Аннотация: Интервью с журналистом, писателем, правозащитником,бывшим создателем и редактором программы "Права человека" на радио "Свобода" (Мюнхен) В. И.
Федосеевым-Мартиным.
Файл: ФедосеевИнтервьюТекст
"Человек, прежде всего - Человек"
Виктор Федосеев-Мартин - наш земляк, денверчанин, писатель, журналист, правозащитник, лектор. За плечами 16 лет жизни в Китае, французская школа, пять лет плаваний мотористом на торговых океанских судах в разные концы света, ранняя краткая жизнь в США (где подозревался в антиамериканской деятельности) и более чем краткая в СССР (где подозревался в антисоветской деятельности). Год жизни в Иерусалиме (где ни в чем не подозревался, а назывался просто "русским сионистом"). Работа в Лондоне на Би-би-си, затем на радио "Свобода" в Мюнхене с 1972 по 1995 гг. в качестве создателя, автора и редактора программы "Права Человека". Будучи моряком и журналистом объездил свыше 50-ти стран. В 1995-м бросил якорь в Колорадо.
Предлагаю читателю интервью, которое В. Федосеев любезно согласился дать. Публикация в газете "Горизонт" (г. Денвер), 29, 31, 32, 36 в августе-сентябре 2009 г. В данном тексте, по желанию В. Федосеева, им внесены некоторые изменения.
Давид Генис
Часть 1. Китай, и далее - весь мир...
"Что ты умеешь делать?" - "Да всё!".
Можно сказать, что с этой фразы (и с этого ответа на нее) и началась самостоятельная жизнь Виктора Федосеева (позднее еще и Мартина). Почему? Да потому, что однажды 16-летний выпускник французскй школы - неукротимый мечтатель, как все мальчишки, оказался на палубе датского океанского судна... Моряки... Романтика дальних плаваний...Кого из подростков это не будоражит?
Подошел капитан, разговорились... Единственный, пожалуй, кто до этого обратил внимание на юного Виктора, был местный авто-механик, устроившийся на американский десантный катер, приспособленный шанхайскими антрепренёрами для перевозки по реке людей и грузов. То был 1945-й. Война окончена. Прибывшие в Шанхай американские войска многое из использованного военного снаряжения отдали (или продали) местным жителям. В том числеи этот десантный катер,способный вместить около полуторысотни людей или добрую сотню тонн груза... Послушаем, что говорит Виктор дальше.
ВФМ: Шанхай - в переводе с китайского Город на Море. Хотя точнее было тогда именовать его Городом-космополитом, наполненным десятками наций... Кроме механика (поляка) были на этом катере и два матроса (китаец и индус). Механик поставил меня за руль, подбодрив: "Кто рулит,тот и "капитан"... Более полугода мотался я подобно водителю грузовой машины по шанхайской реке Хуанпу. Подвез как-то провиант к датскому кораблю, пришвартовался, поднялся на борт, а, оказавшись на палубе - просто ошалел... вот-вот заработает двигатель и я выйду в океан... Подошел молодой офицер, поздоровались, и я поинтересовался, не нужен ли им работник. Сразу услышал вопрос: "А что ты умеешь делать?". Задумался: мне пошел семнадцатый, лишь на-днях получил в советском консульстве паспорт, профессии, в общем, никакой, кроме вождения катера. Потому и ответил: "Всё!".Отвели к капитану. Тот отфутболил меня к главному инженеру. Не прошло и полчаса, как зачисли в машинное отделение на должность, ниже которой не существует - wiper на английском (по-русски: "вытиральщик"). Показали койку, на которой отныне буду спать и дали время до конца дня на сборы. Не чувствуя собственного веса от счастья, сдал поляку катер, попрощался с друзьями и родителями, а к вечеру в новой, чуть ли не адмиральской, фуражке явился на то самое датское судно Sally Maersk.
- В чем заключалась работа?
ВФМ: Механик подтягивал болты, смазывал узлы двигателей, а я следом вытирал подтеки. Да и драил всё, на что указывали. Зато не подручным работал на палубе, а в самом машинном отделении. Стал присматриваться, меня учили. Вскоре перешел на второе судно уже в качестве моториста. На третье меня зачисли "старшим мотористом". А на седьмом корабле (это уже к концу пятого года плавания), был внесен в список экипажа аж Четвертым механиком, и стал питаться в офицерской столовой, чем, разумеется, гордился, хотя кроме практики, никакого специального диплома у меня не было,
Почему - Шанхай?
В самом деле, почему - Шанхай? И почему "французское" учебное заведение? Родился ведь Виктор в Уссурийске. Опять слово Виктору:
ВФМ: Отец вместе с семьей прибыл в Китай, когда мне едва исполнилось четыре месяца. В семье шестеро детей. Отец, Иван, специалист по строительству и ремонту железнодорожных мостов, работал по договоренности с китайским правительством на железнодорожных объектах. Русско-иммигрантские школы, которые, как позднее разъяснил отец, считались "белогвардейскими", его не устраивали, а посему он пристроил детей во французскую школу. А после того, как я перекрутил пружину домашней виктроле ("Виктрола", или граммофон - чрезвычайно популярное слово 30-х годов российского молодняка за границей, среди которого я рос), отдал меня в школьный интернат. Родителям или старшему брату разрешалось раз в месяц забирать меня домой. Десять лет проучился я в школе "Реми", освоив французский, а на шанхайских улицах - английский и китайский языки.
Здесь же, в Шанхае, подспудно и была заложенасутьвоззрения Виктора на то, что человек, это прежде всего - человек. Такой взгляд (а точнее, убеждение) и станет основой всей его последующей, в том числе, правозащитной деятельности. Как это происходило?
ВФМ: Город-космополит означает разные лица, разные языки, разные национальности. На улицах, среди соседей, да и в школе каких только национальностей не было. Школьных приятелей знал ближе, чем собственную семью. Именно в таком окружении и рос, сознавая с раннего возраста, что человек всего лишь человек, независимо от разреза глаз, цвета кожи, да и того, крестится ли он вообще или просто отмеряет поклоны. Отсюда и сложившееся убеждение в том, что нет национальных, политических, религиозных или расовых преимуществ или прав, которые превосходили бы права Человека...
