Аннотация: Признание в любви. Посвящается моим внукам, которые родились в Германии и там, скорее всего, вырастут. Архитектурные красоты, коммуналки, соседи, баня.
ОДЕССА - ЛЮБОВЬ МОЯ!
Прогулки по моей памяти.
Посвящаю моим внукам,
которые родились в Германии
и там, скорее всего, вырастут.
Одесса! Многие воспели тебя, в том числе гиганты литературы. Не мне равняться с ними. Однако ты - и моя любовь тоже. И я люблю тебя по-своему, неповторимо, и я знаю тебя по-своему, неповторимо. Поэтому я у тебя в долгу: я должна попытаться выразить свою любовь к тебе. В Америке думают, что Одесса есть и здесь, в штате Техас. Ха! Что они понимают!
В Одессе я выросла, сравнивать её с другими городами мне было трудно, так как путешествовали мы только летом, когда в Одессе наступает лучший сезон. Однако отпуск у мамы был всегда летом, как и мои школьные каникулы, поэтому в то время, как из других городов СССР все рвались в Одессу, мы обе с сожалением покидали её в этот лучший сезон, чтобы повидать другие края. В том возрасте я не особенно замечала красоту природы или роскошь Одесской архитектуры, однако, как и все одесситы, я всё равно считала, что это самый лучший город на свете. А когда подросла, стала думать, что причина этого в том, что здесь я выросла, что 'всякий кулик своё болото хвалит', что вполне может оказаться, что есть города лучше Одессы. Что ж, мне уже 50, побывала я во многих городах России, на Волге, в Сибири, видела столицы и маленькие деревеньки, побывала на Украине, в Казахстане, Узбекистане, Киргизии, Латвии, Карелии, в Восточной и Западной Германии, в Америке. Конечно, всё равно мир большой, и большую его часть я пока ещё так и не видела, однако я всё больше убеждаюсь в том, что Одесса хороша не потому, что я там выросла. Одесса достойна восхищения сама по себе! Это город совершенно особый! Это город с собственным лицом, которое не спутаешь ни с каким другим. Даже сегодня, в этом жалком, запущенном состоянии, когда архитектурные красоты в самом центре, на Дерибасовской, ограждены верёвками, грозя обвалиться на головы неосторожных прохожих, даже в этом плачевном состоянии Одесса неописуемо хороша! Принц - он и в одежде нищего принц. Так и моя Одесса.
АРХИТЕКТУРНЫЕ КРАСОТЫ
О непревзойдённая красота первоначальной застройки Одессы! Говорят, что тогда, когда город ещё только строился, каждый проект должен был пройти по конкурсу. И лишь наилучшие архитектурные заявки получали право претвориться в жизнь! Поэтому в Одессе нет двух одинаковых зданий, они до сих пор как бы соревнуются между собой, которое красивее и замысловатее. В других городах существуют 'достопримечательности': особо красивые здания, достойные того, чтобы их приметить, привести к ним экскурсию, постоять и полюбоваться. На их фоне фотографируются, покупают открытки с их видом. В Одессе это сделать практически невозможно: попробуйте-ка выбрать из этого многообразия самое достопримечательное! Вся старая Одесса - это ж одна сплошная достопримечательность!
Можно пройти всю улицу Пушкинскую от железно-дорожного вокзала до Приморского бульвара, останавливаясь по полчаса буквально у каждого здания и разинув рот удивляться: ну сколько же разных форм может быть, например, у балкона? В принципе? Ни за что не угадаете, и не сосчитаете! Не найдёте двух одинаковых балконов на всей Пушкинской, а может быть и во всей Одессе, если вы возьмётесь искать и сравнивать и голова у вас не пойдёт кругом от всех этих квадратных, и круглых, и прямоугольных, и треугольных, и в форме цветка, и в форме крепостной башни с зубцами, и с колоннами, и со скульптурами, иногда с металлическими кружевными решётками, но главным образом балконные решётки сделаны из светлого, мягкого, солнечного цвета камня, ракушечника. Вся-то Одесса из него построена, поэтому цвет улиц такой радостный и всегда праздничный. Куда серому граниту или мрачному тяжеловесному мрамору до ракушечника!
