Обстоятельства праздничных дней поставили меня перед фактом того, что надо иметь разрядку в повседневной работе. Мне надо побыть с семьей в такие дни, так как в обычные дни я семью вижу совершенно недостаточно. Отдых у меня - покой души и тела. Вот и сейчас я отдыхаю дома. Хорошо, когда никто и ничто не тревожит мой разум. Мое тело находится без движения. Разум не загружен повседневными делами.
- Папа! Папуля! Проснись! - прервала Виктория, мои размышления. - Ты целые сутки проспал. Хватит, вредно здоровью. В твоем возрасте полезно двигаться и общаться с людьми. Поговори, ты, со мной.
- Ну, ладно, достаточно тебе отца учить. - остановил я, Викторию. - Скажи, что тебе нужно сейчас?
- Папа, ты обещал рассказать о каптарах. - подвигаясь ко мне, сказала дочь. - Пожалуйста, расскажи.
- Пускай отец вначале умоется и позавтракает. - вмешалась Людмила. - Тогда будет рассказывать.
Виктория согласилась с советом своей мамы, пошла на кухню, накрывать завтрак на стол. Тем временем Артур и Эдик уселись в зале на диван, чтобы слушать очередной рассказ из моего детства.
- Ладно, раз обещал, то расскажу. - согласился я, подвигая Викторию ближе к себе. - Так слушайте.
Было это давно, все там же в городе Избербаш. За пресными заливами, ближе к маяку, который находился у края невысоко мыса, стоял маленький домик у всех на виду. Но никто никогда не ходил к этому домику. Даже самые храбрые люди не отважились приблизиться к жуткому месту. В народе ходили всякие страшные слухи и рассказы о жильцах этого домика. Говорили, что после войны в домике поселился сам дьявол. Женой у него была ведьма, которая родила ему детеныша каптара. Один факт того, что этот домик возник, вдруг, всего за одну ночь на пустом месте, вдали от людей, наводил всех на страшные мысли и догадки. Днем в этом домике никого не было видно, даже дым не валил из трубы. Но по ночам в окне домика мерцал слабый свет керосиновой лампы. Какие-то странные людские огромные тени ходили к морю рыбачить. До первого солнечного луча рыбаки-тени возвращались по морю к берегу на лодке, которую затаскивали к себе на гору. Такое действие пугало людей и толкало на жуткие размышления. Ведь самый сильный человек в Новом городке не мог затащить такую огромную лодку на берег руками, ни то, чтобы тащить ее на гору. Мало того, однажды, издалека, мы видели, как огромный мужчина с домика, купался в море ночью в черном костюме. Разве нормальный человек станет купаться по ночам в костюме. Лишь дьявол в человеческом облике, способен на такие скверные дела. Так и есть, раз избегают общения с людьми. Как бы там не было, но нашу компанию любопытство беспокоило с каждым годом сильней. Мы постоянно издали наблюдали за домиком, но ничего толком увидеть не могли. Махмуд Исмаилов стащил у себя дома бинокль у отца, но и бинокль нам не помог, ничего толком мы не могли рассмотреть через бинокль. Мы долго не решались приблизиться к домику на расстоянии хорошей видимости глазами. Но, однажды мы все-таки рискнули. С вечера мы залегли в камышах у края пресных заливов. Отбиваясь от назойливых комаров, стали ждать ночи. От камышей в пресном заливе до домика на гору было голое пространство. Даже трава не растет на камнях. Расстояние метров триста. Пройти незамеченным совсем не возможно. Надо только ждать темной ночи. Может быть, что ночью ведьмы и дьяволы покидают свое скверное жилище. Вот тогда мы воспользуемся таким моментом и проникнем в этот загадочный домик. Узнаем правду об этих тенях.
Было за полночь, когда вокруг нас в камышах наступила такая тишина, что стало слышно, как у наших голов торчащих из воды, жужжат сытые комары, которые так напились нашей крови, что едва перелетают с одной головы на другую. Чтобы быть незаметными мы не шлепали комаров, а изредка разом синхронно погружались в воду с головой. Сытых комаров тут же съедали обнаглевшие лягушки, которые так привыкли к нашему присутствию в воде, что даже пытались запрыгивать на наши головы, чтобы там вдоволь полакомится жирными комарами. Сытые лягушки распевали свои ночные песни прямо у наших ушей, от удовольствия раздувая щеки. У меня горело все лицо от укусов комаров и кружилась голова от песен лягушек.
- Керосинка у них давно горит. - сказал самый не терпеливый Сулимов Вовка. - Надо двигаться к домику. Мне надоело кормить кровью комаров, а от лягушачьих песен голова разламывается на части.
- Вот, ты, первый пойдешь. - предложил Абдуллазизов Абдулл. - Ты у нас самый умный. Тебе ход.
Сулимов Вовка промычал что-то в свою защиту, но мы ему разом показали свои кулаки, посиневшие от воды. Сулимову Вовке ничего не оставалось делать, как выполнять свое предложение. Он медленно начал вылезать из воды и подниматься на гору. С дистанцией в несколько метров за Сулимовым Вовкой, отправились мы. Почти ползком наша группа продвинулась к домику. Но предательница луна вышла из-за тучи и осветила весь наш путь. Бежать обратно бесполезно, большую часть пути мы преодолели. Оставалось прибавить скорость, чтобы не быть замеченными и спрятаться там под домик в тени, которая падала на земли от лунного света. Там, в тени, можно было нам обсудить наши дальнейшие действия, о которых мы спорили до этого выхода. Группа едва уместилась в тени домика, как луна тут же поспешила обойти домик и выдать нас. Больше нам некуда деться, так как луна освещала весь домик прямо сверху.
- Надо зайти с другой стороны, - шепотом, предложил Пузан, - посмотреть в это маленькое окошко.
- Зачем вам смотреть в окошко? - услышали мы, мужской голос. - Гостям в домике открыты двери.
- О-о-й! Мамочка! - дрожащим от испуга голосом, от неожиданности, вскрикнули мы разом. - Простите!
Рядом с нами стоял очень высокий мужчина, совсем не похожий на дьявола. Даже приятный на вид.
- Вы что так испугались? - спросил он, нас. - Я не похож на того, каким вы меня представляли? Если вы хотите узнать тайну, то заходите в мой дом, все покажу и вы будите живы. Не бойтесь. Входите!
Повинуясь ни столько желанию, сколько приглашению, мы робко прошли внутрь домика. В домике была прихожая, где весела различная верхняя одежда. За дверью нас ждала маленькая комнатка. Всего метров четыре в длину, метра три в ширину и высотой в три метра. По обеим сторонам комнатки прорезаны маленькие окна. Под окнами две пастели без кроватей. В комнатке нет ни стола, ни стульев. Нет даже посуды для употребления пищи. Под потолком всюду весит сушеная рыба и балыки. По углам весят сухие плоды и ягоды. Домик весь пропах рыбой и лесом, словно мы оравой сидим в погребе набитом дарами леса и моря.
- Садитесь на пол, угощайтесь. - пригласил мужчина, подавая огромные куски свежего балыка из осетрины. - Стола у нас отродясь не было. Так что располагайтесь на полу. Места всем хватит.
Он словно угадал наше желание, так как мы действительно больше всего из рыбы любили балык из осетрины, тем более что мы очень сильно проголодались. Мы, как голодные волки, набросились на балык и буквально через несколько минут его уничтожили. В это время мужчина принес из прихожей кувшин с водой и пригласил нас вымыть руки на пороге дома, так как в доме не было умывальника. Мы фыркали от пресной воды, когда мыли свои лица и с ладоней пили воду. Наша предательница луна, как бы подлизываясь, ярко освещала наши руки и лица, чтобы мы могли лучше умыться. Затем прохладным ветерком с моря осушила все наши мокрые части тела. Нам стало свежо и сытно. Осмелев после вкусной пищи, мы без всякого страха вернулись обратно в домик и чинно расселись на свои места в этой маленькой комнате. Следом за нами в домик вошел сам хозяин. Домик заскрипел под тяжестью хозяина, которому пришлось пригнуться в двери. Мы стали разглядывать его при свете коптилки, тускло горящей палочки лежащей в глиняной чашечке наполненной тюленьим жиром. Мужчина был очень высокого роста и огромного телосложения, ну, прямо, богатырь Илья Муромец, из русской народной сказки. У него и борода была огромная, как у богатыря. Вот только одежда на нем была такая, что на нее было страшно смотреть, вся в разных лохмотьях, но совершенно чистая. От него плохо не пахло. Несмотря на такой вид, лицо у мужчины было доброе и глаза ласковые, они внушали нам полное доверие. Он улыбнулся нам и сел рядом. От его тяжести заскрипел пол, домик пошатнулся, но мы не испугались. По виду мужчины мы были уверены, что домик такой же крепкий и надежный, как сам хозяин, так что устоит перед любой тяжестью, которая давит на домик.
- Ну, что мужики, будем знакомы. - добродушно улыбаясь, сказал мужчина и протянул нам свою огромную руку. - Меня зовут Егорыч. Вы не стесняйтесь и можете называть так меня всегда, как зовут меня с детства.
Рука Егорыча была мозолистая и крепкая, ну, прямо, как камень. Он не прижимал нам руки, чтобы случайно не повредить их своими клешнями, а слегка придерживал во время знакомства. Рука Егорыча была такой длины, как рост самого длинного из нас. Егорыч не поднимаясь, сидя пожимал наши руки по кругу.
- У меня к вам, мужики, есть маленькая просьба. - обратился Егорыч к нам, когда мы перезнакомились с ним. - У меня есть совсем необычный сынок, сильно волосатый, как медведь, так что вы не пугайтесь. Сынок мой не разговаривает, природа не одарила его речью, но он прекрасно слышит и понимает речь. Так что вы с моим сыном можете спокойно разговаривать и вести с ним дружбу. Теперь, мужики, расскажите о себе, о вашем городе, о ваших делах. Мне будет интересно узнать, как живут люди в городе и что говорят о нас. Ведь, как вы сами убедились, что у нас все ни так, как у других людей. Поэтому думают иначе.
Мы стали наперебой рассказывать о своих уличных и домашних делах. Рассказы о телевизоре, очень понравились Егорычу. Он сказал нам, что ему тоже хотелось бы посмотреть на этот телевизор. Егорыч оказался очень хорошим собеседником. Мы не чувствовали никакой разницы в возрасте между нами. Одинаково с ним спорили и смеялись над приколами в наших рассказах. Особенно, над рассказами об их домике. Во время нашего разговора, вдруг, сильно качнулся домик, дверь медленно открылась. В комнатку вошел огромный человек. Он был больше ростом, чем Егорыч. От его вида мы испугались и попятились в дальний угол комнатки. Такого человека мы не видели никогда. Все его тело было густо покрыто черными волосами. Вот почему мы думали, что человек купается в костюме. Густые волосы были всюду, они покрывали его могучее тело, лицо, руки и ноги. С головы человека рассыпались кучерявые пряди черных волос до самого пояса. Волос не было только на ладонях и на подошвах ног. По обросшему телу невозможно было определить пол человека, это мужчина или женщина, настолько густыми были волосы на его теле. Очевидно, что по этой причине он не появлялся днем. С такими волосами он просто сгорел бы на солнце. От его вида люди бы разбегались во все стороны. Такого человека можно показывать всюду в клетке, как в зоопарке животных смотрят. Нам находиться рядом с таким человеком было ужасно страшно, как возле хищника.
- Я вам говорил о сыне. - улыбаясь, упокоил нас Егорыч. - Не бойтесь его, он добрый. Познакомьтесь с моим сыном. Его зовут Миша. Он все прекрасно понимает и слышит хорошо. Но не может говорить.
Мы немного осмелели. Стали знакомится с Мишей, который действительно был сильно похож на медведя Мишу из доброй детской сказки о "Машеньке и медведях". У Миши руки были такие же огромные и тяжелые, как у Егорыча, но более мягкие. По рукам можно было определить, что Мише не очень много лет. Можно сказать, что Миша по возрасту почти наш ровесник, которому можно со временем подрасти. Но его огромное телосложение просто удивляло нас. Мы даже представить себе не могли в том, что бывают такие огромные люди. Много лет спустя я прочитал, что иногда рождаются люди с сильным волосяным покрытием по всему телу. Тогда нам всем было открытием века, увидеть такого волосатого и огромного человека. Несмотря на такой Мишин вид, мы сразу нашли с ним общий интерес. Через несколько минут смеялись над тем, что поначалу сильно испугались его вида. Мы рассказывали друг другу о своих чувствах страха, а Миша и Егорыч смеялись вместе с нами над этими приколами. Миша смеялся совсем как-то ни так, как все. Он трясся всем телом и издавал какие-то мычащие звуки. Совершенно не похожие на гортанные звуки голоса как у людей. Это были, пожалуй, точнее, звуки какого-то неизвестного нам животного, но совсем не человека. Однако Миша все-таки был человеком, только с необычным видом, который удивил бы любого.
Как бы то ни было, но мы прекрасно провели эту ночь. Наша компания потешалась рассказами горожан о домике дьяволов на горе у маяка. Вот только Егорыч уклонился от своего рассказа о своем происхождении и о своей таинственной семье. Мы несколько раз пытались втянуть его в рассказ о Мише и о себе, но Егорыч ловко уклонялся от разговора на эту тему и рассказывал нам всякие морские приключения на Каспийском море и высоко в горах Кавказа. Он старался рассмешить нас и уклониться от разговоров о семье.
- Все, мужики, скоро утро. - напомнил нам, Егорыч, о нашем присутствии. - Вам надо домой. Вас могут родители искать. Нам с Мишей нужен отдых. У меня к вам просьба. Пусть наше знакомство останется тайной. Люди могут плохо подумать о вас. О нас люди и так говорят много лишнего. Когда будете рыбачить ночами на пресных заливах, то милости просим к нам в гости. Мы с Мишей будем тут всегда рады вашему приходу.