Бродил по Шанхаю и в годы японской оккупации, оклеенным повсюду пропагандистскими плакатами, изображающими скрепленные в рукопожатии руки с китайским и японским флагами на манжетах и броской надписью "ДРУЖБА НАВЕКИ!". Как-то мой одноклассник Лэрри (живет он сейчас в Австралии) и я, дерзко решив заменить японские флаги на плакатах американскими, подготовили на толстой бумаге карточки со "звездно-полосатым" и, сварив банку клея, объехали добрую сотню стенных плакатов, заклеивая японские флаги американскими. Дико радовались находке: "Дружба навеки" Китая с Америкой! Правда, то не был политический протест, в котором мы не больно разбирались, а скорее ожидание неминуемого партнерства китайцев с американцами, которых, правда, мы больше знали по ковбойским фильмам. В школе, естественно, такое оценили иначе, и меня исключили на неделю.
Дальние моря и страны...
- Посещая разные страны, не стали ли Вы убеждаться в том, что люди действительно разные?
ВФМ:Разные на вид - да. Разные языки, пища, манеры, обычаи - конечно! Но человеческое начало у людей одинаково. Нам всем одинаково больно и обидно, когда нас обижают, и одинаково приятно и смешно, когда развлекают...Мой первый рейс был в Японию. Когда я туда прибыл, то увидел, что там, оказывается, живут очень даже милые люди, а не те жандармы, которые охраняли уличные заграждения в оккупированном японцами Шанхае. Не грозные и придирчивые, а весьма скромные люди, которые стесняются даже смотреть в глаза, дабы не сочли это за дерзость. Так что мое убеждение в том, что люди могут быть и хорошими и плохими независимо от расы и цвета кожи, напротив, стало еще больше укрепляться... Затем Филиппины... До этого я полагал, что лишь в Китае множество этнических и языковых групп, но, оказавшись на Филиппинах, я воочию убедился во многоязычности этой много-островной страны. Народы, названия которых я раньше и не слышал - висайя, тагалы, илоканы, биколы - лишь наиболее многочисленные из множества жителей, населяющих Филиппины, не говоря о поселенцах иных горных и прибрежных мест, а также о множестве китайцев, европейцев и американцев, уютно устроившихся в этой стране. Большим облегчением явилось то, что с приходом в страну в ХVI веке испанцев, все их языки были объединены латинским алфавитом... Затем Индия - поистине многонациональное государство... говорящее бог весть на скольких языках
индо-арийской группы. Калейдоскоп культур, где по сей день важным языком общения между различными народами и этногруппами в значительной степени является английский...
- Вы плавали только на датских судах?
В.Ф.М.: Первые два были датские, затем я перешел на норвежское судно, потом были панамский, канадский, опять датский... Посещал страны не только Азии, но Южной и Северной Америк, Европы... Подкопив деньжат, списывался с судна. В Аргентине однажды задержался на несколько месяцев, разъезжая по стране и соседними Парагваем с Боливией, пока не истощились финансы. А потом нанялся на другой корабль - на сей раз танкер.
- Так в скольких же странах Вы все-таки побывали?
В.Ф.М.: Когда много позднее приехал в Советский Союз, со мной несколько часов просидел в каюте уже советского корабря сахарно-вежливый полковник КГБ, подробно записывавший мою биографию. Он насчитал 52 государства, которые я посетил за пять лет. Если исключить повторные заезды, то реально я побывал в меньшем количества стран. Посетил почти все портовые страны Европы. Пребывание в порту обычно длилось 3-5 дней, пока шла разгрузка и погрузка. Плавал на торговых океанских судах среднего калибра, водоизмещением 10-15 тысяч тонн. Любопытствовал на Гаваях и, конечно, больше всего в США. Вот в Австралию заехать не удалось.
Позднее, когда Виктор приступит к писанию книг, пять лет странствий по морям и странам, естественно, станут багажем его житейского опыта, обогатив его разнообразием типов, характеров, ситуаций и подарив массу неповторимых наблюдений. Всё это вместе с завидной памятью, особым отношением к человеку, явным талантом и художественным чутьем, и привело кпоявлению интересных книг Виктора Ивановича Федосеева.
Встреча с США.
- Несколько лет назад в доме наших общих знакомых я немного слышал о вашей жизни в США в далекие пятидесятые годы. По тогдашней терминологии, вы были борцом за мир. Это, как я понимаю, стало проявлением вашего внутреннего протеста против нарушения прав человека?
В.Ф.М.: Когда я впервые прибыл в США в 1947-м году, в Сан-Диего, я вдруг почувствовал какую-то родственность со страной. Я прилично говорил на английском - языке моей школы, работы и улицы. Через Панамский канал я оказался в нью-йоркской гавани, там и списался с судна. Сам город, где я немало прожил, стал моим, как говорят моряки, "домашним" портом. Там же начал учиться на юридическом факультете Колумбийского университета.
Еще в Шанхае, обратился я в американское посольство с заявлением о постоянном жительстве в США (у меня был советский паспорт). Позднее узнал от школьных друзей, что получил такое разрешение.
Как-то в 50-м возвращался по загородным улицам Балтимора в сухой док, куда затянули наше судно, чтобы отскрести присосавшиеся к брюху ракушки. Вечерело. Вдруг раздался окрик моего имени с французским прононсом - с ударением на последний слог. Я обернулся. То был Лэрри, тот самый Лэрри, которого вместе со мной исключали из французской школы за расклейку на японском пропагандистском плакате "дерзских" американских флажков. Короче, встреча с Лэрри привела к тому, что в том же году мы поселились в Балтиморе. А год был маккартистский, когда в США, под маркой "антикоммунизма", разворачивалась безудержная кампания против любых неугодных.
Мы живо образовали группу из себе подобных ребят для сбора подписей под "Стокгольмским воззванием" о запрещении атомного оружия - стояли у кинотеатров, бродили по паркам, заглядывали в ресторанчики и кафушки, предлагая подписаться под Воззванием против использования атомной бомбы. Даже начали издавать собственный журнал "We the Youth" ("Мы - молодежь"). Это был первый журнал, который я редактировал. Едва выпустили четыре номера, как к нам домой явились служащие иммиграционной власти. Меня арестовали. Потребовали документы. Предъявил советский паспорт. Спросили о визе. Я ответил, что разрешение на въезд в страну получил, но на руках его у меня нет, думал, коли есть виза, не о чем беспокоиться.
