На год уходящий, 2009-й, выпало несколько важных для нас полуторастолетних юбилеев. Весной весь просвещенный мир отмечал 150-летие Шолом-Алейхема (Соломона Рабиновича), великого писателя, превратившего домашний язык евреев, вечно презираемый идиш, в язык большой литературы. Герои Шолом-Алейхема, горемычные мечтатели, мечутся в поисках своего еврейского счастья между Касриловкой и Нью-Йорком, мечтая кто о большом богатстве, как Менахем-Мендл, кто о большой музыке, как Стемпеню, кто о настоящем художестве, как мальчик Мотл.
Незадолго до того в Израиле по-домашнему скромно помянули 150-летие Элиезера бен Йегуды (Лазарь Перельман родился в канун православного сочельника 26-го декабря 1858-го года по юлианскому календарю, поэтому в некоторых справочниках его годом рождения этот год и указывается, по новому же стилю его дата рождения - 7 января 1859-го), врача и лингвиста, подвижника иврита, мечтавшего сделать язык великой Книги, читаемой на 100 наречиях, домашним языком евреев в их стране.
В декабре все энтузиасты международного языка эсперанто празднуют "День Заменгофа", создателя языка эсперанто, которому в этом году также исполняется сто пятьдесят. Уроженец Белостока, живший в Варшаве еврей Лазарь (Элиезер) Заменгоф, врач-офтальмолог, лингвист и полиглот (он владел дюжиной языков), член сионистской организации "Ховевей Цион" возмечтал, что все народы, распри позабыв, тогда лишь в семью соединятся, когда они будут понимать друг друга, а для этого, к их 100 наречиям, нужен язык "общий для всех, второй для каждого". В юности Заменгоф издал грамматику идиша, а однажды в газете "Лэбн унд висншафт" предложил перевести идиш на латинскую графику. В более поздние годы Заменгоф создал религиозное учение "гиллелизма" по имени великого мудреца Гиллеля, а также этическое учение гомаринизма.
Во Франции в завершающемся году философская общественность скромно - несколькими семинарами и статьями - отметила 150-летие крупнейшего философа ХХ-го века Анри Бергсона, сына польского еврея-музыканта и ирландской еврейки, создателя интуитивизма, автора "Творческой эволюции". Как блестящему стилисту Бергсону была в 1927-м году присуждена Нобелевская премия по литературе. Бергсон мечтал посредством интуиции постигнуть жизнь как метафизически-космический процесс. Всю жизнь он преподавал философию в Коллеж де Франс, в 1914-м стал президентом Академии моральных и политических наук, в 20-е годы был назначен на пост президента Комитета по интеллектуальному сотрудничеству Лиги Наций. Выросший в ортоксальной иудейской семье и получивший еврейское религиозное образование, Бергсон в молодости отошел от религии (но не сменил вероисповедание), а 82-летним стариком, за несколько недель до кончины, в оккупированном немцами Париже выстоял несколько часов, чтобы зарегистрироваться евреем.
А год наступающий, 2010-й, - год 150-летия Зеева-Беньямина Герцля (при жизни его звали Теодор), провозгласившего, что еврейское государство - мечта исполнимая и политически реальная.
В июле того же года в чешской деревне в семье еврея-извозчика (но большого книгочея, прозванного "Спинозой на облучке") родился Густав Малер, великий композитор, последний в ряду австро-германских симфонистов, ироничный и романтический мечтатель о счастье для каждого в мире дольнем и блаженстве для всех, возможном, увы, лишь в мире горнем.
В августе 1860-го в Литве родился Исаак Левитан, великий русский художник-пейзажист, всю силу своего еврейского мечтательного сердца изливший в поэтичнейших и одухотворенных пейзажах русской природы.
Шолом-Алейхема сейчас читают как Мопассана или Чехова (и Антону Павловичу в наступающем году - 150, это Год Чехова), на 100 наречиях, включая эсперанто, хотя язык, на котором он писал, скорее мертв, чем жив. Что поделаешь: правнуки Стемпеню сейчас дирижируют в Бостоне или Кливленде симфоническими оркестрами, пишут музыку для Бродвея и Голливуда или заседают в Конгрессе; мальчик Мотл доплыл-таки до Нью-Йорка или перебрался из Амстердама, где его оставил писатель, в Париж и стал там Сутиным или Шагалом; дети Менахем-Мендла, унаследовав его "идише нахес", или погибли в Бабьем Яре, или мотали срок по 58-й в Норильлаге, внуки создавали Академгородок в Новосибирске или симфонический оркестр в Ярославле или Красноярске. А сейчас они либо российские олигархи, либо работают сторожами и дворниками в Тель-Авиве, но на идише никто не говорит и не читает. Тевье-молочник уехал-таки в Палестину, как мечтал, изгнанный из родной деревни, основал ферму, родил, как Иов, новых дочерей, болтающих в компании с сыном Элиезера бен Йегуды на иврите.