Егорыч говорил, а Миша кивал головой и осторожно пожимал на прощанье наши руки. Наша орава дружно высыпала из домика. Мы увидели первую красную полосу восхода солнца над горизонтом темно-синего моря. Эта полоса медленно увеличивалась, как бы проводя разделение между небом и морем, постепенно окрашиваясь в золотистый цвет лучей восходящего солнца, которое спешило вытолкнуть наверх свой диск. С высоты домика на горе стали видны большие заросли камышей у пресных заливов. Миша проводил нас до прихожей и остался один в своей маленькой комнатке, а Егорыч помахал нам рукой из прихожей. Затем Егорыч плотно прикрыл входную дверь домика и задвинул на засов, как бы изолировал себя от всех людей.
- Нам надо дать клятву, что тайна о домике помрет вместе с нами. - предложил Сулимов Вовка.
- Клянемся! - произнесли мы разом, в один голос. - Клянемся - мамой, хлебом и землей! Что тайна помрет вместе с нами. Если кто-то нарушит нашу тайну, тот будет, есть землю у наших ног. Клянемся!
Мы ударили по рукам, а затем провели у себя на лбах крест нашей тайны и смерти нашей оравы. После сказанных слов клятвы мы собрали свои удочки в камышах и увидели привязанные к ним куканы с рыбой. Рыбы на куканах было так много, что рыбу мы едва тащили на плечах. Мы сразу поняли, кто это сделал.
- Это Миша сделал нам такой подарок за знакомство. - сказал Пузан, словно прочитал наши мысли.
Выходит, что Егорыч и Миша давно ждали нашего прихода. Они тайно следили за нами, как и мы за ними тоже. Когда Егорыч заманивал нас к себе в домик, то Миша тем временем готовил нам куканы с рыбой, то есть, они давно все запланировали и лишь ждали нас в гости. Мы сами клюнули на свою приманку, попали в этот таинственный домик на горе, о котором думали всегда. Мы даже не жалели о знакомстве этой ночью и ждали новой встречи в домике на горе. Ведь у нас теперь была великая тайна на всю оставшуюся жизнь.
Все лето наша орава тайно ходили по ночам в гости к Егорычу и Мише. Домой возвращались с хорошим уловом, которым занимались все вместе по ночам на лодке в море. Перед восходом солнца, огромную лодку целой оравой мы тащили вверх на гору и ни думали о том, что это делают дьяволы, которые живут в домике. Лодку оставлять на день у моря нельзя. Лодку могли смыть морские волны во время сильного шторма и просто украли бы завистливые люди Нового городка. Люди здесь и без того зарились на лодку у домика. На вопросы домашних и горожан, откуда у нас такой улов и почему мы ходим ночью рыбачить, мы всегда говорили, что договорились помогать рыбакам колхоза "1-е мая", а они нам дают за это много рыбы. Действительно так было иногда, за долго до знакомства с Егорычем и Мишей, поэтому все в это поверили и не думали следить за нашими тайными походами к морю. Так было все лето, днем спали, а ночью рыбалка.
Лето подходило к концу, а вместе с ним и наши летние каникулы. Нам было грустно прощаться на зиму, с нашими хорошими друзьями с домика у маяка. Но что поделаешь, такова наша жизнь. Мы всей оравой расставались с Егорычем и Мишей у берега моря, с мечтою о встречи в следующие летние каникулы. Решили не подниматься к домику на гору и простились у моря. Егорыч и Миша лодку подняли к домику без нас.
2. Первые трагедии.
Учеба началась, как обычно, с первого школьного звонка. В завершении торжественной линейки мы разошлись по своим классам, которые пахли свежей краской. Школа была нарядной после ремонта.
- Ты, слышал. - шепнул мне на ухо Сулимов Вовка, как только мы сели за парту. - Домик Егорыча и Миши вчера вечером подлые люди сожгли дотла, вместе с домиком и лодку, гады, не пожалели, тоже вся сгорела.
- Не может этого быть!? Так нельзя! - закричал я, от ужасной вести, в тот же миг выскочил из класса.
Прямо в школьной форме, без пальто и шапки, я бежал в сторону пресных заливов. Я бежал, что было сил, словно спешил помочь попавшим в беду друзьям моего детства. Холодный ветер и дождь не могли остановить меня. Я быстро бежал и слезы сами вместе с дождем текли по моим щекам, обжигая мою душу.
"Боже мой!" - думал я. - "Кому они мешали, эти добрые люди? Убили лишь за то, что они не были похожи на других людей. Разве людям можно быть такими жестокими, чтобы убивать друзей? Как все это подло!"
Когда я добежал до спуска к пресным заливам, откуда было видно домик на горе и маяк на пирсе, там уже были все мои друзья, которые узнали о событиях раньше меня и Сулимова Вовки. Друзья тоже стояли с мокрыми глазами от слез и дождя, смотрели туда, где на горе был домик, в котором хранилась наша тайна. Вскоре многие жители Нового городка были на этой возвышенности. Каждый смотрел в ту сторону, где осталось только черное место после сгоревшего домика на горе. Праздник первого учебного дня был испорчен. Никто в этот день не пошел в школу. Весь мокрый, я плелся в сторону своего дома. Мне не хотелось возвращаться домой. Я был потрясен ужасным событием. На душе было противно и не хотелось жить. Наши планы на будущие каникулы полностью рушились. В моей голове кроме черных мыслей о смерти, больше ничего не было. Я готов был умереть за то, чтобы вернуть обратно сгоревший домик на горе с друзьями.
Уже к вечеру у меня поднялась высокая температура. Вызвали врача, который определил, что у меня воспаление легких от сильного переохлаждения и от того, что я долгое время был под дождем в мокрой одежде. Меня тут же отвезли в городскую больницу, которая находилась прямо между старым и новым городками, города Избербаш. Еще в дороге к больнице я потерял сознание и всю ночь бредил. Мама говорила, что в бреду я вспоминал Егорыча и Мишу, пытался их спасти. К обеду следующего дня я очнулся. У меня сильно болела голова. Всего трясло в лихорадке. Рядом была мама и врачи. Они что-то говорили, но я ни как не мог понять слов их речи. Просто видел, как люди вокруг открывают рты и от них идет какой-то шум. Врачи попытались меня посадить, но я опять потерял сознание. Сутки пролежал без чувств в постели.
- Молодой человек, кризис прошел. - услышал я, голос врача, когда открыл глаза. - Вам надо хорошо покушать, а то так можно и копыта откинуть от длительного голода. Вы садитесь удобнее и кушайте.
Мама и доктор усадили меня в постели. Медсестра принесла тарелку супа, который имел отвратительный запах и вкус. Я сказал об этом маме, а она сказала мне, что это всегда так всем кажется, когда человек сильно переболеет. Поэтому надо мне хорошо поесть через силу, чтобы поправиться. Мама набрала ложку поганого супа и всунула его мне в рот. Какая-то не понятная на вкус жидкая влага скользнула в мой желудок и стала вариться там, как в котле, я даже почувствовал, как все бурлит в моем желудке. Мама набрала следующую и следующую ложку. Постепенно я все в тарелке съел до капли и мне принесли картофельное пюре с луком, сверху которых лежала поджаренная котлета. Второе блюдо все ел сам, без маминой помощи, а сливовый компот пил с аппетитом, словно и не болел. Закончил первый обед в больнице с большим удовольствием, так я всегда дома ел. У меня дома никогда не было плохого аппетита, когда я не был болен.
- Хорошо! - сказал врач, улыбаясь. - С таким аппетитом пациент скоро вылечится, долго будет жить.
Доктор ушел, а я посмотрел на маму. У нее были усталые глаза, а лицо, измученное от бессонницы. Видно было по маме, что я очень долго был без сознания, а она все время сидела рядом. Маме нужен отдых.
- Мама, иди домой. - тяжело дыша, сказал я. - У меня все будет хорошо. Вот увидишь. Иди домой, мама, тебе надо ухаживать за моими братьями-близнецами. За меня не беспокойся. Мама, прошу, уходи домой.
- Ладно, сынок, спи и выздоравливай. - согласилась мама. - Мне, правда, давно пора идти домой.
Мама ушла, а я остался лежать в прохладной постели. Я подумал, что как-то странно лечат в больнице людей. Воспаление легких у человека, его не укутали в теплое белье, а положили в прохладную постель. Мол, пусть подыхает скорее. Наверно, за смерть людей в больнице, врачи получают большие премии?
"Нет, уж!" - подумал я. - "Моей смерти вы не дождетесь. Многих из вас переживу. Хочу долго жить!"
Целую учебную четверть я провалялся в постели. Друзья один раз в неделю приходили толпой в больницу ко мне. Друзья приносили не только продукты, но и хорошие вести, которые помогали мне.
- Ты знаешь, - однажды, сообщил мне Пузан, - мы нашли лодку Егорыча и Миши. Лодка была на берегу у мыса. Выходит, что Егорыч и Миша живы. Мы лодку спрятали на пресных заливах в камыши. На месте сгоревшего домика нет скелетов Егорыча и Миши, мы это проверили сразу, когда закончился дождик. Так что лодку мы будем прятать, а как только найдем Егорыча и Мишу, то вернем им лодку обратно. Ты, Череп, давай выздоравливай скорее, а то мне скучно без тебя, друзьям нашим тоже. Тебе от наших девчонок привет.
Поддержка друзей, родителей и, конечно, врачей, постепенно поставили меня на ноги. Так как с лекарством тогда было очень плохо, то меня лечили и народными способами. Мама и бабушка делали отвары из различных лечебных трав. Отец убил огромного морского тюленя. Меня тайком кормили тюленьим мясом и жиром. Выходит, что я съел целую собаку морскую, так как тюлени относятся к роду собачьих. Тетя Надя, мамина средняя сестра, ловила в лесу ежей, говорила, что это куриное мясо и тайком кормила меня мясом ежей. Мои друзья тоже не остались в стороне от моего лечения. Тайком от всех, от меня тоже, мои друзья ловили различных черепах и змей, морских и сухопутных, готовили из них супы и поджарку, всей этой живностью кормили меня. Друзья хором после доказывали мне, когда я узнал эту тайну, что яко бы вся эта живность была лечебна и съедобна, раз я ее съел и не умер, то они правы. Так это было или нет, но я все-таки тогда выжил. В самом конце ноября месяца, к своему дню рождения, я появился дома прямо к столу.
- Поздравляем! Поздравляем! - кричали мои друзья, когда я вошел в дом. - Задуй свечи на торте.
Прямо с порога сказали друзья, держа на подносе огромный торт. У меня еще не было сил задуть свечи на таком огромном торте и мои друзья своим дыханием помогли мне это сделать. Им же не терпелось быстрее съесть этот прекрасный торт и уничтожить продукты на нашем столе, приготовленные моей мамой в честь моего дня рождения и выздоровления. Все сели за стол, который стоял в коридоре между комнатами трехкомнатной коммунальной квартиры, в которой жили сразу две семьи, из пяти человек каждая, это наша семья и лезгины Абдулазизовы. Семья моего друга Абдулазизова Абдулла. В одной комнатке, где мы жили пятеро, было невозможно поместить стол на всю ораву моих друзей, плюс родственники со всех сторон. Поэтому мы все разместились в коридоре, а кто опоздал на наш праздник, те сели на кухне и в других трех комнатах. Короче говоря, в этот день мы гуляли всей коммунальной квартирой с огромной оравой моих друзей. Люди заглядывали в окна. Думали, что была чья-то свадьба или большой юбилей известного человека. После болезни я учился слабо, так как сильно отстал по успеваемости от своих одноклассников и чувствовал себя еще совсем не важно. Все говорили, что летом поправлюсь окончательно. Друзья всячески помогали мне в учебе. Мы даже про наш штаб под крышей забыли. Каждый божий день, одна учеба у нас.
Но, до лета случилась более страшная беда. Перед самыми летними каникулами, когда всей школой вытащили меня, что называется "за уши" в другой класс, я гонял возле дома на проезжей части дороги деревянный волчок. Это такая игра в Дагестане для взрослых и детей. Затачивают один конец деревянной кубышки, круглой, как стаканчик. С острого конца забивают гвоздик и раскручивают волчок руками, а после шлепают по волчку веревочным кнутом, волчок сильно и долго крутится. Кто дольше крутит волчок, тот и выиграл эту игру. Так вот, с этим волчком я играл и в это время из-за поворота выскочил мотоциклист. Мотоцикл так неожиданно появился, что я даже не мог уклониться от его удара. Вместо того чтобы проиграть в сторону, сильно прыгнул вверх и мотоцикл со всей скоростью ударил меня рулем в правую ногу у пояса. В результате чего, было сильное повреждение позвоночника и сотрясение мозга. Мотоциклист не пострадал никак. Я даже не знаю имени и фамилии мотоциклиста, сколько ему лет. Откуда тогда вообще он появился.
Дальше я ничего больше не помню. Слышу рядом, словно сквозь сон, чей-то разговор о моем теле.
- Позвоночник смещен. - говорит мужской голос. - Желудочек сердца пострадал от удара. Сильное сотрясение мозга. Шансов на спасение у него мало. Надо проводить пункцию и сделать переливание мозговой жидкости. Возможно, что это спасет ему жизнь, но он будет калекой на всю свою жизнь. Лишь согласие родителей может решить его судьбу. Быть ему инвалидом всю жизнь или умереть. Делать пункцию или не делать?
Наступила длительная пауза. Кто-то рядом плакал. За стеной стонали. Я ждал, дальше с ответом?
- Согласен. - услышал я, голос отца. - Доктор, делайте то, что вы думаете, поможет это сыну выжить.
- Согласна. - тут же, услышал я, голос матери, это она плакала. - Доктор, вся надежда наша на вас.
Я попытался пошевелиться. Но все опять куда-то провалилось. Словно меня бросили в бездну. В моей голове легкий шум и острая боль. Боль где-то нарастает, то вновь отпускает. Мое тело ничего не чувствует. Лишь сознание находится где-то рядом со мной, но не во мне. Словно душа покинула мое тело и мается где-то в пространстве. Ищет выход из-за неопределенного положения, в которое попало мое тело. Голова тоже болит рядом. Тело отсутствует. Душа моя мается в полном одиночестве. Мой разум пытается определить, что происходит со мной, жив я или уже нет? Происходит это долго и мучительно, нет никакой определенности. После все опять пропадает. Разлетается во все стороны неизвестности окружающей меня.