Оказалось, моряку без визы в США разрешается жить 90 дней, а я жил уже много месяцев. Быстро составили обвинение в том, что будто я выступаю с коммунистических позиций, точнее - "антиамериканских". Состоялось слушание. Пытался убедить, что я просто человек, которому дороже всего жизнь. Мне угрожали депортацией за "антиамериканскую деятельность". Спасибо друзьям по юрфаку, помогли покинуть США "добровольно", без депортации - иначе возврат был бы невозможен на протяжении 99 лет.
В СССР встретили с цветами
Рожденный в советской России и проделавший многолетний и многомильный "круг" по странам и морям, Виктор Федосеев, правда, не совсем добровольно, "вернулся" на родину, в Советский Союз. Каким был контраст двух миров?
В.Ф.М.: С помощью посольства СССР в Вашингтоне меня зачислили радистом на советский торговый корабль "Краснодар". Не разбираясь в радиотехнике, но любуясь Атлантическим океаном, Дарданеллами, а затем Черным морем, плыл я в СССР. В октябре 50-го корабль пришвартовался в Одессе. Встречали меня с цветами.
- Почему?
В.Ф.М.: Потому, что американские газеты, в частности, "Балтимор Сан", со смаком описывали мое "выдворение", в то время как в СССР газеты помпезно именовали меня "Борцом за мир". Сам Николай Тихонов, председатель Советского Комитета защиты мира, изволил адресовать мне личное письмо с аплодисментами. В общем, встречали почти как позднее Гагарина. Привезли в Москву. Рекомендовали поступить в Институт международных отношений, однако директор ИМО, выслушав мой русский и мое близкое к нулю "знание" истории СССР, посоветовал поучится сначала в двух последних классах средней школы.
Отвезли к родителям в Свердловск, которые к тому времени давно вернулись из Китая. Поступил в вечернюю школу и обо мне вежливо забыли. Устроился на завод, производящим холодильники, в отдел технического контроля, вскоре стал мастером. По окончанию вечерней школы научился грамотнее писать по-русски, а историей СССР так и не проникся. Об Институте международных отношений думать не хотелось. Слишком сильным было разочарование всем увиденным.
"Хочу обратно в Америку"
Выучился Виктор не только писать по-русски, но и проникаться пониманием советской жизни. Невольно стал открыто проводить сравнения со свободами в Америке. Когда задумалпоступить на юридический факультет, то вдруг откровенно сказали, что с его "биографией" туда не примут. Поступил в Политехнический, где проучился полтора года. О цветах речь больше не заходила.
В.Ф.М.: Не скрываю, что сильно разочаровался Советским Союзом. Убивало всесоюзное ханжество. Большинство, чтобы не лицемерить, сдерживало язык. Стала расти тоска по Америке - чего никак не ожидал. Начал всё больше поворачиваться к ней лицом, поглощать о ней классику, историю и всё больше стал проникаться - не к маккартистской Америке, а теплой, человеческой.
Наступил 1953-й. Дело врачей... Безудержный антисемитизм на работе, в институтах, трамваях, автобусах, магазинах и, конечно, на улицах... Вот мы и решили с приятелями (еще трое помимо меня) познакомиться с еврейскими девушками и оберегать их. На мою долю выпала Рахиль, студентка музыкального училища. Оказывается, родилась она в Китае - получается, что мы чуть ли не родные. В Китае Рахиль училась в английской школе, приехала в СССР в
14-летнем возрасте. Мы крепко подружились, и в том же 1953-м, поженились. Сама женитьба тоже рассматривалась (иными чиновниками) как бы открытым вызовом! Но что бы ни говорили про евреев, про Рахиль, она была умненькой, мужественной и сверхчуткой. Всё мечтала поехать на Кавказ, чтобы перебраться через границу, хоть в Турцию, хоть в Иран. "Или пуля в спину, или свобода!" - говорила она.
Уехать надо! Но куда? В Америку - только во сне. Купили карту СССР и стали высматривать наиболее "западную" точку. Выбрали Ригу. Там и жили до середины 60-х годов. Поступил Виктор в Рижский университет, на исторический - приняли без никаких. Специализация: этнокультуры, иноязыки. В Латвии же увидели свет две его первые книги: повесть "Гермес из Манхэттена" (Рига, 1962) и сборник рассказов "...И всюду человек" (Рига, 1964).
Человек вправе жить там, где хочет
Рижский период жизнизавершился переездом в Москву. Но это не был поиск спокойной столичной жизни. Вот что позднее было занесено в Краткую Еврейскую Энциклопедию (Иерусалим, т.7, ст. 637): "В Москве, с весны 1970 до начала 1971 года, издавался журнал "Исход", включавший документы движения за репатриацию: обращения, протесты, материалы судебных процессов. Редактором журнала был русский правозащитник В. Федосеев". Так что же это было?
В.Ф.М.: Это был "Исход" - сборники самиздатских писем и документов, посвященный праву евреев жить на своей исторической родине. Каждый номер журнала состоял из 30-40 машинописных страниц. Выпускал я его в Москве. То, говорят, был первый еврейский самиздатский журнал советского времени. О нем много писалось в Америке и Англии.
- Как же это сошло вам?
В.Ф.М.: К счастью, пронесло - не посадили. В "Исходе" ведь не значилось, что основал и выпускает журнал - Виктор Федосеев. Началось с того, что еще в конце 60-х на кухне московской квартиры я написал первые 12 писем от имени евреев, готовых открыто заявить о желании выехать в Израиль. Рахиль бегала по городу, собирая подписи. Первое письмо написал в 1968 г., под ним было двадцать подписей. Начиналось оно словами: "Мы, евреи, желающие выехать из Советского Союза в Израиль...".
- Кому адресовано было письмо?
В.Ф.М.: Генеральному Секретарю ООН У Тану и Брежневу. В письме подчеркивалось, что каждый человек имеет право свободного выбора места жительства. Почему, например, англичане вправе жить в Англии, французы во Франции, а еврей, если он того хочет, не может поселиться на родине своих предков - в Израиле? Разве еврей, как любой другой, не вправе на защиту собственной культуры?
