Ночью разбудил противный металлический скрип. Должно быть, открываются ворота шлюза. Первое шлюзование в жизни. Ну, дай бог не последнее, говорю я себе и переворачиваюсь на другой бок.
Ближе к утру пробуждаюсь всерьёз.
Тишина.
Стоим.
Вышел на палубу. Предрассветная мгла. Легкий запах навозца. Ну, а что ты хотел. Река. Случалось, что и сужающимся эстуарием шли довольно долго, но это были, допустим, Темза или Янцзы, и целью были Лондон или Шанхай. Навозцем не пахло.
А это, братец, Вернон.
Тут я услышал короткую соловьиную трель.
Как-то ехал на такси во Внуково. Таксист остановился возле соловьиной рощи. А не опоздаем, уважаемый? Не опоздаем. На счетчик не смотри. Сговорились же. Послушай вот лучше пять минут.
Я послушал и запомнил навек.
В Германии, сменив адрес, поселился в доме, пристроенном к другому дому не впритык, там щель была. Эта щель временами преврашалась в эолову арфу. Привыкнуть к депрессивному вою было непросто. Но я как-то смирился. Да и не так часто там бывал, всё больше в разъездах. А однажды услышал за окном соловьиное пение. Какие-то добрые и знающие люди привадили птичек.
Это была награда за смирение. Щель в конце концов заделали, а соловьи остались.
Мой слух услаждает еще пара-тройка разрозненных аккордов.
Октябрь на дворе. Время страстных призывов давно прошло, птенцы подросли. Надо готовить их к перелету в Африку. Выдалась свободная минутка. Коротко подводится радостный итог супружества.
***
На рецепции карта-схема. Вот это правильно.
Вроде всё чётко. Можно будет пробежаться до завтрака.
Перехожу на правый берег. Где-то здесь должна быть старая мельница.
Фахверковый домик, непонятно как опирающийся на то, что осталось от прежнего моста. Колесо с лопастями не сохранилось; домик чудо как хорош.
Немного поодаль - небольшой замок. Его на исходе XII века поставил король Филипп Август. Непрошеный гость из Англии Ричард Львиное Сердце рвался к Парижу.
Замок как замок. Одна башня метров 20 в высоту, четыре вокруг.
С моста, которым я возвращаюсь на левый берег, наш кораблик смотрится совсем неплохо, надо признать. Элегантно вписывается в береговую линию.
Церковь закрыта, но из объявлений внизу ясно, что это обычный приходской храм, а не собор, как указано на карте. Толстенные стены скрадывают высоту двух 70-метровых фасадных башен. Зрительно сооружение можно было бы слегка вытянуть вверх, опустив центральную часть романского фасада пониже. Но не стоит придираться. Незамысловатые аркбутаны не дают этой готике стать слишком приземленной. В целом красиво и солидно.
Ладная маленькая мэрия.
В августе 44-го стратегический мост через Сену усердно бомбили союзники. С холмов на правом берегу по нему и наступавшим лупили из немецких пушек. Городку досталось. Среди послевоенного новостроя там и сям симпатичный фахверк всё же просматривается. Кому охота разбираться, подлинный это фахверк, он же коломбаж, или нет? Красиво, и баста.
От еще одного замка остались только кусок стены и круглая башня. И он еще на сто лет старше правобережного. Был построен Генрихом I, английским королем и сыном Вильгельма Завоевателя. А еще тут лет 700 назад гуляли свадьбу Маргариты Бургундской и короля Наварры, а затем и всей Франции Людовика X Сварливого.
Жёнушка была застигнута с любовником. За это ее и еще одну дамочку, ее золовку, обрили наголо и заключили в крепость Шато-Гайяр. Там то ли нарочно не топили печь, чтобы застигнутая Маргарита сильно простудилась, то ли задушили её. Сварливый стал вдовцом и на законном основании женился на благочестивой Клеменции Венгерской. Она, впрочем, тоже вскоре умерла.