Очнулся я уже окончательно или нет, трудно мне понять, лишь перед глазами какой-то легкий туман и я словно плыву в этом тумане. Нет никакого ощущения. Будто бы мое сознание имеет свои собственные глаза и наблюдает за происходящим рядом. Сквозь туман перед моими глазами появляются лица и предметы в белом. Мое сознание смотрит на все это и хочет понять, что где оно находится в данный момент, в больнице или на том свете, который посещают только мертвые души. Но мертвые души не имеют сознание, это лишь плод фантазии человека. Выходит, что я еще жив и нахожусь в больнице, на этом свете. Я пытаюсь через свое сознание как-то определиться, но опять проваливаюсь. Так со мной происходит несколько раз. Каждый раз, когда мое сознание включается, я, через свой разум, ищу выход в обычный мир, где можно все потрогать, посмотреть, понюхать. Но у меня это никак не получается, проникнуть в среду обычного мира восприятия и мой разум в истерике мечется в пустом пространстве, где нет ни запаха, ни вкуса, ни предмета. Мой разум не ощущает рядом жизни моего тела и не желает отпускать меня, мою душу, на тот свет. Я жив и мертв. Постоянно нахожусь в каком-то неопределенном положении всего своего тела, души и разума.
- Он жив, смотрите, открыл глаза! - слышу я, приятный девичий голос и вижу большие белые груди.
Передо мной склоняются одно, через некоторое время второе. Через несколько секунд я вижу над собой много девичьих лиц с обнаженными грудями. Они все улыбаются, довольные тем, что видят в этот миг перед собой и я тоже рад неожиданной встречи. Вот только сказать им не могу и потрогать девчат нет силы.
- А он ничего! - говорит белокурая девица и целует меня прямо в губы. - Им можно будет попользоваться, когда встанет на ноги и подрастет. Вон, как он загорелся от моего поцелуя, пылает весь, как влюбленный.
Меня никто и никогда не целовал в губы, тем более девчонки. От поцелуя этой голой девицы у меня и впрямь загорелись губы, щеки и затем вспыхнуло лицо. Я даже как-то со стороны ощутил на себе румянец. Во мне вспыхнула какая-то еще неизведанная страсть. От этой девицы приятно пахло духами. Даже близость ее лица издавало какую-то, прямо скажем, божественную свежесть. Мне страстно хотелось, чтобы это чудное мгновение повторилось еще и еще раз. Так это было приятно, что мне казалось, это чувство никак нельзя передать словами, а лишь можно ощущать. Когда девичье лицо и обнаженные груди рядом с тобой.
- Хватит, развращать мальчишку. - услышал я, женский голос. - А ну-ка, сейчас же, по своим местам!
Надо мной наклонилось женское лицо, это была мама Галки Иваненко-Жарцовой, моей одноклассницы, за которой бегал Сулимов Вовка. Я тоже был неравнодушен к ней. Мы, иногда, дрались с Вовкой из-за Галки. Мне, конечно, было приятно, что меня лечит мама одноклассницы, а не какая-то посторонняя врачиха.
- Через два дня у нас освободится койка в детской палате. - сказала медсестре, Галкина мама. - Переведете Сашку в ту палату, а то девицы развратят жениха моей дочери. Сейчас всем девицам сделайте уколы.
Галкина мама ушла вместе с медсестрой, которая вернулась с коробкой шприцов и с лекарством.
- Так, девицы, оголите свои задницы к уколам. - с улыбкой на лице, приказала медсестра. - Пускай кавалер на ваши попки посмотрит. Такое зрелище ему больше никогда в жизни не доведется смотреть.
Девчонки демонстративно задрали до пояса свои больничные рубашки, под которыми ничего не было. Оголили свои белые, как снег, толстые задницы, попадали вниз животами на свои больничные кровати. До этого дня мне никогда не приходилось видеть голых девчонок. Хотя мы пытались иногда подглядывать за девчатами в раздевалках на морском пляже, где они выжимали свои купальники. Но там мы видели только обнаженные ножки чуть выше колен. Тут же перед моими глазами голые задницы выше пояса и черная растительность между ног. Меня прямо молнией страсти ударило, забил озноб, как от сильного мороза, но в палате было тепло и за окном лето. Я едва сдерживал свое состояние, чтобы не потерять опять сознание. Девчонки смотрели на меня и смеялись над моим состоянием и показывали мне свои прелестные места. Но я вскоре привык к этому виду и даже почувствовал себя лучше, чем был, когда только что пришел в сознание и был сильно слаб. Мне еще было неведомо, что это у меня была половая страсть к противоположному полу. Таким образом, я взрослел, чтобы из состояния подростка перейти уже в состояние зрелого мужчины.
Прошла целая неделя, прежде чем меня перевели из девчачьей палаты в отдельную палату. Это приказал главный врач больницы. Так как мне был необходим особый покой и лечение. В моей палате постоянно дежурили медсестры и нянечки. Иногда моя мама спала на раскладушке возле моей больничной кровати. Меня постоянно проверяли различные врачи. Приезжали даже специально доктора из города Махачкала. Выходит, что я был серьезно болен, точнее, покалечен. Так как мое лечение в больнице было очень долго. Друзей моих пустили в палату лишь через месяц. Хотя передачи от них я получал, почти, каждый день.
- Череп, ну, когда ты выползешь из больницы? - спросил Витька Журавлев, как только их пустили в мою палату всей оравой. - То ты простудился, то мотоциклом тебя сбили. Хватит, тебе! Пора выбраться отсюда.
- Мы лодку Егорыча починили. - добавил Пузан. - Скоро красить будем и рыбу на ней начнем ловить.
- Правда, что ты в палате девчонок целый месяц лежал и наблюдал за ними? - спросил Сулим.
- Было дело! - торжественно, ответил я. - Задницы у девчонок огромные. Между ног пучками волосы.
- Вот, это, да! - удивленно, воскликнул Абдулазизов Абдулл. - Что-то еще ты видел у них между ног?
- Больше ничего нет, кроме волос у них нет. - честно, признался я. - Только сиськи у девчонок с розовыми сосками и больше чем наши. Тело у девчонок белое, как снег, особенно задницы. Видимо не загорали они.
Друзья страстно расспрашивали у меня все, что я видел необычное у девчонок, чего они не видели. Затем мы вспоминали различные случаи о наших одноклассницах, над которыми мы всегда подшучивали и подглядывали, где только была такая возможность. Девчонки наши тоже были не против, подсмотреть за нами в пресных заливах, когда мы стирали свои трусы от морской воды, чтобы по соли на трусах наши родители не знали, что мы весь день купались на море. Когда мы выжимали свои трусы в камышах пресных заливов, то девчонки весело смеялись над нами и показывали нам свои языки. Девчонок очень веселило, что они нас видели голыми в море. Но нам никак не удавалось подсмотреть за голыми девчонками на море.
После посещения друзей я стал выздоравливать быстрее, чем от уколов, которыми мне искололи всю задницу и руки. Уколы были такие ужасные, что я даже ночью часто плакал от сильной боли. Но врачи назначали мне все новые и новые уколы. Врачи говорили, что если хочешь ходить, то терпи, иначе лежать тебе в кровати до самой смерти. Лежать в кровати до самой смерти я никак не хотел. Умирать мне тоже было очень рано. Поэтому, со слезами на глазах, я терпел все издевательства от врачей над моим телом, которое не хотело меня слушать. Я лежал парализованный, как бревно. Я даже не мог удрать из больницы.
3. Законы гор.
Прошла половина летних каникул, а я все лежал в больничной кровати и не поднимался на свои ноги. Кушал я много и с хорошим аппетитом. Вот только тело мое все также было без движения. Я часто пытался сделать усилие, чтобы подняться, но у меня все было бесполезно. Почти каждый день мои друзья вечером приходили под окна моей палаты и рассказывали мне про свои летние каникулы. Когда друзья уходили, то я ревел, что меня нет рядом с ними в дикой природе. Я не могу пойти с друзьями купаться на море. До конца летних каникул оставалось всего один месяц. Я уже немного двигал своим телом, но ходить совершено не мог. В этот вечер, к окну моей палаты, друзья пришли всей улицей. Чему я уж очень удивился.
- Мы тебя решили украсть. - сказал Исмаилов Махмуд. - Ни как воруют невесту, а как друга из плена.
Друзья ни стали ждать моего согласия, а залезли в палату. Абдулазизов Абдулл с Исмаиловым Махмудом подняли меня на руки и передали в окно. Там меня подхватили Пузан и Сулимов Вовка. Затем положили на армейские носилки и понесли через дырку в заборе из больницы к морю. До моря от больницы далеко. Несли меня друзья долго, по очереди меняясь местами. Носилки были из брезента и на них ватное одеяло, которое стащил Исмаилов Махмуд из своего дома. Так что мне было вполне удобно на носилках, а вот моим друзьям было тяжело, так как я сильно поправился за время лечения в больнице и много весил. Несли меня через зеленую лесополосу в обход города и добрались мы к пресным заливам лишь к середине ночи. По дороге к морю, большая часть ребят ушли домой, но каждый из них дал слово, что никому не скажут про то, что меня выкрали друзья из больницы. Пока мы шли к морю, погода сильно переменилась. Стал дуть сильный ветер и в море заштормило. Поэтому постепенно наши ряды стали к морю сокращаться.
К пресным заливам дошли только мои лучшие друзья, которые были со мной всегда. Это Абдулазизов Абдулл, Сулимов Вовка, Григорищенко Сашка, Исмаилов Махмуд и Журавлев Витька. Мы все шестеро погрузились на лодку Егорыча и, загребая кормой соленую воду, поплыли к пятой каменной гряде, которая тогда была далеко в море. Сейчас каменная пятая гряда была все с километр от берега. На пятой гряде со стороны моря была огромная выемка от волны в камнях. Мы часто всей оравой прятались там от своих родителей, когда нам собирались всыпать ремня за очередные проделки. Там можно было спрятать нашу лодку с продуктами, которыми мои друзья запаслись с дома на долго. В лодке была теплая одежда для меня. Ночь мы провели в море на камнях. Всю ночь был сильный шторм. Мы жалели о том, что рискнули остаться на ночь на гряде в открытом море. Фактически ни спали всю ночь. Боялись, что волной снесет нашу лодку с продуктами. Тогда мы все погибнем от холода и голода. Конечно, больше всего мои друзья переживали за меня. Так как я совсем не был готов к такому опасному путешествию и мог запросто умереть.
Перед рассветом погода наладилась. Ветер вначале сменил свое направление, а вскоре вообще исчез. Друзья погрузили меня в лодку. Мы поплыли на этой лодке в сторону маяка. Затем обогнули мыс и выплыли за пределы городской полосы моря. Дальше мы еще никогда не были. Там за мысом всегда хозяйничали браконьеры и мальчишки из соседнего аула Буйнак. У нас все же была надежда на то, что Исмаилов Махмуд на аварском, а Абдулазизов Абдулл на лезгинском языках. Договорятся с местными ребятами о нашем временном прибытии на их территории. Другого выхода у нас не было, так как нас утром могли найти родители и милиция. Плыли в запретную зону и среди своих злейших врагов надеялись найти общий язык и взаимный интерес. Им тоже давно надоело враждовать с городскими парнями, были готовы на мир. Еще издали нас заметили местные парни. Чтобы не обострять обстановку мы подняли белый флаг и легли на дрейф, как льдина в Северном ледовитом океане. В нашу сторону выплыли две маленькие лодки, которые были намного меньше нашей лодки. Мы показали свои руки, это у нас был знак того, что у нас нет с собой оружия против них и прибыли мы к ним с добрыми намерениями. Местные мальчишки в лодках тоже показали нам свои руки без оружия, готовые говорить с нами на равных отношениях. Лодки приблизились.
- Алейкум ас салам! - также взаимно, приветствовали нас, местные мальчишки из двух лодок.
После обмена приветствиями, Абдулазизов Абдулл и Исмаилов Махмуд, начали с ними переговоры на своих национальных языках. Разговоры длились очень долго. Накопилось много претензий, так как мы часто дрались с ними за свои территории. Сошлись на том, что каждая сторона будет посещать по воскресным дням другую сторону. Соблюдать всегда порядок гостеприимства и не вредить соседям на обеих сторонах. Нас горцы приняли со всеми почестями кавказского гостеприимства. Хорошо накормили и долго расспрашивали о жизни в городе Избербаш. Больше всего их интересовали пресные заливы. Какая там есть рыба и когда она лучше ловится. Мы, конечно, не раскрывали им все наши тайны, только в общих деталях рассказали о пресных заливах и о том месте, где им будет дозволено ловить рыбу. В свою очередь хозяева определили свои территории для нашей ловли рыбы здесь. Когда местные парни узнали причину нашего прибытия, то они мне оказали особое внимание. Пригласили к нашей компании своего опытного знахаря аула.
- Мальчишка! Бистро покажи своя спина. - сказал мне местный знахарь, на ломаном русском языке.
Друзья помогли мне снять рубашку, так как я был не в силах это сделать сам. Знахарь внимательно посмотрел мою спину. Цокая языком. Нервно покачал головой. Прочитал мне какие-то заклинания. Потрогал мою спину и руки, своими колючими руками, как кусты чилижника. Отчего я весь поежился и у меня на спине появились пупырышки. Затем знахарь принес в бутылке какую-то жидкость, которая была неопределенного мутногрязного цвета и издавала вокруг такие запахи зловония, что мои друзья заткнули свои носы. Знахарь часть жидкости из бутылки втер своими колючими руками в мою спину, а оставшуюся часть дал мне выпить. Вполне естественно, что такую гадость я не мог пить. От одной мысли того, что гадость вольется в мой желудок, у меня закружилась голова, стало дурно, я чуть было не вырвал прямо на знахаря.
