Аннотация: Я тронулась в путь в направлении Китая 8 сентября...
Я тронулась в путь в направлении Китая 8 сентября. Не буду описывать приключений дурного рода, которые сопровождали меня с первого дня. Пришлось собраться с духом, чтобы им же не пасть. Выручила меня Катя Бабаева, участница алхимического семинара Ван Липина, которая много помогала мне и в прошлом году. Она встретила меня в Москве, отвезла по месту назначения и заверила, что встретит на обратном пути. По дороге Катя представила мне, как было сказано, "отчет о проделанной работе" - она издала роман своего покойного отца, писателя Николая Димчевского, "Фантом столетия". На фоне ее трудового героизма и организованности (Катя руководитель большого предприятия, занимается алхимической практикой, да еще и наследием отца, притом, что и дома у нее куча проблем) мне стало стыдно своей слабости и распущенности. Есть женщины в русских селеньях, впрочем, и в китайских и израильских, как оказалось, а иногда даже и мужчины, глядя на которых, хочется и самому что-то совершить. Катя как раз из таких. Так вот, стоит ли унывать, если на свете есть такие люди?
Поход в китайское консульство за визой на другой день закончился неудачей. Они решительно не хотели дать мне визу на 30 дней, поскольку конфуцианская конференция должна была длиться пять дней. Как потом оказалось, это ответная мера на визовый зажим со стороны России. Ну, что же, прикажете плакать?! Опыт прошлого года пригодился. Не споря, я забрала свои документы и отправилась в китайскую турфирму, где за 100 у. е. (вместо 50 консульских) мне без всяких приглашений сделали коммерческую визу на 30 дней и снабдили билетом компании "Хайнаньские авиалинии". Очень приличная оказалась компания, и билеты гораздо дешевле, чем в "Эйр Чайна". Запасшись билетом, я позвонила своему китайскому племяннику Сяогуану в Пекин, он обещал меня встретить.
В Пекине в это время последние дни работала всекитайская выставка альтернативных источников энергии. Очень мне хотелось посмотреть на использование солнечной энергии и энергии ветра, Но из-за визы до закрытия выставки не успеваю. Опять же, не плачу. У меня есть несколько дней до начала конференции. Их надо использовать, чтобы осмотреться в Китае, повидаться с друзьями и подновить знания китайского. План последующего путешествия тоже еще неясен. Уже давно мне хочется съездить в провинцию Хунань к Ван Чуньэнь. Я зову ее Вера. Это русское имя ей дали, когда в 1990-х годах она недолго работала переводчицей в России. Вера живет в городе Юэян, на берегу озера Дунтинху - одного из наибольших и наикрасивейших озер Китая, через которое протекает река Янцзы. Городу более двух тысяч лет. Центр притяжения поэтов, художников и бессмертных даосов. С Верой мы познакомились восемнадцать лет тому назад по рекомендации одной русской учительницы, побывавшей у нее в гостях. Вера хочет, чтобы к ней приезжали русские. Она окончила в 1960-х русское отделение пединститута в Чанша, столице Хунани. Как и всем русистам в ее поколении, ей пришлось менять профессию. Она перешла на преподавание английского языка, а русский стала забывать. Потом отношения с Россией стали улучшаться и в деловой жизни потребовались переводчики русского языка. Шестидесятников вновь призвали, но ненадолго. В деловой жизни их вскоре сменило новое поколение русистов - молодые люди, учившиеся на курсах переводчиков. В далеких уже 1990-х, когда единственный раз в моей китаеведной карьере меня послали в Китай за счет государства - на месячную стажировку в Харбине, я съездила после нее в провинцию Хунань, и этот маршрут мне теперь хотелось бы повторить. Тогда мы и встретились с Верой - и не забыли друг друга за 18 лет, хотя крайне редко (раз в пять лет при моих поездках в Китай) общались по телефону. Обаяние этой артистичной личности осталось со мной навсегда. Из Севастополя я позвонила Вере. Она собиралась ехать в недальний городок к своей маме, которой уже более 90 лет. Обещалась вернуться домой после 7 октября. К этому времени мне и нужно привязывать свои планы путешествий. А планы у меня, как всегда, очень неопределенные. Я вспоминаю своих друзей Цыпиных, живущих ныне в Израиле: они-то всегда готовятся к путешествиям заблаговременно. А у меня все спонтанно, все "на авось". Но так как в Китае множество мест, куда можно отправиться с пользой для своего научного совершенствования и для удовольствия, то мне обычно везет. А везение расхолаживает планирование.