И колонны-то, ограждающие балконы, формы самой разнообразной, столько каменных финтифлюшек вы в жизни своей не увидите в одном месте! Каменные купола, часто венчающие крышу, по краям обсажены каменными листьями, плодами, ветками, завитками, деликатными скульптурами, в разных позах, каждая в единственном экземпляре. Вдоль стены ни одного плоского места: или скульптура в нише, или барельеф, разнообразного стиля атланты и кариатиды поддерживают карнизы и балконы, вдоль карнизов опять каменные завитки, фигурки, лица разнообразные: суровые и смешные, безмятежно прекрасные и страшные, ангелочки, диковинные мифические существа - всё из камня, всё приспособлено для украшения. Не знаю, хватит ли вам двух дней, чтобы пройти таким образом Пушкинскую из конца в конец. А потом вам придётся перейти на другую сторону и проделать то же самое в обратном направлении, и опять возле каждого здания у вас будет захватывать дух, и вы будете восклицать: 'Вот самое красивое здание Одессы!' до тех пор, пока не перейдёте к соседнему.
А ведь это лишь одна улица! А ведь ещё есть Ленина (Ришельевская) и Карла Маркса (Екатерининская), Преображенская и Гаванная, и Островидова, и Тираспольская, и Садовая, и Пастера, да разве все перечислишь! Это не говоря ещё о знаменитой Дерибасовской!!! Даже американизированные киоски и кафе вдоль всей улицы в последние годы, и Микки-Маусы и Мак-Дональдсы не отняли у неё этой особой, совершенно одесской прелести, а похоже лишь добавили к ней: Дерибасовская - всё равно Дерибасовская! Ещё даже более уютная и домашняя после того, как с неё убрали дорожное движение и сделали её почти по всей длине пешеходной. Даже индейцы из далёкой Южной Америки, с недавнего времени облюбовавшие Дерибасовскую, чтобы петь там свои ни с чем не сравнимые народные песни, вписываются в пейзаж этой улицы, как родные!! Как будто так всегда они тут и пели, и играли на своих необычных инструментах, а народ стоял перед ними полукругом и пританцовывал в такт.
УЮТ ОДЕССЫ
Что-то такое есть в этом городе, что даже те, кто раньше никогда здесь не был, побывав раз, влюбляются на всю жизнь и хотят здесь поселиться. Город удивительно гостеприимный! Я говорю не о людях, да, они тоже очень гостеприимны: украинцы, и русские, и евреи, и греки, и немцы, и армяне, и кого только нет в этой пёстрой смеси: 'одессит - это национальность'! Все они гостеприимны по своему. Однако есть ещё и особое гостеприимство самого города: вы попадаете на улицу, на которой никогда раньше не были, однако странным образом чувствуете себя как дома. Вы не боитесь потеряться, вам приятно и удобно, везде вы найдёте тень в жаркий летний день, везде вы найдёте уютную скамеечку, чтобы посидеть отдохнуть. Зайдите в любой двор - и опять это чувство, 'дежа-вю', как будто я когда-то уже здесь была, или жила здесь когда-то в прошлой жизни или видела в прекрасном сне, или в далёком детстве навещала здесь свою двоюродную бабушку или какую-нибудь тётю Ядю или бабу Килю. И каждый подъезд в этом дворе кажется знакомым, и колонка с водой в центре, а иногда ещё и большое дерево в центре двора, часто даже со скамейкой, окружающей его. Верёвки с развешенным бельём, беспородные тощие кошки с царственной посадкой головы лениво жмурятся на солнышке, голоса играющих детей и скандалящих взрослых, а скорее всего, это просто голоса у них такие, запах чего-то очень вкусного из-за раскрытых окон: кто-то стряпает фаршированные перцы или баклажанную икру - опять же запахи такие специфические, такие одесские, не спутаешь ни с чем. И обязательно кто-то дружелюбный спросит: 'Вы к кому?' готовый помочь если нужно, или просто поговорить с вами ни о чём.
Я даже не знаю, откуда берётся это чувство уюта: водички попить или общественный туалет найти в Одессе по-прежнему непросто. Вроде бы это и неудобство, однако оно не раздражает. Всё равно уютно как дома. Наверное, мягкий, как бы специально приспособленный для удобства человека климат играет в этом не последнюю роль. Летом здесь не слишком жарко, зимой не слишком холодно.
Хочется зайти в каждый подъезд. На улице перед входом - два коротких чугунных столба стоят по бокам, как швейцары. Я больше нигде таких столбов не видела, в детстве я их и не замечала, а вот побывав в других городах обратила внимание, что больше нигде таких столбов нет. Толщиной примерно как ствол старого дерева, высотой - примерно по пояс невысокому человеку, в разной степени покосившиеся, редко строго вертикальные, сделаны, похоже, из чёрного чугуна. Что это? Зачем? Раньше мне и вопрос такой никогда в голову не приходил. А вот недавно моя подруга поделилась догадкой, что возможно они были поставлены для привязи лошадей. Что ж, имеет смысл. Когда от лошадей перешли к другим видам транспорта, столбы удалять не стали, скорее всего, потому, что это было бы очень трудно сделать: поставлены они крепко, на века, не выкорчуешь с налёту. Да и не мешают они никому. Зато придают такое неповторимое своеобразие городу!
