"Такого рода диалог включал в себя разнообразные формы идеологического общения. В этом византийском диалоге каждая из участвующих сторон посылала символические сигналы" (Соломон Волков "Шостакович и Сталин")
Под диалогом, который Волков назвал бахтинским, автор подразумевает взаимоотношения власти и общества. Об этом детально рассказано в его книге "Шостакович и Сталин". Причем вовсе не обязательно, - по словам Волкова, - чтобы диалог был прямым и шел лицом к лицу или нос к носу. У власти всегда есть способ показать, что диалог протекает или хотя бы его сымитировать: знаменательные жесты, показательные поступки, прямые высказывания в официальной прессе. Лишь бы ответы вождя ложились в унисон с невысказанными вопросами граждан, лишь бы народ ощущал незримую связывающую ниточку с Ним самим. И чем налаженнее была постоянно действующая обратная связь между высшим и низшими, чем быстрее реагировал у кормила стоящий рулевой на мысленные просьбы трудящихся, тем крепче становились узы между правителем и народом, тем сильнее вскипала в сердцах всенародная любовь.
Оказалось, что даже диктаторский режим Иосифа Виссарионовича вел на протяжении долгих лет некий диалог со своим народом.
Власть через свои рупоры, то есть СМИ, беспрестанно поливала народ идеологической отравой, издавала указы и постановления, строила планы и перевыполняла их, создавала колхозы и изводила под корень крестьянина, выдумывала вредителей, а потом их уничтожала, причем не только вредителей полей. Пробудившийся же от спячки народ, озадаченный яростной деятельностью, только лениво почесывался, крякал, затягивал пояса потуже, смолил махорку, матерился и отбивался от неприятностей анекдотами.
Конечно, такой диалог напоминал скорее обмен мнениями между вампиром, сжимающим в смертельном объятии укушенного беднягу, и хладеющей жертвой, теряющей рассудок и последние капли драгоценной крови. Вот те предсмертные конвульсии и называет Соломон Волков адекватным ответом на вопросы вурдалака-диктатора.
Тут-то поймали мы себя на мысли, а как интересно сложился бы такого рода новобахтинский диалог в наши дни? Какие новые нюансы взаимоотношений между властью и народом наметились бы сегодня?
Известно, что по сложившейся традиции русский человек привык в диалоге с начальством безмолвствовать или молча одобрять все, что бы ни предлагала власть. Но даже с этим молчащим стадом опытный пастух все же ведет незримый диалог, отвечая на незаданные вопросы.
Например, Владимир Владимирович Путин, в начале своего правления, еще не вполне владея ситуацией, решил посоветоваться с простым человеком. Он припал к родной земле, вслушался в ее стоны и разобрал как бы в воздухе разлитый горячий шепоток: "Доколе же мы, русские люди, терпеть будем распоясавшихся террористов? Когда укорот дадим ненавистным чеченским сепаратистам?"
- От нас они не уйдут. Мочить их будем везде, даже в сортире, - четко, по-военному ответил Владимир Владимирович.
И русский человек облегченно вздохнул. Раз услышали его слова, значит наметился диалог, возникла и окрепла ниточка связи между царем-батюшкой и народом-матушкой.
Когда же поступил следующий социальный заказ, когда новая горячая мольба долетела до самого верха и сумела заглушить хор благодарственных песнопений придворных лизоблюдов, тоненькая ниточка обратилась в нерушимую связь. В. В. расслышал проникновенные слова: "Жить-то стало лучше, батюшка, в чем-то даже веселее, но вот как к нам попала олигархическая нечисть? Зачем олигарх нужен русскому человеку?"
Отвечая на горячие просьбы, Путин наехал своей судебной властью на ЮКОС и вышиб из удобного кресла Ходорковского, уложив его на жесткие нары. Отношения с русским народом перешли в новую стадию. Гоголь назвал бы их не иначе как "именины сердца".
Тогда упрочился и укрепился навеки высокий рейтинг президента.
Но на этом не закончился полюбовный диалог.
- Ты что, сердечный, не видишь, как над тобой измывается журналистская плесень? Не замечаешь, какова у тебя выборная верхушка? Сколько зла плодит, сколько несправедливостей множит? - роптал народ.
- Главной задачей своей политики считаю построение вертикали власти, - последовал четкий ответ.
И тогда уже ничего не оставалось власти, как рукою крепкой взнуздать распоясавшуюся лошадку-прессу, выстроить по ранжиру провинциальных суверенов, подмять под себя три ветви власти и взять в свои руки все рычаги правления.
И последние реплики плодотворного диалога двух любящих сердец озвучены в последние месяцы.
Возроптал напоследок человече. Уже не безмолвно шептал, откуда-то и голос звонкий прорезался, когда прелюдно он возопил: "Чем не угодили мы тебе, Владимир-солнышко, на кого оставляешь нас, сиротинушек, кому власть отдаешь, родимый?"