Да, тот самый древнееврейский язык, считавшийся мертвым, но обновленный и внедренный бен-Йегудой (как над ним смеялись, как страдали его дети, что им не с кем разговаривать!) очень даже жив в еврейской стране на зависть грекам и норвежцам (в Греции пытались вернуться к языку Гомера, но ничего не вышло; в Норвегии после отделения от Швеции 100 лет назад сконструировали "нюнорк", новонорвежский, "подлинно народный", которому учат в школе и на котором стортинг издает законы, но народ упорно говорит и читает на риксмолле - в сущности. датском, переименованном для приличия в "буксмолл" - "книжный язык" - на нем писали Ибсен и Бьернсон).
Еврейская страна, о которой мечтал Герцль, говорит не по-немецки, как, видимо, думалось автору "Der Judenstadt" и утопического романа "Altneuland" (а как же! - ведь немецкий знают все: евреи Румынии и Эльзаса, рижане и пражане - Герцль и в Яффо и Ришон-ле-Ционе держал речи по-немецки, хотя его мало кто понимал) и не на эсперанто, как мечтал и надеялся доктор Эсперанто (псевдоним Заменгофа, который и означает на созданном им языке "надеющийся"). Увы, "общим для всех и вторым для каждого" эсперанто не стал. А ведь этот искусственный язык создан на естественной основе: интернациональная лексика (то есть слова, вошедшие в наибольшее число языков), романские глаголы (paroli - говорить; pensi - думать; esperi - надеяться; revi - мечтать), общегерманские существительные (vorto - слово; jaro - год), древнегреческие частицы, латинские названия флоры и фауны, немало славянских слов (дом, топор, самовар) да и общий дух эсперанто славянский (свободный порядок слов, так как имеется винительный падеж, очень просто образуемый). А вот из древнееврейского, который Заменгоф, конечно же, знал с детства, так как учился в хедере, крайне мало. Грамматика эсперанто крайне проста: 16 правил могут уместиться на почтовой открытке. Все глаголы склоняются по лицам одинаково: mi parolas - я говорю; li parolas - он говорит; ni parolas - мы говорим; vi parolas - вы говорите (ты говоришь). У глагола 3 времени и сослагательное наклонение с простыми изменениями окончания: mi volas - я хочу; mi volis - я хотел; mi volos - я захочу; mi volus - я бы хотел.
Mi volus ke tute la forto
Del amo in mia cor'
Так переводит Заменгоф известное стихотворение Генриха Гейне
Ich wЖllt meine Schmerzen ergЖssen
Sich all in dem einziges Wort
В русском переводе Льва Мея:
Хотел бы в единое слово
Я слить мою грусть и печаль
У Гейне - страдания (Schmerzen), у Мея - грусть и печаль, а у Заменгофа - вся сила любви в сердце. Том самом сердце радетеля за человечество, через которое
прошла, по известному выражению Гейне, трещина расколотого мира.
В начале ХХ века языком, придуманным варшавским доктором, очень увлеклись: о нем с одобрением говорил Лев Толстой, на эсперанто вел свои дневники композитор Сергей Танеев (а вслед за Танеевым многие его ученики выучили эсперанто). Эсперанто стал популярен не только в Польше и России, но и во Франции. Жан Жорес объявил, что эсперанто - латынь демократии. А вот Томас Манн отзывался насмешливо о детище Заменгофа, но персонажи его романа "Волшебная гора" (а ведь это летопись интеллектуальной жизни предвоенной Европы) усердно штудируют язык и общаются, как пишет автор романа, "на этой тарабарщине".