- Как понять фразу, повторяющуюся в ваших письмах "Мы, евреи..."?
В.Ф.М.: Мне нередко приходилось встречать людей, которые спрашивали, не еврей ли я? Нет, не еврей. Я русский. В детстве мама меня крестила. Получается, я - крещенный русский. Но это не делает меня ни лучше, ни хуже. Я вырос, повторяю, в космополитической среде. Некоторые пытаются найти более упрощенный ответ: "Ага! У вас жена была еврейка!". Да, моя первая жена, Рахиль, была еврейка. Но, если то, что я делал в Москве, походило на сионизм, то оно же было исполнено и озабоченностью о правах человека - что для меня главное.
Живя в Свердловске, я, например, выступал в защиту баптистов. Пришли как-то верующие и говорят: вот, мы собрались в доме помолиться, а нас предупредили, что арестуют. И я стал писать, выяснять, на что человек имеет право?.. "Мы - не религиозная страна!" - поучали меня в Горсовете и Облисполкоме. "Но разве это обязывает человека не верить?" спорил я. Впрочем, право на то, чтобы неверитьне больно разделяли со мной те же баптисты и другие христиане, особенно ортодоксальные мусульмане, для которых нет большего врага, чем неверный. И поскольку как для тех, так и для других, я был всё-таки "неверный", то от меня отворачивались как те, так и другие! Признаюсь, что нелегко убедить человека в том, что Вера или Неверие - его личный выбор. Для меня же, если свобода религии не призывает к насилию, то такую свободу я защищаю. Точно так же я в равной степени готов защитить как верующего, так и неверующего.
"Мы с Сахаровым пересекались"
- Вы сказали, что "пересекались" с Сахаровым. Как это понять?
В.Ф.М.: Прежде всего, не поймите меня в том смысле, что я, дескать, видел Ленина, а потому стою особо! С Сахаровым я познакомился в 70-м году в доме Валерия Чалидзе, основателя московского Комитета прав человека. Именно Права Человека и были тогда темой нашего разговора с Сахаровым, затянувшемся за полночь. Там же мы виделись еще раз - на сей раз доминировала бесконечно дорогая нам обоим тема свободы передвижения. Одобрительно Андрей Дмитриевич отозвался о моих письмах в защиту евреев, особенно о том, что я составил совместно с Чалидзе. Позднее, работая на "Свободе", я написал о Сахарове свыше двухсот заметок и комментариев к его статьям. Подготовил три сборника его самиздатских статей, которые послужили публицисту Джорджу Бейли крайне необходимым материалом для создания книги о Сахараве.
Помимо Сахарова, мой круг московских правозащитников включал и ряд других инакомыслящих: мужественного Петра Якира, мудрого Кронида Любарского, весьма бескомпромиссного Виктора Красина и еще и еще...
Да, забыл упомянуть, что встречался и с Еленой Боннер. Однажды в разговоре со знакомым я нечаянно сформулировал фразу несколько неуклюже: "Как-то я провел ночь с Еленой Боннер в Вене...". Человек ошалело выпятил глаза. Я быстро пояснил, что познакомился с Еленой Георгиевной на Венской Коференции о правах человека. Но только к вечеру нам удалось остаться наедине, посидели мы в ближайшем кафе, а затем до рассвета бродили по набережной Дуная, обкатывая всё ту же тему человеческих прав... А вы что подумали?..
Московские книги
Не могу не упомянуть о книгах, изданных в Москве. В 1966 году в издательстве
"Молодая гвардия" вышла "Подсудимый невиновен" тиражом в 65 тысяч экземпляров. Вот что написано в редакционной аннотации: "В основу этой книги легло событие, которое произошло в действительности и о котором еще недавно сообщалось на страницах зарубежной печати. Подобные процессы происходили особенно часто в США и Англии, где "учение" "Христианской науки" получило наибольшее распространение. Всё, что рассказано в этой книге о "Христианской науке", является историческим фактом".
"Подсудимый невиновен" о том, как порой вера застилает ответственноть. Книга повествует о "Христианской науке". Героиня - подсудимая мать, следуя этой религии, не верит во вмешательство медицины. Ее дочь упала с велосипеда, ушибла голову, в коме. Матери советуют вызвать врача, а она только молится и молится, считая, что бог поможет. Молилась она на протяжении 12-ти дней, а девочка постепенно умирала.
Книга -не просто захватывающее описание судебного разбирательства, а, скорее, осуждение бездумного следования догмам; это призыв выдвигатьна первое место право на жизнь, на чем и стоит автор. Читая эту правдивую историю, я вспомнил далёкие первые годы своей врачебной работы в аулах южного Казахстана, когда родители не позволяли делать уколы умирающим детям, ссылаясь на волю Аллаха ("Бог дал, Бог взял"). Да и сегодня, вспомним призывы иранских аятолл, осуждающих профилактические прививки, как "происки сионистов и американцев". Книга написана более сорока лет назад, но, к сожалению, и сегодня отражает нашу грустную действительность.
В Москве же увидели свет еще две книги Виктора Федосеева: "Мэри, нас избрали" (1968) и "Сэйлсмен" (1970).Этикниги также посвящены американской действительности. Я не ставил целью комментировать их, хотя и не могу удержаться, чтобы не процитировать слова автора из "Сейлсмена", актуальные и ныне: "В беду сосед попадает, когда гость в его доме начинает наводить свои порядки". И еще: "Хороший сэйлсмен (по-русски - коммивояжер, мелкий агент по продаже) обязан убедить покупателя, что ему не просто нужен, а необходим тот товар, который ему собираются продать. Когда вы сумеете убедить эскимоса, что ему нужен холодильник, то я скажу: вы - настоящий сэйлсмен".
Разве сегодня мало тому примеров, и не только в мелкой торговле?...
Часть 2. "Права человека - это первично"!
За свободой - в Израиль
На первый взгляд происходит маловероятное: Виктор Федосеев с супругой выезжает в Израиль. "Что ищет он в стране далёкой"? Жизнь в Москве как будто неплохо устроена, издавались книги и переводились на разных языки республик, а по одной из них ("Подсудимый невиновен") даже сделана была
телепостановка по Центральному телевидению. И всё же...душная атмосфера несвободы за закрытыми границами СССР не давала покоя.
