Бизяк Александр: другие произведения.

Роды под зонтом

Сервер "Заграница": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Бизяк Александр (bialex@rambler,ru)
  • Обновлено: 02/06/2007. 13k. Статистика.
  • Рассказ: Израиль
  • Скачать FB2
    • Оценка: 6.54*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Каждый год в сентябре приходит осень. Так было при царизме, при советской власти, в перестройку и сейчас. Т/О "Экран" ЦТ, как и любое другое предприятие, работало по одним и тем же производственным канонам социализма. Осенью шла закладка урожая будущего года - составлялись тематические планы.
    •   
      Из серии "Записки сценариста"
      
      
      
      Каждый год в сентябре приходит осень. Так было при царизме, при советской власти, в перестройку и сейчас.
      Т/О "Экран" ЦТ, как и любое другое предприятие, работало по одним и тем же производственным канонам социализма. Осенью шла закладка урожая будущего года - составлялись тематические планы.
      Попасть в темплан для любого сценариста считалось делом подвига, чести и отваги. И реальных перспектив на гонорар.
      О, эти проклятые два месяца четвертого квартала, когда верстался, стократно обсуждался и наконец-то утверждался план! Интриги, анонимки, подковерная возня, нужные звонки начальству, жалобы, наветы ... Коллеги по творческому цеху писали на своих же сотоварищей; жены сценаристов доносили на мужей - беглых алиментщиков; мужья изобличали жен, погрязших в богемной круговерти "сладкой" телевизионной жизни.
      Необходимо было пройти три круга дантевого ада, чтобы попасть в темплан: мясорубку сценарного отдела, худсовет Объединения и, наконец, "чистилище" у товарища Мамедова. Кабинет его располагался на десятом этаже, за двойными массивными дверями. Мы называли их "Вратами ада". Оттуда, точно из могилы, никогда не доносилось ни единого звука. Там-то, в мрачной тишине телевизионного сатрапа, ставилась окончательная точка тематического плана.
      Где-то в середине декабря утвержденный план с десятого "спускали" на шестой этаж в "Экран". Мы, точно коршуны, слетались на добычу, отыскивая в нем свои фамилии.
      Потом, перебежав дорогу (на красный свет!), мчались в парк имени Дзержинского и в шашлычной устраивали разнузданный алкогольный шабаш. Для кого-то - праздник (остался в плане!), для кого-то - тризна (из плана вылетел). Но напивался каждый - и победитель, и неудачник.
      Это был единственный счастливый день в году, когда, вернувшись вечером домой разобранным по винтикам, я не встречал со стороны жены не только бунта (о, этот бунт жены - бессмысленный и беспощадный!), но примирение и взаимопонимание. Супруга страдальчески смотрела на меня и осторожно спрашивала: "Ты со щитом или на щите"?
      
      В тот вечер я вернулся "на щите". Жена вздохнула тяжко, помогла мне снять дубленку на искусственном меху, протянула шлепанцы, коротко спросила: "Кофе или чай"?
      Мы сидели за кухонным столом. Я жадно пил чай, костерил Мамедова, главного редактора "Экрана" Жданову, начальницу сценарного отдела Зину Ожиганову, замзавотдела Сашку Айзенбаха... Жена сочувствовала мне и повторяла: "Успокойся. Все они не стоят твоего мизинца". Я соглашался и, размазывая пьяную слезу, умиротворенно затихал.
      Жена вела меня к постели, укладывала спать...
      
