать с ним писателей и поэтов всего двадцатого века, которым в совокупности уделяется места и времени значительно меньше, чем одному великому поэту.

Да никто и не собирается хотя бы уравновешивать, если, скажем, на одной чаше весов вольготно расположились произведения Пушкина, а на другой теснятся в кучу и поэты Серебряного века (Блок, Брюсов, Андрей Белый, Ахматова,), и советская поэзия (Маяковский, Есенин, Пастернак, Мандельштам, Твардовский, Евтушенко, Вознесенский), и проза довоенная (Булгаков, Платонов, Алексей Толстой, Ильф с Петровым), и проза послевоенная (Симонов, Гроссман, Нагибин, Шукшин, Фазиль Искандер...). И всем им вместе не перетянуть чашу весов.

"Амур нашел ее в Цитере..."

Не знаю: заметили ли вы как бы между строк проведенную, хорошо завуалированную мысль, а, может быть, почувствовали шестым чувством, что автор говорит о славе Александра Сергеевича как бы опрокинутой в прошлое. Будто бы появилось нечто, что способно омрачить безоблачное небо над Пушкиным, затуманить божественный лик великого певца.

Так вот, как мне кажется, такие легкие тучки прорезались.

И невидимая опасность, о которой мы говорим вовсе не нашествие варваров, не насильственное лишение родного русского языка, не потеря нравственных ориентиров, не подтачивание фундамента культуры, нет, все намного проще - это новое подрастающее поколение, которому уставшее от восхищения старшее поколение должно передать факел восхвалений.

А начинается все с простых вопросов, на которые не всегда можно получить внятные ответы.

Скажем идет урок в десятом классе и задают ученикам такой вопрос:

- Как ты понимаешь такие строки из стихотворений Пушкина?

Восстань, восстань, пророк России

В позорны ризы облекись.

Так вот в лучшем случае получишь такой оглушаюший вывод:

- Восстань истина, и посмотри на Россию.

- Пророк-то восстанет, но он не будет святым, а будет лишь соответствовать современному образцу

- Это строки несут в себе какое-то оптимистическое пушкинское настроение. Набор слов очень соответствует его писаниям.

Зато в худшем варианте набор слов в ответе вообще ничему не будет соответствовать.

Приведем еще один характерный пример:

Ревет ли зверь в лесу глухом,

Трубит ли рог, гремит ли гром

- Это означает, находясь в шуме, закричи сам.

- Во всяком звуке или шелесте есть частичка тебя.

- Звук может вызвать в голове образ нового стиха.

- Если ты свободная душа, то у тебя на все есть свое мнение.

- Мне кажется, что здесь описывается сцена родов.

И учителю, омытому такими тонкими комментариями к звучным пушкинским стихам, начинает казаться, будто бы все мы играем в некий заговор молчания или вступили в негласный сговор, чтобы не разглашать великую тайну: язык божественного Пушкина стремительно устаревает. Молодежь не то, чтобы не понимает его, но и не пытается понять, так как язык Пушкина, сохраняя все прелести и особенности языка начала девятнадцатого века, все дальше и дальше уплывает от нас, растворяясь в тумане времени.

Давайте откроем первый том собрания сочинений, где собрана его ранняя лирика. Читателям молодого Пушкина следует для начала пройти краткий курс греческой и римской мифологии, уяснить функции и назначения олимпийских небожителей, открыть для себя русскую античность.

Не хочу озадачивать читателя, но скажите, сможете ли вы сходу понять, о ком говорит здесь юный Пушкин.

" И пенистый бокал нам Бахус подавал...", "Молись и Вакху и любви...", "А в ночь - вновь царствует Киприда...", "Меня Плутон из мрачного теней жилища...", "Помилуй, Феб", "Шалун, увенчанный Эратой и Венерой...", "Развеселися, Гименей!", "Он сын Вулкана молчаливый", "Быть так, Меркурий, полетим", "Тебе, наперсница Венеры, тебе, который Купидон и дети резвые Цитеры...", "Морфей, до утра дай отраду...", "Я усользнул от Эскулапа...", "Здоровье, легкий друг Приапа..."

Если Вакх и Бахус, Венера и Аполлон, Купидон и Амур еще различимы в тумане подсознания, то такие фигуры, как Приап, Меркурий, Гименей, Феб, Морфей, Плутон, Вулкан, Эскулап требуют уже пространных объяснений, не говоря уж о Цитере, Киприде или Эрате.

В более поздних стихах частота употребления греческого Пантеона богов падает, зато возрастает частотность появления имен и фамилий политических деятелей и событий, ныне известных лишь специалистам.

Возьмем, к примеру, стихотворение "Бородинская годовщина" и прочитаем такие строки.

Сбылось - и в день Бородина

Вновь наши вторглись знамена

В проломы падшей вновь Варшавы...

Но вы, мутители палат,

Легкоязычные витии,

Вы, черни бедственный набат,

Клеветники, враги России!

Куда отдвинем строй твердынь?

За Буг, до Ворсклы, до Лимана?

За кем останется Волынь?

За кем наследие Богдана?

Попробуйте теперь объяснить ученику: зачем нужно было брать Варшаву, кто возмутился и оклеветал Россию, куда отодвинули строй твердынь? Я уж не говорю о том, что придется долго и уныло останавливаться на словах и выражениях: легкоязычные витии, отдвинем строй, бедственный набат. Что за наследие Богдана? Почему Пушкина тревожит тот факт, за кем останется Волынь? Как связана дата Бородина и взятие Варшавы?