С молодыми людьми, не устоявшими перед чарами, поступили еще строже. С них заживо содрали кожу и только после этого обезглавили.
Об этом написано в романе Дрюона "Узница Шато-Гайяра". Дрюона вспоминали вчера. Шато-Гайяр еще будет на маршруте. Думал ли я когда-то, меняя талон за макулатуру на "Проклятых королей", что окажусь в этих местах? Вопрос риторический.
Маргариту похоронили в церкви ордена кордельеров в Верноне. Во время всё той же Великой революции от этой церкви не осталось буквально ничего.
Кордельеры, "веревочники" - другое название францисканцев. Подпоясывались веревочкой. По иронии судьбы на исходе XVIII века так называлось радикальное крыло ниспровергателей, в котором верховодили Марат, Дантон и Демулен.
Вернон происходит от кельтского слова, обозначающего ольху. Основал эту Ольховку предводитель норманнов Ролло в IX веке. Признав власть французского короля в обмен на нормандское герцогство, он должен был поцеловать королевский сапог. Никто не требовал, чтобы он этот сапог страстно лобызал. Достаточно было прикоснуться, так сказать, скрепить договор ногопожатием.
Он и пожал монаршью ногу - так сдавил ее ручищей, что король громко ойкнул и потом две недели хромал.
Славный городишко. Если как следует подготовиться, вполне можно экскурсию провести часа на полтора, нагрузив не столько глаз, сколько уши рассказом об истории. Какие-то эпохи и личности вполне увязываются. Хоть и за бесплатно прогуляться с любознательными когда-нибудь. Презент от фирмы, как парижская обзорка в первый день. Аглае не забыть сказать. Думаю, одобрит.
Э, кажется, я опаздываю на завтрак.
***
Не опаздываю.
Я когда-то свирепствовал. Требовал, чтобы переводчики приходили на завтрак в числе первых. В результате к своим автобусам они не опаздывали.
Здесь иначе. Завтрак к семи, и приходи хоть в 9. Экскурсия сегодня в 10. Будет два автобуса, а не, допустим, двенадцать. Благодать.
ИИ уже доедает. Отвешиваю совершенно искренний комплимент по поводу вчерашнего задушевного представления. Холодновато благодарит кивком головы. Да понимает ли она, что получила простой выигрышный вариант вместо навороченного микса? Может, так и не поднялась на верхнюю палубу? Уточняю:
- Дослушала концерт до конца?
- Дослушала. Там оставалось человек 20, но дослушала. Иначе совсем было бы уже как-то некрасиво. И Аглая дослушала.
- И как?
Молчит.
А вот и Аглая. Она сидит с важным лохматым господином и его семейством. Влиятельный медийный деятель. Подсела к нам с чашкой кофе. В настроении.
- Как концерт, Аглаюшка?
- Да ну её. Дура.
- Просто ДУУРа?
- Нет. Дура, и всё.
На шутку для своих хозяйка не ведется. Чем-то ей певица не угодила. Обиделась всё-таки и на этой почве имело место какое-то пререкание? Расспрашивать не стал.
Сегодня работают Петя Кизуб и я. Едем в Живерни.
Записались почти все. ИИ через Жерара заказала два автобуса.
В автобусах экскурсоводов не будет.
Это недалеко, но не молча же ехать. По дороге надо как-то подготовить людей к встрече с прекрасным - домом Клода Моне, где он прожил ни много ни мало 43 года, ровно половину своей долгой жизни, а также садом.
Жерар встретит и раздаст всем билеты.
- А дальше?
А дальше ИИ не знает. Жерар уже получил деньги и уехал туда на такси.
Всё это необычно. Экскурсия без гида - это не экскурсия. Это поездка. По дороге рассказывать это одно, а на месте совсем другое. Я, например, не готов.
Петя хранит молчание, но под конец изрекает:
- Моне и похоронен где-то в Живерни.
И что? Ну, похоронен.
Ладно.
Загрузились в автобусы, поехали.