- Ты, совсем плохой. - зло, процедил знахарь. - Пей, чтобы тебе не подохнуть, как шакалу в ауле.
Знахарь ткнул мне в губы грязную бутыль с более грязной жидкостью и я невольно глотнул. Потом еще и еще, на одном дыхании, пока знахарь не убрал от меня пустую бутыль. Как только эта серая жидкость вошла в мой желудок, меня словно прожгло изнутри едким огнем. По всему моему телу пробежали жгучие волны. Мои конечности так дрожали, что я весь съежился. Затем стал барабанить почем попало руками и ногами. Меня всего сильно затрясло. Я чуть не отдал богу душу. Затем я вскочил и побежал прямо к морю.
- Теперь будет жить! - радостно смеясь, закричал знахарь, вдогонку. - Смотрите, как хорошо бегает!
Меня так рвало изнутри, я думал, что кишки изо рта скоро сами все вылезут. Мое тело все так извивалось, прямо, как в море волны во время шторма. Сердце в груди билось подстреленной птицей. Голова гудела, будто огромный колокол в монастыре. Подумал, что моей жизни пришел конец. Мне не выжить теперь. Друзья подхватили мое ослабевшее тело и потащили в лодку. Они так сильно перепугались, словно это к ним подкрался конец жизни. Им только осталось добраться до дома, чтобы там замолить перед родителями и горожанами грехи своего детства, которое погибает досрочно. Мне совсем не хотелось умирать.
- Если, Череп, умрет, - сквозь слезы, сказал Сулим, - то тогда нас всех навсегда, посадят в тюрьму.
- Тоже мне, грамотей нашелся. - поправил Пузан. - Ни навсегда, а на всю жизнь. Как убийц друга.
- Никто никого не убивал. - успокоил Абдулазитзов Абдулл. - Нечего, Черепа, рано хоронить. Вон, он очухался. Скоро встанет на ноги и морду набьет тому, кто его собрался преждевременно похоронить.
Мне вправду стало легче. После рвоты моя голова сильно кружилась. Живот болел как поби«тый.
- Куда мы теперь с ним? - спросил Исмаилов Махмуд. - Опять в аул Буйнак нам поворачивать, как-то неудобно. Плыть домой опасно. Нам придется отвечать за то, что мы выкрали Черепа из больницы.
- Правильно! - возмутился Абдулазизов Абдулл. - Люди нам помогли, а мы убежали, как трусы.
- Надо им помахать руками. - предложил Пузан. - Вон, весь аул собрался. Пускай успокоятся за нас.
Я понял, что лучше будет, если мы помашем руками. Я поднялся с того места, куда меня положили друзья и принялся махать руками. Мои друзья тоже стали махать руками. Все те, кто был на берегу, также принялись махать нам руками, как машут на прощанье лучшим друзьям. Теперь нам стало ясно, что старой вражды между аулом и городом больше никогда не будет. Эти событие помогло нам наладить свои отношения. В следующее воскресенье мы встретимся с друзьями из аула и будем вместе рыбачить на море.
Жители аула Буйнак стали расходиться лишь тогда, когда наша лодка доплыла до мыса с маяком. Мы должны были скрыться из вида. Мы в последний раз помахали новым друзьям и вскоре скрылись за мысом, за которым открылся вид на пресные заливы. Там уже была наша граница, которая вела нас к своему дому. Не успели мы заплыть со стороны моря в пресные заливы, как увидели на горе машины скорой помощи и милиции. Куда-то смываться от них нам было уже поздно, нас заметили с высоты, да мы и не думали удирать. Мои друзья и я уже натерпелись разного страха за время нашего побега, что лучше было сдаться.
- Я во всем виноват. - встал я, на защиту своих друзей. - Я их уговорил выкрасть меня из больницы.
- Вот, всыпать тебе хорошего ремня. - сказал мой отец. - Жалко, что ты сейчас так опасно болеешь.
- Даже не вздумайте бить своего сына. - заступился доктор. - Скажите спасибо природе, что он живой.
Доктор осмотрел меня со всех сторон. Проверил пульс и дыхание. Посмотрел на мои глаза и руки.
- Я думаю, что море ему больше на пользу, чем наше лекарство. - сказал доктор. - Пусть гуляет. Однако, будьте любезны, каждую пятницу быть у меня на проверке. Иначе, больной, я положу вас в постель. Вам, папаша, советую больше быть с сыном на природе. Обязательно свозите его в горы. Это полезно каждому.
Моему отцу очень понравился совет врача, так как он сам любил лазить с ружьем по горам. У отца были отстреляны пальцы ног во время войны. Все тело было покрыто шрамами. Мелкие осколки из тела вытаскивали у отца до глубокой старости. Из-за того, что у отца не было на ногах пальцев, то отец с большим трудом ходил по ровной местности, так как не на что ему было опираться. Но в горах отец наоборот двигался быстрее, так как упор был на пятки. Отец даже оригиналы своих портретных работ брал в горных аулах. Теперь отец без скандала дома и на работе мог ходить со мной по горам, под предлогом моего лечения, так как порекомендовал доктор в присутствии многих наших горожан. Поэтому отец ни стал откладывать. Через неделю мы с отцом отправились в горы, собирать заказы на портреты. Мой отец работал фотографом-портретистом. На больших листах фотобумаги печатал голову заказчика, затем пририсовывал порошком краской-соусом костюмы, которые были тогда в дефиците. После портрет покрывался из пульверизатора специальным лаком. Такое произведение было тогда всюду в большой моде. Заказывали портреты даже в горных аулах, где никогда не носили костюмов. В работе отец имел большой успех среди людей.
Наш трехколесный драндулет, инвалидная машина, медленно поползла по горной дороге. Когда машина закипала от напряжения и жары, то отец останавливал ее, чтобы она охладилась. В это время я собирал ягоды и фрукты, которых было много в горах Дагестана. Мы кушали собранный урожай и опять начинали подъем в горы. Ехали до первого аула, чтобы там раздать сделанные портреты. Отдыхали в гостях у горцев. На следующий день мы продолжали свой путь по сборам новых оригиналов к работе над портретами. Отца в аулах уважали, так как отец с ними говорил на их языке. Если учесть, что в Дагестане шестьдесят национальных языков и, примерно, столько же диалектов, то мой отец знал много местных языков. Мне было просто удивительно, что отец знает столько много языков. Когда я спрашивал, откуда отец знает столько много местных языков, то отец пожимал плечами. Говорил, что они говорят, я тоже говорю и все дела.
Может быть, группа тюркских языков имеет одну языковую связь, как группа славянских языков. Тогда можно легко научиться понимать эти языки, если, конечно, хорошо знаешь хотя бы один язык из этой группы. Из коренных национальностей Дагестана имеются, в основном, это тюркские корни языковой группы, которые появились во время татаро-монгольского нашествия. В основном аварцы, кумыки, даргинцы, лезгины, лакцы, ногайцы, табасаранцы, курды и многие, многие другие национальности. Поэтому не удивительно, что эти народы так хорошо друг друга понимают. Так почему бы и русским не научиться их языку. Мой отец большую часть своей жизни провел в кругу разных наций, вот почему он знает эти языки. Это, конечно, мое личное мнение. Может быть, у моего отца дар речи от природы. Вот, к примеру, я тоже большую часть своей жизни провел среди этих людей. Однако, говорить на их языках я не умею. Потому, что у меня нет природного дара, говорить на других языках. У меня дислекция - это неспособность к усвоению другого языка. Вполне возможно, что я был бы, как Миша, не говорящий ни на каком языке, если бы с рождения меня не учили говорить по-русски. Я и в школе за все годы обучения никак не смог выучить ни одного иностранного языка. Специально пытался поступить в институт иностранных языков, но из этого у меня ничего не вышло. В институте иностранных языков меня сразу признали не способным к познанию языков.
К вечеру мы с отцом добрались до первого аула в горах. Отец подрулил к сакле-мазанке из самана, глиняного кирпича с соломой высушенного на солнце. Треск нашего драндулета разбудил в ауле всех собак, которые спали в тени дувалов, утомленные за день жарким летним солнцем. Из всех мазанок выбегали голожопые дети, чтобы посмотреть на наш уставший драндулет, который не имел ни вида, ни цвета, так как на нем лежал огромный слой дорожной пыли. Такая же пыль была и на тех, кто был в драндулете, то есть, на нас. Мы были покрыты таким огромным слоем пыли, что стали одним целым вместе с драндулетом.
- Салам алейкум, кунак! - приветствовал нас, хозяин мазанки. - Заходи, гостем будешь. Мы все будем рады гостю дорогому. Отведай хлеб и соль нашего дома. Отдыхай с дальней дороги, как дома. Мой дом - твой дом. Будь хозяином в нем. Все в этом доме твое. Располагайся, где тебе будет удобно. Ты лишь пожелай...
Хозяин приветствовал отца с улицы до порога своей мазанки и кланялся отцу постоянно. Можно было подумать, что мой отец какой-то знаменитый гость или представитель Аллаха на грешной Земле. Но, так принято встречать всех гостей в горах Кавказа. Таков закон гор, перед которым все равны. От случайного гостя до знатного человека. С таким уважение горцы относятся к своим гостям. Готовы отдать им все, что есть. Мой отец отвечал приветствиями на приветствие хозяина мазанки и также постоянно кланялся ему. Как только они добрались до порога мазанки, из дома вышла жена хозяина мазанки с огромным медным тазиком и национальным медным кувшином в руках. Все содержимое поставила возле порога и жестом руки пригласила отца сесть на коврик, который женщина постелила специально для моего отца. Отец сел на коврик и хозяйка дома,(назовем ее так по-русски, у большинства наций Дагестана нет в лексиконе понятия хозяйка дома, так как есть хозяин дома и этим все сказано), так вот, хозяйка дома сняла с моего отца обувь и принялась мыть ему ноги. После того, как ноги отца были вымыты, хозяйка вытерла ноги отца специально для ног приготовленным льняным полотенцем. Затем стала поливать отцу на руки. Отец умылся над тем же медным тазиком. Когда процедура с водой закончилась, отцу принесли чистую домашнюю одежду. Это были огромные белые штаны и такая же большая рубашка. Отец снял с себя верхнюю одежду и надел чистое на себя. Хозяйка повязала на отце штаны и рубашку огромным женским платком. На ноги отцу хозяйка надела самодельные шлепанцы из сыромятной кожи с задранными носами. В таком наряде мой отец отправился в комнату гостей. Все взрослые мужчины пошли за моим отцом, чтобы угождать своему гостю.
Все это время, дети этой семьи и хозяин, наблюдали за происходящим. Вместе с ними и я. Когда мой отец и взрослые этой семьи скрылись в комнате, до меня подошли старшие дети семьи. Дети были старше меня, но не взрослые. Самый старший брат стянул с меня всю мою грязную одежду, а старшая сестра вылила на меня воду из огромного кувшина. Затем дети всей оравой, а их было десять детей, вытирали меня огромным полотенцем. После чего напялили на меня тоже самое, что на моего отца, только в детских размерах. Всю процедуру дети проделывали со мной в грубой форме, словно хотели меня проучить за что-то, в чем я совершенно не был виновен. В то время, как с моим отцом, эта процедура, проводилась по всей форме национального гостеприимства и этикета этого дома. Возможно, что дети были сорванцами, как я.
Когда все многочисленное семейство и гости расселились в большой глинобитной комнате на ковре, хозяйка принесла огромный медный поднос и поставила этот поднос в середину комнаты. Все расселись вокруг подноса. Дети с одной стороны, а взрослые с другой. Моего отца усадили на почетное место у стены с ковром, на котором висели различные национальные украшения, это чеканная посуда, национальное ружье украшенное цветной эмалью с чеканкой и резьбой, рядом висел кинжал с позолоченными ножнами и резной рукояткой из слоновой кости, с инкрустацией золота и драгоценных камней. Пожалуй, это было единственное богатство этой семьи. Все остальное выглядело очень бедно и дети все были в рваной одежде. Но к подносу вся орава села чисто вымытая и в чистых штанах. Когда мы подъехали к мазанке, то большинство этих мальчишек бегали совершенно голыми. Сейчас дети этой мазанки были на половину одетые и чистые. Прошло несколько минут и хозяйка, со старшими детьми, внесли в комнату зажаренного барашка, которого положили в середину медного подноса. Старший сын семьи разложил по кругу подноса большие чуреки и лаваши, такая разновидность национальной лепешки. Старшая дочка принесла кувшин с горячим бараньим жиром и вылила жир на медный поднос с бараном. Затем хозяйка принесла два кувшина козьего молока и всем чашечки из обожженной глины. После чего хозяин кинжалом отрезал у барашка голову и положил ее перед моим отцом. Затем хозяин разрезал барашка на множество кусков мяса и всем показал, что можно приступать к еде. Все женщины и девочки этой семьи ушли из комнаты, за этим барашком остались сидеть только мужчины и мальчики, а женщины и девочки стояли у порога, выполняли то, что нужно было нам к еде. Постоянно приносили чистые блюда и полотенца. После чего от нас выносили грязную посуду. Когда мужчины и мальчишки поели, девочки принесли воду помыть руки и лицо. Сытые мужчины вышли из комнаты. Женщины вошли в комнату доедать остатки мяса барашка, объедки которого лежали в подносе.
Было темно, когда трапеза у всех закончилась. Отец отправился спать в комнату хозяина, следом за ним пошла хозяйка дома. Хозяин семейства ушел спать в чулан. Я лег спать в детской, со всей семейной оравой, прямо на ватное одеяло. Старшая девочка укрыла меня каким-то обрывком рваной тряпки, которая, возможно, должна была на ночь заменить простынь. Спать на такой постели было просто невозможно. Всю ночь я крутился с боку на бок. Кое-как поспал до утра. Перед рассветом, как только стало чуть видно, с первыми лучами солнца я вышел во двор. Было так рано, что даже местные собаки еще не лаяли на мои шаги.