      На следующий после вчерашней тризны день меня вдруг вызывает Айзенбах и кладет передо мной темплан:
      - Открой 9-ю страницу.
      Я открываю и читаю: "Серия портретов наших современников". Двадцать шесть так называемых "бесхозок" - перечень профессий, которым нужно было подобрать героев. Мартиролог состоял из хлеборобов, сталеваров, партийных вожаков, профсоюзных лидеров, врачей, работников милиции, военнослужащих Советской армии, шахтеров, представителей вымирающих на Крайнем Севере народностей, чабанов и хлопкоробов Средней Азии, ну и так далее. Всех не перечислишь.
      - Выбирай любую тему, какую пожелаешь, - говорит мне Айзенбах.
      Я был польщен вниманием редактора к моей персоне. С Айзенбахом мы числились в хороших отношениях, он считал меня крепким сценаристом и мог доверить ответственную тему.
      - Я подумаю и завтра дам ответ, - сказал я Айзенбаху.
      - Решать тебе, старик. Но учти, что завтра будет поздно. Темы расхватают, останутся огрызки. Столби сейчас.
      Я задумался. Перешерстил в уме знакомых мне по журналистской практике имена приемлемых героев. Признаюсь, что спускаться в шахты, карабкаться на нефтяные вышки, лететь на Крайний Север к юкагирам и оленеводам, к рыбакам Камчатки или на погранзаставу в Кушку не очень-то хотелось.
      И тут я вспомнил родной Волоколамск, где в районной газете "Заветы Ильича" я намолачивал на круг до пятисот газетных строк в неделю. В памяти всплыла главврач местного роддома Татьяна Николаевна Залетова, женщина удивительной судьбы, мать троих детей (двоих из них она взяла из Лотошинского детдома), орденоносец, депутат районного Совета.
      Я сходу предложил Залётову.
      Айзенбах спросил:
      - Она член партии?
      - Обижаешь, Саня. Я когда-нибудь беспартийных предлагал?
      - Ни разу, - согласился Айзенбах.
      - Притом учти, что Залетова работает в глубинке, в ста десяти километрах от Москвы.
      - Тоже мне, глубинка, - усмехнулся Айзенбах.
      - А ты поживи в Волоколамске. Хотя бы с месячишко. Я поглядел бы на тебя. Супруг Залётовой - директор передового леспромхоза. Непьющий. Любящий отец и муж. Одним словом, образцовая советская семья.
      Айзенбах задумался. Почесал в затылке.
      - А знаешь, старина, Волоколамск - это то, что нужно. Там погибли легендарные панфиловцы.
      Я с недоумением взглянул на Айзенбаха и добавил:
      - А в селе Петрищево повесили Космодемьянскую.
      - Но ведь Петрищево находится под Рузой?
      Я пояснил, что Руза и Волоколамск - соседние районы.
      - Отлично! - загорелся Айзенбах. - Эстафета героического подвига: на фронтах и в мирной жизни.
      - По масштабам замысла - не меньше, чем "Война и Мир". Ты не находишь?
      Айзенбах меня одернул:
      - Напрасно иронизируешь. Да, "Война и мир". Но на современном документальном материале.
      Он порывисто поднялся, подошел к окну. Горячим лбом прижался к холодному стеклу, разглядывая торчащую напротив телебашню, и, наконец, сказал:
      - А знаешь, вытанцовывается очень даже неплохой фильмец. Давай, варгань сценарий.
      
      Вечером я пришел домой навеселе. На этот раз жена встретила меня уже без всякого взаимопонимания:
      - Сколько может продолжаться тризна?!
      Я, находясь под впечатлением от разговора с Айзенбахом, попытался закружить жену по комнате, но она меня довольно грубо отпихнула.
      Я обиделся:
      - Погоди сердиться. Ты сначала выслушай.
      - Что на этот раз?
      - Я получил заказ!
      - Что, на телевидении уже дают предновогодние заказы?
      - И еще какие!
      - Снова шпроты?
      - А вот и нет!
      - Сервилат?
      - Да при чем здесь сервилат? Напряги фантазию! Смелее!
      - Неужели красная икра? - неуверенно произнесла супруга.
      - Еще смелее!
      Жена растерянно смотрела на меня. Мне стало жаль ее.
      - Я получил заказ на трехчастевую документалку!
      - Не может быть...
      - Представь себе. Фильм-портрет об акушере-гинекологе Залётовой.
      - Какой еще Залётовой? Из Волоколамска?
      - О ней.
       - Почему Залётова? Что общего у тебя с акушером-гинекологом?
      - Садись и слушай.
      Так как час был поздний, мы перебазировались в спальню.
      - Теперь можешь исповедаться, - позволила жена.
      - Только не жди подробностей интимного характера.
      - Ты рассказывай, а я сама определю...
      И я приступил к рассказу.
      