Некоторые подъезды закрыты воротами с узорными чугунными решётками, а некоторые - деревянной резной высокой и тяжёлой дверью. Если это дверь, то за ней вестибюль, двери уже непосредственно в квартиры и лестница наверх. Если это ворота, то за ними идёт небольшой тоннель с арочным высоким потолком, а в конце тоннеля - двор в виде неглубокого, в три-четыре этажа, 'колодца'. 'Колодец' довольно широкий и светлый, солнечный свет попадает сюда беспрепятственно. Никакого сравнения с высокими, узкими, сырыми, тёмными и холодными дворами-колодцами других городов. Не забывайте также о солнечном цвете камня ракушечника, главного строительного материала старой Одессы. Во дворе тёплого жёлтого цвета гораздо веселее, чем в унылом сером дворе. Стены домов часто увиты диким виноградом, а иногда и весь двор или часть его покрыта кружевным виноградным навесом. Плоды мелкие, но красивые и довольно сладкие, когда созреют.
По стенам 'колодца', а также внутри 'тоннеля' идут двери в подъезды. Внутри каждого подъезда - непременно белая мраморная лестница, ступеньки с вмятинами посредине, стоптанные множеством ног за множество прошедших лет, но всё ещё царственно благородные и таинственные, как бы приглашающие вас подняться на второй этаж. Хочется потрогать, а потом скользнуть рукой вверх по деревянным широким перилам, опять же отполированным до совершенства за множество лет. Перила не качаются, они прочно опираются на кружевной металлический заборчик вдоль мраморной лестницы.
Снаружи подъезд порою совершенно непримечательный: дверь старая, грязная, облупленная, не разглядеть былой красоты. Можно и мимо пройти. Но если дверь приоткрыта, то заглянув, можно прямо с улицы увидеть эту белую мраморную лестницу. Как будто дворец снаружи замаскирован под развалюху. Или весь красавец дом заколдован злой феей, поэтому выглядит уродом. Но белая мраморная лестница выдаёт истинную благородную породу этого 'принца.' Ни старость, ни грязь, ни стоптанность почти до вогнутого полукруга, ничто не может скрыть красоты и благородства этих белых ступеней. 'Это не обычный дом,'- как бы говорят они. Наверное, поэтому, увидев ступени, так и хочется войти в этот иначе ничем не примечательный, а порой даже отталкивающе грязный подъезд. Наверное, с самого начала и эти дома были так же прекрасны, как и те, что на Пушкинской или Дерибасовской. Наверное, и эти дома были 'достопримечательными' когда-то, а ведь это можно и восстановить! Тогда размер 'достопримечательной' части города окажется раза в три больше!
Есть конечно в Одессе и недостопримечательные, обычные дома. В том числе и в центре города, дома построенные после войны, на месте старинных зданий, разрушенных при бомбёжках. И особенно на окраинах: есть в Одессе свои Черёмушки и много подобных им новостроек, как их теперь называют 'хрущоб.' Это сейчас - 'хрущоба', а тогда, во времена моего детства - это была великая роскошь и привилегия, на которую не могли рассчитывать библиотекари, да музыканты, вроде моей мамы: получить свою отдельную квартиру, со своей собственной ванной, кухней, туалетом, которые не надо делить с соседями. Когда моя лучшая подруга переехала в Черёмушки из полуподвальной коммуналки рядом со школой, то я и горевала, что теперь не так часто мы с ней будем видеться, и завидовала ей: нам с мамой не судьба была когда-либо выбраться из коммуналки.
КОММУНАЛКИ
Вся старая Одесса была обречена на то, чтобы в советское время превратиться в сплошную коммуналку. Квартиры, некогда рассчитанные строителями на одну семью, были слишком шикарными для простого советского человека, богатых больше не стало, все теперь были равны (за исключением, естественно, тех, кто были 'более равны, чем остальные'), поэтому в каждую такую квартиру поселяли по 5-10 семей, в зависимости от количества комнат, и даже от их размера. Слишком большие комнаты разделяли плохонькими перегородками на две-три, что давало приют ещё 2-3 семьям. Дополнительных кухонь или прочих удобств, естественно, не строили: денег, как всегда, не было, да и простому советскому человеку, считалось, все эти буржуазные излишества ни к чему. Таким образом по 7-10 семей пользовались одной кухней, одним туалетом и одной ванной комнатой, там где она была. В коммуналке моего детства хотя и была ванная комната, но она была всегда закрыта по каким-то техническим причинам. Ни разу в той ванне мне искупаться не довелось, с 1 и до 15-летнего возраста. Не помню даже, видела ли я её когда-либо. Но помню, что в какой-то год бесполезную ванную комнату переделали под жилую, и там поселилась ещё одна семья.
