принял участие ансамбль из Бельгии - дуэт имени Эрнста Блоха.
Заглянуть в "зрачки нового века" и "склеить столетий позвонки" предлагал Осип Мандельштам в стихотворении "Век". А для этого надо услышать звуки древнейшего инструмента, ставшего символом волшебной музыки природы - флейты:
Чтобы вырвать век из плена
Чтобы новый мир начать
Узловатых дней колена
Нужно флейтою связать
А перед теми, кто в Назарете, Латруне, Петах-Тикве и других городах Израиля пришел на концерт флейтиста Анатолия Когана, фаготиста Дмитрия Мазура, альтиста Игаля Браславского и пианистки Любови Барской - открывались "узловатых дней колена" четырех столетий - от литургической музыки итальянских евреев из сборника конца XVII века "Casale monterrato" в обработке Александра Шнейдермана, от моцартовско-бетховенского Просвещения через виртуозные фантазии на темы Паганини и Верди, шубертовскую и глинкинскую мечтательную элегичность, через шопеновскую нервную артистичность (золотой век!) к музыке наших дней. И все эти разные эпохи были связаны флейтой, а сверх того - шопеновской "траурной фразой", которая, по Пастернаку, "взмывает, как больной орел".
Такое построение программ, охватывающих несколько эпох, вообще характерно для абонементных циклов, продюсируемых Анатолием Коганом, за исключением специальных, одной эпохе посвященных монографических концертов - например, "молодой восемнадцатый век" - именно эта программа была исполнена в Латруне ансамблем "Камерата Академус" 13 февраля. А через неделю на вечере в Петах-Тикве в Бейт-Шапиро (художественный руководитель цикла в Бейт-Шапиро - Элла Пасик) и в последующих тель-авивских концертах Анатолий Коган выступал с дуэтом имени Эрнста Блоха, который и составляют Игаль Браславский и Любовь Барская. Они израильтяне, воспитанники Музыкальной академии Тель-Авива - ныне Высшая школа музыки имени Бухмана - Меты Тель-Авивского университета - начальное и среднее образование получили в советских музыкальных школах и училищах, но вот уже несколько лет живут и работают в Брюсселе. А дуэт их носит имя композитора из Швейцарии Эрнста Блоха - одного из крупнейших мастеров еврейской профессиональной музыки ХХ века. В прошлом концертном сезоне дуэт Барская - Браславский дал в Израиле цикл концертов (также при участии и по инициативе Анатолия Когана), посвященный 50-летию кончины Эрнста Блоха.
Стержнем музыкальной ретроспективы нынешнего года брюссельского дуэта и израильского флейтиста оказалась музыка Фридерика Шопена, чье 200-летие (как и двухсотлетие Роберта Шумана - эти создатели романтического рояля сверстники) отмечает ныне весь просвешенный мир. И отсвет шопеновской вдохновенной виртуозности, элегичной элегантности особым образом окрасил исполнение как музыки предшествующих веков, так и музыки послешопеновского времени. Поэтому главным героем этих концертов стал рояль Любовь Барской, несколько оттеснивший альт Игаля Браславского даже в альтовой сонате Глинки и знаменитом "Арпеджионе" Шуберта (Шуберт сочинил сонату для вновь изобретенного смычкового инструмента, среднего между альтом и виолончелью и получившего название арпеджионе, но инструмент был вскоре забыт, а чудесную музыку Шуберта играют в наш век альтисты).
И действительно, рояль Любови Барской, кроме того, что он напорист и сочен, способен к самым разным стилистическим метаморфозам - и полифоническим переплетениям моцартовской оркестровой партитуры в Анданте для флейты с оркестром (Анатолий Коган это Анданте играл, - нет, пел! - по-шопеновски мечтательно и по-вокальному выразительно), и вариациях современного композитора из Варшавы Константина Виленского (он не раз выступал в Израиле в концертах Анатолия Когана) на темы Паганини, и в фантазии на темы "Скрипача на крыше" (бродвейского мюзикла по Шолом-Алейхему) и в пьесах джазовой стилистики. Константин Виленский, переигравший всего Шопена, владеющий всеми стилями, варьирует паганиниевский каприс языком рэг-тайма и блюза, но и здесь чувствуется шопеновское свободное дыхание и слышится шопеновская ясная фактура. И даже в вариациях Вильгельма Попа на темы из вердиевой "Травиаты" Анатолий Коган и Любовь Барская решительно ушли от салонной виртуозности (при том, что флейтист играет безукоризненно филигранно), - благодаря динамическим контрастам они эту Фантазию драматизировали, как Шопен драматизирует любую пьесу салонного жанра.
В то же время творения самого Шопена - особенно Четвертое Скерцо - сыграны Любовью Барской без всякой слащавости и без единой стереотипной фразы и с такой энергией и нервным напряжением, как будто Шопен - современник экспрессионистов, Бартока и Блоха.
Вряд ли осознанно концертанты окрасили "флейтою связанные века" в шопеновские тона - нет, это польский гений транспонировал в романтически-грозовой рояль и Моцарта, и итальянское бельканто, а вся послешопеновская музыка, даже весьма далекая от эстетики Шопена, взрастала под его чарами. И век двадцать первый вновь открывает в нем своего современника.