Аннотация: Политик - из тех, кого мы вспоминаем, с грустью глядя на нынешних.
Ты ведь выступаешь за индивидуальную вменяемость. Не раз высказывался против массовых коленопреклонений. Отчего же, глядя на это фото, ты не усматриваешь фальши?
Не оттого ли, что одно дело в другом полушарии и бог весть когда, а в Варшавском гетто погибали твои соплеменники? Хотя не только там. В разных других местах тоже. Например, в Бессарабии была вырезана вся твоя бессарабская родня.
По-моему, это хороший вопрос, и надо отвечать.
Да. И по этой причине. Мы так устроены. Наши и не наши.
Ровно поэтому, как сейчас говорят, только наоборот, коленопреклонение в Варшаве не кажется кому-то естественным и вполне мотивированным. Что, обижаться и впадать при этом в двойной стандарт? Нет, конечно.
Тут и другое, мне кажется. Такого рода поступки кому-то непривычны, даже и без преклонений. Там, где этот кто-то родился и вырос, подобное не практиковалось - не потому что для этого не было оснований. Сказать, что они были, значит ничего не сказать. Одно воспоминание о них заставляет содрогнуться.
При мирной передаче власти в тоталитарной стране дозволяляется немного покритиковать предшественников, но каяться за тех, кто тебе эту самую власть передал и по плечу при этом похлопал, было бы нерасчётливо и просто глупо. Сталинские соколы, устыдившиеся красного террора, выглядели бы не менее нелепо, чем секретари ЦК, сменившие сталинских соколов. Или другие секретари ЦК, первые обкомов и чекисты, получившие демонтированное хозяйство в безраздельное личное пользование.
***
Он был красивый парень. Рослый, подтянутый. Вроде бы простоватое лицо с годами облагородилoсь двумя выразительными бороздами от слегка запавших щек вниз. Было в нем что-то от Жана Марэ - понятно, в данном случае с не вызывающей сомнения маскулинностью.
Немудрено, что женщины в его присутствии расцветали. Список и фотографии увлекшихся выкладывать не буду. Это был неизменно высокий класс, поверьте на слово.
Три жены, второй развод был трудным. Вдова потом пожаловалась в мемуарах, что душа любой компании и яркий харизматик дома превращался в угрюмого молчуна.
Это бывает.
Может, предстоящую речь или важный законопроект обдумывал.
Ему припомнили этих женщин, хотя главным пунктом обвинения были не они, тем более что полным ходом шла сексуальная революция и это вам не за океаном. Ставили в вину проникновение в ближайшие помощники шпиона "Штази". Как будто на шпионах написано, что они шпионы.
Да, еще какое-то плохо учтенное денежное вознаграждение, будто бы переданное ему американцами еще в его бытность редактором влиятельной газеты.
Негодовали вяло. Если бы возникла даже тень подозрения, что эти 100 с чем-то тысяч дойчмарок (почти полмиллиона евро на сегодняшние деньги вообще-то) пошли на нехорошее дело, кривду какую-нибудь, уж критики бы не преминули.
Обнаружилась чья-то заинтересованность? Хотят помочь материально? Ну и спасибо большое. Газете, занимающейся расследованиями, лишние деньги не помешают.
К нему плохо прилипало, а распространять явные враки было тогда как-то еще не принято. Есть незримая грань, за которую он не переступал. Его нельзя было купить, и все это знали.
Чего стоят тогда все эти обвинения? Ведь очевидно, что в его лице Европа и мир получили политика высочайшего класса - из тех, о ком мы сегодня вздыхаем, глядя на сегодняшних. Несомненно, он знал себе цену. Отчего же ушёл в 61 год - возраст расцвета для лидера?
Он понял, что сделал все, что мог. Сделать больше, не меняя курс, было невозможно. Менять курс он не захотел, справедливо рассудив, что другие справятся с этим лучше.
***
Реформы в период его канцлерства (1969 - 1974 гг) - осуществлённая социал-демократическая мечта.
Если брать их количество, можно сравнить с Великой Французской или Октябрьской революциями. С той разницей, что на фонарях никто не болтался и заливать кровью подвалы не было необходимости.
Выбираю почти наугад из безразмерного списка.
Финансирование образования увеличилось вдвое. Соответственно вдвое увеличилось количество студентов.
Расходы на научные исследования выросли в 4 раза.
Закон обязал средних и крупных работодателей держать в штате не менее 6% людей с серьёзной инвалидностью либо ежемесячно вносить в госбюджет 100 марок за каждое неиспользованное таким образом место.
Пособие по безработице выросло вдвое.
Пособие на второго ребенка получили не 300 000 семей, как раньше, а миллион семей.
Отменен закон, согласно которому запрещалось размещать в гостиницах или сдавать жилье в наём парам, не состоящим в браке (а мы-то думали, что только у нас надо было показывать штамп в паспорте!).
Производители потеряли право диктовать розничные цены.
К 1972 году пенсии для вдов, сирот, потерявших в войну родителей, и родителей, потерявших детей, выросли на 40%.
В 1970 году экипажи самолетов дальнего следования и трубочисты получили равные с остальными работниками возможности страхования.