      В газете "Заветы Ильича" на мне были культура, быт и медицина. Район готовился торжественно отметить День медицинского работника. Мне поручили написать статью о родильном доме.
      Так я познакомился с Татьяной Николаевной Залетовой.
      Узнав, что я из районной газеты, Татьяна Николаевна первым делом повела меня на крышу показать течи в проржавевшей кровле (деньги на ремонт райздрав не выделяет) и гнилые водостоки. "Пятый год ругаюсь с областным начальством, а толку - сами видите. Скажите, может женщина лечь на родильный стол, если на нее с потолка стекает ржавая вода? Ей что, прикажете под зонтом рожать?!". Мысль о родах под зонтом меня, признаюсь, позабавила. Перехватив мою улыбку, Залетова обиделась: "Вы не улыбайтесь, а лучше напишите об этих недостатках".
      Грохоча каблуками по железу, Залетова увлекла меня на крышу боковой пристройки, где располагалась прачечная. Здесь дела были еще плачевнее. В нескольких местах зияли черные провалы, сквозь которые виднелись доски чердака, уставленные тазами и корытами.
      Затем, спустившись вниз, Татьяна Николаевна повела меня в свой кабинет для деловой беседы. Я первым делом обратил внимание на потолок. Он был сухой, без протеков (наверное, сказалось то, что кабинет располагался на первом этаже, и дожди сюда не проникали).
      В кабинете - рабочий стол, два телефонных аппарата, мягкое кожаное кресло, диван, на окнах тюлевые занавески. Миниатюрная скульптура "Мать и дитя" (подарок местного ваятеля, у которого жена здесь разрешилась тройней).
      Главврач распорядилась принести нам кофе и ванильные сухарики. Я достал блокнот. Приготовил фотоаппарат.
      Залетова начала рассказывать:
      - Несмотря на временные трудности и недостатки, роддом функционирует, при том неплохо. План по роженицам выполняем и даже перевыполняем. Женщины рожают много и активно. Особенно зимой, в период спада сельскохозяйственных работ. Хорошо налажена просветительская деятельность. Организация родовспоможения в районе считается одной из лучших в области. Но главное, чем мы гордимся: почти на нет свели аборты. По этим показателям в стране мы занимаем второе место, после Ямало-Ненецкого Округа. Там женщины вообще не делают абортов.
      Тут распахнулась дверь, и в кабинет влетела молоденькая девушка, в халатике, открывающем симпатичные коленки, и в марлевой повязке на лице.
      - Татьяна Николаевна, вас ждут в родильном зале! Полозкова, кажется, надумала рожать.
      - Ну, наконец-то!
       Залетова сорвалась с места. Обернулась на ходу:
      - Простите, вернусь - договорим. Очень трудный случай. А, впрочем, я забираю вас с собой.
      - Куда? - не понял я.
      - В родильный зал.
      - Зачем?! Да ни за что на свете!
      - А я вам говорю - идемте, - тащила меня за руку главврач. - Вам приходилось видеть роды?
      - Не видел, и видеть не хочу.
      - Вы журналист, вы обязаны. Идемте! Девочки вам подберут халат. Только фотоаппарат оставьте...
      Пока мы поднимались на второй этаж, Залётова конспективно рассказала мне о роженице Полозковой:
      - Случай исключительный. У роженицы узкий таз. Рожать ей противопоказано. Мы ее не раз предупреждали: можно ждать летального исхода. И для нее, и для ребенка. Не послушалась. Три года назад она уже рожала. Ребенок получил серьезные родовые травмы черепа. Теперь опять рожает.
      Что я мог ответить?!
      
      На ходу на меня набросили халат.
      - Только не говорите роженице, что вы корреспондент, - предупредила Татьяна Николаевна. - Я вас представлю консультантом из Москвы. Роженицы консультантам верят больше. Приведешь ей консультанта, а у нее, дурёхи, от одного его присутствия, глядишь, и плод пошел. Так что я на вас надеюсь, товарищ консультант. Не подведите...
      
      На негнущихся ногах я вошел в родильный зал.
      Женщина лежала на спине, с обнаженным громадным животом, и отчаянно стонала. На лбу ее выступили капли пота.
      У меня внутри все похолодело.
      Татьяна Николаевна представила меня как известного специалиста из Москвы, которого вызвали для консультации.
      Роженица с мольбой посмотрела на меня, схватила мою руку (я не успел увернуться) и прижала к животу. Мне показалось, что он вот-вот лопнет.
      - Скажите, доктор, я рожу?
      - А куда вы денетесь, голубушка? Обязательно родите!
      Почему я ляпнул про "голубушку"? Наверняка, начитался Вересаева.
       Я попытался высвободить руку, но не тут-то было. Полозкова ухватилась за нее, как утопающий за своего спасителя.
      И тут ее тело жутко напряглось. Родильный зал огласился воплем.
      - Плод пошел! Головка показалась! - закричала ассистентка.
      Татьяна Николаевна с большим трудом выпростала мою руку:
      - Теперь уходите...
      
      Не помню, как я покинул родильный зал. Я вышел в полисадник, повалился на скамейку, закурил.
      Через час меня позвали. Я вернулся в кабинет Залётовой. Главврач счастливо улыбалась.
      - Поздравляю! Полозкова родила. Мальчик. Два девятьсот. Молодая мама просила передать вам благодарность.
      - А мне за что?
      - Она уверена, что если бы не вы... Так что, поздравляю с первенцем.
      Я растерялся и не знал, что ей ответить. У меня было такое чувство, как будто бы не Полозкову, а меня только что сняли с родильного стола.
      - Ну что, товарищ журналист, продолжим разговор? - спросила Татьяна Николаевна.
      - Да нет уж, на сегодня с меня хватит...
      
      
      P.S. Ровно через девять месяцев состоялась телевизионная премьера документального цветного фильма "Человек родился!". Картина получила вторую категорию, я - гонорар.
      Фильм рассказывал о главвраче Волоколамского роддома Татьяне Николаевне Залетовой, о ее супруге и соратнике по общественной работе Василии Петровиче Залётове. В фильме были три синхронных интервью: с руководством Волоколамского района, с бывшим командиром партизанского отряда и с беременной дояркой совхоза "Холмогорка". О проблемных роженицах с узким тазом, о родильном зале, об абортах, о сгнивших водосливах и дырявой крыше фильм не рассказал. Потому как эти темы, от греха подальше, я в сценарий не включил.
    -----------------------------------------
    Напечатано в газете "Вести", приложение "Окна"
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Бизяк Александр (bialex@rambler,ru)
  • Обновлено: 02/06/2007. 13k. Статистика.
  • Рассказ: Израиль
    • Оценка: 6.54*4  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта
    "Заграница"
    Путевые заметки
    Это наша кнопка