Итак, я стартую в Китай. До московского Шереметьева добираюсь на скоростной электричке с Белорусского вокзала. Это нововведение, очень приятное. Сидишь в мягких креслах, скорость крейсерская, остановок нет. А пуще всего, удобная посадка и эвакуация - никуда не нужно бежать и лезть с вещами. Аэропорт после реконструкции тоже меня приятно поразил: он теперь похож на новые китайские аэропорты, виденные мною в прошлом году, от старого облика не осталось следа, может быть, он остался на внутренних линиях. Однако бегущая дорожка не работала. Надо сказать, что поездки в Китай приобщают меня к новостям современной городской жизни, о которых севастопольский анахорет и не догадывается. Например, до прошлого года я не знала про электронные авиабилеты и как ими пользоваться, не знала о скоростных поездах, хайвэях и проч. В связи с этим вспоминается рассказ о даосском отшельнике в горах Эмэйшань, он слышал, что на гору можно подняться на "круглых ногах" (на автомобиле).
В Пекине Хайнаньские авиалинии прибывают в старый аэропорт, то есть, доолимпийский. Но он не хуже нашего нового Шереметьева. Там уже ожидали мой племянник Сяо Гуан ("Свет Зари") с женой. Они отвезли меня в университет Цинхуа, к моей однокурснице Цзулай. Ее семья уже много лет дает мне приют во время моих китайских поездок. Муж Цзулай, Сюэ Цзяньхуа, тоже мой однокурсник. Дети их живут за границей, сын в Канаде, дочка в США. Старики дома одни. Сейчас в Китае это называется "кун чао лао жэнь" - старики в Пустом Гнезде. Впрочем, пекинцы редко пребывают в одиночестве, как и наши москвичи: всегда приезжают родственники и знакомые из провинции, которым надо где-то остановиться. А если им есть где жить, все равно они наносят визиты пекинским родичам. Так и я, живя у Цзулай, познакомилась со многими членами ее большой семьи. Я явилась в Пекин в дни празднования Середины Осени, когда люди дарят друг другу вкусные "лунные лепешки". Круглые, с разнообразными начинками, они символизируют полную луну. Коробки, в которых продаются лепешки (их можно купить и без коробки, но коробка - это шик, изыск) стоят дороже самих лепешек, как произведения "упаковочного" искусства. Кроме того, в эти дни чествуют учителей и пожилых людей, принято взбираться на горы - кажется, символ совершенствования. Все это связано с именем Конфуция, и не только потому, что он родился в осенний сезон...
Первым с коробкой лунных лепешек явился Хэ И, племянник Цзулай. Красивый умный парень, лет под сорок, успешный пекинский предприниматель. Мы познакомились с ним в прошлом году. Он сказал мне при встрече: "Первый раз видимся, но я слышал о Вас всю жизнь, с самого детства". Теперь, узнав, что я собираюсь путешествовать после конференции, стал рассказывать о своих поездках. Он весь Китай объехал. А вот где он не был, я предполагаю, так это в пустынной провинции Ганьсу, в буддийском пещерном монастыре Дуньхуан, знаменитом своими настенными росписями и тем, что в нем найдены старинные рукописи классических канонов. Не был, действительно, но намеревается. Я тоже "намериваюсь" туда, но нужна подготовка, без знаний не стоит ехать. Может быть, вместе съездим? На будущий год? Гм-м-м... Если будет угодно Небу...
Хэ И задал мне вопрос, который другие редко задают: "Вы изучаете Конфуция. Как это делается? Что это значит - изучать Конфуция?" Отвечаю заинтересованному слушателю:
Сам Конфуций почти ничего не писал. Но настаивал, чтобы ученики не только записывали некоторые его слова, но и постоянно держали их перед глазами. Вплоть до того, что когда едут они на тележке, слова должны быть записаны на ее передке. Заметим, что тогда не было ни бумаги, ни туши, ни кистей. Написанное выцарапывалось на деревянных дощечках. Лишь гораздо позже стали употреблять для письма лак и твердое стило, которое в лак обмакивалось. А писали, опять же, на дощечках или на планочках, изготовленных из бамбука. Легко ли это было? Могли ли при этом записываться какие-нибудь случайные или неважные слова? Маловероятно. Между тем, в текстах, приписываемых Конфуцию и канонизированных две тысячи лет назад, множество случайных слов, обозначающих, например, интонацию. И это притом, что в древности, даже и более поздней, знаков препинания не было. А для чего перед глазами держать? А сам-то не пишет! Странно все это, и, безусловно, говорит о том, что в дошедших до нашего времени текстах что-то не так. Они, что называется, "неаутентичны". И действительно, они были записаны почти через триста лет после смерти Конфуция, потому что все оригинальные конфуцианские тексты подверглись сожжению при Цинь Шихуанди, первом императоре Китая, печально знаменитом именно сожжением древних книг и казнями конфуцианцев.