На пороге комнаты хозяина, где спал мой отец, спала в одной ночной рубашке хозяйка семейства. Через слегка просвечивающуюся ткань ночной рубашки женщины было видно, что на ее теле нет ничего другого, что может одеть на себя женщина в постели. Отец мой спал в глубине хозяйской комнаты обложенный пуховыми подушками и был укрытый большим стеганным одеялом. На стенах спальни весели дорогие ковры. Из чулана вышел хозяин мазанки. У него в руках была огромная плетка. Хозяин посмотрел со злобой на спящую хозяйку. Взмахнул было плетью, но тут увидел меня и направился в мою сторону, поесывая плетью свою спину, словно поэтому он сейчас только что взмахнул плетью. Но эта плеть имела назначение.
- Сынок, ты почему не спишь? - спросил хозяин меня так нежно, что я думал, сейчас всыплет он мне плетью по моей заднице, отчего я весь взъерошился. - Рано утром все дети должны спать. У тебя что случилось?
- Я пописать хотел. - дрожа от страха, стал врать я. - Мне очень хотелось писать. Больше ничего.
- Вот и молодец. - наступая на меня, сказал хозяин. - Сделал свое дело и топай спать в постельку.
Меня словно ветром сдуло. Только я успел проскочить черту безопасного места, как услышал за спиной щелчок кнута-нагайки и слегка вскрикнувшую женщину. Из комнаты я увидел, как хозяин кнутом стегает свою жену и кричит ей что-то на неизвестном мне языке. Женщина, закусив до крови свои губы, терпит, не произнося ни слова, подставляет свои прелестные места к побоям мужа. Прямо через ткань ночной рубашки видны темно-красные полосы от кнута-нагайки. Видимо, это у нее ни первые побои от мужа за семейную жизнь, так как женщина привычно терпит побои. Никто не может защитить униженную женщину.
- Оставь женщину в покое! - услышал я, голос своего отца. - Я не пустил ее к себе в постель. Хватит!
Видимо хозяин, плохо понял слова отца на русском языке, побои продолжались. Тогда отец спустился из мазанки к хозяину. В грубой форме объяснил ему на местном языке свою просьбу. Но хозяин вновь замахнулся на свою жену кнутом, тогда отец вырвал у хозяина из рук кнут и бросил его далеко в чулан. Хозяин повинуясь воле гостя ушел в сторону, а женщина пошла в комнату, где спал мой отец, чтобы там убрать постель и привести себя в порядок. Мой отец и хозяин дома находились в разных концах небольшого двора. Ждали, когда женщина выйдет к ним, чтобы обратно прислуживать мужчинам, хозяину дома и его гостю. Хозяйка вышла из комнаты в повседневной одежде, принесла медный тазик и кувшин с водой. Мой отец и хозяин дома подошли к тазику. Хозяйка полила на руки мужу и гостю. Когда они умылись, то хозяйка накинула им обеим на плечи большой льняной полотенец. Мужчины вытерлись полотенцем и вернули его хозяйке. После чего мой отец пошел в комнату и одел свою уже чистую одежду. Старшая дочь семьи содрала с меня одежду, в которую меня вчера одевали, а под ноги мне бросила мою одежду. Я быстро надел на себя свою одежду и вышел во двор к мужчинам, которые ждали приглашения к завтраку. Женщины и девочки готовили в комнате кушать на ковре. Все в той же огромной комнате предназначенной к почетным гостям.
В этот раз место завтрака не выглядело столь празднично, чем вчера за ужином. Отец и я были одеты в свою дорожную одежду. Разница в том, что одежда была чистой, но не глажена. В горах не принято гладить одежду. На нас не напяливали белые штаны и рубашки. На ковер положили медный поднос намного меньше вчерашнего. В поднос положили куски вчерашнего чурека и в глиняных чашках налили какую-то баланду, которая чем-то напоминала неудачный суп, который пытался сварить дома мой отец после пьянки. Мамы в это время не было дома, она рожала братьев-близнецов, Сергея и Юрку. Мне приходилось тогда смотреть на пьяного отца и давиться неизвестными миру блюдами, которые по пьянке пытался в эти дни приготовить мой отец. Вот и сейчас у горцев в гостях я смотрел на блюдо, нечто похожее у моего отца. Так вот, мне приходилось вновь вспомнить "отцовскую кухню" и давиться такой баландой у этих горцев. Куски чурека так сильно высохли за ночь, что их приходилось грызть, как кости, чтобы хоть как-то заглушить неприятный вкус баланды и запить все это неизвестным мне напитком, который был похож на сыворотку, такой напиток получается после производства масла и сметаны из коровьего молока. В казачьих станицах, эту сыворотку, отдают в пойло свиньям. Здесь же эту сыворотку давали в питье людям, как у нас животным. После такого свинского завтрака, нам только оставалось покинуть мазанку и отправиться дальше в поисках оригиналов для работы отца. Больше нам тут, в этом ауле, делать было нечего. Хозяйка собрала нам в дорогу какие-то продукты в узелок и отдала это мне в руки. Мы собрали свои принадлежности - отцовский трофейный фотокор немецкого производства и планшеты с готовыми портретами, которые мой отец еще должен был вручить заказчикам в других аулах. В этом ауле свои заказы отец раздал еще вчера вечером.
- Спасибо, кунак, за хлеб и соль. - сказал отец, хозяину, у ворот двора. - Кунак, свою жену ты бил зря.
- Я это знаю. - по-русски, ответил хозяин. - Бил я ее согласно нашему обычаю, за то, что она не спала с гостем. Но если бы ты спал с моей женой, то за воротами своего дома я убил бы тебя и свою жену. Ты прости кунак, что у нас такой обычай, Аллах велит соблюдать обычаи предков. Хотя мы с ним не во всем согласны.
- Поэтому у нас, в казачьих станицах, говорят - "Будь, как дома, но не забывай, что в гостях." - сказал отец, на прощанье. - Ладно, нам надо ехать, скоро будут дожди. У меня много заказов в горах. Надо успеть везде.
Драндулет завелся с третьей попытки и клубы дыма, из его выхлопной трубы, скрыли нас за поворотом дороги от любопытных глаз высыпавшей из дворов детворы аула, которые молча, рассматри-вали нас. Мотоколяска медленно выползла из аула на дорогу, ведущую в горы. Река Баксан, которая во время дождей стремительно мчится к морю и смывает все на своем пути, сейчас ручейком скользила в ущелье с камня на камень и терялась за огромными валунами, которыми играла в сезон дождей. Нам надо было несколько раз съездить по горным аулам, чтобы отец мог выполнить заказы, так как скоро начинался сезон осенних дождей, во время которых дороги были всюду в горах размыты и проехать на нашем драндулете было практически невозможно. После дождей в горы приходит зима. Горные дороги до самой весны перекрывались снежными лавинами. Жители гор становились отрезанными от внешнего мира. Лишь смельчаки из аулов, иногда, спускались вниз к морю, чтобы в городе запастись недостающими продуктами своим сельчанам. Драндулет едва дополз до аула, ступеньками крыш свисавшего с огромного каменного массива. В ауле крыши домов соседей служили дворами соседей выше. Все дома были каменные. Один дом кирпичный.
4.Забытая родня.
Огромные дома, как крепости, угрожающе свисали друг над другом, готовые в любой момент оказать сопротивление врагу, ступившему на их территорию или разом обрушиться в глубокую пропасть и не достаться никому из врагов. Среди громады каменных домов один дом сильно выделялся своей архитектурой, чего нельзя было сказать о других домах, которые никакой архитектуры не представляли, были просто единой серой массой из глыбы больших камней. Кирпичный дом резко выделялся среди каменных домов. Вот к этому дому и направил отец свой старенький драндулет, замусоленный дорожной пылью и копотью.
- Салам алейкум, Сергей! - вышел с приветствием к нам, жирный, словно кабан, высокий мужчина. - Молодец, сват, добрался до своей забытой родни. Я уже всем рассказал про свои портреты, которые ты сделал.
- Алейкум ас салам, Исса! - едва обнимая толстяка, приветствовал отец, хозяина. - Очень рад, что тебя застал дома. Твои заказы выполнил. Портрет нарисовал с черным костюмом, как ты просил.
Отец передал старшей дочки хозяина дорожную сумку с подарками к дому и планшет с портретами.
- Сергей, иди, умойся с дороги и проходи на веранду. - предложил Исса. - Я скоро вернусь домой.
Мы с отцом отправились к умывальнику, который висел на огромном стволе чинара. В это время старшая дочь хозяина наполнила умывальник чистой водой из ручья и держала в руках огромный льняной полотенец. Отец первый подошел к умывальнику, стал мыть лицо и руки. Следом подошел я. Когда мой отец вытирал руки, девушка, опустив глаза, искоса посматривала в сторону своего отца, который что-то жестами показывал ей в мою сторону. Девушка слегка кивала головой, то ли в знак внимания своего отца, то ли в знак приветствия моего отца, который все это время говорил девушке какие-то комплименты, отчего девушка постоянно смущалась. Я никак не мог этого понять. Может быть, у них просто так принято вести себя в ауле между гостем и горянками? Хотя на горянку девушка не была похожа. Скорее терская казачка.
Мне не были оказаны такие почести, как моему отцу. Я был всего лишь хвостиком у своего отца, следовал куда он - туда и я. Так мы добрались до громадной веранды с огромными резными колон-нами из бука, пропитанного какими-то маслами против гниения, так как климат здесь был в основном сырым и с гор часто дул холодный ветер. Панорама была тут на веранде прекрасная! С высоты орлиного полета видно там далеко внизу аул, в котором мы ночевали. Ниже облака, моря совершенно не видно. Зато тут рядом видно папахой снежные вершины кавказских гор, которые, словно бурка чабана, укрыты снизу зеленым барашком лесов. Воздух здесь такой свежий, что у меня от каждого вздоха приятно кружится голова и дышу я полной грудью, как велел мне лечащий врач, который говорил, что только горный воздух поставит меня обратно на ноги.
- Сергей! Быстрее спускайся вниз. - услышал я, голос Иссы. - Ты помоги мне с барашком справиться.
Я посмотрел вниз. Исса притащил во двор огромного барана и пытается завалить его, чтобы зарезать, но баран каждый раз вырывается и бегает по двору. Так что помощь моего отца действительно там нужна, так как в ауле больше нет мужчин, наверно, в горах пасут отары овец. Отец и Исса с большим трудом поймал огромного барана. Свалили барана на землю. Исса кинжалом перерезал барану горло. Как только кровь барана хлынула из перерезанного горла, Исса сразу подставил большую медную чашку к горлу барана и наполнил чашку кровью. Баранью кровь с медной чашки вначале выпил Исса, затем передал чашку с кровью отцу. Я впервые видел, как отец соблюдает обычай гор, пьет не морщась баранью кровь. По мне это выглядело просто варварством с каменного века. Однако, это был такой старинный обычай у горцев к встречи уважаемых гостей. Конечно, это ни всем по карману. У толстяка, возможно, есть большое стадо овец. Что стоит прирезать одного барашка. Тем более, что мы с отцом такого барана съесть не сможем, его семья есть будет. Как у хозяина мазанки с нижнего аула. Где остатки мяса барана доедали бедные женщины.
Отец и Исса продолжали разделываться с барашком, а я, тем временем, любовался окрестностями, закутавшись в шаль из верблюжьей шерсти, ее дала мне мама в дорогу. Врачи мне сказали, что такой перепад температуры лишь на пользу моему организму. Так я еще лучше тут в горах закалюсь. Выросту сильным мужчиной.
Во дворе запахло жареным шашлыком из свежего бараньего мяса. Я вновь посмотрел вниз и увидел, как отец и Исса хозяйничают вокруг огромного мангала с шампурами бараньего шашлыка. Шашлык постоянно вспыхивает от бараньего жира, а мой отец брызгает на него из бутылки слабым раствором уксуса, чтобы так сбить пламя и в тоже время не потерять аромат свежего бараньего мяса. В это время женщины накрывают скатертью большой стол на веранде. Почти, как по-русски. Очевидно, хозяин этого дома учился с русскими и оттуда он взял привычки домашнего обихода. Женщины даже стол сервируют, почти, по-русски. На столе современная русская посуда - ложки, тарелки, кастрюля с супом, от которой вкусно пахнет курдюч«ным бараньим салом и свежей зеленью. По запаху знаю, что это суп питти из азербайджанской кухни. Этим меня однажды угощали азербайджанцы, когда мы на экскурсию ездили на летних каникулах в город Баку, столицу Азербайджана. Возможно, что этот толстяк Исса там служил в армии. Привез домой русский обычай и азербайджанскую кухню. Вот и самовар русский ставят. Совсем, как в русской деревне. Лишь музыки, песен и одежды русской не будет. Все-таки дагестанский аул, в котором переплелись обычаи разных наций.
- Хлопчик, садись за стол. - совсем по-русски, пригласила меня хозяйка. - Сейчас кушать будем. Сядь сюда. Не стесняйся. Будь как у себя дома.
Я удивленно посмотрел на женщину и заметил, что женщина вообще не похожа на местную горянку. У нее волосы русые и нос слегка курносый. Женщина, ну, прямо, как хохлушка или казачка из терского хутора. Даже говорит с акцентом каким-то украинско-казачьим. Ну, прямо как у нас в Старом хуторе люди говорят.
- Шо, хлопчик, ридну кровинку почуйствовал? - улыбаясь, спросила меня, женщина. - Як же тебе кличет батька з мамкой в хате? Говори, хлопчик, не стесняйся. Ти вирно казачек терский? Так? Може я ошиблась?
- Мамка мине кличет Шуркой. - пытаясь вспомнить казачью речь, растерянно, ответил я. - Тебе как кличут?
- Зови меня Маней, Машей или Марией, як тебе удобно буде. - весело смеясь, ответила странная женщина.
- Мою маму зовут Марией, а бабушку Маней. - радостно, сказал я, по-русски, без акцента. - Как вас.