В.М.Ф.: С точки зрения ОВИРа, женатый на еврейке, я одной ногой уже был в Израиле. За этим внешним признаком власти делали вид, будто их не волнуют мои убеждения. А, может, сочли удобнее выпроводить на Запад, нежели на Восток за колючую проволоку. Предположить, что они и представления не имели о моей далеко не угодной для них деятельности, или о том, что к концу 70-го я уже написал первую дюжину писем о праве евреев на выезд в Израиль, что уже запустил в Самиздат несколько номеров правозащитного еврейского журнала "Исход", что околачивался в московском диссидентском Комитете прав человека, куда, кстати, входили и Солженицын и Сахаров, и не вылазил из диссидентских кругов - предположить, что обо всем этом власти ничего не знали, по меньшей мере, наивно.
Но, как бы ни рассуждать, выезд в Израиль - свобода! Что для меня и было главным. Должен сказать, что Рахиль и теща (чтобы самим было легче выехать, мы спланировали ее отъезд первой) нет-нет да осторожно отговаривали меня от намерения уехать, хотя и беспокоились за мою небезопасную "тайную" деятельность, видя, что я пренебрегаю риском...
- В самом Израиле Вас что-нибудь привлекало?
В.М.Ф.: В Израиль я влюблялся постепенно. С первых дней прибытия жадно и несказанными порциями "поглощал" историю еврейского народа, о которой знал не много. Первое впечатление о стране было, что вдруг я оказался в государстве Закона, именно Закона, а не БЕЗзакония. Закона, направленного на защиту человека - как еврея, так и нееврея. Немало удивился арабским вольным торговым и жилым кварталам (кстати, советская печать, как и ныне российская, не больно была на стороне Израиля). А тут вдруг на улицах, в кино, автобусах, в магазинах, всюду оказывался среди евреев, почти четверть населения которого не евреи, и сотни тысяч арабов, христиан, друзов, живущих бок о бок с евреями. И все - израильтяне. Немало бродил по спокойным районам, заселенным почти одними арабами с их аппетитным запахом кухонных творений. Глазел на христианские церкви-памятники, посещал европейские клубы. Обилие прессы, как еврейской, так и арабской. Даже в Кнессете (о чем ни американская, ни российская печать не больно заикается) представители арабского меньшинства продолжают сидеть плечом к плечу с евреями. Это и есть Израиль..
Совсем недавно, наезжая в очередной раз в Израиль, спросил я подружившегося со мной молодого Рашида, родившегося в Иордании и живущего в Хайфе (возможно, он и сейчас там живет): "Не предпочел бы он жить в нынешней Иордании? Ведь, как-никак - родина...". На что он уверенно ответил: "Здесь я чувствую себя свободнее... Езжу на родину, когда захочу, но жить определённо предпочитаю в Израиле". Хотя Иордания, должен сказать, относится к разряду либеральных мусульманских стран, а со временем даже перестала прибегать к воинствующим отношениям к Израилю. Единственное, что просматривается в лицах израильтян, это - право жить в своей стране. Жить, разумеется, в мире!
- Вы сказали "либеральные", что вы понимаете под этим словом?
В.М.Ф.: Как бы я хотел, чтобы как можно больше людей задавали себе подобный вопрос! Я рад, что вы обратили внимание на это слово, которое от поколения к поколению обретает несколько обновленное толкование. В 18-м веке, в годы Вольтера, либеральный означало - не ограниченный никакими ортодоксальными догмами или авторитарными нормами вольно думающий человек в самом положительном смысле этого слова. В 19 веке под этим словом, ставшим уже чуть ли не девизом, в Европе создавались многочисленные либеральные партии, состоящие из вольнодумцев, добивающихся реформ. По истечении 20 века слово либеральный всё больше стало выражать "не согласен потому, что не по-моему", иными словами неосведомленное вольнодумство чуть прислащенное девственной мечтой.
Кстати, более здравомыслящие политологи и редкие независимые журналисты ныне всё большее внимания обращают на это новое содержание либерализма. Пример. Нет такого либерала сегодня, который не повторил с гордостью известную правозащитную норму, вполне приемлемую для ХV111-Х1Х веков, о том, что "Каждый человек имеет право на религию" - в том понимании, в каком она была сформулирована при Руссо и Джефферсоне. Однако, современный здравомыслящий человек скажет иначе, добавив к ней важный аппендикс, начинающийся со слов "при условии...", что будет гораздо осмысленнее. Посудите сами: "Каждый человек имеет право на религию - при условии, что эта религия не призывает к насилию!". К сожалению, нынешние либералы до этого пока не дошли. И, как ни странно, таких либералов не только в странах Западной демократии, но и в Израиле, хоть пруд пруди.
- А какие были права в Израилеу вас - иммигранта из Советского Союза?
В.М.Ф.: Меня немало удивил выданный в Израиле паспорт, отражающий присвоение мне израильского гражданства, ничуть не отличающийся от таких же паспортов арабов, живущих на территории Еврейского Государства. Назовите хоть одну мусульманскую страну, где иммигранты-немусульмане мгновенно наделялись бы теми же правами, что и местные жители?!
С израильским паспортом в кармане я вправе был, как тот молодой араб из Иордании, покинуть страну в любой момент в любом направлении, лишь бы другая страна согласна была меня принять. Израильский паспорт хранится у меня и поныне вместе с американским. Израиль оказался страной с открытыми дверями и открытым сердцем. Каждый день был для меня гимном свободы.
"Меня назвали "русским сионистом".
"Сионизм - еврейское национальное движение, ставящее своей целью объединение и возрождение еврейского народа на его исторической родине - в Эрец-Исраэль" (КЕЭ, т.7, 870).
В.М.Ф.: Отмечу, что в первые же дни моего пребывания в Израиле была напечатана пространная статья на английском языке со множеством фотографий меня с Рахилью. Мы прогуливались по Иерусалиму с местной журналисткой, которая и вела интервью. Газета была одна из виднейших в стране. Немало удивил меня заголовок самой статьи: "Русский сионист".