А зачем это понадобилось Цинь Шихуанди? Он что, таким уж был обскурантом? Грамотных ненавидел? Или, как думает большинство современных ученых, это все из-за политики, хотелось ему извести конфуцианскую идеологию, потому что конфуцианцы его не слушались? Очень все это сомнительно. Потому что Цинь Шихуанди как раз в это время провел реформу письма, и введенным тогда письмом в Китае пользуются до сего времени. Да и не мог он думать, что огромным государством можно управлять без письма. А то, что искоренить "идеологию" таким образом не представлялось возможным, блестяще подтверждено тем, что после падения основанной Цинь Шихуанди династии все сожженные тексты были восстановлены с изустного изложения, и конфуцианство заняло при следующей династии ведущее положение. Так зачем же было сжигать книги? Моя гипотеза, на основе которой я изучаю конфуцианские книги, изучавшиеся уже две тысячи лет в Китае и почти пять веков в Западном мире, состоит в том, что Цинь Шихуанди сделал это, чтобы одним ударом покончить со старым письмом и сопротивлением введению нового письма. Старое письмо коренным образом отличалось от нового. Хотя оно также было иероглифическим. Но уже во времена Конфуция, когда появились дощечки для письма, и владение письмом распространилось, иероглифы стали обозначать звуки. Так как на территории Древнего Китая существовали сотни разных протогосударственных образований, и каждое такое образование использовало для обозначения слов свои иероглифы, ни о какой унификации не могло быть речи. Один и тот же иероглиф мог означать разные звучания, и одно и то же звучание могло означаться разными иероглифами. Фразы, составленные из таких иероглифов, можно было понять, только зная местный язык, исходя из их звучания. То есть, письмо фонетизировалось. Но так как в местных языках того времени большинство слов состояло из одного слога и существовало много омонимов, возможно было составлять фразы, которые при одном и том же звучании несли на себе два или даже несколько смыслов. Конфуций был мастером составления текстов такого рода. Когда он просил учеников записать его слова, это обязательно означало, что в них есть другой смысл. Держа записанное перед глазами, ученики искали этот другой смысл, так Конфуций тренировал их мышление. Но именно эта особенность старого письма мешала Цинь Шихуанди в управлении объединенным Китаем. Он ввел единые законы, написанные письмом царства Цинь, а на местах, в бывших отдельных царствах, ставших после создания империи провинциями, их толковали по-разному, и всегда в свою пользу. Поэтому ученые помощники Цинь Шихуанди придумали способ ограничить многозначность письма, употреблявшегося ранее в царстве Цинь. Они ввели в структуру циньских иероглифов дополнительный новый элемент - ключ. Это тоже был иероглиф, пиктограмма, означавшая какой-то предмет. Ключ указывал на область, к которой принадлежал смысл звучавшего слова.
Чтобы объяснить это русским, я говорю, что если к слову "лук" добавить сверху изображение ростков ש, то не будет сомнения, что речь идет о растении. А если слева добавить изображение стрелы (? или ↑), то не будет сомнения, что говорится об оружии. Многозначность снимается, но зато многократно умножается количество иероглифов, обозначающих слова, звучащие как "лук". Как раз против этого - против однозначности и против умножения количества знаков, которые нужно было запоминать грамотеям, и выступали противники реформы письма. Но, как уже говорилось, вопрос был решен силой - тексты сожгли, за их хранение полагалась казнь, так что про старое письмо забыли за 22 года, в течение которых запрещалось частное хранение книг. За это время сменилось поколение, новое поколение со слов старого записало древние тексты новым письмом, в котором не было прежней многозначности, а значит, и многосмысленности. Пострадал ли от этого смысл учения Конфуция? Конечно, пострадал! Но потери многосмысленности как-то не заметили, потому что уже никто не помнил, в чем состояла реформа письма, совершенная Цинь Шихуанди.
А что осталось от учения Конфуция, переданного в книге получившей название "Лунь юй", то есть, "Беседы и суждения" Конфуция? Осталось звучание текста, которое передается из поколения в поколение уже 25 веков. И его трактовка учеными - неизбежно плоская. Немногие из ученых подозревали, что при изучении текста надо обращать внимание на фонетику. Имена этих "оригиналов" не забыты, но они оказали влияние лишь на трактовку значений некоторых иероглифов. Между тем, многозначными были когда-то не отдельные знаки, а весь текст целиком имел несколько слоев смысла, ныне скрытых, но таящихся в звучании текста. Вот я и занимаюсь много лет и с весьма умеренным успехом извлечением таких скрытых смыслов текстов Конфуция. Изучение Конфуция для меня имеет такой смысл.