Целый рой забытых политических событий, треволнений и чувствований, но какое это имеет отношение к современному миропонимаю школьника?

Вы окунаетесь в непонятный мир вышедших из употребления и почти не употребляемых сегодня слов и понятий, которые затемняют содержание. Вселенная терминов, фамилий, намеков, аллюзий, сравнений, перекличек, которая требует для понимания хотя бы высшего филологического образования.

В заповедном пушкинском лесу архаичных слов вряд ли найдет дорогу даже образованный русский человек, для ученика же это задача просто непосильная. Да и учителя - отважные проводники и следопыты - не всегда смогут вывести на твердый путь.

Помнится, что известный литературовед Ю. М. Лотман написал специальный комментарий к "Евгению Онегину", который читается как откровение. Такие необыкновенные открытия ожидают там учителя. Мы не говорим уже об учениках. Тем сегодня будет непонятен и сам комментарий.

Таким образом, путь к естественному и открытому пониманию Пушкина давно уже закрыт. Мы толкуем его строки вкривь и вкось, мы расшифровываем его загадки, мы пытаемся понять его чувства. Вряд ли частокол комментариев поддержит настоящий интерес к творчеству поэту.

"И назовет меня всяк сущий в ней язык..."

Но особенно умиляет и удивляет смелая попытка прочитать великого поэта детям в Израиле.

Через какие только тернии, через какие душевные муки следует пройти, к каким звездам устремиться и в какую бездну упасть, чтобы с горечью, наконец, воскликнуть: нет, это невозможно, я сдаюсь.

И как бы ни было обидно образованным бабушкам и дедушкам, и как бы терпеливо они ни читали своим внукам своего любимого Пушкина, ничего поделать невозможно - его все равно не поймут и не полюбят.

Предположим, мы взялись за изучение "Руслана и Людмилы". Произведения хрестоматийного, как будто бы простого и как нам казалось всегда детского. С пафосом прочитали знаменитое вступление: "У лукоморья дуб зеленый", горячо принялись комментировать, вроде бы даже что-то наши сабры поняли.

Общий смысл, вероятно, кто-то и уловит, но никто не в состоянии понять, почему это "лукоморье..." приносит такую радость, в чем его прелесть, почему они должны мучаться и восхищаться?

Потом перешли к "Песни первой", хотя первоначальный энтузиазм учителя несколько поблек, и тут начинаются сплошные загадки.

В толпе могучих сыновей,

С друзьями, в гриднице высокой

Владимир-солнце пировал.

В унынье, с пасмурным челом,

За шумным, свадебным столом

Сидят три витязя младые;

Безмолвны, за ковшом пустым,

Забыты кубки круговые,

И брашна неприятны им;

Не слышат вещего Баяна;

Потупили смущенный взгляд...

Обычно здесь мы надолго останавливаемся. Начинается мучительная пытка разгадывания, вгрызания в текст, барахтания и погружения в омут.

Для начала поясняем все непонятные слова: гридница, пасмурное чело, младой, витязи, вещий, потупил.

Во втором круге переходим к темным понятиям: в толпе могучих сыновей, Владимир-солнце, за ковшом пустым, кубки круговые, вещий Баян, потупили взгляд, смущенный взгляд.

По третьему кругу уясняем общий смысл эпизода.

После всех объяснений учитель пытается перейти к сюжету дальше, но его добивает едкий шепоток: "Посмотри, он сам не знает, что такое "брашна"? Чего же от нас требует? Зачем вообще заниматься такой чушью?"

На этой ноте обычно и заканчивается погружение в сказочный мир Пушкина.

И я благодарен звонку, который спасает меня и удерживает от комментария следующей картины:

И вот невесту молодую

Ведут на брачную постель;

Огни погасли... и ночную

Лампаду зажигает Лель.

Свершились милые надежды,

Любви готовятся дары;

Падут ревнивые одежды

На цареградские ковры...

- Но что же делать? - обязательно спросит читатель.

- Не позориться! - только и могу посоветовать я.

Ведь мы никогда не сможем (хоть и вывернемся наизнанку) зажечь юные сердца, потому что ускользает смысл, рвется мелодия. Ни жестами, ни мимикой, ни похвалами, ни уговорами невозможно передать молодому человеку, едва говорящему по-русски, лишенному элементарных представлений о русской истории и культуре, непосвященному в таинство поэзии всю легкость, волшебство, гармонию, красоту пушкинского слова, а потому нечего издеваться над текстом. Наши нелепые попытки изучения Пушкина в Израиле, наша лакейская изворотливость, упрощенные подходы, примитивные пересказы, наше поведение в данной ситуации не просто бессмысленное, глупое или страусиное, оно страшно оскорбительное для памяти поэта.

Комментарии: 17, последний от 10/12/2008. © Copyright Бендерский Яков Михайлович (Yakov_be@mail.ru) Обновлено: 17/02/2009. 25k. Статистика. Эссе: Израиль Скачать FB2		Оценка: *4.635** Ваша оценка:
Аннотация: Именно такую неразрешимую загадку представляет собой глубоко укоренное в сердцах русских убеждение в особой роли великого поэта не только в России, но и во всем мире; в непререкаемой вере в его гениальность; не говоря уже о неистребимой и верной любви к Александру Сергеевичу Пушкину.

Бендерский Яков Михайлович: другие произведения.

Эти загадочные русские души