Наша квартира m 4 в Советском переулке, дом 12, была на втором этаже слева. Высокая массивная дверь отделяла лестничную клетку от жилища 7 семей. Звонок был один, и под ним много надписей: 'Барышевым - звонить один раз, Шницерам - 2 раза, Клименко - 3 раза, и т.д.' Это давало повод для многочисленных раздоров, когда чьи-то гости нечаянно потревожат не того жильца, а также для множества шуток, вроде этой: Надпись на табличке: 'Звонить три раза и громко кричать: Соня!'
Потом постепенно жильцы смогли позволить себе отдельные звонки, непосредственно в свою комнату каждый. У каждого жильца был ключ от этой общей двери, а также от своей комнаты. За входной дверью располагался длинный узкий коридор, с дверями по сторонам от него. У каждой двери лампочка и отдельный выключатель. Наша комната была первой справа от входной двери. Когда-то давно дедушка разделил эту комнату фанерной перегородкой на две, и даже проделал ещё одну дверь в коридор. Так что две двери в общий коридор были наши, а также мы могли пройти из одной части комнаты в другую, не выходя в общий коридор. Внутри двери не было, была лишь занавеска в проёме. Потолок был высокий, фанерная перегородка не достигала потолка, поэтому когда у мамы были гости, застолье, песни и пляски, а меня укладывали спать 'в другую комнату', то я практически находилась там же, слышала каждое слово и подолгу не могла уснуть. Наверное, поэтому я с детства невзлюбила многолюдные застолья.
СОСЕДИ
Вдоль коридора, кроме наших двух, было ещё 6 дверей, за которыми жили ещё 5 семей. Одна семья, так же как и мы, разделила свою комнату на две, отделившись от вздорной и скандальной тёщи, которой тем не менее это не мешало сводить с ума своими воплями не только свою семью, но и всех нас, соседей. Несчастная женщина громко жаловалась на всё подряд: кто-то не слил за собой в туалете, кто-то пролил компот на пол в кухне, кто-то включил её лампочку и забыл выключить, и тому подобные мелкие ежедневные 'преступления' обычных людей, из плоти и крови, которые мелки лишь до тех пор, пока не начинаешь жить с кем-либо бок-о-бок. Порой и лучшие друзья становятся врагами, когда обстоятельства вынуждают их жить в одной комнате или в одной квартире. Так что я не виню несчастную женщину, что она отравляла всем жизнь, я её теперь отчасти понимаю. А тогда она была для нас символом скандальности, именем нарицательным: шницерка. Они часто ругались с дочерью Лялей и громко кричали друг на друга. Потом Шницерка долго и громко плакала, воя и визжа. К стыду моему, я не знаю даже имени этой женщины, лишь фамилию: Шницер. Но даже и фамилия многое объясняет: к евреям в СССР никогда хорошо не относились, можно предположить, что ей досталась нелёгкая судьба. Не знаю, по какой причине у неё не было мужа, умереть от старости ему было явно ещё рано: в то время, судя по возрасту её дочери, ей было самое большее 55 лет. Хотя для меня, маленькой, она всегда была древней старухой, волосы у неё всегда были седые и лохматые. Возможно, её муж пострадал в начале 50-х по 'делу врачей', когда сажали всех евреев подряд, не глядя. Возможно, это свело её с ума. А вполне может быть и банальное 'не сошлись характерами.' Если у неё всегда был такой характер, то тогда я могу понять и её мужа, если он сбежал.
Что же касается остальных соседей, то представьте себе, мы с ними дружили, и взрослые между собой, и мы, дети тоже. Ходили друг к другу в гости, справляли вместе праздники. Когда в середине 60-х Клименки самые первые купили себе телевизор (супер-новинка в те годы), то они щедро приглашали нас всех (кроме Шницерки) посмотреть. Они даже оставляли нам иногда ключ, когда их не было дома. Как сейчас помню те счастливые зимние каникулы в какой-то год, когда я проводила целые дни одна в их комнате, все взрослые на работе, а я сижу и смотрю по телевизору 'Ёлку в Кремле.' Вот было счастья-то!