Первым делом я предупредил, чтобы не путали Мане и Моне. Художники обижались, когда их путали. Особенно Мане обижался.
Об истоках этого самого импрессионизма. Работы не пускают на выставки, которые устраивает официоз. Указ Наполеона III о создании выставочных помещений, где люди могли бы посмотреть и на то, что отвергнуто. Люди в этом "Салоне отверженных" смотрят и в основном смеются, прямо животики надрывают. Один критик, конкретно смеясь над картиной Моне "Восход солнца в Гавре. Впечатление", придумал обзывалку - "импрессионисты", "впечатлители". Молодые новаторы стали радостно откликаться на это вроде бы обидное прозвище*. Новое направление в искусстве получило имя.
Моне родился в семье бакалейщика. Отец хотел видеть своего сына как минимум тоже бакалейщиком, а не художником. По настоянию матери Клод все же прошел какой-то начальный курс. Рисовал карикатуры на своих земляков и брал за каждую 20 франков. Это были тогда вполне полновесные франки. Так бы и остался уличным рисовальщиком, если бы художник Буден не разбудил в нем честолюбие, соразмерное таланту.
Женится на своей натурщице. Очень любил. Она ему двух деток родила. А потом умерла. Затем сошелся с женой своего спонсора. Cтали жить вместе с шестью детьми от ее брака. Итого 8 детей. После смерти спонсора поженились официально.
Первую жену звали Камилла, а вторую Алис, нам привычнее Алиса. Первую он рисовал и писал (карандашом или углем художники рисуют, а красками пишут) постоянно, вторую - не так часто. Но тоже очень любил.
Годы, десятилетия безденежья. И - невиданный успех. Дабы заполучить, например, "Завтрак на траве" московский купец и меценат Сергей Щукин в 1904 году выложил 30 тысяч франков. Клоду было тогда 64 года, он был в расцвете своего огромного таланта.
Я не успел рассказать в автобусе то немногое, что знал о том, как устроен сад, созданный Моне.
Мы приехали.
***
Жерар встречает. Помогаем ему раздать специальные наклейки. Их терять и отдирать не надо, они заменяют билеты.
На всё про всё - два с половиной часа. Это рядом. Запоминайте дорогу. Назад возвращаемся самостоятельно.
Нет, местный экскурсовод не предусмотрен. Внутри иногда заранее заказывают гида, но для групп не больше 10 человек, а вас тут 90. Там узкая крутая лестница, где и двое еле разойдутся. И по саду дружно гулять с таким количеством невозможно. Люди прекрасно все найдут. Надо их предупредить, что вторая часть сада, та, где пруд, отделена железнодорожным полотном. Попасть туда можно только небольшим подземным туннелем. Есть указатели. И не пропустите магазин. Непременно порекомендуйте. Огромный ассортимент, все эксклюзивно и крайне дешево.
Мы с Петей оба понимаем, что рассказать все это перед входом и раствориться в толпе - не годится. Чтобы это было чем-то похожим на экскурсию, нам с ним надо проявить и какую-то дополнительную активность. Будем давать пояснения снаружи дома и затем перемещаться по саду. Не обязательно всем сразу в сад или всем сразу в дом. Есть три ключевых места: дом, так называемый нормандский двор и пруд с мостиком и кувшинками. Где туннель, подскажем. Лучше стихийно разделиться и постепенно посмотреть всё.
Магазин мы не педалируем. Экскурсия без экскурсовода и так на грани фола. В любую минуту может прозвучать обвинение, что привезли ради шопинга. Магазин есть. Всё.
Дом Моне не назовешь виллой. Особняк тоже не очень подходит. Больше похоже на двухэтажный дом разбогатевшего многодетного крестьянина.
Я прошу своих подождать пару минут, пока я кое-что уточню.
Это лукавство. "Кое-что уточню" сейчас означает пулей пробежаться по основным помещениям, чтобы получить пусть минимальный видеоряд и наложить на него то немногое, что я знаю.