Неожиданно для меня, Хэ И внимательно и терпеливо прослушал мои длинные объяснения, и кажется, они ему понравились. По его лицу было видно, что он схватывает мысль. Когда искра понимания возгорается в человеке, это заметно вовне, потому что человека охватывает радость. Помните "Эврика!"?
Последующие дни прошли в сплошных встречах со старыми друзьями - однокурсниками, бывшими соседями, а также новыми знакомцами. Что меня в них поражает - все они разными путями самосовершенствуются, хотя многие уже на пенсии. Это мне так повезло со знакомыми? Или, как я начинаю чувствовать, это традиционное свойство китайцев? И традиция идет от Конфуция?
Вот к Конфуцию я и еду теперь, на исходе четвертого дня пребывания в Китае. В вагоне знакомое лицо - этот старик не раз мне встречался на конференциях. Кланяюсь, он вежливо отвечает, но не заговаривает. Я тоже нет. Мы заговариваем позже, уже по прибытии в Цюйфу, где нас встречают машинами, каждого отдельной, а потом живем в одной гостинице. Старик-то, оказывается, живет в университете Цинхуа, профессор Ян, с философского факультета. Жалко, что не поговорили по дороге.
Сегодня на конференции день заезда. Получаем материалы выступлений, тут даже не короткие тезисы, а целые статьи. Меня опубликовали и на китайском, и на английском языках - страниц не пожалели. Я решаю истратить время на небольшую прогулку в старую часть города, а потом почитать материалы. Хотя в гостинице нас снабдили схемой города, но по выходе из нее я сразу беру неверное направление и понимаю это слишком поздно, когда прошла пешком большое расстояние. Если в начале пути мне неоднократно предлагали свои услуги велорикши, то потом они куда-то исчезли. Около меня остановила велосипед пожилая женщина и спросила, куда я иду. Отвечаю, что мне нужно в старый город. - Да это в другую сторону, вон на том повороте, Вы уже прошли. Давайте, я Вас на багажнике подвезу! Не думайте, денег мне не надо! - Спасибо, что Вы, я уж сама как-нибудь! -
Найдете дорогу? - Найду, найду, спасибо Вам! (еще не хватало, чтобы одна старуха везла другую на багажнике, хотя для Китая это привычно. Сама так каталась в молодости). Однако, устала. Мимо катит рикша с коляской-грузовичком. В грузовичке детский стульчик. Пожалуй, это мне подойдет, машу рукой. Он не удивляется на старушку-иностранку, желающую ехать в грузовичке, и живо меня подсаживает. Ехать приходится довольно далеко. Зато уж в старом городе, где у древней городской стены скопление рикш с удобными колясками, на меня разеваются рты. Ну, и нехай! Слезаю в знакомом месте, у гостиницы, где жила много раз. Тут и знакомые лавочки с разными украшениями, и лавочки, где продается "вино семьи Кун" (Кунцзы цзя цзю) - конфуциева водка, другими словами. Я как раз за этими вещами сюда и собиралась. Украшения покупаю в тибетской лавочке, они несколько дороже, чем в прошлом году и не такие красивые. В прошлом году я купила старинные серебряные браслеты для своих далеко от меня живущих внучек, а встретиться с ними не пришлось. Дома куда-то спрятала - не могу найти. Стареем! Покупаю еще трости для своих севастопольских старушек - подарок от Конфуция. Домой (в гостиницу Син тай, что означает "Кафедра под абрикосом") добираюсь за десять минут и на комфортабельной коляске. За ужином в ресторане людей гораздо больше - участники конференции прибывают. Но знакомых нет, кроме старика Яна. За нашим столом сидел мужчина здоровенного роста, перед которым стояли две нагруженные доверху тарелки (на конференции шведский стол). Здоровяк отправился еще и за пивом, а официантка тем временем убрала его тарелки. Очень возмутился. Я посмеялась, и мы познакомились. Его фамилия Лю, он научный сотрудник НИИ Конфуция, достопримечательности города Цюйфу. Всех сотрудников этого института по случаю конференции одели в китайские традиционные кофты - атласные синие, и почему-то с крупными красными "горохами". Не знаю, кто это придумал.
Вечером читала сборник докладов. Очень мало кто занимается "Лунь юй", больше пишут о значении Конфуция для будущего китайской нации, о том, как нужно популяризировать учение Конфуция и ритуалы его почитания среди населения, а также об истории храма и дома Конфуция в Цюйфу. Здоровяк Лю как раз этим последним вопросом и занимается. НИИ Конфуция довольно загадочное для меня учреждение. Они выпускают хороший журнал "Изучение Конфуция", авторы его в основном из других городов, из университетов и институтов. Есть здесь аспирантура, а вот каких-то интересных докладов из этого НИИ я не встречала. Мне кажется, что они больше занимаются представительством, организацией конференций и разных публичных чествований Конфуция. Здание, вернее, здания НИИ, великолепны. И в них, как в музее, собраны многие антикварные и современные произведения искусства, скульптуры, живописные свитки, различные сосуды. Огромная территория представляет собой парк. Кроме того, неподалеку от НИИ только что окончено строительство нового парка культуры Конфуция. Так что, разгуляться есть где.