Да, и трубочисты.
***
Условия будто нарочно самые неблагоприятные.
Мировой валютный кризис. Мировой энергетический кризис. Кризис перепроизводства в Германии.
Сильное противодействие на местах. Где-то уже не хватало денег на проект, который был бы интересен не только инвесторам, но и обычным людям, не желающим сидеть на пособии. Сотрудник получает повышение, круг его обязанностей и ответственность другие, а к зарплате добавили с гулькин нос. Почему так мало, интересуется сотрудник. Спроси у нашего канцлера, отвечают ему.
Но дело было сделано. Социальное государство возникло всерьез и надолго.
***
Ныне здравствующих граждан, которые бы помнили злобные карикатуры на бургомистра Западного Берлина, осталось мало. Числом поболее те, кто застал диалог на равных с США, встречи с еще дееспособным Брежневым и признание ГДР.
В ГДР не все тогда обрадовались. Нашлись проницательные ястребы, усмотревшие в потеплении и приглашении к мирному состязанию перспективы краха восточного блока. В стене, стоявшей вроде бы нерушимо, появились невидимые, но ощутимые дыры. Дружелюбный сосед опасен. Потому-то и подсунули ему шпиона в ближайшее окружение.
Когда же падение этой чертовой стены стало неминуемым, экс-канцлер использовал все свое сохранившееся влияние, чтобы не допустить какой-то автономизации западных и восточных территорий. Только единая Германия!
В ноябре 1990 в разгар войны в Заливе он прилетает из Ирака со 174 заложниками.
Жить ему было отпущено еще два года.
***
Я разглядываю красивый фасад музея Вилли Брандта в Любеке.
Жаль, закрыто. Я уже не успею в этот приезд. Когда-нибудь потом, может быть.
Это не дом-музей. Герберт Фрам появился на свет не в историческом центре, а за рекой, в пролетарском районе.
Известное всему миру имя - псевдоним, понадобившийся позднее в целях конспирации.
Фрам - фамилия матери. В графе "отец" прочерк. Ему придется выбиться в канцлеры, чтобы отменить неравенство перед законом детей, родившихся вне брака.
Жил в основном у деда - завзятого активиста рабочего движения.
Уже будучи министром иностранных дел время от времени наезжал в Любек, чтобы повидаться с матерью. Она давно к тому времени выйдет замуж и родит еще детишек. Он дружил со всей этой компанией. Не надо было притворяться, что ему интересно на тесной кухне спорить с этими не шибко образованными людьми о политике. Ему действительно было интересно.
Мать не увидит сына канцлером и нобелевским лауреатом. Совсем немного не доживет.
После 1933 года он освещает Гражданскую войну в Испании в качестве репортера, пытается координировать сопротивление, учится на историка в университете Осло.
Когда началась война, сражался в норвежской армии. Попал в плен к соотечественникам, не был узнан и чудом вырвался в Швецию.
Там Брандт сближается с местными социалистами и налаживает связь с американцами. В столице нейтрального государства кого только не было в те годы. Кто-то из немцев находился в тайном несогласии с режимом, кто-то просто имел привычку болтать лишнее. Молодой человек внимательно слушал и знал, кому и как передать услышанное.
Издавал подпольную газету на норвежском. Журналисту было важно увидеть, что происходит в Норвегии своими глазами, и он увидел. Для этого потребовалось дважды пересечь границу с риском попасться гестапо.
От польской беженки узнаёт о том, что нацистский режим умерщвляет евреев газом. Брандт передает эту новость сотрудникам американского пресс-агентства. Те распространяют её, но материал опубликован лишь в нескольких газетах.
Не поверили.
***
Поголовных прозрений не бывает.
Предшественник Брандта на посту канцлера в свое время был членом НСДАП. Нет, он, конечно, раскаялся потом.
Бывают ли перековавшиеся нацисты? Наверное.
Кошмар Холокоста не обсуждался в обществе широко. Зачем ворошить.
Советский Союз удерживал у себя основную массу немецких военнопленных еще 5 лет после войны. Домой вернулись далеко не все. Это не добавляло симпатий к левым.
Германия и Польша не имели дипломатических отношений до визита Брандта в декабре 1970 года. ФРГ не признавала границы по Одеру и Нейсе.
И вот в Варшаву прилетает Брандт и эти границы признает. По опросам немцы, хотя и с незначительным перевесом, не одобряют этого. Ожесточенное сопротивление в Рейхстаге - новый договор был ратифицирован только через полтора года.
Подписанию в Варшаве предшествовала церемония у памятника героям Варшавского гетто. Немецкая и польская делегации находятся там порознь. Без особой необходимости немцы и поляки друг с другом не заговаривают.
***
Брандт был политик-профи. Имел обыкновение готовиться к своим выступлениям. Референты заранее составили краткую справку.
Ему было что сказать. О телячьих вагонах для отправки в Треблинку. О Януше Корчаке. О тех, кто помогал убивать, и тех, кто спасал. О делении людей на чистопородных и подлежащий уничтожению мусор. О чудовищной вине гитлеризма, которую невозможно искупить до конца.