Вылетаю назад. Нет, друзья, фотографировать нигде нельзя. А если очень хочется? Ну, если никто не смотрит...Но там же и камеры наблюдения везде есть. В общем, избегаем эксцессов. Лестница очень крутая. Не торопитесь там и не дай бог не споткнитесь. Обратите внимание на синюю гостиную и желтую трапезную. К счастью, реставрация закончилась и они открыты, я проверил. Это любимые цвета Моне, они дополняют друг друга. Их взаимодействие было возведено в художественный принцип. Две спальни, отдельно для него, отдельно для Алисы. Крепко сколоченные деревянные кровати. Высокие. Если поддувает сквознячок, он стелется низом - поэтому. Очень много японских гравюр. Хокусаи и другие. Япония вообще была закрыта от Европы до середины XIX века. Когда открылась, импрессионисты увидели эти оттиски и ахнули. Это было воплощение их идей, хотя и с японской спецификой.
Ну, сойдет.
Смотрю, мой коллега тоже что-то объясняет. В его рассказе больше подробностей. Не просто синяя комната, а облицованная руанским кафелем. Хокусаи, но в компании не с "и другими", а Хирошиге и Утамаро. Видно, что Петя или бывал здесь раньше или во всяком случае готовился долго и основательно.
Хотя я не таился вовсе, он наставил на меня суровый взгляд на секунду-другую и замолк. Ясно. Своим ноу-хау делиться со мной Петя не желает. Я отошел, и он продолжил.
Сад так прекрасен, что ораторствовать было бы просто глупо. Даже если бы я мог отличить аквилеи от канн, а я не могу. Короткими репликами - о кувшинках и проблемах со зрением у стареющего художника. Как он велел срубить кипарисы и самшитовые деревья, доставшиеся от прежнего хозяина. Алиса умоляла пощадить их, но Моне был непреклонен. Потом сжалился и два дерева у входа в дом, так и быть, оставил. Что-то о том, как устроен японский сад. Это я в Монако натренировался.
Кроме нас еще много народу. Одно из помещений превращено в сувенирную лавку. Большой ассортимент, и всё крайне дорого.
Жерар дежурит возле кассы. Размер его комиссии определится по тому, сколько людей с нашими наклейками сделает покупку и на какую сумму. Как-то он не светится от радости. Покупают наши неохотно.
Собираемся. Автобусы на большой парковке где-то в паре километрах от нас. Жерар их вызовет, когда все будут в сборе.
Заминка. В моей группе не хватает человек 5, а в группе Пети и вовсе 20. Но нет и его самого. Странно. Экс-полковник всегда слыл человеком пунктуальным.
Одна дама спрашивает, кто изображен на картине с лодкой и двумя молодыми особами в ней.
В доме-музее нет ни одной картины в оригинале. Это копия. Она висит в магазине, и на нее цена есть, пара тысяч евро или около того. Но зачем я буду ей это говорить.
- Это дочь и падчерица Моне.
Добавил:
- Если я не ошибаюсь.
Как я потом выяснил, оригинал находится в Токио. И я почти угадал. Не дочь и падчерица, а две его падчерицы. У него собственных дочерей вообще не было, два сына.
Зато есть повод в ожидании автобуса проговорить что-то о том, как Моне пускался в лодке-студии по Сене, чтобы поймать нужный ракурс и, главное, нужный момент и быстро, пока солнышко не вышло из-за туч или, наоборот, не спряталось за них, нанести на холст свое впечатление от увиденного.
У него был специальный лодочник на окладе. Кстати, за садом ухаживали семь наемных дипломированных садовников. Да, мог себе позволить.
Но вот - идут опоздавшие. 15 минут, многовато. Их ведет Петя.
Оказывается, он еще отвел желающих на городское кладбище, чтобы они полюбовались на могилу Моне.
Вот так номер.