- Вот хорошо! - тоже по-русски, без акцента, сказала Мария. - Выходит, что мы с тобой забытая родня.
Я сел за большой стол и без всякой скромности, как у себя дома, принялся уплетать за обе щеки содержимое в тарелке. Суп был очень вкусный, а от хлеба пахло казачьим хутором. Словно я приехал к бабушке Дине в хутор у станицы Шелковской, которая находится за рекой Терек в Чечне. От-сюда и названия народа - терские казаки, которые живут у реки Терек. Возможно, что и эта женщина была казачка. Однако, как она угодила сюда в горы? Мне очень хотелось про все узнать. Ведь она мне сильно напоминала нашу родню.
- Ну, как, познакомились? - спросил меня, отец, когда они с Иссой поднялись на веранду. - Твоя родная тетка, Маша Куценко. Дочь бабы Дины из Шелковского района. Это ее дети и муж Илья. Они давно тут живут.
От удивления у меня даже ложка упала в тарелку. Этого никогда не мог предвидеть. Чтобы в горах?
- Причем Исса? Почему здесь в горах? Зачем обычай гор соблюдать? - удивленно, спрашивал я.
- Их пригласили работать в горы. Илья ветеринар. Маша врач. Местные жители дом построили по-русски. - стал отвечать отец. - Зовут Илью местные Исса, так удобнее. Так как семья Куценко живут в горах, то они должны некоторые обычаи гор соблюдать. Вся эта семья наших родичей здесь говорит на местном языке.
Все посмеялись над приколом, который устроили мне родственники, а старшая дочь тети Маши показала мне язык. Я тоже не остался перед ней в долгу и показал ей свой кулак. Так я познакомился со своей забытой родней в горах, о которых ничего раньше не знал. Может быть, по той причине, что по маминой линии родственников на Кавказе в каждом городе и в каждой станице полно. Я не говорю о терских станицах и городе Гудермес, где я сам родился. Там у меня двоюродных братьев и сестер человек сто наберется. Так откуда мне было знать про наших родственников в горах Дагестана? Мне и на ровном месте хватает родни. В гости не успеваю ездить. Каждое лето, как путешественники, скитаемся в гостях у родственников. Вот на стол поставили маленькую чашечку с медом, который так сильно пахнет, что голову у меня кружит.
- Ты, что это Илья, меду для племянника пожалел? - вдруг, с обидой, спросил отец. - Сметаны тоже мало. Ему доктор горный воздух советовал и дары природы. Откуда такое найдешь у нас в городе?
- Сергей! Ты, что, спятил что ли? - обиделся дядя Илья. - Этот пьяный мед еще с весны. Его даже взрослым нельзя много употреблять. Пьяным будешь. Если ты требуешь, то я вам поставлю все. Мне вовсе не жалко.
Дядя Илья ушел, но вскоре вернулся с бочонком меда в одной руке и эмалированным ведром сметаны в другой. Дядя Илья тяжело поднялся к нам на веранду и взгромоздил все это на стол, который прогнулся.
- Вот, можете хоть сколько съесть. - обиженно, показал на стол дядя Илья. - Что не съедите, то забери с собой домой. Но только потом не говорите, что Илья вас не предупредил за пьяный мед. Но, пацана не трави.
- Ладно, Илья, я погорячился. - стал извиняться отец. - Давай не будем ссориться, мы и так с тобой очень редко видимся. Ты, наверно, уже забыл, когда был у меня дома. Недавно у меня близнецы родились. Два мальчика. Старшего моим именем назвали, Сергей, а второго Юрка зовут. Хотя бы племянников навестили.
- Приедем к вам обязательно всей семьей. Пускай мои дети на море искупаются и на своих двоюродных братьев глянут. - без обиды, радостно, сказал дядя Илья. - Надо выпить за близнецов. Маша, неси спирт?
- Ты, извини, Сергей, но у нас в горах не пьют. - сказала тетя Маша. - Спирта будет мало поставлено.
Тетя Маша ушла в дом за спиртом. Отец и дядя Илья спустились вниз к мангалу с шашлыком.
- Шурка! Расскажи, как там у вас в городе Избербаш. - подсела с вопросами двоюродная сестра Настя. - Правда, что у вас там есть такой аппарат телевизор, который показывает разные кинофильмы всего мира?
- Правда. - ответил я. - Только у нас в доме нет телевизора. Но у моего лучшего друга есть телевизор.
- Ой! Как интересно! - обрадовалась Настя, позвала рукой к себе младшего брата и сестренку. - Расскажи!
Я стал им рассказывать о чудесах телевизора. Когда мой запас знания о телевизоре исчерпался, то я перешел к рассказам о Каспийском море и о пресных заливах, о которых я знал много историй. Мог рассказывать бесконечно разные истории про рыбную ловлю и о моих лучших друзьях, с которыми дружу давно.
Мы схватили по шампуру шашлыков и убежали с веранды под дом, где я продолжил свои рассказы. Конечно, я не мог не рассказать про пещеру, арбузы, пистолеты, Егорыча и Мишу. Про многое другое.
- Ты знаешь, Шурка, у нас в горах, каптар появился. - сказала Настя. - Его чабаны из аула видели.
- Я тоже слышал байки про каптаров. - заявил я. - Но это все чушь собачья, я это точно знаю. Враки!
- Много ты знаешь! - возмутилась Настя. - Вон, мой друг Ахмед, даже следы там огромные видел в горах. Это ты все заливаешь про своих друзей, про Егорыча с Мишей и про телевизор тоже мне наврал с короб.
Мне стало обидно за моих друзей, что я вцепился в Настины волосы, она крепко вцепилась в мои волосы. Мы стали кататься под аркой дома, пока не выкатились на самую середину двора в пыли.
- Вот, черти полосатые! - закричала тетя Маша. - Едва познакомились, а уже драться. Я вам сейчас!
Тетя Маша спустилась во двор и с большим трудом растащила нас с Настей в разные стороны. Настя показала мне свой маленький кулачок, а я ей показал свой ободранный в драках кулак. Я ни дал Насте по морде лишь по той причине, что она моя родственница и к тому же девчонка. Просто хотел оттаскать Настю за косы, чтобы знала, как наговаривать на меня и на моих друзей. Следующий раз обязательно оттаскаю.
- Настя, быстро с малышами спать в постель. - приказала тетя Маша. - Тебе, Шурка, тоже спать пора.
Тетя Маша раздела меня до трусов и уложила в кровать на пуховую перину. Я сразу прямо провалился в перину. Из-под теплого одеяла на пуховой подушке, торчала только моя голова. После тяжелой ночи на глиняном полу в ауле у меня это был просто рай. Сразу заснул моментально, как после укола в больнице.
- Саша, вставай! - услышал я, голос отца. - Нам пора ехать. Утро наступило. Вставай скорее!
Я открыл глаза и увидел отца, который стаскивал с меня одеяло. Когда встал на пол, то все перед моими глазами перевернулось к верх ногами. Я тут же свалился на деревянный пол и сильно ударился головой. У меня заболела голова. Все вокруг кружилось и сильно тошнило. Я все никак не мог подняться на ноги.
- Это у него от пьяного меда. - сказала тетя Маша и поставила меня на ноги. - Пойдем, лечить тебя будем. Без моей помощи ты жить дальше не будешь. Тебе неизвестно, как я могу лечить таких, как ты. Пойдем. Сейчас приведу тебя в порядок.
При одной мысли, что меня сейчас тут будут обратно лечить, у меня по спине забегали мурашки.
- Я не хочу лечиться. - стал упираться я. - У меня ничего не болит. Я здоров. Мне не нужны уколы.
- Вот, глупыш! - засмеялась тетя Маша. - Это твоему отцу нужно укол сделать, чтобы не поил тебя пьяным медом. Мы тебя сейчас накормим, напоим парным молоком, это все наше лечение. Ты будешь здоров.
Я едва доплелся со своей теткой до веранды, где стояла посуда на столе, пахло борщом с говядины. На столе стоял огромный кувшин парного молока и свежий хлеб прямо из печи. Тетя Маша налила мне кружку парного молока, которое я выпил не одном дыхании. Мне сразу стало легче. Не ожидая приглашения, я залез на стул. Принялся, есть из тарелки свежий борщ с говядиной. Еще не успели все сесть за стол, а я уже был сыт по самое горло и думал, что мне трудно будет ехать с таким большим животом на нашем драндулете. Но другого выбора не было. Меня в этом доме в гостях у родственников не собирались оставлять.
- Я бы тебя оставила у нас в гостях. - сказала тетя Маша, словно прочитала мои мысли. - Но вас с Настей некому будет разнимать. Мы с Ильей уходим на стойбище в горы, а Настя у нас дома за старшую. Больше здесь в ауле нет никого. В ауле старики и малые дети. Так что до свидания! Вы на обратном пути заедите.
Мы все расцеловались на прощанье. Наш старый драндулет, попахивая спиртным, запыхтел выше в горы, где было несколько небольших долин с аулами и пастбищами выпаса овец. На повороте от дома родственников я посмотрел во двор. Там у чинара стояла Настя и махала мне рукой. Я тоже, без всякой обиды за драку, помахал ей рукой и Настя мне улыбнулась. Мне было приятно, что мы все-таки с ней помирились. Ведь Настя моя сестра, пусть даже двоюродная, но все, же у нас в жилах течет общая казачья кровь. Мы должны всегда друг друга защищать. Как наши общие родственники тут триста лет защищали свой род.
5.Следы каптара.
За небольшим перевалом горного хребта открылась живописная долина с маленькими полями, поросшими на склонах гор плодовыми деревьями, дикими грушами и яблоками. Откуда-то из-под камней, под напором, выбрасывается на поверхность кристально чистая вода. Вода бурлит и пенится, расталкивая все на своем пути. Даже камни не могут устоять под натиском воды и уступают место настырному потоку. Можно даже подумать, что это могучая река. Но это даже не постоянный ручей, который питается влагой с огромного ледника. Это всего лишь вода, накопившаяся под огромным слоем песка и глины. Видно пласт поверхности земли обсел под давлением сверху и вытиснул из-под себя воду. Возможно, что на обратном пути мы не застанем этот наглый поток воды, который сейчас проявляет свой настырный характер и пытается всем доказать, что он самый сильный, хотя бы на этом тихом месте. Где даже людей ни сразу можно встретить.
Мне эти места были хорошо известны. Однажды, на летних каникулах, мы всей дворовой оравой были здесь в пионерском лагере "Сергокола". Мы объедались различными плодами и ягодами, которых даже в нашей знаменитой Улубиевской балке было значительно меньше чем здесь. Мы тут облазили все горы. Только в одно ущелье мы почему-то не ходили? Говорят, что ущелье пользуется дурной славой у людей. На спуске в эту огромную долину был первый из многочисленных аулов. Наш драндулет повернул в него.
- О! Боже мой! - вскрикнул отец, когда мы въехали в аул. - Такого не может быть! Глазам не верю!
Прямо перед нами в луже среди аула валялись несколько диких свиней. Я хорошо знал, что мусульмане не едят свиней и даже обходят то место, где было какое-то присутствие свиней. А тут! Прямо среди аула, в грязной луже валяются дикие свиньи. Представляю, какое у моего отца было состояние. Мой отец, заядлый охотник, случайно, в этот раз не взял свое ружье, а здесь дикие свиньи под самым носов в грязи валяются.
- Что-то ни так? - задумчиво, как бы самому себе, сказал отец, когда немного пришел в себя. - Горцы из аула ушли. Случилась какая-то беда или чье-то нашествие было на аул. Может быть, каптар действительно существует? Ведь что-то толкнуло людей уйти из насиженного ими места? Люди не могли далеко уйти. Надо где-то искать кошары с овцами или место пастбища овец. Люди большого аула не могут покинуть аул.
Мы сели обратно в свой драндулет и поехали по следам отары овец. Примерно, через три километра мы увидели огромные кошары овец и коз. Рядом множество людей разного возраста. Словно цыганский табор.
- Салам алейкум, аксакал! - поздоровался отец, со старым чабаном и после приветствия они стали говорить на языке этого аула. Отец и старик часто употребляли в речи слово каптар и Исраил, о котором я не знал.
- Он говорит, что за их аулом есть какой-то грех. - стал отец переводить мне разговор. - К ним в аул часто приходил каптар и привел с собой стадо диких свиней, которые вытоптали у них все поля кукурузы. Видно, что сам дьявол прислал из ада своего слугу Исраила-каптара, который пришел забирать их души за грехи перед Аллахом. Старик готов сейчас показать нам следы каптара. Мы сейчас пойдем туда и посмотрим, какие следы там оставил этот загадочный каптар. Может быть, что действительно существует этот каптар.
Мы с отцом, старик и несколько парней, видимо дети и внуки старика, отправились на дальнее поле поросшее кукурузой, которое было у расщелины гор. Там, по рассказам старика, много раз видели каптара, который ночами приходил из ущелья и ходил по кукурузным полям возле аула. Возможно, что и сейчас он там. Когда мы пришли на кукурузное поле, то сразу увидели там огромные следы босых ног человека. Даже следы взрослого человека казались нам детскими в сравнении с этими огромными подошвами ног. Всюду были следы от диких свиней, их было так много, словно свиньи, как отара овец приходили сюда на кукурузное пастбище. Спокойно паслись под чьим-то строгим надзором. Затем обратно возвращались в горы.
Старик и отец долго обсуждали проблему, которая находилась у них под ногами. Они постоянно повторяли слово "дунгус". Я знал, что на многих языках народов Дагестана слово "дунгус" обозначает - свинья. Значит, главной проблемой аула была свинья(дунгус). Наконец, старик и отец, договорились и ударили по рукам. Они еще долго беседовали, когда мы возвращались в кошары, но это была обычная беседа о повседневной жизни и о работе моего отца. Возле кошар мой отец сделал несколько снимков из фотокора, старика и мужчин его огромного семейства. В аулах не принято было фотографировать женщин. Затем мой отец сделал какие-то записи в своем планшете. Раздал горцам готовые портреты, которые они заказывали.