Длинный коридор под прямым углом поворачивал налево, и на том участке было ещё две двери: туалет налево и кухня прямо. В кухню вели ещё три ступеньки вверх. Коридор был такой длинный, что мама шутила, что нам надо провести трамвайную линию от нашей комнаты до кухни. Мне же больше всего запомнились ночные походы в туалет: выходишь из своей самой дальней комнаты, включаешь свой свет, огромные чёрные тараканы прыскают в стороны, оглядишься внимательно: не сидит ли кто из них на стене, на уровне лица, и пробираешься дальше, до очередной лампочки, включаешь её, она освещает следующий участок пути, тараканы поспешно отступают во тьму, ещё одна лампочка, очередной панический бросок тараканов, и наконец, последняя лампочка, свет которой достигает за поворот. За поворотом следующая лампочка лишь у двери туалета, это довольно далеко, поэтому идти приходится осторожно, чтобы не завопить, когда неожиданный таракан вдруг резко бросится наутёк. Мне почему-то всегда казалось, что они хотят напасть на меня.
И только сейчас, когда мне 50, мой муж объяснил мне очевидное: 'Посмотри, какой он маленький по сравнению с тобой! Это ему надо тебя бояться, а не наоборот!' Но тогда эти чёрные гладкие блестящие твари пугали меня не на шутку. Пол в коридоре был деревянный, щелястый, рассохшийся, места достаточно, чтобы не только таракану спрятаться, но и твари покрупнее. Так что и ступать приходилось с осторожностью, а ну как прыснет кто-нибудь из-под ноги. Мне и сейчас в кошмарных снах снится тот коридор, кто-то подстерегает меня и преследует, двери слабые, прогибаются, ручки выпадают из гнезда, когда пытаешься притянуть дверь, крючок в туалетной комнате запирает дверь не до конца, между дверью и косяком огромная щель, вот чьи-то шаги приближаются, страшно! В одном из таких кошмаров этот страшный кто-то всё же настиг меня в коридоре у самой двери в мою комнату, повалил на пол, хочет зарезать, а я не могу даже кричать, так как знаю, что дома только Шницерка, разве она поможет?
В какой-то год у меня появился чёрный котёнок-подросток, с ним ночные походы в туалет были гораздо веселее. Он разгонял тараканов, с удовольствием носясь по длинному коридору из конца в конец, топая как лошадь. Причем сначала он играл со мной: вдруг выгнет спинку, как будто он меня испугался, хвост трубой, шерсть дыбом, ко мне боком. А потом также боком, боком, вдруг начинает мягко отпрыгивать от меня вглубь коридора, высоко отталкиваясь всеми четырьмя лапками, раза 4-5, пока не отвернётся и не бросится бежать в ту же сторону с громким топотом. Интересно, как громко могут топать эти мягонькие бархатные лапки! Говорят, кот выпускает все когти при беге, потому что иначе ему скользко, и он не может бежать быстро. Эти лошадиные галопы пришлось быстро прекратить, так как естественно, мой котёнок будил Шницерку, а она будила всех остальных.
Кухня у нас была довольно большая, у каждой семьи - своя газовая плита на 2 комфорки, свой столик и кухонный шкафчик. А если пройти всю кухню, то с другого её конца опять ведут наверх широкие деревянные ступени, закругляясь на повороте. Ступени ведут на антресоли. Наверное, мало кто знает, что это такое. Как бы ещё один неполный этаж, деревянный настил над кухней, вроде чердака, где соседи держат всякий хлам в сундуках. У нас тоже там был большой деревянный ящик, юшар (ещё одно странное слово, которое я больше никогда нигде не слышала). Юшар размером с сундук, но попроще, как упаковочная тара для перевозки чего-то крупного. В юшаре на антресолях мы держали старые книги, которые я тем не менее любила перечитывать, даже детские сказки в уже подростковом возрасте. Антресоли, хотя и выглядели очень романтично для ребёнка, всё же не могли стать местом для детских приключений, так как они практически не отделены от кухни, а на кухне всегда обязательно кто-то находился. Всё же нас там было шесть семей.