Цюйфу - крупный туристический центр страны, принадлежит к категории "А". Можно сказать, что это город-праздник. Кстати, назавтра нам объявят, что осенью здесь будут проводиться ежегодные фестивали Конфуция, а их непременной составной частью является научная конференция. И конференции теперь будут каждый год. Это, разумеется, хорошо. Кстати, очень интересно: иностранцев на конференции мало, а Россию и Украину представляю я одна. Между тем, в Москве мне сказали, что все китаисты, имеющие отношение к Конфуцию, находятся в Китае. Где же они? Говорят, в Шанхае какая-то конференция. Но там и ЭКСПО кончается. Может, они там? А что же молодежь наших востоковедных институтов? Они не занимаются китайской философией? Или им ходу в Китай нет? Что касается выступлений, представленных на эту конференцию, то там оказался лишь один материал непосредственно по "Лунь юй": в нем разбирался последний фрагмент десятой главы, повествующей, как считается, о жизни Конфуция в родной деревне. Фрагмент считается загадочным, толкованию не поддается. Вроде бы, Конфуций со своим учеником Цзы Лу идет где-то в горах. Вдруг, видят они пару горных фазанов, взлетевших из-под ног. "О, время, о, время!" - сказал Конфуций. А Цзы Лу поклонился, и куропатки, трижды взмахнув крыльями, улетели. Действительно, фрагмент невразумительный. Зачем было его записывать? Мы ведь помним, как трудно это делалось. Какая же здесь мысль?
Китайский ученый считает, что здесь Конфуций, глядя на фазанов, вспоминает свою молодость и вздыхает о быстротекущей жизни. Я думаю иначе. Если смотреть на всю десятую главу с точки зрения, которую я обрисовала в разговоре с Хэ И, то там говорится вовсе не о домашних привычках Конфуция, как думают с древности до сих пор ученые, а о том как Конфуций, занимавший в царстве Лу высокую должность, отказался от нее, потому что царь своевольно пренебрегал своими обязанностями и не уважал обычаев древности. Чашу терпения переполнило то, что царь, который в первый день нового года должен был приносить жертвы душам предков, удалился из дворца и три дня провел с красавицами, подосланными специально из соседнего царства. Мясо животных, приготовленное для жертвоприношения, за эти дни испортилось. Вернувшись, царь, как ни в чем не бывало, объявил, что все "впору, как раз впору", и жертвоприношение было совершено. Чтобы придворные не чувствовали вони, их поили вином, а мясо обмахивали опахалами. В последнем фрагменте главы Конфуций не вздыхает о быстротекущем времени, а говорит, что "в пору было, когда пора была". Это моя такая реконструкция смысла. Она пока что не обнародована, а интересно было бы поговорить с автором статьи.
Случай поговорить неожиданно представился. Назавтра в 8 утра я вышла в вестибюль гостиницы, думая, что сейчас нас будут сажать в автобусы, а первое заседание, оказывается, только в 10. У входа прохаживался здоровяк Лю с какой-то пожилой дамой. Он предложил нам прогуляться в соседний парк культуры Конфуция. По дороге я узнала, что дама с психологического факультета Пекинского университета (Бэй да). А что, вы там тоже занимаетесь Конфуцием? Нет, она здесь сопровожает мужа. Ему более 80 лет, и ему положен сопровождающий. А муж чем занимается? Он из института философии Академии Общественных наук КНР. Занимается "Лунь юй". Сейчас все дни сидит и собирает старые толкования, хочет их обобщить и дать свое понимание. Ага! Да уж не тот ли он...? Оказалось - тот. С дамой мы быстро нашли взаимопонимание благодаря воспоминаниям о "культурной революции", и она обещала помочь в устройстве беседы со стариком. Обычно на прошлых конференциях в Цюйфу иностранцев селили отдельно от китайцев, в более шикарную гостиницу, так что за пределами мероприятий мы мало общались с китайскими учеными. А тут, наконец-то, мы живем вместе.