Услышал, наконец, Владимир Владимирович глас народа. Послушался-таки упрямец, долгие семь лет отказывающийся от поста председателя партии, специально под него построенной, и решил возглавить "Единую Россию".
- Обещаю, что буду делать все, чтобы укреплять влияние и авторитет Партии, использовать ее возможности в интересах развития страны.
Забавный и неожиданный диссонанс в классическом диалоге правителя и толпы все же наметился. Вновь избранный председатель презрительно отказался вступить в ту партию, которую милостиво соблаговолил возглавить. То ли рядом с быдлом сидеть западло, то ли простым партийным билетом побрезговал, то ли на еще лучшую партию в будущем понадеялся.
Вот как протекает бахтинский диалог в наши дни на русской земле.
Проецируя такой диалог на израильскую реальность мы видим, что он еще дальше ушел от классического канона, описанного в книге Соломона Волкова.
Здесь, конечно, в отличие от русского варианта, есть несколько отличий.
Во-первых, диалог ведется с Властью, как таковой, не замкнутой на одну персону.
Во-вторых, существенно различаются дискутируемые вопросы.
В-третьих, выделяются не два, а три партнера, три главных участника диалога: власть, народ и пресса. Вот они-то и обмениваются репликами, между ними-то и протекает действие, завязываются новые отношения, формируются новые союзы.
Попытаемся установить отправные точки такого разговора, воссоздать символические знаки, свидетельствующие об опосредствованной связи политических элит с простым обывателем.
Заметим, что третий участник, СМИ, играет особую роль в израильском варианте диалога. Казалось бы: роль массовых средств связи служить каналом, проводником, передаточным механизмом между верхними эшелонами власти и нижними этажами, где обитает население.
Но все не так просто. С одной стороны, СМИ является рупором народного мнения, общественной воли, с другой - глашатаем идей власти, но с третьей - предпочитает вести себя как самостоятельный участник диалога, имеющий свое мнение, зачастую весьма далекое от мнения двух других партнеров.
Но мы, слегка упрощая ситуацию, представим дело так, будто ведут диалог только два партнера.
Подумаем, какие вопросы более всего занимали общественность последнее время, что вызывало наибольшее раздражение и претензии к власти, а потому более всего поднималось и муссировалось прессой.
Со страниц газет не сходит тема обнищания населения. Вопрос важнейший, всех касающийся, по мнению многих, властями не решенный. В геометрической прогрессии множатся семьи, живущие ниже черты бедности, бедствуют матери-одиночки, не имеющие возможности поднять детей, жалуются инвалиды, получающие мизерные пенсии, усыхает день ото дня корзина лекарств, брошены на произвол судьбы старики, захлестывает всех волна подорожаний. Но особое возмущение вызвали сообщения о нищенском положении стариков, переживших Катастрофу.
Собственно, никто не стремится найти окончательное решение данной проблемы, но дать вздохнуть и помочь нуждающимся все же следовало бы, не говоря о том, чтобы сравнить с положением бедных в других странах.
Однако правительство как всегда делает вид, будто ни слышит возмущенных голосов, не видит настоящего положения. Слабые попытки исправить положение кажутся недостаточными и подвергаются публичному осмеянию. Как и предложение о выделении пособий жертвам, пережившим войну, поначалу тоже показались неубедительными. Начались жалобы, выступления, демонстрации, долгий процесс переговоров и, наконец, было принято долгожданное половинчатое решение. Не обошлось без публичных скандалов, сокрушительных разоблачений в прессе.
Таким образом, бахтинский диалог в израильском варианте предполагает полное отчуждение партнеров. Когда никто никого не слышит, никто ни на что не реагирует, когда каждая сторона отвечает лишь на те вопросы, которые сама себе и задает. Диалог неудержимо скатывается к отдельным монологам слепого глухого и немого не видящих, не слышащих да и ничего не говорящих друг другу.
Такую удивительную картинку можно нарисовать, вглядевшись в ситуацию незашоренными глазами. Но присмотревшись пристальнее, можно разглядеть еще более абсурдную модель поведения.
Немой партнер (без сомнения эта роль отведена народу) на самом деле имеет неплохо подвешенный язык и ему есть что сказать. Более того, он просто мечтает публично высказаться, но понимает, как перевернет свободная пресса его слова. Как она передернет, перекривит, гиперболизирует, нафантазирует, метафоризирует и, обернув глупой шуткой, выгодно продаст. Потому народ предпочитает молчать.
Глухой участник диалога (вы поняли, что его играет политический истеблишмент) не то, чтобы не слышит, но предпочитает прикидываться глухой тетерей, чтобы не отвечать на неприятные реплики.
А слепой (его умело играет свободная пресса), на самом деле прекрасно видит, отмечает малейшие нюансы поведения сторон, чутко реагирует на каждое движение, но предпочитает закрывать глаза на правду и остроумно играет в испорченный телефон.