Мама до сих пор помнит напряжённое противостояние со Шницеркой, когда я была вынуждена использовать общую кухню для опытов по химии. Это было моё школьное домашнее задание: нагреть пробирку с каким-то веществом над огнём газовой горелки и пронаблюдать изменение цвета этого вещества. Мудрые учителя не поручили нам ничего взрывающегося или самовоспламеняющегося. Всего лишь спокойное и беззвучное изменение цвета при нагревании. Однако попробуй объясни это Шницерке! Спасибо маме, она взяла это на себя, зато до сих пор помнит тот стресс, что ей пришлось выдержать, когда Шницерка кричала на неё, что её дочь всех тут подпалит со своими опытами.
Раковина с водопроводным краном на кухне была одна на всех. А самое неприятное то, что с водой в Одессе почему-то всегда были перебои. И довольно часто воды у нас на втором этаже не было. Гораздо чаще не было, чем было. Тогда воду мы носили вёдрами со двора, из колонки. Вода, естественно лишь холодная. Если надо горячую воду - то грей на плите. Если надо в туалет, то на всякий случай прихвати с собой ведро с водой, а то не приведи Господь, справишь нужду, а потом запоздало выяснишь, что общее ведро в туалетной комнате пусто, и сливной бачок не работает, так как нет воды, тогда ноги в руки, беги скорей с ведром вниз, во двор за водой, потом с полным ведром бегом обратно на второй этаж, в туалет, чтобы поскорее слить, да не забудь взять ключ от общей двери, а то захлопнется - так и останешься на улице со своим ведром. Не забыл, прибежал с водой, а Шницерка-то уж давно тут, уж кричит заливается, на весь двор слышно: 'Что это такое?! Стыд! Срам!' Опоздал. Теперь сливай - не сливай, позорное пятно на репутации не скоро отмоется. Меня, тогда ещё маленькую, это не очень касалось. На меня лично она никогда не кричала, зато маме, наверное, доставалось за мои 'преступления'. И маминым гостям доставалось от Шницерки безо всякого снисхождения.
Посуду мы мыли в тазике, иногда на кухне, а иногда у себя в комнате. Ручной умывальник у нас висел между двойными дверями в нашей комнате. Его надо было заполнять чистой водой, а под ним стояло помойное ведро, которое надо было, естественно, время от времени выносить. Во второй половине нашей большой комнаты, которая была отгорожена от первой фанерной перегородкой, была печка, которую, помнится, бабушка топила дровами и углём. На этой печке она и готовила пищу, и грела воду. Но потом почему-то печка работать перестала и превратилась в простую подставку для посуды. Чем мы обогревались с тех пор, тоже не помню. Помню электрический рефлектор, а вот центрального отопления не помню, кажется, его у нас не было. Однако я не помню, чтобы у нас было холодно. Зима в Одессе хоть и мягкая, однако температура довольно часто опускается ниже нуля. Может быть, крепкие каменные стены спасали нас от холода?
А вот страдания от жары я помню хорошо. Роскошь вентилятора мы себе позволить не могли. Жарким летом мы спали на полу, с открытой настежь балконной дверью, но иногда даже это не спасало, если ночь была влажной и безветренной. Тюлевые занавески немножко сдерживали комаров, но не очень. К счастью, в нашем районе города комаров было не так много, как на берегу моря. А ещё хорошо помню клопов, которых все эти годы взрослые пытались вывести, но так никогда и не смогли. Когда мы переехали из Одессы в Оренбург со своей старой мебелью, подушками и перинами, то были уверены, что клопы переедут туда вместе с нами, однако, к счастью этого не произошло. Наверное, всё же клопы были очень привязаны к той квартире, а может, одесский климат им больше нравился.
ВИЦА
Балкон был нашей гордостью: огромный, широкий, ограждённый узорной чёрной металлической решёткой красивой выпуклой формы. Одно плохо, что его нельзя было ничем завешивать, ни бельё сушить нельзя, ни занавеситься от посторонних глаз и позагорать или ночью поспать было нельзя. Власти заботились об архитектурном облике города. Но можно было вынести туда стул и посидеть. Благо, что наш переулок был не очень многолюдным, так что некому было особо глазеть на нас. Мы часто играли на балконе с моей подругой Надей, или просто сидели там и болтали ни о чём. Любили играть словами: изобретать всякие смешные слова, с неправильными ударениями, или сочинять бессмысленные стишки, лишь бы посмеяться: 'Вышел Яна из тумана, с ним Серёжа краснорожий' и т.п. А при этом мы одним глазом незаметно наблюдали за мальчишкой из соседнего двора. Он был худой и высокий, немножко старше нас, с длинным кучерявым чубом русого цвета. Вица нам обеим нравился. Он был 'хулиган' и ходил в специальную школу для ужасных детей и хулиганов, школу m 75 на ул. Садовой. Мы себе не признавались в том, что он нам нравился, а говорили: 'Фу, какой ужасный' и смеялись над ним между собой. Так мы никогда с этим Вицей толком и не познакомились.