- Я договорился со стариком. - обратился отец ко мне. - Что насчет каптара они разберутся сами. Но вот от стада диких свиней я их избавлю. Убью секача, стадо само уйдет в горы, чтобы выбрать нового вожака. Тем временем пройдет около года. Стадо, может быть, никогда больше не вернется сюда. Если даже вернется стадо, то я опять убью секача. Пока стадо окончательно не покинет эти места. За то, что я убью секача, мне старик обещал дать десять баранов, двадцать курей и столько же гусей. Ты останешься в кошарах под гарантию моего слова. На то время, пока я поеду за ружьем домой в город Избербаш. Я скоро вернусь сюда.
Отец заправил мотоколяску бензином из канистры, которую ему дал дядя Илья, затем попрощался со стариком и драндулет моего отца, пыхтя свежим бензином, стал выбираться с поля на гору. Огромное семейство аула дружно махали руками вослед ползущей мотоколяски. Я же стоял в стороне и думал, что лучше бы мне драться и мириться с нашей Настей, чем теперь кормить вшей в кошаре. Там, у тети Маши, тепло и уютно, есть с кем разговаривать. Тут же, баранов больше чем людей. Ни поговорить, ни подраться не с кем. Даже мальчишки какие-то дохлые и замусоленные, словно их всех держали в фашистском концла«гере и там не кормили. Представляю, как мне придется сильно похудеть здесь, как эти загорелые пацаны.
- Мальчик, как тебя зовут? - спросил меня старик, на русском языке с очень сильным акцентом. - Вот, меня зовут Акмал. Ты будешь жить у нас в кошарах. Тут у нас очень хорошо жить в горах. Всюду све-жий воздух...
Старик долго хвалил свои родные места, хотел, чтобы мне тоже они понравились. Я же думал о своем городе Избербаш, что как хорошо у нас в пресных заливах ловить рыбу. Здесь, наверно, рыбу мальчишки даже не видели. Чем только они занимаются в свое свободное время? Баранов пасут постоянно и не учатся. Сами тоже, как бараны. Как только я смогу тут жить среди них? Ведь они совершенно по-русски не говорят.
- Меня зовут Саша. - сказал я, после того, как старик подробно перечислил прелести горных мест.
- Очень, хорошо, Саша! - сказал Акмал. - Будешь жить в кошарах у леса. Там много фруктов и ягод.
"Ну, прямо старик Хотабыч!" - подумал я. - "Борода у него такая же длинная. Осталось дергать волосы из бороды, чтобы любое мое желание сразу сбылось. Только уж очень редкая борода у старика Акмала. Возможно, что внуки его дергали из бороды волосы, чтобы сбылось их пожелание. У меня не сбудутся."
В кошарах у леса меня встретила почти вся голая детвора. Все, кому не было семи лет, бегали совершенно голыми. Те, кто был старше, были одеты в рваные штаны и только у двоих парней были без пуговок рубашки, которые носили, возможно, еще ровесники старика Акмала. На ногах этих пацанов обуви ни у кого не было. Можно было подумать, что я встретился с оравой бездомных детей со времен гражданской войны или встретился с детьми парижской коммуны, так как никто из них не говорил по-русски. Пацаны были настолько грязные, что можно было подумать, они никогда не видели воды и даже не знают, как водою пользоваться. С рождения заморыши. Наверно, их мыли только в первый день рождения и больше никогда.
Голодранцы окружили меня и разглядывают со всех сторон, словно я пришелец из космоса, а они коренные аборигены этих мест. Так можно действительно подумать, ведь пацаны голые, а я одетый. Горцы загорелые, а я белый, как снег. Я всегда считался среди своих друзей самым загорелым, так как надевал на себя одежду зимой и в школу. Все остальное время бегал в одних трусах. Но болезнь подкачала меня и почти восемь месяцев, за два года, я провалялся в больничной постели, с воспалением легких и с травмой после мотоцикла. Мне некогда было загорать. Вот и получается, сейчас, что передо мной стоят настолько загорелые мальчишки, что можно подумать, что негритята и я попал из Сибири не в горы Дагестана, а в самый центр Африки. Даже не знаю, как заговорить с ними. Не стоять же мне, молча возле них?
- Альчики! - смеясь, сказал грязный мальчуган с беззубой улыбкой и протянул бараньи мослы к игре.
Игру в альчики я знал прекрасно с детства. В городе Избербаш даже взрослые играли в альчики.
- Хорошо! - согласился я. - Давайте будем играть в альчики. Желтый альчик мой. Кидаю первый.
Как подобает истинному игроку, я перемешал альчики в руках, потряс их в ладонях и бросил альчики на землю. Из десятка альчиков, один альчик и еще чей-то, упали на фас, то есть на ребро. Теперь я взял два альчика и также перемешал, а затем потряс и бросил на землю, на фас перевернулся только мой альчик. Я становился ведущим. Теперь в накидку и джирк, удар закрученным альчиком в другой ближний альчик противника, я должен вести игру. Все мои друзья очень хорошо играют в альчики. Но лучше всех играет Абдулазизов Абдулл. У него пальцы растягиваются. За счет этого Абдулл больше берет выигранных альчиков. То есть, каждый альчик противника, который ты ударишь во время игры твой и до которого альчика ты дотянешься пальцами от своего альчика тоже твой. Если удар не получился или ты не мог дотянуться пальцами своей руки от своего альчика до альчика противника, то тогда игра полностью переходит противнику.
Я всячески старался играть лучше игроков из аула, чтобы не опозорить марку городских игроков, друзей своего круга. Но мальчишки аула играли на много лучше меня, это видно было по накидке и растяжке пальцев. Кроме того, альчики они закручивали пальцами во время броска и удара, на сильнее меня. Особенно отличался длинный мальчишка, по имени Мирза, он ловко накидывал свой, потертый временем альчик, на мой желтый альчик. Каждый раз я должен был отдавать ему один альчик, из тех, что я уже выиграл. Ведущий альчик никогда не проигрывается, так как без ведущего альчика ты не имеешь право на игру. Даже в запасе должен быть еще один альчик. Поэтому я старался набрать альчиков, как можно больше, чтобы продержаться в игре. Но, против меня играл целый аул мальчишек, в то время, как положено играть команда на команду. Так мне играть одному было трудно и не честно. После того, как я выигрывал альчик у карапуза по имени Яхъя, тут же в игру вступал Мирза и он обратно забирал у меня выигранный мной альчик.
- Так не честно. - сказал я, мальчишкам. - Давайте разделимся поровну на две команды и будем играть друг против друга командами. Которая команда выиграет, то будет кататься на спинах проигравших. Так играют мальчишки нашего города Избербаш. Это вам будет очень интересно. Попробуйте и вы сами убедитесь.
После моей длинной речи я внимательно посмотрел на лица мальчишек и догадался, что кроме слова "Избербаш" им больше ни одно слово не понятно. Я постарался на жестах и на словах им объяснить предложение своей игры, но пацаны стояли, как бараны и вообще не понимали меня. Тогда Мирза пошел в кошары и привел с собой старика Акмала. Я стал старику объяснять суть моего предложения игры. Мы тут же разделились по жребию на две большие команды. Мирза стал ведущим одной команды, а я другой. Уже через час мы катались по полю на спинах друг у друга. На это смешное зрелище собрались жители всего аула и через несколько минут все свободные от работы взрослые парни играли в нашу игру, а затем катались на спинах своих друзей. Поляна возле аула превратилось в какое-то театрально-цирковое зрелище в горах.
За играми с полуголыми пацанами я не заметил, как наступил вечер. С ущелья потянуло свежей прохладой, а из кошар жареным мясом. К этому времени у меня в желудке ничего не осталось от завтрака у наших родственников и мне очень хотелось кушать. Я посмотрел в сторону кошар. Там заканчивали приготавливать ужин. Старик Акмал махал нам рукой, звал к ужину. Мальчишки, как стадо баранов, рванули в сторону кошар. Мне было неудобно так бегать в ауле, я все-таки городской житель. Поэтому я не спеша пошел в сторону кошар, где пахло пищей. Я старался выглядеть как можно интеллигентно и по-городскому, хотя, по моему виду, этого нельзя было сказать. Вся моя одежда за день так испачкалась, что мало отличалась от одежды жителей этого аула. Только лишь в том была разница между мной и пацанами аула, что я был обут и одетый. В то время как мальчишки этого аула бегали совсем, почти голые, словно "в чем мама родила".
- Садись, дорогой Саша, гостем будешь. - предложил Акмал, место у костра. - Тут тепло, мясо близко.
6.Ущелье каптаров.
Женщина в длинном платье до самой земли, укутанная с головы до ног платком-шалью, поставила у моих ног глиняную чашку с супом, а на чашку положила горячий чурек и кусок бараньего мяса. Из глиняной чашки торчала самодельная деревянная ложка. Рядом поставили глиняную кружку с козьим парным молоком. Я посмотрел, как сели мальчишки аула и точно также сел сам, свернув ноги калачиком под себя. Сидеть было совершенно неудобно. Ноги стали отекать. Я, как матрешка, перекатывался из стороны в сторону, а пацаны, глядя на меня, гримасничали и хихикали. Тогда я сел на кусок ствола дерева, на котором только что рубили дрова для костра. На бревнышке сидеть было удобно. Я принялся уплетать поданную мне пищу. Все было очень вкусно. Я никогда не жаловался на свой аппетит, а тут в горах мне захотелось кушать больше.
- Саша! Ты где хочешь спать? - спросил меня, Акмал, после сытного ужина. - В шалаше с мальчишками или в кошарах за дувалом? Где спят все взрослые и девчонки. Выбирай себе сам место для своего ночлега.
Какой из городских мальчишек не хочет спать в шалаше летом в горах. Как раз здесь мне сейчас такое предлагают. Я, конечно, выбрал шалаш, в котором было много сена, пахло травой и цветами. Шалаш был большой, из веток деревьев покрытых камышом и соломой. Прямо, как дом в горах под открытым небом. Места много. Все легли по кругу, ногами вовнутрь и головой к стенам шалаша. Получился огромный веер из человеческих тел. Под головой соломы и сена было гораздо больше, чем под телом и под ногами, так что спать было очень удобно. Вот только с непривычки я весь чесался от травы. Мне все казалось, что по мне кто-то бегает. Это всего лишь трава касалась моего тела, а я, совершенно машинально начинал чесаться. Я не видел лиц пацанов, но слышал их насмешки над моим не привычным поведением. Однако, все же заснул я очень быстро. Ведь я с самого раннего утра, как мы уехали от родственников, еще не спал. Вероятно, это я ночью сильно замерз, так как когда проснулся, то обнаружил себя укрытым сеном, из которого торчала только одна голова. В шалаше пацанов не было. Я вылез из шалаша. Над шалашом светило яркое солнце. На дворе был день. Хорошо и долго я спал на природе. Теперь тут я отдохнул хорошо.
- Каптар! Каптар! Вах! Вах! Ха-ха-ха! - услышал я, крики и смех местной шпаны. - Ай-яй-яй! Гав! Гав!
Только сейчас я увидел, что вокруг шалаша собралась вся детвора аула. Дети смеялись показывая на меня своими грязными пальцами. Я посмотрел на свою одежду и увидел, что на меня прилеплены колючки-липучки, а уже на этих колючках-липучках нацеплялись солома и сено. Также у меня было и на голове. Вы«ходит, пока я долго спал, детвора потешалась над моим видом. Делали из меня какое-то лесное чучело?
- О-го-го! Ау! Мяу! Гр-р! - начал я, издавать дикие звуки, которые мог издавать каптар в ущелье гор.
Все весело засмеялись над моим видом. Я кинулся на них, как дикий зверь и пацаны разбежались в разные стороны. Затем каждый пацан стал подбегать ко мне из под тешка и дергать у меня колючки-волосы. Я кидался в их сторону, как затравленный зверь, а пацаны смеялись над моим видом и бе-гали вокруг меня. Так мы играли до тех пор, пока на моей одежде не осталось ни одной колючки и сами дети устали от этой игры. После чего, дети помогли мне полностью очистить себя от соломы и сена, которые не покинули меня.
- Утро доброе, аксакал Акмал! - ответил я, приветствием, в манер горцев. - Как дела ваши? Как жена и дети? Как ваше здоровье? Каптар вас не беспокоит ночью? Вон, уже, меня ваши внуки в каптара превратили.
- Молодец, джигит! - как молодой, засмеялся Акмал. - У меня все хорошо каптар не беспокоит. Мы с Каптаром здесь по ночам за отарой овец присматриваем, чтобы волки овец не задрали. Дети и внуки здоровые.
Мы оба засмеялись над удачной шуткой, и пошли к кашарам, где в это время готовили завтрак. Там вкусно пахло национальными блюдами Дагестана. В мою честь готовили шербет. После супа из говядины, я с большим наслаждением лакомился сладким шербетом с орешками фундук и запивал козьим парным молоком. Вместе со мной шербет кушали все дети этого аула. По лицам детей было видно, что они рады мне. Когда мы досыта наелись, то дети позвали меня с собой в ущелье, в котором водился каптар. Я подумал, что если дети аула не боятся каптара, то чего мне тогда его бояться и отправился с ними. Было приятно, что я быстро нашел с ними общий язык дружбы, на котором разговаривают дети любой национальности.
Это ущелье было намного больше Улубиевской балки. Но когда я был в пионерском лагере "Сергокола", то в это ущелье мы почему-то не ходили в походы. Может быть, это тогда в ущелье жил каптар и его все боялись. Но почему сейчас каптара не боятся местные пацаны? Словно этот каптар у них старый друг. Когда мы углубились в ущелье, густо поросшее кустами и деревьями, то я увидел всюду следы огромных ног. Но местные пацаны даже не обращали на них внимание. Мальчишки хотели показать мне что-то другое, что их интересовало больше чем следы каптара. Только я этого не знал. Мне было очень интересно скорее узнать тайну, которую знали местные мальчишки из аула и, наверно, хранили тайну от взрослых.