Что один гид или там гид-переводчик подготовлен лучше, а другой хуже - дело житейское, бывает. Но когда одним туристам обламывается нечто, а другие на том же круизе даже не знают о такой возможности - это нехорошо, неправильно.
Мой уважаемый коллега предложил это посещение как альтернативу еще в своем автобусе. Назначил время. Я не знаю, был он там раньше или нет, но что расстояние с полкилометра, минут десять ходу - знал наверняка. Мог для верности и сам метнуться туда и обратно, пока его люди гуляли по саду.
Заодно и кто-то из моих подвернулся.
И ведь упомянул что-то такое перед экскурсией. Прикрыл себе одно место на случай разбора полётов. Не скрыл вроде как.
С Аглаей этот номер не пройдёт. Она давно в туризме, и эти штуки ей знакомы.
Решил помериться со мной пиписьками. К старым дрожжам прибавилось моё, по слухам, относительно удачное вчерашнее выступление и еще пара экскурсий на предкруизке.
Но и я хорош. Вот вам, кто читает, урок. Ничего не мешало развить тему. Кладбище, говоришь? Далеко ли оно? Может, и вправду стоит собрать желающих. Я и своим тоже скажу. Вот, мол, уважаемый коллега, человек знающий, он и проведет, и покажет тем, кому Моне так дорог, что они готовы немножко пожертвовать садом ради этой могилки.
И никто бы никуда не опоздал. Договорились бы не на два с половиной часа, а на три без четверти, и все дела. А так - украли чужое время, как ни крути.
Почему не развил тему? Не ждал, что свинью подложат, понятно. Только это? Признайся же себе, что, пусть неосознанно, не захотел обнаруживать свое недознание. Те же пиписьки, только сбоку.
По дороге назад рассказываю, что увидел во время утренней пробежки по городу. Кто тоже пробежался - узнает больше о том, что видел. Кто еще не пробежался - не ленитесь, после обеда еще успеете, пока не стемнело.
Ропота я не слышу. Но, кажется, люди кое-что смекнули.
Аглая вряд ли случайно нас с Петей на этом круизе соединила. Соревновательность дело хорошее, и от неё только польза. Но фокус с кладбищем - это чересчур. Пользой от него не пахнет.
***
Дорогой читатель! Позволь напомнить, что я пишу это по прошествии 15 лет со времени круиза. Что бы я добавил сегодня к написанному?
К рассказу о Верноне - не очень много.
В 17 в замке на правом берегу располагался, как сейчас сказали бы, главный офис транснационального мукомольного поставщика. Последний владел мельницами по всей Франции и экспортировал муку в Европу и даже Америку. Великая революция перемолола успешное предприятие в пыль. Недоедавший народ плохо воспринимал происходивший на его глазах масшатабный хлебный экспорт. Одного мельника хотели повесить, но обошлось. Здесь было пять мельниц, осталась одна - на память и для красоты.
Клод Моне не мог пройти мимо этой красоты и отобразил ее на холсте. Картина находится в музее Нью-Орлеана.
В сохранившемся сооружении поселился композитор Нугес, потом продал его одному богатому американцу. После смерти американца город честно искал наследников, чтобы решить с ними вопрос, не нашел, получил сказочный домик в свою собственность и привел его в надлежащий вид.
К рассказу о Клоде Моне и его дому с садом Живерни - очень много.
Я бы рассказал о том, как "недооценивал" импрессионистов и как стал на путь перевоспитания после Живерни.
Дом и сад поразили меня. Всё основательно, добротно, ни намёка на стремление пустить пыль в глаза. Буржуазность обычно противопоставляется хорошему вкусу и вроде как это вообще плохое слово, а зря. Живерни разрушает и другой стереотип - будто бы художники напропалую хлещут абсент и устраивают завтраки на траве с вошедшими в возраст голыми тётками, в перерывах оставляя гениальные мазки на холсте.
Я бы попытался вернуть свежесть затертому донельзя выражению "неутомимый труженик". Когда ежедневно и чуть ли не ежечасно мастер мучительно ищет недостижимый абсолют, на абсент и прочее у него просто нет времени.