Вообще-то он был Витя. Но он представился нам именно так, сквозь зубы, как и положено настоящему хулигану: 'Виц-ца'. Не помню, почему мы никогда так и не подружились, хотя очень хотели. Но вот помню хорошо, как мы с Надей строили замысловатые планы, как бы подстроить Вице какую-нибудь пакость. Не помню, чтобы он нам сделал хоть что-то плохое. Но вот у нас так и зудело! И вот как-то раз, готовясь к уроку труда на моём балконе, Надя и я сварили мучной клейстер, полную кастрюльку, склеили уж не помню что там надо было для урока труда, а большую часть приберегли для пакости. Очень уж нас задевало, как 'высокомерный' Вица отбрасывал назад свой шикарный чуб: опустит голову, склонит немного вперёд и набок и долго трясёт, пока не стрясёт весь чуб воедино, а потом эффектным таким движением как взмахнёт - и назад его! Так уж он явно любовался собой и своим чубом! И вот мы, две в общем-то примерные девочки, отличницы, пионерки, выливаем эту почти полную кастрюльку жидкого клейстера в половинку разорванного резинового мяча, и ждём когда Вица пройдёт мимо нашего балкона, чтобы 'нечаянно' сбросить мяч с клейстером прямо на его роскошный чуб!
Я и сейчас в ужасе от того, что было бы, если бы мы попали, и не понимаю, почему это нам казалось тогда смешным. К счастью, мы промахнулись. Мяч упал сзади, едва не задев Вицину пятку. Ужасный клейстер разлился в огромную лужу. Вица остановился, элегантно так посмотрел через плечо в сторону своей пятки на лужу, помолчал, сплюнул длинно так, по-хулигански, и пошёл себе дальше, так же вразвалочку, не удостоив нас ни взглядом, ни словом. Он даже ни разу не попытался отомстить нам, хотя имел на это полное право. Видимо, парень был благородной души, хоть и сын шумной и скандальной дворничихи.
БАНЯ
Сегодня баня - это почти что модно: этакая благородная традиция, особенно с лёгкой руки фильма 'Ирония судьбы.' Многие выросли в отдельных квартирах с собственными ваннами и не представляют, что когда-то (да и сейчас всё ещё для многих!) баня была элементарной необходимостью. Тогда, во времена моего детства, выбора у нас не было: или ставь тазик посреди комнаты, грей воду, носи её с далёкой кухни, принимай 'ванну' по частям, расплёскивая по всей комнате, выноси помои - или другой, тоже нелёгкий, но более эффективный способ соблюсти личную гигиену: собирай бельишко и ступай в баню. Кстати, стирать в бане не разрешалось, однако многие женщины украдкой всё же совершали небольшие постирушки, потому что опять же, других вариантов было негусто: или плещись в тазике в своей комнате, или неси в прачечную. Помню, в прачечную мы носили только постельное бельё, бабушка пришивала метку: инициалы или фамилию целиком, не помню. А мелочи мы стирали руками дома в тазике, или же украдкой в бане, под предлогом, что это моя 'мочалка.'
Баня начиналась с огромной тоскливой очереди. В мужское отделение очереди были редко, а вот в женское приходилось ждать подолгу. Билет в общее отделение стоил 14 копеек, а в ванное отделение - целый рубль! Мамина зарплата на двух-трёх работах не поднималась тогда в общей сложности выше 120 рублей в месяц, поэтому она с такой радостью и уехала из Одессы, когда обнаружила, что в других городах можно заработать побольше, и что нашу одесскую комнату в коммуналке можно обменять на полноценную двух- и даже трёх-комнатную отдельную квартиру, со своей кухней, ванной, туалетом и даже с телефоном. Так мы и оказались впоследствии в Оренбурге. Маму можно легко понять, к тому же Оренбург был городом её детства. Но я так никогда целиком и не оправилась от травмы, нанесённой мне разлукой с любимой Одессой!!
