Это называется довольно скучно - этнографический музей под открытым небом. Постройки свозили отовсюду, предварительно разобрав. Затем, уже в столице, собирали пронумерованные фрагменты.
Урбанизм свели к минимуму. Всем было понятно, что душа народа обитает в затерянной на просторах от Арктики до Балтики деревеньке, в крайнем случае - провинциальном городишке, а не за ухоженными столичными фасадами.
Называется Скансен. Изначально "форт", "батарея". Отсюда шанцевый инструмент - саперная лопатка и прочее, что может пригодиться при обороне позиций.
Во всех путеводителях сказано, что музей Скансен в Стокгольме стал первым в своем роде. Потом следовали как образцу. Причем слово skansen стало кое-где нарицательным.
Это неправда.
То есть правда, что следовали и стало нарицательным. Неправда, что шведы были первые.
Первыми были норвежцы. Организовали у себя что-то подобное на полуострове Бюгдой, это через залив от Осло, в 1881 году.
Пикантность ситуации состоит в том, что открывал тамошнюю экспозицию не кто-нибудь, а шведско-норвежский король Оскар II.
Вы не ослышались. Это как если бы Николай II открывал что-то в Варшаве. Он ведь был по совместительству царь польский.
Как Норвегия обретала истинный суверенитет - отдельная песня. Местами грустная, местами героическая. Несомненно, поучительная.
Но я удержусь от соблазна и не стану углубляться. Успеется. Показалось, что мне и, может быть, вам захочется сейчас отвлечься от всех этих параллелей. Надолго не получится, знаю - но отвлечься.
Я в восторге. Хочется в меру сил и вас в этот восторг погрузить. Против обыкновения, не стану громоздить сведения, откуда то или иное строение и кто воссоздавал интерьер.
Одного назову - подвижник, энтузиаст, специалист высочайшей квалификации Артур Хазелиус.
А зачем тогда эти уточнения? Ну, не первые, и что?
Вы правы. Может, и зря я с этим. Скажем, из чичеронской вредности. Хлебом не корми, дай что-нибудь опровергнуть. Подсолнечник не поворачивается за солнцем. Гильотину придумал не Гильотен, а один немецкий товарищ. Музей Скансен в Стокгольме был открыт через 10 лет после норвежского
С экскурсантами я стараюсь аккуратно, не то получится одна сплошная опровергалка. А здесь - не удержался, виноват.
Начнем с братьев наших меньших. Живут там в обстановке более или менее похожей на естественную.
Тут вам и сумрачный лось, когда-то одомашненный, но потом снова одичавший. Парочка тюленей. Бизоны, оказывается, вполне уживаются с кабанами. Мишки, само собой. Шетландский пони и норвежская лошадь, давно прижившиеся на свейской земле. Олени - как обыкновенные, так и северные.
Но тут откуда-то из-под мостков выскочила белка.
Подумаешь, белка. Они в любом парке есть.
Однако завладела вниманием, как никто. Куда там бизонам.
Скансен почти в центре. Но такое ощущение, что важный барин Стокгольм отпустил куда-то далеко. Надо было неделю до одурения шастать с утра до вечера по городу и его музеям, чтобы найти здесь белку.
И обрадоваться ей, как родной.
***
При виде реальных изб память выдала образы поэтических -"серых" и "горящих".
До сих пор неясно, кто на кого повлиял в вопросе их возведения - славяне на финно-угров или наоборот.
А я вот первые в своей жизни сложенные из бревен постройки увидел в 12 лет от роду - где бы вы думали?
В Москве. Их за Садовым кольцом тогда еще хватало.
От вечной мерзлоты можно было самому уберечься и зерно уберечь в избушке на курьих ножках.
Вот жилище успешного селянина. Судя по всему, был охотником и стрелял метко. Славная бабушка в национальной одежде. Еще одна дама, помоложе, красивым плавным жестом покрывает голову платком.
Вдруг из-за какой-то особенно серой и сирой избы вышел павлин.
Прялка. Полати. Печь. Мысленно уложил на неё Илью Муромца. Вообще-то мурманца, то есть он был из норманнов (они же викинги, они же варяги), нет?
На версии не настаиваю.
Саамов же и саамок кочевая жизнь вынуждала удовлетворяться подобием чумов. Основа сооружения - торф. Подкрепляли бревнами. Топить тоже можно было торфом, дым выходил через отверстие наверху.
Есть и финские избы.
Финский язык совсем не похож на шведский. Антропологический тип тоже несколько иной. Наверное, избы чем-то тоже отличаются, но я этого не заметил.