В 20-е годы эсперанто берут на вооружение Коминтерн, им увлечены германские социал-демократы. В СССР на эсперанто ведутся радиопередачи, в Австрии издаются рабочие газеты. Казалось, единение трудящихся, языком которых станет эсперанто, не за горами. Правда, многие эсперантисты старались не вспоминать ни о национальном происхождении Учителя, ни о его сионистских увлечениях, ни о религиозном "гиллелизме" (в сущности, либеральном иудаизме, очищенном от ритуалов и мицвот), ни о совсем уж космополитическом его "гомаранизме" от homaranum, на эсперанто - человечество. Удрученный и разочарованный Заменгоф умирает в конце Мировой войны (он еще не знал, что она - Первая), завершив за неделю до смерти дело своей жизни - перевод ТАНАХа на эсперанто.
В 30-е годы все рухнуло: Сталин назвал эсперанто "языком шпионов и сионистов", а Гитлер - "языком евреев и большевиков". Помню, как на эсперантистской конференции 1974-го года в Ленинграде во Дворце Дружбы народов на Фонтанке пожилой эсперантист из ГДР и ветеран эсперанто в СССР Семен Наумович Подкаминер излагали дуэтом историю эсперанто-движения: у нас, говорил немец, в 20-е годы - о! - было массовое увлечение. - И у нас в 20-е - о! - вторил Подкаминер. - Но в 30-е всех разогнали, а иных отправили в Дахау. - И у нас в 30-е разогнали и всех посадили. - Зато в 50-е началось возрождение. - И у нас возрождение".
Действительно, в 50-е-60-е случился эсперанто-ренессанс. В каждом крупном и некрупном городе возникли эсперанто-клубы - в Вильнюсе и Барнауле, Уфе и Риге, Талгаре и Красноярске. Проводились конференции и слеты, каждое лето - международный молодежный эсперанто-лагерь в живописных местах: под Кинешмой и Усть-Каменогорском, под Ригой и под Тихвином. Приезжали добродушные болгары и усердные вьетнамцы, восторженные французы и любознательные японцы, досадовавшие, правда, на обилие в международном языке звука "л", которого нет в японском. Было много латышей и литовцев, "но гуще прочих старший брат". А верховодили все-таки евреи: Аролович из Риги, Бронштейн из Тихвина, Герциков из Алма-Аты, Колкер из Уфы, Коган из Барнаула, Цейтлин из Ленинграда... Впрочем, тогда всюду почему-то евреи оказывались в заводилах, не только в институтах теоретической физики и на струнных кафедрах консерваторий: у авангардистов и джазистов, у баптистов и буддистов, у бардов и бахаев, у маньеристов и анархистов, славянофилов и кришнаитов. Некоторые уходили в православие и вскоре оказывались и там заметными фигурами, как Александр Мень. Куда только, в какие общества и общины меня не пытались завлечь мои соплеменники! Вот, правда, масонов я не встречал.
А эсперанто, гениальная выдумка мечтательного варшавского доктора, остается (может быть, человечество до него еще дозреет?) среди других еврейских выдумок последних столетий: пантеизма Спинозы и швейной машинки Зингера, научного коммунизма Маркса и Большой французской оперы Мейербера и Галеви, психоанализа Фрейда и гамбургера, теории относительности Эйнштейна и оперетты Оффенбаха-Кальмана, джинсов от Левайс и американского мюзикла от Гершвина до Бернстайна, феноменологии Гуссерля и атомной бомбы Оппенгеймера, додекафонии Шенберга и советской массовой песни Покрассов-Блантера-Дунаевского, романтизма Гейне и психологизированной пейзажной живописи Левитана, экспрессионизма Верфеля и Кафки и кибернетики Винера, книг для детей Корчака, Тувима, Маршака и Кассиля, песенного симфонизма Малера, интуитивизма Бергсона и реакции на алкоголь Раппопорта, да много еще чего. Много вошло в духовную жизнь всего мира плодов интеллектуальных метаний еврейских выдумщиков.
В Тель-Авиве, Кфар-Сабе, Петах-Тикве, Бат-Яме, Холоне улицы Шолом-Алйхема, Герцля, Элиезера бен-Йегуды, Элиезера Заменгофа нигде не пересекаются. В Тель-Авиве улицы бен Йегуды и Шолом-Алейхема параллельны, в Бат-Яме из одной точки раходятся улицы Шолом-Алейхема и Заменгофа. Не встретились и почти не пересекались между собой на жизненном пути люди, именами которых эти улицы названы. Их объединило время - ведь они почти сверстники. Их объединили идейные и религиозные метания, их объединила извечная еврейская мечта о всеобщем единении и счастье.