Первое заседание конференции было посвящено всяким поздравлениям, объявлениям о вручении премий Конфуция и парадным докладам об успехах распространения культуры Конфуция в провинции. Заседали в большом зале НИИ Конфуция. Каждое кресло в этом зале было именным. При входе раздавали схему рассадки, так что требовалось отыскать в ней свое имя, и только потом ты мог занять назначенное тебе место. Не знаю, чем объяснялась такая сегрегация. Пообщаться ты мог только со специально выбранным тебе соседом. Иностранцы, разумеется, сидели отдельно, в первых рядах, через ряд с особо титулованными китайскими учеными. Наверное, исходили из соображений порядка. При помощи списка гостей я вычислила старика, с которым намеревалась побеседовать. Его фамилия Мэн. Он сидел немного впереди меня. Высокого роста, по виду очень важный...
После заседания - банкет в гостинице, слава богу, садиться можно, где угодно. Я все равно никого не знаю. Сажусь за молодежный столик, и быстро мы все знакомимся. Молодежь не такая важная, как старики. А со стариком Мэном мы тут познакомились и договорились, что побеседуем завтра вечером. А сегодня вечером нам предстоит побывать в театре "Кафедра под абрикосом" на вручении премий Конфуция и на концерте. Театр носит то же название, что и наша гостиница, а происходит оно от абрикосового дерева, под которым Конфуций занимался с учениками, когда жил в царстве Лу, то есть, в Цюйфу. Дерево стояло перед нынешним храмом Конфуция, на его месте теперь беседка "Кафедра под абрикосом" (Син тан), и число таких кафедр в Китае множится.
Театр открылся на юбилей Конфуция в прошлом году, тогда нас угостили балетом "Конфуций", о котором я уже писала. В прошлом же году был произведен новый киносериал под названием "Конфуций", я его посмотрела в этот раз у Цзулай. В этом фильме все время ждешь, что Конфуций вот-вот покажет себя с какой-то героической, волшебной, наконец, мудрой стороны. Но ничего такого не происходит. Главным образом показаны гонения на Конфуция и его страдания. Видно, что человек хочет добра, но сделать ничего не может, слабый, бессильный. Большие сомнения рождаются - за что его почитают? И за что его почитать? В общем, фильм неудачен, как и прошлогодний смехотворный балет. Но все сделано с помпой. Фильм вызвал большой отклик. Ученые были привлечены к обсуждению. Они указали на множество исторических ошибок и несоответствий в сценарии, но никто не говорил об образе. Ученые явно не справились с кинокритикой, они обсуждали историю, а не кино...
В этом году концерт состоял из балетных и танцевальных номеров, не связанных общим сюжетом, но технически мастерских. Особое впечатление оставили акробаты, воздушные гимнасты и антиподы, работавшие на высоте двух человеческих ростов, на плечах своих товарищей. Что касается техники исполнения и смелости трюков, китайцы всегда на высоте. В театре мы пробыли почти до 12 ночи. Поражало количество полицейских в зале. Они сидели по концам каждого ряда и стояли в проходах. Это объяснялось присутствием на церемонии награждения руководителей провинции, уезда и города, сидевших в обрамлении полицейских перед столами, уставленными красивыми цветочными композициями. Назавтра на конференции начинается работа в секциях, и я буду выступать после обеда.
Назавтра был день рождения Конфуция. Мы должны были участвовать в церемонии поклонения ему в храме. Как теперь заведено, всем участникам были розданы желтые шарфы с вышитым портретом мудреца - в качестве опознавательных знаков.
Шарфы - каждый год новые. То ли учли ошибки прошлого года, то ли год был не юбилейный, но торжественная часть была сокращена, не было длинных речей руководителей всех ступеней власти. Прошли маршем потомки Конфуция, всем роздали тексты песнопений, исполняемых студентами пединститута. Старинные танцы на террасе храма транслировали на экран, помещенный на террасе флигеля. А на саму террасу нам на этот раз не пришлось взобраться - нас торопили в другое место.
Конференцию сократили на один день в связи с наступающим праздником - Днем провозглашения КНР. Все хотели к этому дню вернуться домой. Так что мы забежали только на полчасика в дом рода Конфуция. Но тут меня ждала приятная неожиданность. У входа в дом (где я, кстати, бывала не раз) обнаружился зал со столом и креслом главы рода Кунов. На стене за ним - незамеченная мною прежде картина, которая, как я предвидела, где-нибудь да должна была существовать: огромное красное восходящее солнце и множество маленьких человечков, со всех сторон тянущих к нему руки. Вот вам и "жу", "стояние лицом к солнцу", которое, как я буду сегодня говорить на конференции, дало название конфуцианской "школе жу"!