Еврейская Энциклопедия, конечно же, дает точное определение сионизму, но как вы назовете не-еврея, скажем, русского, искренне поддерживающего еврейское национальное движение? Израильская журналистка избрала заголовок "Русский сионист". Кстати, "русским сионистом" назвал меня вскоре после моего приезда в Израиль один из помощников Голды Меир, представляя меня премьер-министру страны, в театре, в котором она только что выступила с речью. Я честно думал тогда, что она оторвет мне руку своим уж больно сердечным рукопожатием...
Да и президент Израиля Залман Шазар, когда мы с Рахилью были представлены ему на приеме в его резиденции в Иерусалиме, сказал на английском: "GladtomeetRussianZionist..." (Рад встрече с русским сионистом). Но тогда, как и сейчас, особого значения я этому не придавал. Интересно, как назвали бы меня баптисты на Урале или цыгане в Латвии, в защиту которых мне не раз приходилось открыто выступать.
Достаточно верить в то, что евреи, как и любой другой народ, имеют право на своё государство, как вас тут же именуют сионистом. В лексике инфантильных либералов слово это звучит унизительным, а то и оскорбительным. На самом же деле, слово это должно оказывать честь любому, кто выступает за национальные и культурные права евреев.
Если в самом деле сионизм сводится к возрождению и отстройке еврейского государства, как это было в понимании конца Х1Х и начала ХХ века, со столицей на том самом месте, где издревле на горе Сион и был расположен обнесенный стеной Верхний город Иерусалима, то в понимании нынешних либералов и арабских радикалов, чьи представления в лучшем случае опираются на фиктивное повествование "Протоколов сионских мудрецов", по недоумию именно таких людей, сионисты - "агенты империализма", стремящиеся не только захватить богатый нефтью Ближний Восток, но и подчинить своей власти мировую экономику. По логике антисемитов евреи просто не имеют права на собственное государство. "Живите в Уганде, живите в Аргентине, но Палестину в середине V11 века заселили арабы и здесь вам делать больше нечего"! (Должен сказать, что небольшое число евреев, несмотря на постоянные изгнания, не покидало Палестину в течение последних 3500 лет). Напомню, что до начала ХХ века в европейской и российской печати, пронизанной антисемитским душком, нередко можно было встретить вызывающую карикатуру евреев с большими носами и надписью "Убирайтесть в свою Палестину". Само возрождение еврейского государства - непростительная дерзость. Вспомните заявление бывшего египетского президента Насера, заявившего в 60-х годах, что "Существование Израиля уже само по себе является агрессией". Не удивительно, что тогда же во всех арабских странах сионистские организации были просто ликвидированы. Не говоря о Советском Союзе.
А в 1975-м Генеральная Ассамблея ООН, при горячей поддержке Советского Союза, приняла постыдную резолюцию, приравнивающую сионизм к расизму. Ту самую Резолюцию, которая 16 лет спустя была тихонечко отменена большинством голосов стран-членов ООН. Разумеется, ни Израилю, ни сионистам вообще никто и не подумал принести извинения. Извиниться?.. Перед еврями?.. Ведь так можно обидеть ортодоксальных мусульман...
Лично я, кем бы меня не называли, весьма рад, что Израиль возродился со столицей на той самой горе Сион. И не только устоял вот уже более 60-ти лет, но и окреп, несмотря на бесчисленные козни мусульманских радикалов и наших собственных недоразвитых либералов. И сегодня, когда жива еще животная ненависть к евреям, Израиль остается несомненным символом мужества и стойкости.
- Чем вы занимались в Израиле?
В.М.Ф.: Как иммигрант, определенный на пособие, я изучал иврит и, конечно, писал. В 1971-м газета "Нью-Йорк Таймс" опубликовала мою статью о судьбах еврейских детей в СССР, чьи родители добиваются выезда в Израиль. В том же 1971-м в Иерусалиме была опубликована книга моих рассказов, переведенных на иврит, и меня приняли в Союз израильских писателей.
- Вы всё еще член этого Союза?
В.М.Ф.: Наверное, уже не числюсь - давно не плачу взносы... Порой выступал в писательских клубах, перед студентами и на иных сходках - чаще всего всё на ту же тему Универсальных прав человека, о различных декларациях и конвенциях ООН, относящихся к правам человека. Рассказывал как, кем и когда были разработаны международные документы прав человека. Слушателей немало привлекал и удивлял рассказ о том, что с тех пор, как человечество вышло из пещер, лишь в 1948 году впервые была принята ООН Всеобщая Декларация прав человека, относящаяся не к одной стране, а ко всему человечеству. Немало рассказывал о диссидентстве.
- Предлагали ли вам должность в госаппарате?
В.М.Ф.: Нет. Хотя и слышались на первых порах мягкие на это намёки. Например, в Вене Рахиль и меня встречал весьма важный чин Министерства иностранных дел Израиля, который тут же поинтересовался, чем я собираюсь заняться в Израиле? Просил непременно связаться с ним, как только осяду и соберусь с мыслями. Пару недель спустя, уже в Иерусалиме, он дипломатично спросил в присутствии Рахиль, не собираюсь ли я обратиться в иудаизм? Рахиль, человек прямой, тут же отрезала: "Он и в Советском Союзе не вступал в партию!"... С тех пор моего предстоящего устройства там не касались.
- Как продвигался ваш иврит?
В.М.Ф.: Уж больно красивый язык, много в нем дыхания, если хотите - души. На бытовом уровне стал довольно бойко общаться. Рахиль с языком была куда успешнее. Зато я ловчее выводил ивритские буквы... Выступал, в основном, на английском, переводили на иврит. В те времена русскоговорящих в Израиле было не как сегодня, когда на семь миллионов жителей приходится один миллион российских евреев.
- А как вас воспринимали?
В.М.Ф.: Весьма доброжелательно. Могу сказать, что израильские студенты и школьники старших классов - люди с удивительно цепкими умами. Уважительны к выступающим. Беседуя со старшим, не держат руки в карманах, не жуют резинку; слушая, не смотрят мечтательно в окно, не рисуют зайчиков, не поворачиваются к выступающему затылком. По их вопросам чувствовалось, что тема прав человека близка их нутру. Нередко проводил длительные беседы с преподавателями университетов, школ.
Работа на радиостанции Би-Би-Си как эпизод жизни...
