Чего только не отыщется в иных семейных альбомах - старинные портреты и странные амулеты, вот вырезка из давней газеты, а тут и юбилейные куплеты. Автограф знаменитого поэта соседствует с оттиском крохотной пятерни младенца, во вклеенном конверте детский локон, карапузы превращаются в подростков, а потом в пап и мам. То чинные фото из ателье, то застолья, то сценки домашних представлений, то виды дальних стран. Жизнь ряда поколений предстает в картинках, и, листая эти картинки, многое можно узнать о семье. Но альбом ведь может быть и концертным, - и вот три известных израильских музыканта - пианистка и педагог, преподаватель консерватории Беер-Шевы Фаина Айзенберг, певица Тамара Ромер из Ашдода и трубач Моше Бондаревский свою концертную программу, посвященную 20-летию Большой алии и представленную накануне праздника Песах в Кирьят-Хаиме, назвали "Семейный альбом".
Концерт этот, организованный координатором по культуре Хайфской мэрии Ириной Кац (ее эмоциональное вступительное слово задало тон всего вечера), состоялся в одном из двух Домов культуры города - в Бейт-Гейне, то есть в "доме Генриха Гейне" (так назвали городской клуб основавшие Кирьят-Хаим в середине 30-х годов евреи, бежавшие из Германии, город получил имя Арлозорова, хотя и Гейне в раннем детстве был Хаимом), что весьма символично. Ведь великий немецкий поэт и сам был в своем творчестве "семейным альбомом" еврейства от древних до новых времен: он плясал с сестрой Моше Рабейну ("Буду я, как Мириам, танцевать и бить в кимвалы"), подслушал, что шепчет умирающий царь Давид Соломону ("Ты, мой милый сын, умен, веришь в Бога и силен"), учил с Иегудой бен-Галеви Талмуд ("оттого его и делят на Галаху и Агаду - первую назвал я школой /Фехтованья, а вторую назову, пожалуй, садом"), дискутировал в Толедо с католическим монахом, слышал пение Соломона ибн-Гвироля ("песнь его была правдива и чиста и непорочна"), шлифовал в Амстердаме со Спинозой стекла, размышлял с Мозесом Мендельсоном, посмеивался над его внуком Феликсом ("он капельмейстер придворный"), видел в Гамбурге евреев двух родов - старых и новых ("новые даже свинину едят и все оппозиционеры, они демократы, а старики - аристокогтисты сверх меры") и даже учуял ужасы грядущего германского смрада в вещем ночном горшке богини Гаммонии ("...как призрак из гроба налитая кровью народов и стран раздулась гнилая утроба. Чумным дыханьем весь мир отравить еще раз оно захотело").
Концертный "семейный альбом" составленный, артистически рассказанный и отменно сыгранный Фаиной Айзенберг при участии Тамары Ромер и Моше Бондаревского, казалось бы, альбом вполне домашний: фортепианные фантазии, транскрипции, арии из опер и оперетт, песни, популярные классические и джазовые пьесы. А как же в Доме Гейне без Шопена и Беллини, которым поэт посвятил столь проникновенные страницы во "Флорентийских ночах"? Что же за еврейский музыкальный альбом без Бизе, Гершвина и Керна? А разве не "На прекрасном голубом Дунае", который воспел в большом вальсе Иоганн Штраус, написана книга "Еврейское государство"? А в "Венгерских танцах", как их услышал Йоганнес Брамс, разве мы не слышим отзвуки клезмерского оркестра? И как это концерт к 20-летию алии без Исаака Дунаевского? Или песни израильского композитора Йони Рехтера в фортепианном переложении Фаины Айзенберг?
Эта многожанровая калейдоскопичность, эти гейневские перепады лирического, трагического и иронического как раз и выявили мастерство музыкантских перевоплощений. Фаина Айзенберг - замечательная "шопенистка" с филигранной техникой, тончайшим романтическим туше (в начале марта в Беер-Шеве состоялся ее шопеновский клавирабенд, посвященный 200-летию польского композитора), в то же время чуткий ансамблист и аккомпаниатор, блестяще играющая джазовые пьесы, к тому же она автор серьезных транскрипций и шуточных кводлибет - музыкальных "капустников". А ведь Фаина Айзенберг еще вела весь концерт, непринужденно переходя от увлекательного рассказа к сольной пьесе, от труднейшего аккомпанемента к искрометной фантазии. Ироническое замечание Генриха Гейне, что "просвещенью служит ныне главным образом рояль" оказывается весьма пророческой шуткой, хотя на сцене кирьят-хаимовского зала имеется лишь пианино, зазвучавшее по-рояльному только под уверенными руками Фаины Айзенберг.
Тамара Ромер - оперная певица, прекрасно владеющая беллиниевско-доницеттиевским бельканто, красивой фразировкой, да еще с отличной итальянской, немецкой, английской и, разумеется, русской артикуляцией. К тому же она обладает вполне штраусовски-дунаевско-гершвинским темпераментом и может "на крыльях песни" в любом жанре увлечь слушателей. Моше Бондаревский владеет и подвижностью корнета (в собственной фантазии на неаполитанские песни) и яркой фанфарностью.
И, главное, всем трем исполнителям присуща эта кажущаяся искрящаяся легкость музицирования, которая дается большим опытом и мастерством. Оттого-то и выстроился этот многокрасочный альбом. Поэтому и не хотела отпускать музыкантов зачарованная публика.