Как только наша орава пробилась сквозь заросли кустарников к отвесной скале, то я сразу понял зачем меня сюда привели пацаны из аула. Перед нами открылось потрясающее зрелище. Прямо из скалы было высечено лицо похожее на обезьяну или придуманного людьми каптара. Изо рта, ноздрей и ушей высеченной физиономии на скале стекали ручейки кристально чистой воды, которая сливалась на бороду и небольшим водопадом падала вниз к нашим ногам. Тут же вода растекалась по дну ущелья и поглощалась растительностью. Я был поражен этим зрелищем. Такого мне никогда не приходилось видеть. Кто же был этот таинственный скульптор, который создал такую красоту в уще-лье? Ведь пацаны знают наверняка этого таинственного мастера. Иначе б они сюда не ходили так просто, без всякого страха, как ходят к себе домой.
- Кто это сделал? - спросил я, пацанов, показывая жестами, как работу из камня делают скульпторы.
- Каптар! - хором ответили замызганные пацаны.
Они стали, на словах и жестами, объяснять, кто делал прекрасную скульптуру высеченную из скалы. Пока я продолжал разглядывать это зрелище, мальчишки тем временем разделись догола и полезли купаться под совершенно прозрачный водопад. Я тоже последовал за ними под струи водопада, вода которого была настолько холодной, что я едва продержался пару минут под водопадом. Но даже этого времени хватило мне, чтобы смыть с себя грязь и почувствовать, как дышит мое тело, умытое родниковой водой, которая обладала приятным вкусовым качеством. Я брал эту воду от водопада в свои ладони, с большой жадностью пил и не мог никак насладиться. Настолько была вкусна эта вода напоенная ароматом природы, зелень которой окружала прелестное место, прятало от постороннего людского глаза. Так и хотелось мне навсегда остаться здесь, чтобы жить здесь на дикой природе, вдали от душного воздуха городских улиц. Мальчишки аула еще долго плескались под холодными потоками воды из водопада. В этот момент я тоже не терял зря ценное время, постирал свою одежду и полакомился плодами ягод. Тут в основном росли ягоды и плоды - барбариса, ежевики, винограда, кизила, алычи, груш и яблок. Просто трудно перечислить все.
Когда пацаны накупались до посинения, то мы быстро побежали из ущелья на поле, чтобы там согреться и посушить свое мокрое белье на солнце. Я разложил свою одежду прямо на траву. Мы стали играть в различные игры, которые знали мальчишки аула и которые были известны мне. Это были такие игры, как лапта, казаки разбойники, альчики, чижик, городки, жошка и многие, многие другие игры, которые можно перечислять целый день. Так мы играли до самой темноты. Я даже забыл про свою одежду и бегал в одних трусах, как из аула орава пацанов моего возраста, словно я родом из этих гор и всегда жил в этом ауле. Постепенно, я даже стал понимать некоторые слова на языке этого народа и мальчишки тоже стали меня понимать также, по жестам и по некоторым словам русского языка. Мы даже придумали свой собственный сборный язык. Пацаны называли по-русски какой-то предмет, а я называл на их языке что-то другое, затем мы составляли сборное предложение из двух языков и получался наш собственный язык, который могли понять только мы и никто другой. Это была, в своем роде, игра и учеба. Мы познавали сразу два языка совершено разных народов. Многие из этих слов я помню до сих пор. Мы разрабатывали различные варианты игры со словами и мое мнение об этих мальчишках сильно изменилось. Пацаны из аула оказались совсем не глупые, как мне казалось в на«чале нашего знакомства. Возможно, что в грамоте они отставали от городских, но в природе пацаны из аула разбирались гораздо лучше меня городского. Пацаны с домашними животными общались, как с людьми и животные понимали пацанов с полуслова.
Когда я в темноте стал искать свою одежду в поле и никак не мог найти, карапуз Яхъя шепнул что-то на ухо своей кавказской овчарке, которая днем охраняла стадо овец, овчарка понюхала меня и убежала в поле. Через несколько минут овчарка вернулась обратно и принесла всю мою одежду, причем собака тащила одежду на своей спине, слегка придерживая зубами. Выходит, собака знала, что одежду пачкать нельзя, а возможно, что овчарка тащила мою одежду как волки, которые таскают зарезанных овец у себя на спине. Когда овчарка притащила одежду, то принесла ее не своему хозяину, а именно к моим ногам. После этого собака улеглась у ног хозяина карапуза Яхъя, который довольный работой собаки, отблагодарил ее косточкой от ужина. В этот вечер, перед сном, я обратил внимание на то, что после того, как мы улеглись спать, овчарка, по кличке Абрек, пригнала отару овец к нашему шалашу. Овцы плотным кольцом легли вокруг нашего шалаша и образовали как бы утепленный круг. В горах ночью всегда очень холодно, даже летом. От овец исходило тепло. В шалаше не было холодно. Ночью совершенно не укрывались ничем, было тепло. Мне так понравилось в ауле с моими новыми друзьями, что я даже не заметил, как прошло три дня. На четвертый день утром приехал на драндулете мой отец. Отец был слегка пьян. Выходит, что эту ночь отец спал у наших родственников в горах и с дядей Ильей выпивал водку, которую отец привез из города, так как в ауле спиртного нет. Так нам за ужином сказала тетя Маша, которая предупредила отца о выпивке.
Издали я услышал трескотню нашего драндулета, появление которого облаял Абрек. Вслед за Абреком поднялись остальные собаки из аула и сопровождали отца до самых кошар. Отара овец не успела покинуть кошары и чабаны цокая своими языками, усмирили собак из аула, которые расположились рядом с овцами и внимательно следили за продвижением моего отца на драндулете. Тем временем отец с приветствиями подошел к старику Акмалу. Они обратно начали свои переговоры на тему отстрела секача и его вывоза в город. Акмал долго чему-то не соглашался, но когда отец показал мне, что мы сейчас уезжаем, тогда Акмал ударил с отцом по рукам и отец вернулся обратно в кошары. Отец сел у костра, как почетный гость и ему оказали особое внимание, как тут того требует обычай гор. После всей церемонии приема гостя, все мужчины аула расселись вокруг костра и принялись за завтрак. Лишь чабаны с отарой овец уже покинули кошары и медленно поднимались в горы к сочным травам альпийских лугов. Вероятно, что эти чабаны завтракают до восхода солнца. В то время, когда приехал мой отец, солнце здесь только всходило из-за гор.
До обеда отец отдыхал. Отец спал в нашем шалаше и его никто не беспокоил. Мне тоже было как-то неудобно обращаться к отцу, так как отец сам ни стал говорить со мной. Может быть, выпивка ему мешала, а, возможно, что отец просто устал с дороги. Но только в этот день я не играл с пацанами аула и пацаны меня понимали. Прямо после завтрака мальчишки ушли подальше от кошар и не появлялись мне на глаза до самого обеда. Лишь издали я слышал игру и смех пацанов аула. Но мне не было дозволено играть с ними.
- Надо посмотреть тропу свиней к водопою. - сказал отец, после обеда. - Мне надо определить место лежбища стада свиней и в ночь сесть в засаду, где секач стоит на своем дозоре и охраняет стадо.
Отец не спеша надел на пояс, кожаный патронташ с патронами заряженными пулями, проверил наличие патронов в патронташе. Как полагается охотнику, открыл затвор ружья и разломил ружье. В таком виде, раскрытое ружье, положил через плечо и медленно пошел к опушке леса. Я тоже последовал за отцом. Присутствующие мужчины внимательно следили за нами, как за героями, идущими на схватку с врагом. Я никогда не встревал в дела своего отца, но мне было удивительно интересно, почему отец не пошел в ущелье, где полно следов каптара и свиней, а отправился именно в обход ущелья. Чего ему там надо?
- Если я пойду прямо в ущелье, то секач будет знать мой запах. - сказал отец, словно прочитал мои мысли. - Но, если я тропу проверю с опушки леса, которая продувается ветром, то секач меня никак не почувствует. Я смогу его увидеть раньше, чем он успеет меня обнаружить в лесу по шороху или по запаху тела.
Мы медленно поднимались в гору, по тропе между деревьями. Деревья росли в ущелье и на другой стороне горы. Тропа как бы разделяла два мира природы. В ущелье были в основном плодовые деревья и ягодники, а также травы и папоротники величиной с человеческий рост. На наружном склоне горы в основном росли хвойные и обычные лиственные деревья, но плодовых деревьев и ягодников там вообще не было, а трава была настолько хилой, что едва прикрывала на склоне землю. Зато лишайник на склоне горы был на всех камнях и на некоторых деревьях. Остальной растительности на холодном склоне горы не было. Где-то к вечеру мы достигли намеченного отцом места. Отец хотел было спускаться в ущелье. Но я, совершено неожиданно, оступился с тропы и встал прямо на огромную колючку, которая проткнула мне снизу, сандаль правой ноги и поранила сильно подошву. Я свалился на землю и стал плакать от боли. Отец сразу выдрал колючку и сандаль с моей ноги. Яркая кровь потекла с моей подошвы. Отец пошарил глазами вокруг нас, нашел несколько листьев подорожника, которые тут же приложил к моей ране на подошве и надел мне вновь на ногу сандаль. От этого мне легче не стало. Как прежде болела нога, я не мог идти дальше.
- Возвращаться обратно, плохая примета. - сказал мне, отец. - Ты потерпи, кровь скоро перестанет течь из раны. Посиди здесь. Я лишь спущусь в ущелье. Посмотрю следы свиней и тут же вернусь обратно к тебе.
Отец ушел, а я остался один на опушке дикого леса. Где всюду водится много диких зверей и каптар гуляет вместе со свиньями на водопой к таинственному водопаду, где-то там внизу ущелья. Вот только мне приходится сидеть здесь, дрожать от страха, холода и боли моей правой ноги, которая опухла, как валенок.
Серые сумерки незаметно поглотила страшная темная ночь. С гор спустилась ночная прохлада. Прямо из ущелья потянуло сыростью. На мне были сандалии, трусы и майка. Вся кожа на моем теле покрылась пупырышками от холода, а волосы на моих руках и ногах поднялись, стали колючими, как иголки. Под листьями подорожника на раненой подошве набралось много крови и в правом сандале хлюпало, как от болотной грязи. Нога сильно опухла. Кружилась голова и слегка тошнило. Я боялся, что сейчас в лесу потеряю сознание. Поэтому щипал себя, чтобы хоть как-то бодрствовать и быть в состоянии контролировать свое сознание. Но это мне мало помогало, голова продолжала кружиться. Чтобы меня не съели хищники, если потеряю сознание, я залез на дерево и укрепился между ветками так, что во время сна или потери сознания не мог упасть вниз. Конечно, мне не хотелось быть съеденным хищниками или умереть в лесу на ветках.
Как всегда, время движется быстро. Вскоре ночь приняла землю в свои черные объятья. В небе появились миллиарды звезд. В ущелье захихикали и заухали, ночные звери и птицы. Заскрипели от старости огромные деревья. Всюду были слышны разные лесные шорохи. Мне было очень страшно. Мне некуда было деться. До кошар далеко и одному мне идти в лесу страшно. Кроме того, отец такой строгий, что если уйду с этого места один, то он мне может всыпать хорошего ремня. Мне ничего не оставалось делать, как ждать отца или сидеть здесь до самого утра. Надо только удобно сесть, чтобы хорошо выспаться на дереве. У меня стали слипаться глаза. Чуть не заснул, как вдруг, где-то выше на опушке леса, я услышал шаги и непонятный мне разговор. Я хорошо пригляделся и при слабом свете луны увидел две человеческие фигуры. Возможно, что это мой отец с кем-то встретился в ущелье. Они вместе смотрели следы свиней. Ветки дерева, на котором я сидел, были низко от земли и находились вблизи тропы на опушке леса. Мне совсем не требовалось больших усилий, чтобы спрыгнуть рядом с проходящими по тропе. Я поудобнее расположился на ветках, чтобы было легче соскочить на тропу скользящую по склону горы близко от дерева. Когда две человеческие фигуры поравнялись с моим деревом, то я с шумом и криками упал перед ними.
- Гр-р-р! Ого-го! - громко прокричал я, прямо в середину ближней фигуры, от страха чуть не умер.
Передо мной стояло какое-то огромное волосатое чудище. Я даже ощутил это руками, когда во время прыжка не удержал равновесие и руками коснулся упругого тела покрытого густой шерстью или волосами. Рост у него такой огромный, что моя голова едва доставала ему до пояса. От страха я в тот момент не мог разобрать, кто был передо мной. Одно мгновение прошло от увиденного мной чудища. Через несколько секунд я мчался с дикими воплями вниз по тропинке не чувствуя под собой ног. Я даже совсем забыл о своей раненой подошве правой ноги и о своем очень плохом состоянии, которое не давало мне уснуть.
Неизвестно, сколько я пробежал вниз горы, поглощенный истерическим страхом, но не успел я опомниться от страха, как откуда-то из леса выскочила огромная кавказская овчарка и громко лая побежала следом за мной. У меня словно появилось второе дыхание от добавочного страха. Я быстрее пустился бежать вниз горы. Собака вплотную следовала за мной и пыталась укусить меня за пятку. Я даже чувствовал, как собака тычется в мои пятки мокрыми губами и носом. У меня еще больше прибавилась скорость. Следом за собакой из леса выскочил на лошади чабан. Чабан что-то громко кричал мне и собаке, но я не мог никак понять, так как не знал этого языка и продолжал бежать, прямо как затравленный зверь. Так я бежал долго и не мог остановиться, а сердце мое вот-вот готово было выскочить из груди от бега и от страха. Ни знаю, чем бы все закончилось бы, но я зацепился ногой об какую-то палочку и со всего бега рухнул на твердую землю. Да так сильно, что в кровь разбил свое лицо, тело, руки и ноги. От самой головы до ног на мне не было целого места. Все тело было ободрано до крови от скольжения по горной тропинке, когда я со всего маху рухнул на тропу и по инерции пролетел еще по камням. Переломов у меня вовсе нигде не было.