В.М.Ф.: Неожиданно мне предложили работу на Би-Би-Си. Съездил в Лондон на интервью. Приняли. На обратном пути, отозвавшись на приглашение выступить перед сотрудниками радио "Свобода", заехали с Рахиль в Мюнхен, где, поскольку я уже был законтрактован на БиБиСи, договорились о работе для Рахиль в Исследовательском отделе радио.
Не прошло и года, как меня стал обхаживать сам директор "Свободы", приезжавший для этого в Лондон. Но Англию, близкую мне не только по языку, покидать не хотелось. Обещание "Свободы" увеличить в полтора раза зарплату (по сравнению с лондонской), меня не прельщало, хотелось просто быть ближе к Рахиль.
"Чем же я могу вас соблазнить"? - не выдержал приехавший в очередной раз директор "Свободы". "Да ничем..., - сказал я, - вот только, если вы согласитесь создать радиопрограмму о правах человека, то я готов буду обдумать ваше предложение...". "Согласен, - тут же ответил он, - но создавать такую Программу вы будете сами после того, как ознакомитесь с иными службами РС, особенно службой новостей нашего радио". Короче, уговорил. Конечно, возможность ведения собственной программы по правам человека оказалась неотразимой. И уже в первой половине 1972 года я переехал в Мюнхен, где, подготовив и запустив в эфир программу "Права Человека", проработал редактором и ведущим этой программы 23 года.
- Что значат для вас "Права человека"?
В.Ф.М.: Это мысли о справедливости. Идеи и факты, которые волновали меня с ранней юности. С годами стал увлекаться этим всё больше. Что бы ни говорили об обрядах, традициях, правилах, законах, конституциях, о религиях и политических идеологиях, права человека - первичны, и в моем понимании пребывают на вершине всего. Давно ношу в кошельке запись фразы: "Iamnotawareofanyreligiousrightssuperiortohumanrights"("Не знаю никаких прав религии, превосходящих права человека"). Записал я эту мысль однажды после беседы с весьма верующим человеком. Сам я не религиозный.
Итак, по-вашему, превыше всего права человека...
В.Ф.М.: Как будто тут и не о чем спорить, однако многое мне непонятно в неспособности иных людей осознать эту, казалось бы, простую истину. Представьте, вас перенесли на две тысячи лет в прошлое, в Римскую империю. Вы - в окружении наиблестящих ораторов той эпохи, осведомленных будто бы обо всём. И вот вы задумали передать им простую мысль о том, что рабство это нехорошо, ибо нарушает естественный принцип равенства людей, оскорбляет человеческое достоинство. Уверяю вас, вы никого не сумели бы убедить. Искусные ораторы того времени запросто забили бы Вас тем, что ваше представление о равенстве в корне неверное, поскольку означает не более, чем надуманную проповедь одинаковости людей, что по природе своей, скажут они, абсурдно. Вас забьют изяществом языка и убедительностью примеров, и если не словесно, то, потеряв терпение, окончательно разделаются с вами посерьезнее. Деться вам будет некуда, поскольку никого вы так и не убедите.
Такое же чувство у меня бывает нередко и сейчас, когда во время выступлений в университетах, клубах или школах я задаю слушателям, казалось бы, простой вопрос: в чем заключается основное право человека? Отвечают по-разному: право на свободное выражение мысли, на свободу слова, на свободный выбор места жительства, на религию, на собственность, на брак по выбору и так далее... Однако никто (за редким исключением) не произносит ту основную мысль, без которой о каких-либо правах и говорить нет смысла. Основное право человека - право на Жизнь. Согласитесь, коли человек мертв, какой смысл говорить о защите каких-либо иных его прав, как право на свободу слова или свободу религии?.. Потому мы, люди, до сих пор неспособны договориться о мире. Ибо Мир - это категорический отказ от посягательства на Жизнь.
- Как же быть тогда с миром между Израилем и его соседями?
В.М.Ф.: Когда дипломаты, будь то западные, или советские (а ныне, российские) ведут переговоры о мире Израиля с арабами, или о прекращении убийств исламистами мирного населения Судана, то, как правило, говорят они не о тех вещах. Прежде всего необходимо договориться, что стороны понимают под словом Мир,и есть ли это самое главное в правах человека? Если вы договариваетесь, опираясь на то, чтобы не обидеть ближневосточных поставщиков нефти, или, чтобы не дай бог, сократить поставки оружия воюющим сторонам (бизнес, все-таки!), то добьетесь вы только выгоды, а не Мира.
Открываю я, например, Коран, и с интересом познаю, что человечество, оказывается, разделено на две категории - верных и неверных. Верные - согласно Корану, те, кто безропотно поклоняются перед рассказами о галлюцинациях Магомета, следуя заветам, записанным в "священную Книгу", к тому же, не им, а его родственниками и друзьями. И еще, верные - это те, кто следуют всему, что обговорено в Шариате, причем, без малейших возражений. А все остальные - "неверные".
По Корану, и от этотого никуда не деться, весь мир должен состоять из верных.Вчитываясь в разные переводы Корана на английском и русском (перевод И.Ю. Крачковского считается наиболее точным), я насчитал 72 момента, либо проклинающих и принижающих неверных, либо призывающих к их убийству. Неверный должен быть проклят, убит, уничтожен, сожжен в огненном пламени! (Обратите особое внимание на 9-ю суру Корана, в которой открыто провозглашен призыв убиватьневерных!) Однако, для сравнения, и в иудаизме, и в христианстве одна из ведущих заповедей: Не убий!
Главное - полная неприкосновенность живущего, разумеется, при условии, что он не призывает к насилию. Казалось бы, простая истина, которой мы обязаны придерживаться, если хотим мира. "Нет, - говорят нам дипломаты, - всё это гораздо сложнее". И проводятся бесконечные международные конференции о мире при полном отсутствии понятия, что Мир - это право на Жизнь. В словесной изысканности одни пытаются дотянуться левой рукой до правого уха, доказывая "загадочную сложность Мира", другие запугивают "угрозой сионских мудрецов" (Увы! Антисемитизм жив и поныне!), а третьи, вроде либеральных голливудских кинозвезд, призывают к "терпимости" в отношении любой религии, даже если она проповедует убийствоинакомыслящих.