И неутомимый борец. Тысячу раз можно было сдаться. Шел к цели и вдохновлял других. Десятилетиями добивался признания, не сошел с избранного пути, не лез в академики, голодал и семья голодала - и добился. Редко когда прижизненная слава бывает такой безусловно заслуженной.
У Моне есть одна особенность. Она не так уж часто встречается вообще и у великих в частности. Он был глубоко порядочный человек.
Я не написал: безупречен. Трудно быть постоянно безупречным, когда тебе, твоей жене и детям нечего есть. Может быть, в каких-то эпизодах оказывался не на высоте. И, говорят, был человеком настроения в семье. Хотя я думаю, что просто был строг. Не будем забывать, что в доме и саду шныряла довольно многочисленная детвора. Молодая поросль могла бы превратить дом и сад в нечто очень не похожее на то, что видели гости художника и чем восхищаемся сегодня мы.
Они любили его и в меру побаивались.
Он был от мира сего, этот коренастый бородач.
Наверное, есть и другие примеры, но пока что мне припомнился Рубенс- при всем несходстве многих жизненных обстоятельств. Великий фламандец тоже выстраивал свою жизнь и свой дом основательно и с любовью.
И да, если бы время позволяло, отвел бы желающих на кладбище. Там лежат Моне, Алиса, его сын и ее дочь, безвременно умершие. Сюда из уважения к Алисе и ее детям был перенесен прах ее первого мужа месье Ошеде.
Трудно оценить новаторство, которому полторы сотни лет. Нам непонятно, над чем потешались посетители салонов.
Обычная история. Надо отрешиться. Мы видели миллион подражаний, иногда талантливых. Мы привыкли.
Герой "Элоизы" Руссо не просто открывает для себя красоту природы. Он погружается в эту красоту, забывая обо всем. Забывая о себе. Забывая о бренности своего существования. Это ощущали и великие предшественники в живописи. Каналетто, Тернер, малые голландцы. Импрессионисты окончательно отменили пейзаж как "красивый вид" или сцену с декорациями-аллегориями.
Такая же спокойная бессюжетная экзистенциальность при изображении людей. Когда к Веласкесу или Джорджоне являлся ангел из грядущего, у них это тоже замечательно выходило. При том что современники недоумевали. Не картинка из жизни, не трактовка жизни, а жизнь. Главное и очевидное предназначение которой - быть, а не что-то обозначать.
Багровый от смога Лондон, разноцветные тени, осветление холста - это как раз объяснить несложно. Подлинный реализм. Писали, как видели и как было на самом деле, а не как было заведено. Отказ от лессировки и смешивания колеров, дивизионизм, пуантилизм и вообще техника - тут надо готовиться всерьёз. И без конкретных примеров никуда.
Запасся бы цветными распечатками. Кстати, и карикатур. По-русски правильнее сказать: шаржей. Они классные. Не зря юному шалопаю платили по 20 франков за штуку.
__________________________________
* Неточность. Картина в 1874 году была вывешена в другом месте - на бульваре Капуцинок (правильно Капуцинок, а не Капуцинов), в парижской cтудии преуспевающего фотографа и друга импрессионистов Надара. Обзывалка оттуда.
![[]](/img/j/jurij_j_b/wernon/moulin-vernon-c-eure-tourisme-m.-aubry-7.jpg)
![[]](/img/j/jurij_j_b/wernon/pa260099honfleur.jpg)
![[]](/img/j/jurij_j_b/wernon/429d.tmp.png)
![[]](/img/j/jurij_j_b/wernon/giverny-dining-room.jpg)
![[]](/img/j/jurij_j_b/wernon/monet-gardens-in-giverny-2.jpg)
![[]](/img/j/jurij_j_b/wernon/alice-hoschede-in-the-garden1.jpglarge.jpg)
![[]](/img/j/jurij_j_b/wernon/20131106_044410_68265.jpg)