Рунический камень. Краска, конечно, не могла сохраниться за 900 лет. Раскрашивали недавно, при этом чем-то научно руководствовались. Надпись гласит, что такие-то и такие-то по просьбе безутешной вдовы поставили камень, а такой-то высек узор и надпись.
Одна стомиллиардная общечеловеческой убыли. Память дошла до нас, однако.
Деревенская церковь. Непросто было ее привезти и сложить заново. Наверняка предмет законной гордости всей округи когда-то. Высоченного роста смотритель в форме, как мне показалось, отставного унтер-офицера времен Северной войны, искренне удивился, узнав, что имя Господа на потолке приведено на языке оригинала.
Добрая протестантская традиция.
Вот, кстати, еще звёзды. Одна "советская", другая "еврейская". Мелко порадовался, что не надо никому объяснять. А высоченный шест - для разных торжеств, надо полагать. Украшать лентами, лазать наверх за парой призовых сапог.
Вообще-то я не уверен, что лазали. Может, и не лазали. Но уточнять не стал.
С чем себя где-то даже поздравил. Исследователь во мне ещё подает признаки жизни, но о прежнем напоре можно только вспоминать.
***
Притормозил возле угрюмого вида башни.
Её воздвиг личный врач уже упоминавшегося Оскара II - c идеей создать здесь бальнеологический центр и всех лечить. Башня поглотила собранные средства. Проект заглох.
Вообще-то это ресторан, но было закрыто. Швеция встретила ковид печально известной моделью и расставалась с заразой дольше других.
C другой стороны башни обнаружилась тем не менее просторная полянка со множеством столиков. Можно было умять принесенную с собой еду. И я бы умял, будь она у меня с собой. А так пришлось заказывать.
Ел многоэтажный бутерброд, пил кофе и умилялся попрошайничавшим курам дивных расцветок. А также детворе, пытавшейся этих кур изловить. Телефон заряжался благодаря любезности персонала, и весь этот атмосферный эпизод остался незапечатленным.
Метров двести в сторону - красота. Пруд и всё такое. Ни души.
Постепенно село сменилось маленьким городом. Какие-то дома были здесь и раньше. Какие-то привезли издалека. Есть каменные. Богемное кафе, некогда красовавшееся в самом что ни есть центре столицы, но бережно перенесенное в музей.
Мы с вами умудрялись находить подобные вкрапления милой старины и в других местах Стокгольма. Здесь они собраны вместе и весьма искусно расположены относительно друг друга. Полная иллюзия, будто вы купили билет на поезд, и он привез вас в другое время.
И вот вы бродите местами, где родились и выросли. Где вас знают как облупленного. Если бы из вас проклюнулись Ингмар Бергман, Бенни Андерссон или Астрид Линдгрен, тогда да, вас бы ждали другие горизонты. Но и остаться здесь и быть своим - тоже неплохо, совсем не плохо.
Лабиринт. Реконструкция по образцу на острове Готланд. Таких лабиринтов в мире тысячи. Их назначение непонятно. Историки спорят.
Мамаша с ребятенком. Мать кличет его по-русски, немилосердно акая.
По всему, из новых релокантов.
Неслух, однако, задался целью пройти все круги лабиринта. И пока не исполнит этот замысел, на зов не прибежит.
Русской речи нигде почти не слышно в Стокгольме. Не то, что раньше.
Был у города на Неве блестящий сосед, к которому можно было податься на выходные. Визы шлепали за один день.
Был да сплыл.
Улочки и домишки сменились ремеслами. Посмотрел из-за чьих-то спин на работу стеклодува. Посмотрел на изделия и цены. На уровне Мурано вполне - то и другое.
Не то скобяная лавка, не то магазин бытовой техники. Холодильник в углу. Один из первых такого рода агрегатов, переставших по ночам издавать на кухне угрожающие звуки и топать ногами.
Разговорились с хозяином. Вспомнили славное прошлое.
Могучее судостроение. Чуть ли не самый крупнотоннажный в мире танкерный флот. Вся бытовая техника ислючительно собственного производства, от примусов до пылесосов.
Теперь иначе. Хотя вот подшипники всё равно лучшие. И мой старинный приятель за океаном, занимающийся согласно новым постковидным требованиям поставками вентиляционного оборудования на круизные суда, летает заказывать это самое оборудование в Швецию.
Хозяин лавки, услышав это, заулыбался не приклеенной улыбкой, а настоящей.
Я еще нашел дом, где жил со своим семейством основатель музея Хазелиус, и вскарабкался к эспланаде с пушечками - ради вида на гавань.
Пушечки дружелюбно подмигивали плавучему караван-сараю - парому на Хельсинки.
Хороший выпал день. Даже не вспомнил ни разу про капкан в телефоне - комплексную музейную карточку.