Что гонимые беспрекословно шли на убой - так думали многие тогда и многие думают сегодня. Иногда - из неприязни. Чаще от незнания. Не представляют себе, какой дьявольски хитроумной была машина уничтожения.
Но в Варшаве эта машина дала сбой.
Сражение продолжалось без малого месяц, с 19 апреля по 16 мая 1943 года.
Это был беспримерный подвиг. Неосведомлённость о нем повергает в уныние.
Место заклания, но прежде всего место борьбы. Не на жизнь, а на смерть - в полном смысле этих наиважнейших в человеческом лексиконе слов.
***
Но разве и он не боролся? Был там, где стреляли. Рисковал свободой и жизнью.
Рисковал. Но не ежечасно, не с такими плохими шансами остаться в живых. Работая на победу в благополучном Стокгольме, Брандт мог быть уверен, что его не арестуют, как товарищей в подполье, не гильотинируют, не подвесят на крюке.
Не cтанут расстреливать из пушек и не завалят щебнем, как героев Варшавы.
Что-то внутри не дает безудержно радоваться, если нам повезло, а кому-то пришлось по-настоящему туго. Почему-то и без вины стыдно.
Грань между этим иррациональным стыдом, состраданием и ответственностью - где она?
Прошло полвека. Ни один немец из ныне живущих не виноват в том, что происходило при Гитлере. Еще раз повторю, кто не слышал - ни один. Коллективная наследственная вина - разъедающая общество химера. Кто с этим носится, тот и сам становится кругом виноватым. Если он плохо понимает, в чем именно, ему быстро разъяснят.
У канцлера не было иллюзий. Он знал жизнь. Знал, как живуч вирус халявного превосходства по праву рождения.
13 лет не прошли бесследно. Уродливые носатые человечки на обложке школьной тетради остались с кем-то на всю жизнь. Он примерно представлял себе, что пассажир в поезде мог сказать тому, кто напротив: "Ich habe den Judentest bestanden". Рядом сидел какое-то время некто заведомо неприятный, но говорящий ничем не выдал себя. Не поморщился, не встал и не удалился в тамбур. Возможно, даже вежливо улыбнулся и для приличия обменялся с соседом репликой-другой. Но вот неариец вышел на своей остановке и можно с облегчением произнести "Уф. Я прошел тест на еврея". То есть мне удалось не нарушить приличий, не обнаружить своих подлинных чувств.
Да ладно тебе, скажет кто-то. Пустяки, обычные предрассудки. Не только по адресу евреев так прохаживаются.
Конечно. Не только. И миллионы появившихся на свет, не имея на это никакого права - это не только про евреев. Но варшавское гетто - про евреев. Нюрнбергские законы и окончательное решение - про евреев.
Обычные предрассудки? Это был Брандт, и он не был "обычный".
***
Массовые коленопреклонения - вредная и опасная чушь. Можно составить ритуал торжества или траура. И даже поминовения. Нельзя составить ритуал раскаяния. При одной мысли, что организуется некое массовое покаянное действо в местах массовых казней, становится нехорошо.
Так нет же. Норовят поставить на конвейер. Подбивают человечество каяться целыми народами.
Сегодня - не тогда. Солдат не выбирает, где ему служить. Кому-то прoливать кровь на фронте, кому-то в составе айнзацкоманды убивать безоружных евреев, цыган и заложников. Чиновник в городской управе вчера отвечал за водоснабжение, а назавтра ему поручили готовить списки подлежащих депортации. Эти люди остались каждый со своей индивидуальной виной. Cовсем не обязательно, что все до одного её осознали, не то что маялись ею.
Никто не уполномочивал канцлера каяться от их имени. Он ни у кого таких полномочий и не спрашивал.
Ну, давайте его осудим. Зачем он, в самом деле. Сказать что-то прочувственное, минута молчания, даже и платочек к глазам поднести - это ничего. Это можно.
У него подогнулись колени. Так он пишет. Или он уже шел с этим к памятнику?
Через 25 лет после войны антинемецкие настроения в Европе были еще сильны. Чтобы их как-то унять, нужен был поступок из ряда вон. Выходит, на коленях стоял не глашатай массового немецкого самоедства. На коленях стоял канцлер-патриот.
Спорят до сих пор, а мы никогда не узнаем наверняка.
Стало тихо. Слышно было только, как щелкают затворы фотоаппаратов.
Это продолжалось тридцать секунд.
Он не произнёс ни слова.
Все ли поняли? Нет. Ни тогда, ни потом. Далеко не все.
Что ж, это нормально и даже правильно. Пусть будут те, кто понимает, и те, кто не понимает.
![[]](/img/j/jurij_j_b/kancler/260938902_10223896466233112_5003875544522289844_n.jpg)
![[]](/img/j/jurij_j_b/kancler/260902492_10223900910584218_6743251015623313924_n.jpg)
![[]](/img/j/jurij_j_b/kancler/261290121_10223902979315935_7153767640818723771_n.jpg)
![[]](/img/j/jurij_j_b/kancler/260779779_10223900908144157_2109823844617126232_n.jpg)