Правитель, который стоит всегда лицом к солнцу, учил Конфуций, передает на землю небесные законы. Стояние лицом к солнцу, для чего приходится поворачиваться вместе с ним, приучает его править по мерке космоса. Он требует от народа лишь столько, сколько народ может дать по состоянию космоса. Он не берет от народа, а дает ему, если урожай плохой. Привыкая следовать за солнцем, он сначала испытывает угрызения совести, если отстал от светила и не отдал народу столько заботы и тепла, сколько должен был отдать. А потом научается не отставать и не испытывать угрызений, то есть, становится человеком с чистой совестью. Поэтому название Школы Конфуция означало "Школа чистой совести". Конфуций не просто декларировал такую идею, он придумал специальный ритуал, где использовались солнечные часы, и с их помощью открывал в своих учениках осознание самих себя и ощущение собственной ответственности за свои ошибки в виде угрызений. Тот, кому совесть один раз дала себя таким образом знать, никогда не делал другому того, чего не хотел от другого себе.
Несколько воодушевившись неожиданной находкой, после обеда я бойко выступила на секции. Говорила, что не раз уже рассказывала на конференциях в Китае о своем новом методе чтения древних текстов, но не сумела привлечь внимания ученых. И сейчас выступаю опять с тою же целью - привлечь внимание к методу, используя для этого расшифровку самоназвания конфуцианцев. К моему удивлению, на этот раз ко мне отнеслись более внимательно. Один среднего возраста профессор, выступая, сказал, что это совершенно новый подход, он о таком никогда не слышал. (Он не слышал, но такой подход, как я уже упоминала, исторически существовал). После доклада ко мне подошел преподаватель местного пединститута и сказал, что завтра же будет рассказывать студентам о моем методе. Не знаю, насколько он его понял, но мне были приятны и эти крохи внимания. На этой приятной ноте день и закончился...
А вечером была встреча со стариком Мэном. Способен ли он еще воспринимать новое, ведь ему уже 83 года? Мэн, по-домашнему в клетчатой рубахе и тапочках, величественно восседал в кресле, а напротив него аспирант докладывал ему о своих успехах. Аспиранта мне пришлось потеснить, а старик не изменял своей важной мины. На меня он даже не очень-то и смотрел. Я начала с места в карьер: Лу-гун прогулял с красавицами. Опоздал к жертвоприношению в день нового года. А мясо испортилось... - Позвольте, какое мясо? - Да жертвенное же! Лу-гун пошел к красавицам, а был новый год. Он три дня отсутствовал, а жертвовали-то сырое мясо. Оно совсем испортилось. Недаром в 10-й главе все время упоминаются цвета - черный, лиловый, темно красный. И о том, что люди мало ели, но в вине их не ограничивали - чтобы вонь меньше чувствовали. А Конфуций все время приходил в храм и спрашивал о каждой вещи. Тут описывается центральное событие в биографии Конфуция - как он покинул царство Лу, чтобы усовестить Лу-гуна. Во всем тексте "Лунь юй" содержится много слоев смысла. Один из слоев - история жизни Конфуция. Она зашифрована и в названиях глав памятника, если их прочесть подряд от названия первой главы до двадцатой, да еще эту цепочку закольцевать. Название 10-й главы я интерпретирую как "Обращение к должному", глава находится в центре кольца.
- Позвольте, какая тут связь? "Лунь юй" состоит из бессвязных частей, из разных записей учеников, причем и эти записи были собраны не учениками, а учениками учеников...
- А вот и нет! Конфуций сам говорил, что его учение "пронизано единым". В нем есть и единый сюжет памятника, и сюжеты отдельных глав, связанные между собой. Плюс к тому, текст был записан "заимствованными знаками", то есть фонетическим письмом, оно было многозначно и создавало в памятнике пять этажей смысла...
- Позвольте, но ведь понятие "заимствованных знаков", о которых Вы говорите, появилось гораздо позже...
- Конечно, это понятие установлено через 500 лет после смерти Конфуция Сюй Шэнем, автором первого толкового словаря "О значении пиктограмм и толковании знаков" (Шэ вэнь цзе цзы). Сюй Шэнь потому и написал этот словарь, что никто из читающих древние тексты не мог разобраться в том, что такое "заимствованные знаки" и почему они означают не то, что должны были бы означать, судя по их рисунку...
Далее я говорила об авторстве "Лунь юй". Он написан не через много лет после смерти Конфуция, а его непосредственными учениками.
- Позвольте, но они после смерти Учителя раскололись на несколько группировок и никогда больше вместе не собирались.
- Нет, они же все собрались на похороны Конфуция. И, как помните, провели у его могилы в шалашах три года - так требовал ритуал. А чем занимались? Конечно, вспоминали слова Учителя. Я даже знаю, кто именно написал
"Лунь юй".
- Ну, и кто же это?