Ортодоксальные исламисты требуют неукоснительного повиновения всему, что записано в Коране - никаких сомнений, никаких размышлений! Само слово исламв переводе с арабского означает покорность. Покорность, которая была блестяще продемонстрирована советским периодом партийной власти и нацистским периодом расового превосходства, и которая, подобно исламу, состояла из четырех фаз или ступеней: сама покорность - следуй, не раздумывая; повиновение - не делай того, что не в интересах идеологии; подчинение - будет выполнено! и повеление - не оспаривай голос свыше (или начальства).
- Означает ли это, что мир Израиля с соседями невозможен?
В.Ф.М.: Нет. Не означает. Правда, из 21-го соглашения о мире 19 были нарушены. В настоящее время установились как бы мирные отношения с Египтом и Иорданией. В других же случаях, где превалируют радикальные исламисты, неплохо бы западным (и российским!) дипломатам ознакомиться с положением в Шариате. Напомню, что Шариат это многотомное собрание нормативов мусульманского права, морали, религиозных ритуалов, предписаний, которые мусульманам следует безукоризненно соблюдать от колыбели до могилы.
Процитирую запись в раннем издании Шариата на русском, подготовленном Российской Академией наук по инициативе Николая Первого в 1850 году в Санкт-Петербурге. В этом сборнике Шариата, озаглавленном "Изложение начал Мусульманского Законоведения", на странице 104-й зафиксировано черным по белому: "С неправоверными не заключается окончательного мира, а только одно перемирие, которое может быть прервано во всякое время, лишь только начатие войны покажется для мусульман выгодным".
Как не вспомнить тут истерические вопли либералов-недоучек "Peace!.. Peace!..", раздающихся всякий раз, когда израильские военные силы решительно отвечают на бандитские нападения исламских террористов, посягающих на жизнь невинных граждан во имя Аллаха!
Коллекция "Самиздата"
Живу в Денвере довольно давно, но бывать в Арваде не приходилось. И вот представился случай познакомиться с этими уютными местами. Позади остается забитая мелкими бизнесами AlamedaStreet. Еду на север, по новой для меня улице Kipling, которая постепенно переливается в RalstonRoad. Обилие зелени, дорога, то уходящая вниз, то вздымающая вверх, просторы, не загороженные напрочь домами. И в одном из дальних уголков, на пригорке, среди деревьев и цветов, возникает красивый трехэтажный дом. Федосеев потом с гордостью скажет: "Этот дом строился по моему проекту...".
В большом кабинете, сплошь заставленном книжными полками, хозяин дома подвел меня к полкам, на которых стояло больше восьми десятков аккуратно переплетенных папок. Внутри них - машинописные страницы. И на каждой из них - судьба людская. Нередко трагическая. Здесь я увидел не просто коллекцию, а историю человеческой жини, не вошедшую ни в какие учебники...
В.Ф.М.: Это документы "Самиздата". Мы, журналисты радио "Свобода", периодически получали перепечатанные оригиналы "Самиздата" из нашего Исследовательского отдела для внутреннего пользования - вот их-то я и храню в переплетах. Здесь всё, начиная с самого первого номера, с 60-х годов. Вот, например, статья-оригинал, прямо с пишущей машинки в СССР, видите, печатано без полей, с минимальными строчечными интервалами... Вот листки - отклик на статью Сахарова 1968 года...
Работая на радиостанции, Виктор неустанно изучал и комментировал документы Самиздата, используя их в своей радиопрограмме"Права Человека". Иные сотрудники, просмотрев самиздатский материал, просто избавлялись от него, выбрасывая. А он коллекционировал их, отдавал переплетчику. Так и набрал за все годы 82 тома "самиздатских" материалов. Самые последние тома за 1987 год. Я смотрел на них с тем же трепетом, с каким смотрят на древние рукописи. Эти, уже начавшие желтеть от времени,машинописные листки молча смотрели на меня, как и те документы в рамках, которые я видел в музее Яд-Вашем в Иерусалиме. Судьбы, раздавленные теми, кто не признает основного права человека - Права на Жизнь. Листки в переплете молчали... нет, кричали.
Часть 3. Не надо рай искать на небесах
Давняя мечта людей о рае, другими словами, о вечной жизни. Не находя его на земле, поселили люди рай на небесах. И все поступки, свои и чужие, в жизни земной самым серьезным образом пытаются с этим связать, на это и ориентируются. Герой моего очерка, Виктор Федосеев-Мартин, утверждает: надо уметь находить удовлетворение жизнью, не ожидая рая небесного. У него рай здесь и сегодня, он живет в раю. Вот что он говорит по этому поводу:
ВФМ: Я ориентируюсь на тепло, добро и свет. Что такое добро и душевное тепло объяснять не приходится. А под светом подразумеваю просвещение, ибо рождаемся мы с неразвитым мозгом, когда понимание и память только начинают отстраиваться. Всё, что накапливаем в течение жизни, зависит от того, что и как мы воспринимаем - именно это и откладывается в нашем мозгу. Именно это и отстраивает нашу психику (за исключением, разумеется, если нас в детстве уронили на голову). Из каждого можно сотворить человека разумного, теплого, отзывчивого, либо эгоиста, беспощадного убийцу-террориста.
Недавно меня посетили "Свидетели Иеговы". В беседе они просвещали, что, когда попаду в рай, встречу там людей, которые давно не живут, которыми некогда восхищался, кого любил - друзей, учителей, приглянувшихся девушек, школьных товарищей...
Почему же только в раю? - поинтересовался я. Разве я не общаюсь постоянно с теми, кого сейчас нет. Мои обожаемые учителя - Сократ, Лао-тцы, Руссо, Томас Пейн, Герцен - умерли многие столетия назад. Но я не перестаю восхищаться их мыслями, и благодарен им за терпеливое учительство... За год до моего рождения, в Лондоне, скончалась Эммелина Панкхэрст, на имя которой я впервые набрел в сорокалетнем возрасте. А в сентябре минувшего года, едва мне исполнилось 79 лет, в Нью Йорке умерла итальянская журналистка Ориана Фаллачи - две обожаемые мною женщины, мужеством духа которых не могу не восхищаться. Сравнительно недавно умер Карл Саган, который несказанно обогатил меня и которого до сих пор слушаю не только умом, но и сердцем. И "слушаю", что рассказывает Толстой и Шиллер, о чем повествуют Чехов и Твейн или спорят Белинский и Чернышевский...