В баню меня водила чаще всего бабушка, иногда мама. Опишу общее отделение. Когда наконец-то до нас доходила вожделенная очередь, мы входили в большое предбанное отделение со шкафчиками вдоль стен и скамьями посредине. В обмен на купленный билет нам выдавали ключик от шкафчика, в который мы складывали снятую с себя одежду. А это немало: зимой это шапка, пальто, сапоги, шарфы там, варежки всякие, носки, тёплые фланелевые штаны с начёсом (ненавистные трикошки, по-правильному - рейтузы, толстые, длинные почти до колена, на резинке внизу, омерзительно-розового или грязно-голубого цвета, их невозможно было скрыть под короткой, по моде того времени юбкой). Одним словом, хоть шкафчик и не маленький, а запихнуть туда всё своё хозяйство бывало нелегко. После этого с мылом, мочалкой и ключиком от шкафчика в руке, шествуешь уже непосредственно в помывочную. Это ещё более огромная комната, с каменными скамьями посредине и вдоль стен, с кранами горячей и холодной воды и сливными отверстиями посреди каменного пола. Помывочная заполнена густым горячим паром и особым гулким шумом: там какая-то особая акустика, каждый звук как бы отражается гулким эхом от каждой каменной поверхности.
Помню моё самое первое посещение. Наверное, мне было года 2-3. Мама пыталась раздеть меня в предбаннике, но я не давала ей снять с меня трусы. Она меня уговаривала, что вот пойдём в помывочную, там сама увидишь, что все тёти без трусов, и никто никого не стесняется, взяла меня на руки и понесла туда. При виде тёмной туманной помывочной, от этого гулкого шума я пришла в ещё больший ужас, заревела изо всех сил и вцепилась в свои трусы мёртвой хваткой. От маминых осторожных попыток снять их я только ещё громче ревела, помню, что меня саму оглушал звук моего рёва (учтите акустику 'зала'), помню удивлённо оглядывающихся на меня голых женщин, они дружелюбно посмеивались, в общем маме пришлось в конце концов уступить.
Процедура 'помывки' такова: берёшь оцинкованный тазик с двумя ручками, набираешь в него горячей воды, осторожно несёшь к свободной скамейке и поливаешь её этим практически кипятком, в надежде, что кипяток убьёт всех вредных микробов, оставшихся от предыдущих посетителей. Потом наливаешь в тазик уже из двух кранов сразу, смесителей не было, щупаешь в тазике рукой, получилась ли нужная температура, и несёшь к своей скамейке, чтобы мыться. К кранам часто очередь из одного-двух человек. Есть здесь также и несколько душевых, но их очень мало, ждать приходится долго, так что чаще всего вместо душа мы под конец ополаскивали себя или друг друга из тех же тазиков.
Иногда мы устраивали себе праздник и покупали билет в ванное отделение. О! Это поистине был праздник! Во-первых, туда нет очереди: покупаешь билет на определённый час и потом приходишь к этому времени. Во-вторых, в той комнате никого кроме нас нет. На целый час мы запираемся, и эта комната наша и только наша! Конечно, к концу часа если зазеваешься и разомлеешь, то следующая посетительница громким стуком и криком из-за двери быстро напомнит тебе, что она тоже свой рубль заплатила и не собирается терять ни минуты на ожидание. Так что мокрая или нет, одетая или нет, а выметайся без разговоров, как только пробьёт очередной час! Это всего лишь справедливо, мы ведь тоже не хотели бы кого-то ждать и терять свои драгоценные минуты. Внутри - небольшой предбанник на двоих, со скамеечками и крючками на стене, а потом за дверью - собственно ванная комната с двумя глубокими ваннами, и в каждой - горячий и холодный кран! Быстренько ополоснём кипятком следы предыдущих пользователей - и набираем полные ванны, залезаем туда и несколько минут 'отмокаем'. Это самое блаженное время! Почти всегда в это время мы с мамой пели, в два голоса:
Выхожу один я на дорогу
Сквозь туман кремнистый путь блестит
Ночь тиха, (тут мы расходимся в сексту) пустыня внемлет Богу
И звезда с звездою говорит...
Любили мы этот романс, и акустика в этом помещении была преотличная. Не знаю, как ей удавалось следить за временем, чтобы нам уложиться в отведённый час, но помню, что вылезать из ванны всегда не хотелось, а вытираться и одеваться всегда приходилось в ужасной спешке.
Вот уже 35 лет прошло с тех пор, как у нас появилась собственная ванна. Но я и сейчас, каждый раз принимая ванну, вспоминаю то детское блаженство и благодарю Бога за это бесценное удовольствие: мне не надо покупать билет и стоять в очереди, мне не надо торопиться вылезать из ванны к определённому времени. Мне не надо торопливо вытираться стареньким, истончившимся до дыр полотенчиком, не надо натягивать зимнюю одежду на влажное тело, мне даже не надо покидать собственного дома, чтобы принять ванну. Спасибо Тебе, Господи!