- Это ученик Цзы Гун. Когда через три года все ученики разъехались по своим делам, Цзы Гун еще три года сидел у могилы Учителя в шалаше. Факт известный. А чем занимался? Писал "Лунь юй"! Писал так, как учил Конфуций, многосмысленно, соблюдая кольцевую структуру фраз Учителя, цитировал его слова и добавлял свои, но так, чтобы каждый иероглиф стоял на нужном месте, потому что благодаря этому создавались разные слои смысла.
- Да ведь тогда и длинных текстов никто не писал. Вспомните записи на костях, на бронзе. А ученики, помните, записывали слова Учителя на поясе?
- Да, и на передке телеги. Чтобы были всегда перед глазами. А зачем? Чтобы в написанном обнаруживать постепенно новые смыслы. Конфуций так учил думать...
Так говорили мы более двух часов. Старик активно мне возражал, но все возражения, которые он сумел выдвинуть, уже разобраны мною в книге о "Лунь юй", пока еще не дописанной до конца. Нового ничего профессор не сказал, но иногда лицо его прояснялось - у него происходило озарение. Это очень было видно. В заключение он сказал, что у меня совершенно новый взгляд, но его будет трудно протолкнуть в жизнь, потому что очень уж он отличается от традиционного.
Да я и не собираюсь проталкивать. Я вообще не знаю, для кого работаю. Китайцы - не признают, русские - не интересуются. Но я все равно работаю и верю, что мой час (вернее, час признания правоты моих мыслей) настанет. Я вряд ли до этого доживу. Но такова судьба всех новаторов в науке. Люди привыкли к старому и не желают меняться. Но перемены происходят, и нет ничего постоянного, кроме перемен.
Мы расстались. На прощание старик сказал, что "Очень даже можно написать статью". Я поняла, что это у него такая профессорская оценка, мол, идеи интересные, стоят внимания.
На следующий день с утра работали в секциях. Я старалась посетить несколько групп, чтобы послушать те доклады, которые меня больше интересовали. Кроме того, интересовало обсуждение. Обсуждали более всего вопросы распространения конфуцианства среди населения. Меня тоже выступательный зуд обуревал. Я, как и многие, тянула руку. Но наш председатель все попытки пресек, ибо нужно было кончать заседание - конференция-то сокращена на день. Здоровяк Лю, сидевший рядом со мной, сосредоточенно выводил каллиграфические строчки карандашом на листочке. Оказалось - стихи мне посвятил. Сказал, что в следующий раз напишет кисточкой.
После перерыва - закрытие конференции. Тут нам сделали важное объявление: теперь конфуцианские научные конференции будут проводиться каждый год, это считается плюсом к имиджу Цюйфу, как центра конфуцианской культуры. На будущий год будет проложена скоростная магистраль железной дороги Пекин - Цюйфу, поездка будет занимать всего два часа.
Прощальный банкет не был объявлен, но он состоялся. Руководители подходили к нам с прощальными тостами. И как интересно: я приехала сюда - никого не знала, а теперь столько знакомых! Да, - сказали мне, - мы, конфуцианцы, одна семья...
На обратном пути в поезде ко мне подошла профессорша Мэн. - Представляете, в нашей группе один выступающий, как и Вы, говорил, что Цзы Гун один из вероятных авторов "Лунь юй". Подтвердил, значит, мысль китайским авторитетом. Жаль, не знаю, кто это был...
![Хэ И племянник друзей в Пекине [Головачёва Л И]](/img/g/golowachewa_l_i/puteshestwiewkitaj2010ch2/plemejannikhei.jpg)
![С однокурсниками в парке Цинхуа [2010]](/img/g/golowachewa_l_i/puteshestwiewkitaj2010ch2/sodnokursnikamiwparkecinhua.jpg)
![С проф. Яном в парке Конфуция [2010]](/img/g/golowachewa_l_i/puteshestwiewkitaj2010ch2/sprofessoromjanomizcinhua.jpg)
![Мы идем в театр Конфуция [Головачёва Л И, 2010]](/img/g/golowachewa_l_i/puteshestwiewkitaj2010ch2/myidemwteatrkonfucija.jpg)
![Картина Лицом к солнцу (жу) [Головачёва Л И]](/img/g/golowachewa_l_i/puteshestwiewkitaj2010ch2/solncezhu2010.jpg)
![Важные профессора. В центре - Мэн с женой [Головачёва Л И]](/img/g/golowachewa_l_i/puteshestwiewkitaj2010ch2/wazhnyeprofessora.jpg)
![НИИ Конфуция сидит на категории человеколюбия. Здоровяк Лю [Головачёва Л И, 2010]](/img/g/golowachewa_l_i/puteshestwiewkitaj2010ch2/zdorowjaklju2010.jpg)